«Июльская революция 1830 года была классически неудачная революция… Три дня — 27, 28 и 29 июля — глубоко впечатлили парижан.
Эти три дня заслужили и получили своего поэта… Слава пришла одним ударом, одним стихотворением… В Россию, несмотря на запрещение цензуры, БАРБЬЕ проник очень рано. Лермонтов зачитывался им на гауптвахте. В кружке петрашевцев Барбье знали и переводили; поколение шестидесятников восхищалось им как сатириком… Но в поэзии Барбье нас пленяет даже не страсть, а одна почти ПУШКИНСКАЯ черта: уменье одной строкой, одним метким выражением определить всю сущность крупного исторического явления». Осип Мандельштам АНРИ-ОГЮСТУ БАРБЬЕ, французскому поэту и драматургу – 220 лет! Боратынский уже через несколько месяцев после выхода сборника Барбье «Ямбы» (1831г.) получил его на руки и написал в письме другу: «Для создания новой поэзии именно недоставало новых сердечных убеждений, просвещенного фанатизма: это, как я вижу, явилось в Barbier (Барбье). Но вряд ли он найдет в нас отзыв. Поэзия веры не для нас. Мы так далеко от сферы новой деятельности, что весьма неполно ее разумеем и еще менее чувствуем. На европейских энтузиастов мы смотрим почти так, как трезвые на пьяных, и ежели порывы их иногда понятны нашему уму, они почти не увлекают сердца». Огюст Барбье. Пролог. Пусть риторы кричат, что резкий стих мой зол, Что желчь вскипает в нем и ненависти пена, Что пред кумирами увенчанными шел Я без смущения, с бесстыдством Диогена, Не ползал нищенски у золотых тельцов И грязь бросал к подножью истукана, — Я в вакханалии предателей-льстецов Руки не оскверню трещоткой шарлатана. Какое дело мне? Пусть, пафосом не раз Торгуя по грошам, все плачут о разврате И пляшут в мишуре, на поле звонких фраз, В толпе, как гаеры на вздернутом канате… Да, стих мой груб, и несдержим разбег Слов проклинающих и слез негодованья, — Но тем моим слезам рыданьем вторит век, С моими воплями слились его страданья!.. Вот почему порой мутит так гнев и кровь Мой желчный, резкий стих, все разорвавший узы. А между тем — не злость, а кроткая любовь Дрожит в рыданиях моей суровой Музы. Изображение – Неизвестный художник. Нападение на Лувр 29 июля 1830 года. Вид с Пон-Неф. Из собрания музея Карнавалé, Париж.
Музей Е.А. Боратынского
«Июльская революция 1830 года была классически неудачная революция… Три дня — 27, 28 и 29 июля — глубоко впечатлили парижан.
Эти три дня заслужили и получили своего поэта… Слава пришла одним ударом, одним стихотворением…
В Россию, несмотря на запрещение цензуры, БАРБЬЕ проник очень рано. Лермонтов зачитывался им на гауптвахте. В кружке петрашевцев Барбье знали и переводили; поколение шестидесятников восхищалось им как сатириком…
Но в поэзии Барбье нас пленяет даже не страсть, а одна почти ПУШКИНСКАЯ черта: уменье одной строкой, одним метким выражением определить всю сущность крупного исторического явления».
Осип Мандельштам
АНРИ-ОГЮСТУ БАРБЬЕ, французскому поэту и драматургу – 220 лет!
Боратынский уже через несколько месяцев после выхода сборника Барбье «Ямбы» (1831г.) получил его на руки и написал в письме другу:
«Для создания новой поэзии именно недоставало новых сердечных убеждений, просвещенного фанатизма: это, как я вижу, явилось в Barbier (Барбье). Но вряд ли он найдет в нас отзыв. Поэзия веры не для нас. Мы так далеко от сферы новой деятельности, что весьма неполно ее разумеем и еще менее чувствуем. На европейских энтузиастов мы смотрим почти так, как трезвые на пьяных, и ежели порывы их иногда понятны нашему уму, они почти не увлекают сердца».
Огюст Барбье. Пролог.
Пусть риторы кричат, что резкий стих мой зол,
Что желчь вскипает в нем и ненависти пена,
Что пред кумирами увенчанными шел
Я без смущения, с бесстыдством Диогена,
Не ползал нищенски у золотых тельцов
И грязь бросал к подножью истукана, —
Я в вакханалии предателей-льстецов
Руки не оскверню трещоткой шарлатана.
Какое дело мне? Пусть, пафосом не раз
Торгуя по грошам, все плачут о разврате
И пляшут в мишуре, на поле звонких фраз,
В толпе, как гаеры на вздернутом канате…
Да, стих мой груб, и несдержим разбег
Слов проклинающих и слез негодованья, —
Но тем моим слезам рыданьем вторит век,
С моими воплями слились его страданья!..
Вот почему порой мутит так гнев и кровь
Мой желчный, резкий стих, все разорвавший узы.
А между тем — не злость, а кроткая любовь
Дрожит в рыданиях моей суровой Музы.
Изображение – Неизвестный художник. Нападение на Лувр 29 июля 1830 года. Вид с Пон-Неф. Из собрания музея Карнавалé, Париж.