Наши ценности — мифы и реальность (материалы к Научному коллоквиуму, сентябрь 2022)
Весьма ажиотажная в последнее время тема ценностей стала широко шагать по просторам. По просторам научным, ведомственным, политическим, общественно-социальным; даже по медийным и сетевым. Мы подошли к этой теме в каком-то смысле вынужденно: количество мутноватых потоков, омывающих сознание наших студентов и слушателей, перешло-таки в качество и стало серьёзно напрягать их отзывчивость на наш образовательный процесс. Даже не так: позаимствуем для красоты слога у могилёвского психолога Старовойтова отличный галлицизм и скажем, что тема эта стала «влиять на сюсептибельность к нравственному воспитанию».
А почему, собственно, нет? Академичность настолько доминирует в этом сегменте субъект-субъектных знаний, что понять о чём говорят люди, дающие свои строгие определения базовым, традиционным, жизненным, и даже истинным ценностям, решительно нельзя. В этом же отрезке и люди науки, легко и непринуждённо ссылающиеся на диаграмму Инглхарта, вИдящие разницу между Виндельбандом и Риккертом, и зовущие ценности «константными ориентирами поведения человека».
Чтобы потом больше не погружаться в сомнительные для нас общепрИнятости, «отстреляемся» сразу: мы признаём аксиологию, уважаем Тугаринова, придерживаемся Вебера, а также разделяем мнение о том, что проблема ценностей обостряется в обществе, в котором обесценена культурная традиция и дискредитированы основные идеологические установки. Чем больше — тем сильнее. И ещё - мы не верим в релятивизм Дильтея, внимательны к интуитивности Рокича и считаем себя скорее праксиОлогами, нежели тимолОгами (поскольку мы больше про «действия на основе», чем про «решения в пользу»). Дальше, с вашего позволения, к классическим, и не очень, теориям ценностей мы обращаться не будем, т.к. ставим перед собой практиориентированные цели.
А каков практический смысл, скажем, у следующего определения: «интрогенная базовая ценность деятельности потребления, задающая его внутреннее субъективное основание и соответствующее переживание». А это, на минуточку, заслуженный деятель науки РФ написал; в третьем томе своей монографии с раскрывающим подназванием «Философские основы мировоззрения». Кто это - раскроем в конце выступления. А вот о чём это — попробуйте догадаться сами; об этом речь пойдёт в нашем материале, но конечно же с использованием иных лексических единиц.
Мы хотели бы сегодня штрихами представить контуры большого исследования в прикладном интересе для использования в наших традиционных образовательных программах и в ряде специально-предметных дисциплин. Начнём с дефиниции понятия «ценности», которая видится нам уместной для этих целей. Определение это представляет собой ранее использованную детерминанту ценностного подхода в цивилизационном смысле («Новый мiр = новая Евразия», Платформа РГСУ, 27.07.22), отредактированную для более глубокого личностного уровня погружения.
Под ценностями мы понимаем любые проявления, устремления, принципы, чувства, эмоции, мотивы и т.п., которыми мы руководствуемся в своей текущей жизни, что мы проявляем в ней, которые нам было бы жалко потерять, проявление которых мы хотели бы видеть в других, которые мы готовы отстаивать в противостояниях с теми, кому они не кажутся ценными, которые мы органически естественно наследуем и ради сохранения которых в нашей обыденной среде мы готовы от чего-то отказаться.
А нам вообще-то зачем нужны эти ценности? Под «нам» тут понимается социум в широком смысле слова, в т.ч. те самые наши студенты и слушатели. Даже сама постановка вопроса под таким углом уже вполне результативна — принимая формулировку «нас», мы однозначно определяем характер атрибуции ценностей на уровне здравого смысла медианного носителя культурного кода с использованием понятийного аппарата обычного человека.
Хорошо, допустим ценности сформулированы как надо; но всё же — зачем? Зачем они вот этому самому обычному типично-культурному человеку? Не многие из нас легко представят себе сценку бытового общения пары людей с отсылками на понятно сформулированные ценности. А столь рекламируемый коммерческими психологами «разговор с самим собой» вряд ли вообще нуждается в контурных вербализируемых образах, пусть даже и ценностей. Как говорится, «даже в мире волшебников слышать голоса - плохой признак» (копирайт Гермиона Грейнджер).
Между тем ответ несложен. И подсказывают нам его вовсе даже не психологи, но психотерапевты, усаживающие людей в кружок и требующие от них манифестации по типу «меня зовут Том и я шопоголик». Психотерапевты и… фотографы. Главным смыслом проявления ценностей в нашем исследовании и на нашем уровне погружения в предмет, является прямой эквивалент старой аналоговой фотографии, когда отпечаток опускали в раствор с проявителем и ждали, что получилось.
Да, после проявки, и для полноты всего цикла, отпечатки полагалось опустить ещё в закрепитель, потом подсушить, довести на глянцевателе, и положить в конверт, вставить в рамку либо вклеить в фотоальбом. И да, конечно, до начала работы с отпечатком его ещё нужно было сделать. На заре дагеротипии (копирайт Франсуа Араго) - прямой экспозицией, а на финише, при кончине марки Кодак, просто заправив плёнку в роботизированный аппарат.
В ситуации с ценностями имеются свои аналоги всех этих фотографических процедур. Но в конечном итоге, вся их цепочка была нужна лишь для получения чётких, ясных и понятных фотографий как оснований для распознавания. В случае с фотографией — для распознавания визуального образа. А в нашем случае с ценностью — они нужны для распознавания ценностного образа.
И, завершая аналогию: а зачем же нужно распознавать образ? Для знакомства, идентификации, запоминания, демонстрации, для проверки на схожесть; в конечном итоге — для установления свойности; но не в смысле suidad от Лаина Энтральго, а как главный триггер суждения «свой-чужой». В этом и мы видели магистральный смысл своей работы.
Вторая общая генеральная задача распознания ценностных образов, и даже панелей, это поведенческий прогноз; считается, что ценности являются сильными факторами в бихевиористике. Мы разделяем эту точку зрения, но содержательно такие предикции в рамки представляемой инициативы не включали. Мы исследуем и этот аспект, но пока полученные результаты недостаточны для публичного представления. Надеемся, что нам удастся довести это направление до уровня зрелости, который позволит нам рассчитывать в перспективе на толику вашего времени.
Итак, держа в уме перспективы предсказания поведения, сегодня мы хотим проявить ценностную панель для того, чтобы иметь основания для суждения «свой-чужой». Давайте разбираться глубже: что это за панель? и кто такие эти «свой-чужой»?
А действительно — что это будет за панель? И зачем изобретать велосипед? В академическом сообществе, в университетской науке, у журналистов-публицистов и даже в сети полно ценностных сетов, самых разных и на любой вкус. Бери, что называется, и пользуйся… Некоторые из них прям ну очень большие, за 200 строчек. А если академические изыски или современный глянец почему-то не подходят — есть и качественные ценностные продукты. Тот же Милтон Рокич сделал очень хорошую и качественную работу, исследовав полвека назад методом прямого ранжирования общенациональную американскую выборку ценностей и составив два сильных списка по 18 записей каждый. И ценности в этих списках вполне себе консистентные и содержательные — тогдашняя Америка отнюдь не сегодняшняя.
Рокича естественно критиковали за произвольный и субъективный набор ценностей; в аксиологии это практически норма. Однако множественные проверки регулярно приводили лишь к тому, что система, по сути, подтверждалась. Самую ёмкую такую проверку спустя 15 лет устроили исследователи Брэйтуэйт и Ло: стартовав со 125-ти полностью новых «целей жизни и способов поведения» (54+71), они свели их к 19-ти результатам, вполне коллинеарным ценностям Рокича.
Да что там говорить — в тех же 70-х методика Рокича была принята в Советском Союзе (адаптацией занимались Гоштаутас, Семёнов и Ядов в ИСЭП АН СССР), хотя сами ценности, конечно, были откорректированы по идеологическим основаниям, культурным и политическим. Много мы знаем советских гуманитарных заимствований у американцев в те годы? Прямо международный знак качества получается.
Мы не станем тратить внимание аудитории на демонстрацию и анализ ценностей Рокича даже по касательной — они общеизвестны. Скажем лишь, что содержательных претензий у нас к ним две: в них нет «здоровья» и «справедливости»; и если «здоровье» в систему таки внесли ученики Рокича уже после его смерти, то «справедливости» в ней нет до сих пор.
Ну а что можно ожидать от народа, у которого даже слова такого в языке нету?
Так почему бы не ценности Рокича? Главным образом потому, что они неинтересны нам по определению. «Устойчивое убеждение в том, что определенный способ поведения или конечная цель существования предпочтительнее с личной или социальной точки зрения, чем противоположный или обратный им способ поведения, либо конечная цель существования». Так Милтон Рокич определял свои ценности. Мы же их определили в работе совсем по-иному. Вторая причина — это цели ценностной работы. Рокич исследовал корреляции своих ценностей с полом, возрастом, доходом, образованием, и другими свойствами своих респондентов (политические убеждения, расовая принадлежность, социальное положение).
РГСУ
Наши ценности — мифы и реальность (материалы к Научному коллоквиуму, сентябрь 2022)
Весьма ажиотажная в последнее время тема ценностей стала широко шагать по просторам. По просторам научным, ведомственным, политическим, общественно-социальным; даже по медийным и сетевым. Мы подошли к этой теме в каком-то смысле вынужденно: количество мутноватых потоков, омывающих сознание наших студентов и слушателей, перешло-таки в качество и стало серьёзно напрягать их отзывчивость на наш образовательный процесс. Даже не так: позаимствуем для красоты слога у могилёвского психолога Старовойтова отличный галлицизм и скажем, что тема эта стала «влиять на сюсептибельность к нравственному воспитанию».
А почему, собственно, нет? Академичность настолько доминирует в этом сегменте субъект-субъектных знаний, что понять о чём говорят люди, дающие свои строгие определения базовым, традиционным, жизненным, и даже истинным ценностям, решительно нельзя. В этом же отрезке и люди науки, легко и непринуждённо ссылающиеся на диаграмму Инглхарта, вИдящие разницу между Виндельбандом и Риккертом, и зовущие ценности «константными ориентирами поведения человека».
Чтобы потом больше не погружаться в сомнительные для нас общепрИнятости, «отстреляемся» сразу: мы признаём аксиологию, уважаем Тугаринова, придерживаемся Вебера, а также разделяем мнение о том, что проблема ценностей обостряется в обществе, в котором обесценена культурная традиция и дискредитированы основные идеологические установки. Чем больше — тем сильнее. И ещё - мы не верим в релятивизм Дильтея, внимательны к интуитивности Рокича и считаем себя скорее праксиОлогами, нежели тимолОгами (поскольку мы больше про «действия на основе», чем про «решения в пользу»). Дальше, с вашего позволения, к классическим, и не очень, теориям ценностей мы обращаться не будем, т.к. ставим перед собой практиориентированные цели.
А каков практический смысл, скажем, у следующего определения: «интрогенная базовая ценность деятельности потребления, задающая его внутреннее субъективное основание и соответствующее переживание». А это, на минуточку, заслуженный деятель науки РФ написал; в третьем томе своей монографии с раскрывающим подназванием «Философские основы мировоззрения». Кто это - раскроем в конце выступления. А вот о чём это — попробуйте догадаться сами; об этом речь пойдёт в нашем материале, но конечно же с использованием иных лексических единиц.
Мы хотели бы сегодня штрихами представить контуры большого исследования в прикладном интересе для использования в наших традиционных образовательных программах и в ряде специально-предметных дисциплин. Начнём с дефиниции понятия «ценности», которая видится нам уместной для этих целей. Определение это представляет собой ранее использованную детерминанту ценностного подхода в цивилизационном смысле («Новый мiр = новая Евразия», Платформа РГСУ, 27.07.22), отредактированную для более глубокого личностного уровня погружения.
Под ценностями мы понимаем любые проявления, устремления, принципы, чувства, эмоции, мотивы и т.п., которыми мы руководствуемся в своей текущей жизни, что мы проявляем в ней, которые нам было бы жалко потерять, проявление которых мы хотели бы видеть в других, которые мы готовы отстаивать в противостояниях с теми, кому они не кажутся ценными, которые мы органически естественно наследуем и ради сохранения которых в нашей обыденной среде мы готовы от чего-то отказаться.
А нам вообще-то зачем нужны эти ценности? Под «нам» тут понимается социум в широком смысле слова, в т.ч. те самые наши студенты и слушатели. Даже сама постановка вопроса под таким углом уже вполне результативна — принимая формулировку «нас», мы однозначно определяем характер атрибуции ценностей на уровне здравого смысла медианного носителя культурного кода с использованием понятийного аппарата обычного человека.
Хорошо, допустим ценности сформулированы как надо; но всё же — зачем? Зачем они вот этому самому обычному типично-культурному человеку? Не многие из нас легко представят себе сценку бытового общения пары людей с отсылками на понятно сформулированные ценности. А столь рекламируемый коммерческими психологами «разговор с самим собой» вряд ли вообще нуждается в контурных вербализируемых образах, пусть даже и ценностей. Как говорится, «даже в мире волшебников слышать голоса - плохой признак» (копирайт Гермиона Грейнджер).
Между тем ответ несложен. И подсказывают нам его вовсе даже не психологи, но психотерапевты, усаживающие людей в кружок и требующие от них манифестации по типу «меня зовут Том и я шопоголик». Психотерапевты и… фотографы. Главным смыслом проявления ценностей в нашем исследовании и на нашем уровне погружения в предмет, является прямой эквивалент старой аналоговой фотографии, когда отпечаток опускали в раствор с проявителем и ждали, что получилось.
Да, после проявки, и для полноты всего цикла, отпечатки полагалось опустить ещё в закрепитель, потом подсушить, довести на глянцевателе, и положить в конверт, вставить в рамку либо вклеить в фотоальбом. И да, конечно, до начала работы с отпечатком его ещё нужно было сделать. На заре дагеротипии (копирайт Франсуа Араго) - прямой экспозицией, а на финише, при кончине марки Кодак, просто заправив плёнку в роботизированный аппарат.
В ситуации с ценностями имеются свои аналоги всех этих фотографических процедур. Но в конечном итоге, вся их цепочка была нужна лишь для получения чётких, ясных и понятных фотографий как оснований для распознавания. В случае с фотографией — для распознавания визуального образа. А в нашем случае с ценностью — они нужны для распознавания ценностного образа.
И, завершая аналогию: а зачем же нужно распознавать образ? Для знакомства, идентификации, запоминания, демонстрации, для проверки на схожесть; в конечном итоге — для установления свойности; но не в смысле suidad от Лаина Энтральго, а как главный триггер суждения «свой-чужой». В этом и мы видели магистральный смысл своей работы.
Вторая общая генеральная задача распознания ценностных образов, и даже панелей, это поведенческий прогноз; считается, что ценности являются сильными факторами в бихевиористике. Мы разделяем эту точку зрения, но содержательно такие предикции в рамки представляемой инициативы не включали. Мы исследуем и этот аспект, но пока полученные результаты недостаточны для публичного представления. Надеемся, что нам удастся довести это направление до уровня зрелости, который позволит нам рассчитывать в перспективе на толику вашего времени.
Итак, держа в уме перспективы предсказания поведения, сегодня мы хотим проявить ценностную панель для того, чтобы иметь основания для суждения «свой-чужой». Давайте разбираться глубже: что это за панель? и кто такие эти «свой-чужой»?
А действительно — что это будет за панель? И зачем изобретать велосипед? В академическом сообществе, в университетской науке, у журналистов-публицистов и даже в сети полно ценностных сетов, самых разных и на любой вкус. Бери, что называется, и пользуйся… Некоторые из них прям ну очень большие, за 200 строчек. А если академические изыски или современный глянец почему-то не подходят — есть и качественные ценностные продукты. Тот же Милтон Рокич сделал очень хорошую и качественную работу, исследовав полвека назад методом прямого ранжирования общенациональную американскую выборку ценностей и составив два сильных списка по 18 записей каждый. И ценности в этих списках вполне себе консистентные и содержательные — тогдашняя Америка отнюдь не сегодняшняя.
Рокича естественно критиковали за произвольный и субъективный набор ценностей; в аксиологии это практически норма. Однако множественные проверки регулярно приводили лишь к тому, что система, по сути, подтверждалась. Самую ёмкую такую проверку спустя 15 лет устроили исследователи Брэйтуэйт и Ло: стартовав со 125-ти полностью новых «целей жизни и способов поведения» (54+71), они свели их к 19-ти результатам, вполне коллинеарным ценностям Рокича.
Да что там говорить — в тех же 70-х методика Рокича была принята в Советском Союзе (адаптацией занимались Гоштаутас, Семёнов и Ядов в ИСЭП АН СССР), хотя сами ценности, конечно, были откорректированы по идеологическим основаниям, культурным и политическим. Много мы знаем советских гуманитарных заимствований у американцев в те годы? Прямо международный знак качества получается.
Мы не станем тратить внимание аудитории на демонстрацию и анализ ценностей Рокича даже по касательной — они общеизвестны. Скажем лишь, что содержательных претензий у нас к ним две: в них нет «здоровья» и «справедливости»; и если «здоровье» в систему таки внесли ученики Рокича уже после его смерти, то «справедливости» в ней нет до сих пор.
Ну а что можно ожидать от народа, у которого даже слова такого в языке нету?
Так почему бы не ценности Рокича? Главным образом потому, что они неинтересны нам по определению. «Устойчивое убеждение в том, что определенный способ поведения или конечная цель существования предпочтительнее с личной или социальной точки зрения, чем противоположный или обратный им способ поведения, либо конечная цель существования». Так Милтон Рокич определял свои ценности. Мы же их определили в работе совсем по-иному. Вторая причина — это цели ценностной работы. Рокич исследовал корреляции своих ценностей с полом, возрастом, доходом, образованием, и другими свойствами своих респондентов (политические убеждения, расовая принадлежность, социальное положение).
Продолжение на сайте РГСУ.