Елизавета не считала себя сумасшедшей учёной. У неё не было стоящих дыбом седых волос, безумного взгляда и лаборатории, заваленной колбами и проводами. До прошлого года Елизавету на кафедре и вовсе чаще звали Лизонькой, чем Лизой. Только после того, как она защитила докторскую, местные долгожители почувствовали диссонанс. Не прилично как-то доктора наук Лизонькой звать, но и по имени-отчеству называть девчонку раза в три моложе местным аксакалам тоже не нравилось. Так и получилось: Елизавета. А ведь она надеялась. Елизавета не пыталась создать монстра Франкенштейна или поработить мир с помощью нового вируса. Она всего лишь хотела отыскать какой-нибудь новый вид. Желательно, вид лягушки. Всё же, Елизавета выбрала своей специальностью герпетологию. Но если вдруг в процессе поиска неизвестной лягушки Елизавета случайно найдёт никому раньше неизвестную птицу, она не будет возражать. Елизавета мечтала об этом с детства. Придумывала названия. Мучительно размышляла, не слишком ли большой эгоизм – назвать новый вид в честь себя. Может, лучше в честь родного города? Елизавета просто мечтала найти лягушку. И каждый раз, когда рассказывала об этом кому-нибудь, получала только насмешки. Особенно смеялись знакомые, никак вообще не связанные с наукой. Так Елизавета узнала, что большинство людей уверены, что природа изучена вдоль и поперёк, нового ничего не предвидится, разве что старое что-то вымрет. Но Елизавета-то знала: учёные постоянно открывают новых живых существ, то змею с лапами найдут, то считавшуюся вымершей мышь, то увидят совсем-совсем нового жука. В мире так много неизведанного! А ведь ещё эволюция, пусть и медленно, но неотвратно вылепливает всё новые виды! В такие моменты Елизавете обычно говорили, что у неё глаза блестят, словно у сумасшедшей. Обиднее всего было, когда смеялись коллеги. Они знали, что вполне вероятно, что где-то сидит лягушка и просто-таки ждёт, пока Елизавета её найдёт, но ещё они знали, что финансирование на это не выделят. И грант не дадут. Не дадут вообще в целом, и не самому выдающемуся исследовательскому институту, где трудилась Елизавета, – особенно. Именно поэтому свой отпуск она проводила не с книжкой и под пледом, а в холодном мартовском болоте. Кое-где ещё лежал снег, но болотная жижа уже почти растаяла. Елизавета прекрасно знала, что обычно лягушки не просыпаются так рано. Но если бы вдруг какая-то лягушка начала это делать... Конечно, это ещё не делало бы ранних лягушек новым видом, но в более поздние весенние месяцы, и уж тем более летом, отпуск Елизавете не давали. А денег, чтобы лететь куда-нибудь в экзотические края в надежде найти место, где ещё не ступала нога человека, у неё не было. Деньги были только на электричку в область и на резиновые сапоги. Елизавета продолжала внимательно разглядывать каждую кочку. Местные лягушки не отличались ярким окрасом, и если она надеялась хоть что-то найти, приходилось напрягать глаза. Мох в глазах уже начал немного плыть, и это значило, что скоро придётся возвращаться домой. Она обошла ещё одну заболоченную полянку, и уже собралась было возвращаться, как заметила блеск вдалеке. Когда Елизавета приблизилась, оказалось, что на кочке действительно сидела лягушка. Крупная, бирюзовая, с золотистыми узорами на боках. Яркая. Не похожая на обычные местные виды. Она больше походила на пятнистого древолаза, но окрас всё равно отличался. Да и жил древолаз в Бразилии. – Я заколдованный принц, – сообщила лягушка. – Поцелуй меня, прекрасная дева, сними проклятье. – А вы очень торопитесь? – так же вежливо уточнила Елизавета. – Я бы хотела сначала показать вас своим коллегам. Вот он, её новый вид. Хватай и беги. Конечно, других таких вряд ли найдут, но лягушка-то вот она, не фотоманипуляция, не фальсификация. Проверяй, не проверяй, настоящая живая лягушка. Точнее, мёртвая. Наверняка, придётся убить принца, чтобы не болтал. Говорящая лягушка - это уже слишком. Хотя... Говорящая лягушка - это же сенсация! Возможно, её даже запретят препарировать как единственную в своём роде. Будет жить в аквариуме и кочевать с выставки на выставку. Лягушка смотрела не моргая. Как будто с надеждой. Елизавета любила лягушек, но у них не было мимики. Елизавете стало совестно. Нельзя же так с человеком. Даже если он лягушка. Но и целовать неизвестную лягушку не особенно хотелось. Особенно учитывая, что вероятность, что Елизавета надышалась чего-то на болоте и сейчас галлюцинировала, была ненулевой. А может, она вдохнула токсин этой самой лягушки. Елизавета не могла вспомнить ни одного вида, чей яд распространялся бы по воздуху. Но если это новый вид? Воздушный лягушачий яд или заколдованный принц? Какая теория более безумна? Елизавета опустилась на колени и вытянула перед собой руку. – Забирайтесь, ваше величество, – это была слабая проверка, но всё же. Если лягушка разумна, то запрыгнет на руку, если же диалог Елизавете только кажется, то как обычное животное убежит от опасности. У Елизаветы не было небезумной теории, но она всё ещё была учёной. Лягушка запрыгнула на руку. – Благодарю, – сказал принц. Елизавета поднесла его к лицу, вдохнула, зажмурилась и чмокнула куда-то в лягушачью морду. Почувствовала, как лягушка спрыгнула с руки. Этот прыжок сбил девушку с ног. Когда Елизавета открыла глаза, перед ней стоял юноша и легко улыбался. – Профинансируйте мои поиски. Принц кивнул, но Елизавета заметила, как обиженно тот поджал губы. Через полгода она поехала в свою первую экспедицию в тропики, а потом и во вторую, и в третью. А у всей кафедры появился отличный повод для сплетен: что же за симпатичный юноша так добивается внимания их Елизаветы в те редкие месяцы, когда она возвращается домой.
Трямландия
ЛЯГУШКА
Елизавета не считала себя сумасшедшей учёной. У неё не было стоящих дыбом седых волос, безумного взгляда и лаборатории, заваленной колбами и проводами. До прошлого года Елизавету на кафедре и вовсе чаще звали Лизонькой, чем Лизой. Только после того, как она защитила докторскую, местные долгожители почувствовали диссонанс. Не прилично как-то доктора наук Лизонькой звать, но и по имени-отчеству называть девчонку раза в три моложе местным аксакалам тоже не нравилось. Так и получилось: Елизавета. А ведь она надеялась.Елизавета не пыталась создать монстра Франкенштейна или поработить мир с помощью нового вируса. Она всего лишь хотела отыскать какой-нибудь новый вид. Желательно, вид лягушки. Всё же, Елизавета выбрала своей специальностью герпетологию. Но если вдруг в процессе поиска неизвестной лягушки Елизавета случайно найдёт никому раньше неизвестную птицу, она не будет возражать. Елизавета мечтала об этом с детства. Придумывала названия. Мучительно размышляла, не слишком ли большой эгоизм – назвать новый вид в честь себя. Может, лучше в честь родного города?
Елизавета просто мечтала найти лягушку. И каждый раз, когда рассказывала об этом кому-нибудь, получала только насмешки. Особенно смеялись знакомые, никак вообще не связанные с наукой. Так Елизавета узнала, что большинство людей уверены, что природа изучена вдоль и поперёк, нового ничего не предвидится, разве что старое что-то вымрет. Но Елизавета-то знала: учёные постоянно открывают новых живых существ, то змею с лапами найдут, то считавшуюся вымершей мышь, то увидят совсем-совсем нового жука. В мире так много неизведанного! А ведь ещё эволюция, пусть и медленно, но неотвратно вылепливает всё новые виды! В такие моменты Елизавете обычно говорили, что у неё глаза блестят, словно у сумасшедшей.
Обиднее всего было, когда смеялись коллеги. Они знали, что вполне вероятно, что где-то сидит лягушка и просто-таки ждёт, пока Елизавета её найдёт, но ещё они знали, что финансирование на это не выделят. И грант не дадут. Не дадут вообще в целом, и не самому выдающемуся исследовательскому институту, где трудилась Елизавета, – особенно. Именно поэтому свой отпуск она проводила не с книжкой и под пледом, а в холодном мартовском болоте. Кое-где ещё лежал снег, но болотная жижа уже почти растаяла. Елизавета прекрасно знала, что обычно лягушки не просыпаются так рано. Но если бы вдруг какая-то лягушка начала это делать... Конечно, это ещё не делало бы ранних лягушек новым видом, но в более поздние весенние месяцы, и уж тем более летом, отпуск Елизавете не давали. А денег, чтобы лететь куда-нибудь в экзотические края в надежде найти место, где ещё не ступала нога человека, у неё не было.
Деньги были только на электричку в область и на резиновые сапоги.
Елизавета продолжала внимательно разглядывать каждую кочку. Местные лягушки не отличались ярким окрасом, и если она надеялась хоть что-то найти, приходилось напрягать глаза. Мох в глазах уже начал немного плыть, и это значило, что скоро придётся возвращаться домой. Она обошла ещё одну заболоченную полянку, и уже собралась было возвращаться, как заметила блеск вдалеке.
Когда Елизавета приблизилась, оказалось, что на кочке действительно сидела лягушка. Крупная, бирюзовая, с золотистыми узорами на боках. Яркая. Не похожая на обычные местные виды. Она больше походила на пятнистого древолаза, но окрас всё равно отличался. Да и жил древолаз в Бразилии.
– Я заколдованный принц, – сообщила лягушка. – Поцелуй меня, прекрасная дева, сними проклятье.
– А вы очень торопитесь? – так же вежливо уточнила Елизавета. – Я бы хотела сначала показать вас своим коллегам.
Вот он, её новый вид. Хватай и беги. Конечно, других таких вряд ли найдут, но лягушка-то вот она, не фотоманипуляция, не фальсификация. Проверяй, не проверяй, настоящая живая лягушка. Точнее, мёртвая. Наверняка, придётся убить принца, чтобы не болтал. Говорящая лягушка - это уже слишком. Хотя... Говорящая лягушка - это же сенсация! Возможно, её даже запретят препарировать как единственную в своём роде. Будет жить в аквариуме и кочевать с выставки на выставку.
Лягушка смотрела не моргая. Как будто с надеждой. Елизавета любила лягушек, но у них не было мимики. Елизавете стало совестно. Нельзя же так с человеком. Даже если он лягушка.
Но и целовать неизвестную лягушку не особенно хотелось. Особенно учитывая, что вероятность, что Елизавета надышалась чего-то на болоте и сейчас галлюцинировала, была ненулевой. А может, она вдохнула токсин этой самой лягушки. Елизавета не могла вспомнить ни одного вида, чей яд распространялся бы по воздуху. Но если это новый вид? Воздушный лягушачий яд или заколдованный принц? Какая теория более безумна?
Елизавета опустилась на колени и вытянула перед собой руку.
– Забирайтесь, ваше величество, – это была слабая проверка, но всё же. Если лягушка разумна, то запрыгнет на руку, если же диалог Елизавете только кажется, то как обычное животное убежит от опасности. У Елизаветы не было небезумной теории, но она всё ещё была учёной.
Лягушка запрыгнула на руку.
– Благодарю, – сказал принц.
Елизавета поднесла его к лицу, вдохнула, зажмурилась и чмокнула куда-то в лягушачью морду. Почувствовала, как лягушка спрыгнула с руки. Этот прыжок сбил девушку с ног. Когда Елизавета открыла глаза, перед ней стоял юноша и легко улыбался.
– Профинансируйте мои поиски.
Принц кивнул, но Елизавета заметила, как обиженно тот поджал губы.
Через полгода она поехала в свою первую экспедицию в тропики, а потом и во вторую, и в третью. А у всей кафедры появился отличный повод для сплетен: что же за симпатичный юноша так добивается внимания их Елизаветы в те редкие месяцы, когда она возвращается домой.
(с)Пятница