Степь, прошитая пулями, обнимала меня, И полынь обгоревшая, накормила коня; Вся Россия истоптана, слезы льются рекой; Это Родина детства, мне не нужно другой. Наше лето последнее, рощи плачут по нам, Я земле низко кланяюсь, поклонюсь я церквам; Все здесь будет поругано, той России уж нет, И как рок приближается наш последний рассвет. Так прощайте полковник, до свиданья, корнет, Я же в званьи поручика встречу этот рассвет; Шашки вынем мы наголо на последний наш бой, Эх, земля моя русская, я прощаюсь с тобой. Утром кровью окрасится и луга и ковыль, Станет розово-алою придорожная пыль; Без крестов, без священников нас оставят лежать, Будут ветры российские панихиды справлять. Степь порублена шашками, похоронят меня, Ветры с Дона привольные, заберите коня; Пусть гуляет он по степи, не доставшись врагам, Был он другом мне преданным, я друзей не предам. Владимир Роменский
Прощальная
Степь, прошитая пулями, обнимала меня,
И полынь обгоревшая, накормила коня;
Вся Россия истоптана, слезы льются рекой;
Это Родина детства, мне не нужно другой.
Наше лето последнее, рощи плачут по нам,
Я земле низко кланяюсь, поклонюсь я церквам;
Все здесь будет поругано, той России уж нет,
И как рок приближается наш последний рассвет.
Так прощайте полковник, до свиданья, корнет,
Я же в званьи поручика встречу этот рассвет;
Шашки вынем мы наголо на последний наш бой,
Эх, земля моя русская, я прощаюсь с тобой.
Утром кровью окрасится и луга и ковыль,
Станет розово-алою придорожная пыль;
Без крестов, без священников нас оставят лежать,
Будут ветры российские панихиды справлять.
Степь порублена шашками, похоронят меня,
Ветры с Дона привольные, заберите коня;
Пусть гуляет он по степи, не доставшись врагам,
Был он другом мне преданным, я друзей не предам.
Владимир Роменский