Я узнаю про жизнь по линиям руки. И прячу свои сны, я в детскую шкатулку. И забываю, где оставил я ключи. Мелодии дождей становятся мне ближе. Ночные фонари, как спутники мои. Прошу Вас господа, я Вас прошу потише. Я так хочу узнать, где потерял ключи. ...Шаги на лестнице. Мандельштам вытягивает шею и прислушивается с блаженно-недоумевающим видом. — Это Надя. Она ходила за покупками, — говорит он изменившимся, потеплевшим голосом. — Ты ее сейчас увидишь. И поймешь меня. Дверь открывается. Но в комнату входит не жена Мандельштама, а молодой человек. В коричневом костюме. Коротко остриженный. С папиросой в зубах. Он решительно и быстро подходит к Георгию Иванову и протягивает ему руку. — Здравствуйте, Жорж! Я вас сразу узнала. Ося вас правильно описал — блестящий санкт-петербуржец. Георгий Иванов смотрит на нее растерянно, не зная можно ли поцеловать протянутую руку. Он еще никогда не видел женщин в мужском костюме. В те дни это было совершенно немыслимо. Только через много лет Марлена Дитрих ввела моду на мужские костюмы. Но оказывается первой женщиной в штанах была не она, а жена Мандельштама. Не Марлена Дитрих, а Надежда Мандельштам произвела революцию в женском гардеробе. Но, не в пример Марлене Дитрих, славы это ей не принесло. Ее смелое новаторство не было оценено ни Москвой, ни даже собственным мужем. — Опять ты, Надя, мой костюм надела. Ведь я не ряжусь в твои платья? На что ты похожа? Стыд, позор, — набрасывается он на нее. И поворачивается к Георгию Иванову, ища у него поддержки. — Хоть бы ты, Жорж, убедил ее, что неприлично. Меня она не слушает. И снашивает мои костюмы. Она нетерпеливо дергает плечом. — Перестань, Ося, не устраивай супружеских сцен. А то Жорж подумает, что мы с тобой живем, как кошка с собакой. А ведь мы воркуем, как голубки — как «глиняные голубки». Она кладет на стол сетку со всевозможными свертками. Нэп. И купить можно всё что угодно. Были бы деньги. — Ну, вы тут наслаждайтесь дружеской встречей, а я пока обед приготовлю. Жена Мандельштама, несмотря на обманчивую внешность, оказалась прекрасной и хлебосольной хозяйкой. За борщем и жарким последовало кофе с сладкими пирожками и домашним вареньем. — Это Надя всё сама. Кто бы мог думать? — он умиленно смотрит на жену. — Она всё умеет. И такая аккуратная. Экономная. Я бы без нее пропал. Ах, как я ее люблю. Надя смущенно улыбается, накладывая ему варенья. — Брось, Ося, семейные восторги не интереснее супружеских сцен... (из книги Ирины Одоевцевой "На берегах Невы") * * * Не спрашивай: ты знаешь, Что нежность безотчетна, И как ты называешь Мой трепет — всё равно. И для чего признанье, Когда бесповоротно Моё существованье Тобою решено? Она никогда не была красавицей, но при этом отличалась весёлым нравом, невероятной стойкостью и умением преодолевать трудности. Это благодаря ей сохранился архив Осипа Мандельштама, были обнародованы подробности его жизни и его смерти. Надежда Мандельштам, пережившая мужа на 43 года, словно знала какой-то секрет, позволивший ей победить не только время, но и вечную разлуку с мужем. Впрочем, с «Оськой» она надеялась встретиться в лучшем из миров. Они познакомились 1 мая в Киеве, в клубе с оригинальным названием «Х.Л.А.М», который пользовался невероятной популярностью в творческой среде. На дворе стоял тревожный 1919 год, а Осип Мандельштам, едва переступив порог заведения, обратил внимание на хрупкую девушку, державшуюся подчёркнуто дерзко и независимо. Надежда Хазина успела поступить на юридический факультет, но быстро разочаровалась в будущей профессии, потому университет оставила и решила посвятить себя искусству, записавшись в мастерскую художницы Александры Экстер. Ей было 20, ему 28, они мгновенно почувствовали взаимную симпатию и не стали ей противиться. «Сошлись легко и бездумно», - именно так опишет впоследствии Надежда Яковлевна их первую встречу. Если бы и жизнь их могла сложиться столь же просто и хорошо, как тот потрясающий майский вечер… Уже утром 2 мая они купили два простеньких обручальных кольца и были счастливы до тех пор, пока Осипу Мандельштаму не пришлось уехать из Киева. Правда, покидая город в августе 1919 года, он обещал непременно вернуться за своей Наденькой. Он писал ей письма, называл своей радостью и мечтал о новой встрече. Лишь спустя полтора года они встретились вновь, чтобы теперь уже не расставаться. 9 марта 1922 года они стали мужем и женой. Их жизнь не была простой никогда. Надежда была легкомысленной девчонкой, жаждавшей праздника и желавшей быть счастливой. Но Осип Мандельштам спросил свою жену о том, кто ей сказал, что она должна быть счастливой? И стал диктовать ей свои стихи. Она старательно записывала за ним и никогда не роптала. Они оба были не особенно приспособлены к бытовым трудностям, но всё же старались не особенно обращать на них внимание. Впрочем, Надежда оказалась весьма неплохой хозяйкой, научилась создавать уют в их доме практически из ничего и даже пекла изумительные пирожки. Осип Мандельштам, как многие творческие личности, позволял себе увлекаться другими женщинами. Неизвестно, как его жена боролась с собственной ревностью, но однажды она не выдержала и собрала вещи, чтобы оставить его с очередным «увлечением», Ольгой Ваксель, Лютиком, как называли её близкие. Кажется, только тогда поэт осознал, что может в одно мгновение потерять дорогого человека. Надежда Яковлевна занималась редактурой, а Осип Эмильевич переводил стихи зарубежных авторов. А в 1934 году в их дом пришла беда. Кто-то донёс на Мандельштама, сообщив «куда следует», что Мандельштам написал антисталинскую эпиграмму. Ночью 17 мая 1934 года его арестовали. Осипа Мандельштама выслали в Чердынь на три года, а Надежде позволили сопровождать мужа в ссылку. Затем супругам позволили самостоятельно выбрать себе город для проживания из списка разрешённых. Они выбрали Воронеж. И снова Надежда, как могла, пыталась скрасить существование мужа. Она создавала уют, переписывала его стихи и безропотно терпела крайнюю нужду. Ссылка закончилась, и супруги в мае 1937 смогли вернуться в Москву. Не прошло и года, как Мандельштама арестовали вновь. Снова ночь и снова в мае, на этот раз в ночь с первого на второе. Его приговорили к пяти годам лагерей, но в декабре 1938 года поэт скончался от брюшного тифа. Захоронили его в братской могиле, местонахождение которой неизвестно до сих пор. Долгие годы после смерти мужа Надежда Яковлевна переезжала с места на место, опасаясь ареста. Она нигде не останавливалась надолго, не обрастала вещами, чтобы иметь возможность взять в руки простенький чемоданчик и уехать в неизвестном направлении. Больше всего на свете она боялась растерять архив мужа, а потому выучила почти все его произведения наизусть. Стихи и прозу. Она экстерном сдала университетские экзамены в Ташкенте, затем занималась преподаванием иностранных языков. Калинин, Ташкент, Ульяновск, Чита, Чебоксары, Таруса, - она проехала половину страны и лишь в конце 1965 года смогла вернуться в столицу благодаря содействию Фриды Вигдоровой. Её скромная однокомнатная квартирка на Большой Черёмушкинской улице словно притягивала людей. При этом вдова поэта никогда и никому не старалась понравиться, она всегда оставалась сама собой, той самой дерзкой девчонкой из 1920-х. Правда, постаревшей, прошедшей сквозь множество испытаний, потерявшей любимого человека, но по-прежнему вызывающе взирающей на несовершенный мир вокруг себя. Вокруг Надежды Яковлевны всегда было множество молодёжи и представителей творческой интеллигенции. С ней хотелось общаться, слушать её речь. Но сама она никогда не заискивала ни перед кем. Если человек, которого приводил к ней в дом кто-то из знакомых, Надежде Мандельштам не нравился, она сразу и без пиететов указывала ему на дверь. Вдова поэта написала и свои «Воспоминания», которые впервые увидели свет в 1970 году в Нью-Йорке. Позже вышли ещё несколько книг её авторства, сделавшие Надежду Яковлевну не менее знаменитой, чем её супруг. Сама же она относилась к своей славе с иронией и в конце жизни всё чаще говорила о том, что встреча с «Оськой», как она называла мужа, может начаться со знатной оплеухи. За то, что посмела стать писательницей. Она с лёгкостью говорила о прожитых годах и никогда не пыталась предстать жертвой ни в чьих глазах. О её щемящем одиночестве в годы скитаний говорит история, рассказанная когда-то искусствоведу Елене Муриной. О двух мышках, которых приручила вдова поэта в какой-то из своих каморок. Они скрашивали одиночество Надежды Яковлевны «своими танцами вокруг хлебных крошек». А ещё знакомые, иногда остававшиеся у неё ночевать, слышали, как страшно кричит она во сне. Она так и не смогла до конца дней избавиться от ночных страхов, которые лишь усиливались постоянным ожиданием ночного ареста. Для неё не существовало никаких авторитетов кроме Господа Бога и Осипа Мандельштама, она постоянно курила папиросы, досаждала знакомым вопросами, от которых им приходилось смущаться и краснеть. Она никогда и ни на кого не хотела быть похожей, не жаловалась на тяготы бытия, а в старости и на болезни. Она просто жила и принимала жизнь такой, как она есть, беспокоясь только о сохранении наследия своего любимого «Оськи» и спеша поделиться своими воспоминаниями. Она мечтала только об одном: воссоединиться с мужем в лучшем из миров. 29 декабря 1980 года она отправилась туда, где они должны были, наконец, встретиться. Быть может, прежде губ уже родился шепот И в бездревесности кружилися листы, И те, кому мы посвящаем опыт, До опыта приобрели черты. @Вадим Долинин
А ты знал?
Ладонями дворов иду по Петербургу.
Я узнаю про жизнь по линиям руки.
И прячу свои сны, я в детскую шкатулку.
И забываю, где оставил я ключи.
Мелодии дождей становятся мне ближе.
Ночные фонари, как спутники мои.
Прошу Вас господа, я Вас прошу потише.
Я так хочу узнать, где потерял ключи.
...Шаги на лестнице. Мандельштам вытягивает шею и прислушивается с блаженно-недоумевающим видом.
— Это Надя. Она ходила за покупками, — говорит он изменившимся, потеплевшим голосом. — Ты ее сейчас увидишь. И поймешь меня.
Дверь открывается. Но в комнату входит не жена Мандельштама, а молодой человек. В коричневом костюме. Коротко остриженный. С папиросой в зубах. Он решительно и быстро подходит к Георгию Иванову и протягивает ему руку.
— Здравствуйте, Жорж! Я вас сразу узнала. Ося вас правильно описал — блестящий санкт-петербуржец.
Георгий Иванов смотрит на нее растерянно, не зная можно ли поцеловать протянутую руку.
Он еще никогда не видел женщин в мужском костюме. В те дни это было совершенно немыслимо. Только через много лет Марлена Дитрих ввела моду на мужские костюмы. Но оказывается первой женщиной в штанах была не она, а жена Мандельштама. Не Марлена Дитрих, а Надежда Мандельштам произвела революцию в женском гардеробе. Но, не в пример Марлене Дитрих, славы это ей не принесло. Ее смелое новаторство не было оценено ни Москвой, ни даже собственным мужем.
— Опять ты, Надя, мой костюм надела. Ведь я не ряжусь в твои платья? На что ты похожа? Стыд, позор, — набрасывается он на нее. И поворачивается к Георгию Иванову, ища у него поддержки. — Хоть бы ты, Жорж, убедил ее, что неприлично. Меня она не слушает. И снашивает мои костюмы.
Она нетерпеливо дергает плечом.
— Перестань, Ося, не устраивай супружеских сцен. А то Жорж подумает, что мы с тобой живем, как кошка с собакой. А ведь мы воркуем, как голубки — как «глиняные голубки».
Она кладет на стол сетку со всевозможными свертками. Нэп. И купить можно всё что угодно. Были бы деньги.
— Ну, вы тут наслаждайтесь дружеской встречей, а я пока обед приготовлю.
Жена Мандельштама, несмотря на обманчивую внешность, оказалась прекрасной и хлебосольной хозяйкой. За борщем и жарким последовало кофе с сладкими пирожками и домашним вареньем.
— Это Надя всё сама. Кто бы мог думать? — он умиленно смотрит на жену. — Она всё умеет. И такая аккуратная. Экономная. Я бы без нее пропал. Ах, как я ее люблю.
Надя смущенно улыбается, накладывая ему варенья.
— Брось, Ося, семейные восторги не интереснее супружеских сцен...
(из книги Ирины Одоевцевой "На берегах Невы")
* * *
Не спрашивай: ты знаешь,
Что нежность безотчетна,
И как ты называешь
Мой трепет — всё равно.
И для чего признанье,
Когда бесповоротно
Моё существованье
Тобою решено?
Она никогда не была красавицей, но при этом отличалась весёлым нравом, невероятной стойкостью и умением преодолевать трудности. Это благодаря ей сохранился архив Осипа Мандельштама, были обнародованы подробности его жизни и его смерти. Надежда Мандельштам, пережившая мужа на 43 года, словно знала какой-то секрет, позволивший ей победить не только время, но и вечную разлуку с мужем. Впрочем, с «Оськой» она надеялась встретиться в лучшем из миров.
Они познакомились 1 мая в Киеве, в клубе с оригинальным названием «Х.Л.А.М», который пользовался невероятной популярностью в творческой среде. На дворе стоял тревожный 1919 год, а Осип Мандельштам, едва переступив порог заведения, обратил внимание на хрупкую девушку, державшуюся подчёркнуто дерзко и независимо. Надежда Хазина успела поступить на юридический факультет, но быстро разочаровалась в будущей профессии, потому университет оставила и решила посвятить себя искусству, записавшись в мастерскую художницы Александры Экстер.
Ей было 20, ему 28, они мгновенно почувствовали взаимную симпатию и не стали ей противиться. «Сошлись легко и бездумно», - именно так опишет впоследствии Надежда Яковлевна их первую встречу. Если бы и жизнь их могла сложиться столь же просто и хорошо, как тот потрясающий майский вечер…
Уже утром 2 мая они купили два простеньких обручальных кольца и были счастливы до тех пор, пока Осипу Мандельштаму не пришлось уехать из Киева. Правда, покидая город в августе 1919 года, он обещал непременно вернуться за своей Наденькой. Он писал ей письма, называл своей радостью и мечтал о новой встрече.
Лишь спустя полтора года они встретились вновь, чтобы теперь уже не расставаться. 9 марта 1922 года они стали мужем и женой.
Их жизнь не была простой никогда. Надежда была легкомысленной девчонкой, жаждавшей праздника и желавшей быть счастливой. Но Осип Мандельштам спросил свою жену о том, кто ей сказал, что она должна быть счастливой? И стал диктовать ей свои стихи. Она старательно записывала за ним и никогда не роптала. Они оба были не особенно приспособлены к бытовым трудностям, но всё же старались не особенно обращать на них внимание. Впрочем, Надежда оказалась весьма неплохой хозяйкой, научилась создавать уют в их доме практически из ничего и даже пекла изумительные пирожки.
Осип Мандельштам, как многие творческие личности, позволял себе увлекаться другими женщинами. Неизвестно, как его жена боролась с собственной ревностью, но однажды она не выдержала и собрала вещи, чтобы оставить его с очередным «увлечением», Ольгой Ваксель, Лютиком, как называли её близкие. Кажется, только тогда поэт осознал, что может в одно мгновение потерять дорогого человека.
Надежда Яковлевна занималась редактурой, а Осип Эмильевич переводил стихи зарубежных авторов. А в 1934 году в их дом пришла беда. Кто-то донёс на Мандельштама, сообщив «куда следует», что Мандельштам написал антисталинскую эпиграмму. Ночью 17 мая 1934 года его арестовали.
Осипа Мандельштама выслали в Чердынь на три года, а Надежде позволили сопровождать мужа в ссылку. Затем супругам позволили самостоятельно выбрать себе город для проживания из списка разрешённых. Они выбрали Воронеж. И снова Надежда, как могла, пыталась скрасить существование мужа. Она создавала уют, переписывала его стихи и безропотно терпела крайнюю нужду.
Ссылка закончилась, и супруги в мае 1937 смогли вернуться в Москву. Не прошло и года, как Мандельштама арестовали вновь. Снова ночь и снова в мае, на этот раз в ночь с первого на второе. Его приговорили к пяти годам лагерей, но в декабре 1938 года поэт скончался от брюшного тифа. Захоронили его в братской могиле, местонахождение которой неизвестно до сих пор.
Долгие годы после смерти мужа Надежда Яковлевна переезжала с места на место, опасаясь ареста. Она нигде не останавливалась надолго, не обрастала вещами, чтобы иметь возможность взять в руки простенький чемоданчик и уехать в неизвестном направлении. Больше всего на свете она боялась растерять архив мужа, а потому выучила почти все его произведения наизусть. Стихи и прозу.
Она экстерном сдала университетские экзамены в Ташкенте, затем занималась преподаванием иностранных языков. Калинин, Ташкент, Ульяновск, Чита, Чебоксары, Таруса, - она проехала половину страны и лишь в конце 1965 года смогла вернуться в столицу благодаря содействию Фриды Вигдоровой.
Её скромная однокомнатная квартирка на Большой Черёмушкинской улице словно притягивала людей. При этом вдова поэта никогда и никому не старалась понравиться, она всегда оставалась сама собой, той самой дерзкой девчонкой из 1920-х. Правда, постаревшей, прошедшей сквозь множество испытаний, потерявшей любимого человека, но по-прежнему вызывающе взирающей на несовершенный мир вокруг себя.
Вокруг Надежды Яковлевны всегда было множество молодёжи и представителей творческой интеллигенции. С ней хотелось общаться, слушать её речь. Но сама она никогда не заискивала ни перед кем. Если человек, которого приводил к ней в дом кто-то из знакомых, Надежде Мандельштам не нравился, она сразу и без пиететов указывала ему на дверь.
Вдова поэта написала и свои «Воспоминания», которые впервые увидели свет в 1970 году в Нью-Йорке. Позже вышли ещё несколько книг её авторства, сделавшие Надежду Яковлевну не менее знаменитой, чем её супруг. Сама же она относилась к своей славе с иронией и в конце жизни всё чаще говорила о том, что встреча с «Оськой», как она называла мужа, может начаться со знатной оплеухи. За то, что посмела стать писательницей.
Она с лёгкостью говорила о прожитых годах и никогда не пыталась предстать жертвой ни в чьих глазах. О её щемящем одиночестве в годы скитаний говорит история, рассказанная когда-то искусствоведу Елене Муриной. О двух мышках, которых приручила вдова поэта в какой-то из своих каморок. Они скрашивали одиночество Надежды Яковлевны «своими танцами вокруг хлебных крошек». А ещё знакомые, иногда остававшиеся у неё ночевать, слышали, как страшно кричит она во сне. Она так и не смогла до конца дней избавиться от ночных страхов, которые лишь усиливались постоянным ожиданием ночного ареста.
Для неё не существовало никаких авторитетов кроме Господа Бога и Осипа Мандельштама, она постоянно курила папиросы, досаждала знакомым вопросами, от которых им приходилось смущаться и краснеть. Она никогда и ни на кого не хотела быть похожей, не жаловалась на тяготы бытия, а в старости и на болезни. Она просто жила и принимала жизнь такой, как она есть, беспокоясь только о сохранении наследия своего любимого «Оськи» и спеша поделиться своими воспоминаниями.
Она мечтала только об одном: воссоединиться с мужем в лучшем из миров. 29 декабря 1980 года она отправилась туда, где они должны были, наконец, встретиться.
Быть может, прежде губ уже родился шепот
И в бездревесности кружилися листы,
И те, кому мы посвящаем опыт,
До опыта приобрели черты.
@Вадим Долинин