В Москве пафос висит в воздухе.

Особенно в ЦАО (Центральный административный округ). Там вдруг начинает першить в горле, и ты понимаешь: сегодня концентрация повышенная, ах, ну да, пятница.
Как-то раз пятничным вечером я оказался в модном ресторане.
Повсюду сидели люди с обложек, немного стесняясь, что они без фотошопа.
Между столами бегала мелкая собачонка по имени Альберт. Оказывается (я не знал), в модные заведения нынче принято ходить с домашними животными. Я пожалел, что не прихватил свой аквариум с рыбками.
Хотя, очевидно, это был бы дурной тон, ведь ресторан рыбный.
В ресторане, где даже собаку зовут сложнее меня, я чувствовал себя неуютно. Неловкости добавлял официант, который пересказывал мне содержание меню с такими эротическими модуляциями, будто у нас с ним здесь свидание. Половина названий в меню была на французском, так что вдобавок меня не оставляло чувство, будто у меня свидание с Шарлем Азнавуром.
Ресторан располагался на каком-то нереальном сто первом этаже, поэтому он даже на Кремль глядел свысока. Я не понимаю, почему в таких местах при входе не выдают парашютов: вот я, например, боюсь высоты. Или здесь все десантники? Разве только Альберт, судя по его голубой береточке...
Я ёрзал, опасаясь, что по моему облику все догадаются, какой сериал я пересматривал накануне. А пересматривал я первый сезон «Ментовских войн», как делаю всегда в сложные периоды жизни.
Меня едва не раскрыли в туалете. В таких заведениях туалет — это гибрид дворца дожей и спа-салона. Внутри приглушённый свет и второй концерт Рахманинова. Это был общий туалет с одним холлом (правильней сказать — залом приёма правительственных делегаций) и кабинками. Когда я вошёл, ко мне приблизилась девушка и сказала:
— Позвольте Вам помочь.
Вся жизнь пронеслась у меня перед глазами. Я просчитал три тысячи версий за секунду, как перевозбуждённый Холмс.
— Я сам, спасибо, не надо, — ответил я и судорожно схватился за ремень.
Девушка открыла передо мной дверь в кабинку (всего лишь). Я проскочил, запер за собой на три оборота из одного возможного и ещё навалился плечом для верности. Если я чего и хотел, то расхотел. Я затаился, ожидая, когда девушка уйдёт. Когда через полчаса я вышел, девушка была там же. Она включила мне воду. Я помыл руки. Потом лицо. Потом лысину. Жар не спадал.
Потом я ел что-то, что постоянно норовило уползти с моей тарелки. Альберт встал рядом со мной и смотрел. В какой-то момент он зарычал. Я понял, что моя пролетарская сущность раскрыта.
Меня могли реабилитировать только десерты. Я в них хорош. Но десертное меню было на арамейском. Я не понял ни слова. Наконец, я разглядел кое-что знакомое.
— Можно мне, пожалуйста, фонтан из варёной сгущёнки, — сказал я и добавил.
— Силь ву пле.
Я всегда любил варёную сгущёнку, а тут целый фонтан. Звучит заманчиво.
Смеялись (по удалённости): официант, мужчина в жёлтом и девушка в голом за соседним столиком, одна звезда и две звездульки чуть дальше (звездульки в два раза громче звезды), повар, охранники и, по-моему, даже кто-то в Кремле.
— Вы хотели сказать фондан, фондан из варёной сгущёнки? — переспросил, давясь, официант.
Смеялся даже Альберт. Я впервые в жизни видел, как смеются собаки.
__
Олег Батлук