... Когда буря, помешавшая государю провести в Геленджике (https://ok.me/aBT71) строевой смотр, утихла, царственные путешественники выехали дальше. Прощаясь с солдатами, государь осенил их крестным знамением, и пароход, которым командовал сам М.П.Лазарев, знаменитый первооткрыватель Антарктиды, взял курс на Анапу. Оттуда цесаревич возвратился в Крым, а государь уже один продолжил плавание. После Петра I, бывшего с походом в Дагестане, нога русского императора не ступала на кавказскую землю целых 115 лет, и не только Россия, но и вся Европа следила за этим вояжем. Поэтому когда во время шторма на море сопровождавший на корабле Николая I флигель-адьютант А.Ф. Львов (автор гимна России), высказался о том, что «его величеству, кажется, не следовало бы ... путешествовать по Черному морю в сентябре», государь ответил: «Это правда, но вся Европа знала, что я еду на Кавказ, и если бы я отменил свою поездку – что бы она сказала!» 27 сентября императорский пароход прибыл в Редут-Кале. Буря стихла, но волнение оставалось еще сильным, и Лазарев хотел сначала добраться до берега один, чтобы удостовериться, можно ли перевезти государя. Император же, увидев это, сказал: «Если ты едешь, значит, могу ехать и я». Он сел в катер и вместе с Лазаревым высадился на берегу. Было темно и только вокруг, по хребтам ближайших гор виднелось множество каких-то огненных точек.На вопрос государя командующий Кавказскими войсками генерал барон Розен ответил, что это костры немирных черкесов, которые собрались, узнав о его приезде. Отсюда государь отправился в Тифлис окружным путем, через Зугдиди, Кутаиси и Армянскую область. В Ахалцыхе он посетил могилу павших здесь в 1828 году воинов (https://ok.me/bBT71) и повелел воздвигнуть над ней памятник. В Гюмри в его присутствии была заложена сильная пограничная крепость, церковь во имя св. Александры, и сам город был переименован в Александрополь в честь императрицы. С этим названием город существовал до 1924 года. Далее, посетив первопрестольный армянский монастырь Эчмиадзин,
Эчмиадзинский монастырь. Фото из Интернет государь ночевал в Эривани, во дворце последнего персидского сардара. В одной из его комнат, где была поставлена скромная походная кровать государя, застеленная только сеном, он оставил надпись, сделанную на стене его собственной рукой: «Николай. 5-го октября 1837 года». Впоследствии эту надпись закрыли стеклом и оформили в золотую рамку. Когда из Эриванской крепости государь направлялся в госпиталь, у самых ворот он спросил случившегося там начальника крепостной артиллерии, капитана Модзалевского: – Что помещалось в этом здании при сардаре? – Гарем, ваше величество. – А сколько у сардара было жен? – Про то знает гвардия вашего величества, – ответил находчивый капитан. Ответ этот так понравился государю, что Модзалевскому был пожалован орден св. Владимира 4-й ст. До последнего переезда к Тифлису государь бодро переносил все неудобства, и там, где колеса его коляски вязли по самую ступицу, он шел пешком или садился на казачью лошадь. А последний переезд от Коды до Тифлиса в 28 верст был одним из труднейших: от проливных дождей дорога оказалась такой, что лошади завязли в топкой грязи, и пришлось «прибегнуть» к буйволам и быкам. Эту дистанцию ехали восемь часов и прибыли в город в 4 часа после полудня; причем все заметили, что государь был чем-то разгневан. На черте города его величество был встречен главнокомандующим бароном Розеном, тифлисским военным губернатором генерал-лейтанантом Брайко, грузинским гражданским губернатором князем Палавандовым и другими чинами военной и гражданской администрации. В числе прочих находился также полицмейстер подполковник Ляхов, но в совершенно нетрезвом виде, за что был предан суду и по высочайшему приказу отставлен от службы с назначением на его место Нижегородского драгунского полка подполковника Маркова. Его величество проехал в дом корпусного командира. При самом входе в приготовленные для него комнаты, раздались такие сильные удары грома – редкое для этого времени года явление – что это было воспринято как дурное предзнаменование. Причина неудовольствия государя выяснилась скоро: он ехал в край благодарить войска за их боевую службу; останавливался в каждом городке и в каждом местечке, где стояла хотя бы одна рота – и вдруг накануне въезда в Тифлис он получил донос о злоупотреблениях командира Эриванского карабинерного полка князя Дадиани. Злоупотребления эти, подтвердившиеся «секретным дознанием», касались нижних чинов, и государь, разговаривая об этом с главнокомандующим Розеном, сказал: «Я этого никогда не прощу». На следующий день, 9 октября, был назначен развод Эриванского полка, происходивший на Мадатовской (https://ok.me/cBT71)площади, и там произошла известная «сцена» с князем Дадиани: перед разводом с него были сорваны эполеты, он был лишен флигель-адьютантского звания и сослан в Бобруйск. «Осужденный» тотчас же был посажен на заранее приготовленную для него тройку и в сопровождении жандарма отправлен по назначению. Ему разрешили только проститься с женой, которая была в обморочном состоянии из-за сильного потрясения от всего случившегося.
В.Ф.Тимм. Тифлис. 1830-е 10 октября был проведен смотр для войск, собранных под Тифлисом. Это было воскресенье и государь после обедни в церкви Св.Георгия проехал к войскам – смотра ожидали четыре батальона пехоты (Эриванский, Грузинский, учебный и 16-й линейный), два дивизиона Нижегородских драгун и несколько батарей пешей артиллерии. Когда государь вышел из коляски, ему подали красивого вороного коня – «Красавчика». Но когда ударили барабаны, конь бросился в сторону, споткнулся и чуть не упал. Государь пересел на простую казачью лошадь, заседланную черкесским седлом, и оставался на ней все время смотра.
Автор: Ярослав Колобаев. По результатам смотра вышел высочайший приказ: «На сегодняшнем смотру Государь Император изволил найти пехоту, за исключением линейного батальона, в хорошем виде; Нижегородский полк – в отличном...Его Величество изъявляет особое свое удовольствие командиру Нижегородского драгунского полка полковнику Безобразову (https://ok.me/eBT71) за приведение командуемого им полка до того похвального устройства, в котором он на смотру оказался...» Обоим командирам дивизионов – подполковникам князю Баратову и Нечволодову – объявлены именные монаршие благоволения. Нижним чинам государь пожаловал: пехоте и артиллерии по рублю, по фунту мяса и по чарке водки на человека; Нижегородским драгунам – по два рубля, по два фунта мяса и по две чарки водки. А Красавчика за большие деньги потом купил Безобразов и берег его, как памятник смотра и царских милостей, заслуженных в тот день Нижегородцами. * 12 октября состоялся отъезд государя из Тифлиса на Владикавказ по военно-грузинскому тракту– и здесь едва не случилось трагическое происшествие. Была непогода, тучи заволокли все небо – ожидали ливня. Царская кавалькада из нескольких экипажей выехала очень рано; из местных властей государя сопровождал только исправник. И вот на крутом Верийском спуске, проложенном прямо над глубоким оврагом (этот спуск в те годы находился за чертой города), лошади понесли коляску государя. Испугавшийся форейтор сумел повернуть несущихся лошадей к горной стене, и коляска опрокинулась на самом краю пропасти. Государь упал, но остался невредимым. На этом месте тифлисские власти поставили памятник – большой чугунный узорчатый крест с надписью: «Живый в помощи Вышняго, в крови Бога небесного водворится» на пьедестале из красного кавказского базальта.
Крест в память Николая I в Тифлисе. Фото из Истории 44-го Нижегородского драгунского полка Через Крестовую и Гут-гору государь ехал верхом на кабардинской лошади и мог воочию любоваться и грозной, и красивой одновременно кавказской природой.
М. Ю. Лермонтов. Вид Крестовой горы. 1837-1838 Он ехал, накинув на плечи черную косматую бурку. Только в Коби государь пересел в коляску и к ночи добрался до Владикавказа, где его уже ждали депутаты от всех покорных племен левого фланга Кавказской линии. Из-за позднего времени прием был отложен до утра. Ночью к графу Орлову, сопровождавшему государя, явился пристав и просил передать государю: нельзя ли отменить прием депутатов, так как среди них есть люди, за которых поручиться нельзя. – Зачем же вы их брали? – удивлялся Орлов. – Не взять этих людей не было никакой возможности, – отвечал пристав – они хотели ехать непременно. Люди эти пользуются в горах огромным влиянием, и отказ мог вызвать мятеж целого племени. Орлов доложил государю. – Все это вздор, – отвечал император – я их приму завтра перед самым отъездом!
П.О. Ковалевский. Горцы. 14 октября в 8 часов утра депутаты собрались на площади; на страже стоял целый батальон пехоты с заряженными ружьями и собственный Его Величества конвой, прибывший с государем из Петербурга. Казаки также сидели верхом с ружьями на изготовке. Государь вышел вместе с Орловым в сюртуке без эполет, с черкесской шашкой через плечо. Сойдя с крыльца, государь обошел батальон, поздоровался со своим конвоем, и затем, встав на площади, громко сказал депутатам: «Подойдите ко мне!» Триста вооруженных по обычаям своей страны горцев окружили императора. «...мы дрожью дрожали за жизнь царя» – говорил один старый линеец. Государь через переводчика говорил с каждым племенем отдельно, выслушивал их просьбы, советовал «жить мирно и спокойно». Тут среди карабулаков император увидел человека огромного роста с нахмуренными бровями. Положив ему руку на плечо, он сказал: «Передай твоему народу, что он дурно ведет себя; пусть постарается исправиться, пока продолжается еще мое благоволение».
Н. А. Ярошенко. Горец. 1894. Донецкий областной художественный музей Стоящий рядом старик с чалмой на голове ответил государю: «Мы боимся, чтобы нас не заставили переменить веру!» Государь указал рукой на гвардейский конвой из горцев и сказал: ваши дети могут передать вам, что они в Петербурге имеют своего муллу. Для меня все веры терпимы. Прощайте!» Депутаты расступились, но опасности не окончились, так как представители горских племен высказали настойчивое желание сопровождать царский поезд до первой станции. Государь изъявил на это согласие и приказал своей коляске выехать за город и там ожидать его прибытия. Вслед за экипажем поскакал конвой, за ним – огромная толпа депутатов. Государь сел на поднесенную ему в дар кабардинцами лошадь, и выехал из крепости в сопровождении только хорунжего.
Путешествие Императора Николая I по Кавказу в 1837 году. Фото из Истории 44-го Нижегородского драгунского полка «Можно ли по этой тропе спуститься прямо с горы, чтобы проехать в госпиталь?» – спросил у него государь. Спуск был очень крутой, но хорунжий, окинув опытным глазом лошадь государя, ответил: «На вашей лошади можно, Ваше Величество». Хорунжий поехал вперед, выбирая дорогу. Спустились благополучно. В госпитале государя не ждали, но он нашел в нем образцовый порядок. В сопровождении только одного дежурного медика он обошел все палаты, разговаривал с солдатами и некоторым из них сам возложил знаки отличий Военного ордена. Из госпиталя государь спустился к Тереку, переехал его вброд, отпустил пехоту домой, а сам, пересев в экипаж, отправился в путь, сопровождаемый казаками и горцами. Донские казаки менялись на каждом посту, но собственный конвой Его Величества и горцы, служившие в Варшаве и Петербурге, только меняли лошадей, которых готовили для них на каждой станции. Перед Екатериноградом, где дорога становилась опаснее, присоединилась гребенская сотня с двумя казачьими орудиями под командой полковника графа Стенбока. Государь, полюбовавшись джигитовкой гребенских казаков, подозвал к себе Стенбока и сказал ему: «Все хорошо у тебя, но должен сказать, что эполеты к бородам, и бороды к эполетам ужасно не идут».
Суриков В.И. Портрет есаула в летней форме В Екатеринограде государь ночевал и в память своего пребывания пожаловал станице 40 тысяч рублей на восстановление старого собора. Он также сделал распоряжение об исправлении триумфальных ворот и приказал сохранять их, как памятник Екатерининского века. Из Екатеринограда государь опять выехал верхом на кабардинском иноходце, приказав конвою следовать за собой, но иноходец шел так шибко, что конвой еле поспевал за ним и понемногу стал отставать. Дорогу в 22 версты до станицы Прохладной государь сделал за 40 минут и прибыл в сопровождении лишь нескольких казаков. Приняв в Прохладной поднесенную хлеб-соль, государь благодарил стариков за их боевую пограничную службу, выпил чарку водки, закусил черным хлебом и, пересев в экипаж, отправился в Пятигорск. Там он осмотрел минеральные воды и через Георгиевск проехал в Ставрополь. Конвой опять опоздал, потому что последние 210 верст государь проскакал менее, чем за 10 часов времени. Так благополучно закончилось путешествие императора Николая по Кавказу, ознакомившее его с этой боевой окраиной и с геройской Кавказской армией. Источник: Потто В.А. История 44-го Драгунского Нижегородского полка / сост. В. Потто. - СПб.: типо-лит. Р. Голике, 1892-1908.
Исторические ретроспективы
Непобедимый. 1837 г. Николай I на Кавказе. Тифлис
... Когда буря, помешавшая государю провести в Геленджике (https://ok.me/aBT71) строевой смотр, утихла, царственные путешественники выехали дальше. Прощаясь с солдатами, государь осенил их крестным знамением, и пароход, которым командовал сам М.П.Лазарев, знаменитый первооткрыватель Антарктиды, взял курс на Анапу. Оттуда цесаревич возвратился в Крым, а государь уже один продолжил плавание.После Петра I, бывшего с походом в Дагестане, нога русского императора не ступала на кавказскую землю целых 115 лет, и не только Россия, но и вся Европа следила за этим вояжем. Поэтому когда во время шторма на море сопровождавший на корабле Николая I флигель-адьютант А.Ф. Львов (автор гимна России), высказался о том, что «его величеству, кажется, не следовало бы ... путешествовать по Черному морю в сентябре», государь ответил: «Это правда, но вся Европа знала, что я еду на Кавказ, и если бы я отменил свою поездку – что бы она сказала!»
27 сентября императорский пароход прибыл в Редут-Кале. Буря стихла, но волнение оставалось еще сильным, и Лазарев хотел сначала добраться до берега один, чтобы удостовериться, можно ли перевезти государя. Император же, увидев это, сказал: «Если ты едешь, значит, могу ехать и я». Он сел в катер и вместе с Лазаревым высадился на берегу.
Было темно и только вокруг, по хребтам ближайших гор виднелось множество каких-то огненных точек.На вопрос государя командующий Кавказскими войсками генерал барон Розен ответил, что это костры немирных черкесов, которые собрались, узнав о его приезде. Отсюда государь отправился в Тифлис окружным путем, через Зугдиди, Кутаиси и Армянскую область.
В Ахалцыхе он посетил могилу павших здесь в 1828 году воинов (https://ok.me/bBT71) и повелел воздвигнуть над ней памятник. В Гюмри в его присутствии была заложена сильная пограничная крепость, церковь во имя св. Александры, и сам город был переименован в Александрополь в честь императрицы. С этим названием город существовал до 1924 года.
Далее, посетив первопрестольный армянский монастырь Эчмиадзин,
государь ночевал в Эривани, во дворце последнего персидского сардара. В одной из его комнат, где была поставлена скромная походная кровать государя, застеленная только сеном, он оставил надпись, сделанную на стене его собственной рукой: «Николай. 5-го октября 1837 года». Впоследствии эту надпись закрыли стеклом и оформили в золотую рамку.
Когда из Эриванской крепости государь направлялся в госпиталь, у самых ворот он спросил случившегося там начальника крепостной артиллерии, капитана Модзалевского:
– Что помещалось в этом здании при сардаре? – Гарем, ваше величество. – А сколько у сардара было жен? – Про то знает гвардия вашего величества, – ответил находчивый капитан.
Ответ этот так понравился государю, что Модзалевскому был пожалован орден св. Владимира 4-й ст.
До последнего переезда к Тифлису государь бодро переносил все неудобства, и там, где колеса его коляски вязли по самую ступицу, он шел пешком или садился на казачью лошадь. А последний переезд от Коды до Тифлиса в 28 верст был одним из труднейших: от проливных дождей дорога оказалась такой, что лошади завязли в топкой грязи, и пришлось «прибегнуть» к буйволам и быкам. Эту дистанцию ехали восемь часов и прибыли в город в 4 часа после полудня; причем все заметили, что государь был чем-то разгневан.
На черте города его величество был встречен главнокомандующим бароном Розеном, тифлисским военным губернатором генерал-лейтанантом Брайко, грузинским гражданским губернатором князем Палавандовым и другими чинами военной и гражданской администрации. В числе прочих находился также полицмейстер подполковник Ляхов, но в совершенно нетрезвом виде, за что был предан суду и по высочайшему приказу отставлен от службы с назначением на его место Нижегородского драгунского полка подполковника Маркова.
Его величество проехал в дом корпусного командира. При самом входе в приготовленные для него комнаты, раздались такие сильные удары грома – редкое для этого времени года явление – что это было воспринято как дурное предзнаменование.
Причина неудовольствия государя выяснилась скоро: он ехал в край благодарить войска за их боевую службу; останавливался в каждом городке и в каждом местечке, где стояла хотя бы одна рота – и вдруг накануне въезда в Тифлис он получил донос о злоупотреблениях командира Эриванского карабинерного полка князя Дадиани. Злоупотребления эти, подтвердившиеся «секретным дознанием», касались нижних чинов, и государь, разговаривая об этом с главнокомандующим Розеном, сказал: «Я этого никогда не прощу».
На следующий день, 9 октября, был назначен развод Эриванского полка, происходивший на Мадатовской (https://ok.me/cBT71)площади, и там произошла известная «сцена» с князем Дадиани: перед разводом с него были сорваны эполеты, он был лишен флигель-адьютантского звания и сослан в Бобруйск.
«Осужденный» тотчас же был посажен на заранее приготовленную для него тройку и в сопровождении жандарма отправлен по назначению. Ему разрешили только проститься с женой, которая была в обморочном состоянии из-за сильного потрясения от всего случившегося.
10 октября был проведен смотр для войск, собранных под Тифлисом. Это было воскресенье и государь после обедни в церкви Св.Георгия проехал к войскам – смотра ожидали четыре батальона пехоты (Эриванский, Грузинский, учебный и 16-й линейный), два дивизиона Нижегородских драгун и несколько батарей пешей артиллерии.
Когда государь вышел из коляски, ему подали красивого вороного коня – «Красавчика». Но когда ударили барабаны, конь бросился в сторону, споткнулся и чуть не упал. Государь пересел на простую казачью лошадь, заседланную черкесским седлом, и оставался на ней все время смотра.
По результатам смотра вышел высочайший приказ: «На сегодняшнем смотру Государь Император изволил найти пехоту, за исключением линейного батальона, в хорошем виде; Нижегородский полк – в отличном...Его Величество изъявляет особое свое удовольствие командиру Нижегородского драгунского полка полковнику Безобразову (https://ok.me/eBT71) за приведение командуемого им полка до того похвального устройства, в котором он на смотру оказался...»
Обоим командирам дивизионов – подполковникам князю Баратову и Нечволодову – объявлены именные монаршие благоволения. Нижним чинам государь пожаловал: пехоте и артиллерии по рублю, по фунту мяса и по чарке водки на человека; Нижегородским драгунам – по два рубля, по два фунта мяса и по две чарки водки.
А Красавчика за большие деньги потом купил Безобразов и берег его, как памятник смотра и царских милостей, заслуженных в тот день Нижегородцами.
*
12 октября состоялся отъезд государя из Тифлиса на Владикавказ по военно-грузинскому тракту– и здесь едва не случилось трагическое происшествие.
Была непогода, тучи заволокли все небо – ожидали ливня. Царская кавалькада из нескольких экипажей выехала очень рано; из местных властей государя сопровождал только исправник. И вот на крутом Верийском спуске, проложенном прямо над глубоким оврагом (этот спуск в те годы находился за чертой города), лошади понесли коляску государя. Испугавшийся форейтор сумел повернуть несущихся лошадей к горной стене, и коляска опрокинулась на самом краю пропасти.
Государь упал, но остался невредимым. На этом месте тифлисские власти поставили памятник – большой чугунный узорчатый крест с надписью: «Живый в помощи Вышняго, в крови Бога небесного водворится» на пьедестале из красного кавказского базальта.
Через Крестовую и Гут-гору государь ехал верхом на кабардинской лошади и мог воочию любоваться и грозной, и красивой одновременно кавказской природой.
Он ехал, накинув на плечи черную косматую бурку. Только в Коби государь пересел в коляску и к ночи добрался до Владикавказа, где его уже ждали депутаты от всех покорных племен левого фланга Кавказской линии. Из-за позднего времени прием был отложен до утра.
Ночью к графу Орлову, сопровождавшему государя, явился пристав и просил передать государю: нельзя ли отменить прием депутатов, так как среди них есть люди, за которых поручиться нельзя.
– Зачем же вы их брали? – удивлялся Орлов.
– Не взять этих людей не было никакой возможности, – отвечал пристав – они хотели ехать непременно. Люди эти пользуются в горах огромным влиянием, и отказ мог вызвать мятеж целого племени.
Орлов доложил государю.
– Все это вздор, – отвечал император – я их приму завтра перед самым отъездом!
14 октября в 8 часов утра депутаты собрались на площади; на страже стоял целый батальон пехоты с заряженными ружьями и собственный Его Величества конвой, прибывший с государем из Петербурга. Казаки также сидели верхом с ружьями на изготовке.
Государь вышел вместе с Орловым в сюртуке без эполет, с черкесской шашкой через плечо. Сойдя с крыльца, государь обошел батальон, поздоровался со своим конвоем, и затем, встав на площади, громко сказал депутатам: «Подойдите ко мне!» Триста вооруженных по обычаям своей страны горцев окружили императора. «...мы дрожью дрожали за жизнь царя» – говорил один старый линеец.
Государь через переводчика говорил с каждым племенем отдельно, выслушивал их просьбы, советовал «жить мирно и спокойно». Тут среди карабулаков император увидел человека огромного роста с нахмуренными бровями. Положив ему руку на плечо, он сказал: «Передай твоему народу, что он дурно ведет себя; пусть постарается исправиться, пока продолжается еще мое благоволение».
Стоящий рядом старик с чалмой на голове ответил государю: «Мы боимся, чтобы нас не заставили переменить веру!» Государь указал рукой на гвардейский конвой из горцев и сказал: ваши дети могут передать вам, что они в Петербурге имеют своего муллу. Для меня все веры терпимы. Прощайте!»
Депутаты расступились, но опасности не окончились, так как представители горских племен высказали настойчивое желание сопровождать царский поезд до первой станции. Государь изъявил на это согласие и приказал своей коляске выехать за город и там ожидать его прибытия. Вслед за экипажем поскакал конвой, за ним – огромная толпа депутатов. Государь сел на поднесенную ему в дар кабардинцами лошадь, и выехал из крепости в сопровождении только хорунжего.
«Можно ли по этой тропе спуститься прямо с горы, чтобы проехать в госпиталь?» – спросил у него государь. Спуск был очень крутой, но хорунжий, окинув опытным глазом лошадь государя, ответил: «На вашей лошади можно, Ваше Величество». Хорунжий поехал вперед, выбирая дорогу. Спустились благополучно.
В госпитале государя не ждали, но он нашел в нем образцовый порядок. В сопровождении только одного дежурного медика он обошел все палаты, разговаривал с солдатами и некоторым из них сам возложил знаки отличий Военного ордена.
Из госпиталя государь спустился к Тереку, переехал его вброд, отпустил пехоту домой, а сам, пересев в экипаж, отправился в путь, сопровождаемый казаками и горцами.
Донские казаки менялись на каждом посту, но собственный конвой Его Величества и горцы, служившие в Варшаве и Петербурге, только меняли лошадей, которых готовили для них на каждой станции.
Перед Екатериноградом, где дорога становилась опаснее, присоединилась гребенская сотня с двумя казачьими орудиями под командой полковника графа Стенбока. Государь, полюбовавшись джигитовкой гребенских казаков, подозвал к себе Стенбока и сказал ему: «Все хорошо у тебя, но должен сказать, что эполеты к бородам, и бороды к эполетам ужасно не идут».
В Екатеринограде государь ночевал и в память своего пребывания пожаловал станице 40 тысяч рублей на восстановление старого собора. Он также сделал распоряжение об исправлении триумфальных ворот и приказал сохранять их, как памятник Екатерининского века.
Из Екатеринограда государь опять выехал верхом на кабардинском иноходце, приказав конвою следовать за собой, но иноходец шел так шибко, что конвой еле поспевал за ним и понемногу стал отставать.
Дорогу в 22 версты до станицы Прохладной государь сделал за 40 минут и прибыл в сопровождении лишь нескольких казаков.
Приняв в Прохладной поднесенную хлеб-соль, государь благодарил стариков за их боевую пограничную службу, выпил чарку водки, закусил черным хлебом и, пересев в экипаж, отправился в Пятигорск. Там он осмотрел минеральные воды и через Георгиевск проехал в Ставрополь. Конвой опять опоздал, потому что последние 210 верст государь проскакал менее, чем за 10 часов времени.
Так благополучно закончилось путешествие императора Николая по Кавказу, ознакомившее его с этой боевой окраиной и с геройской Кавказской армией.
Источник: Потто В.А. История 44-го Драгунского Нижегородского полка / сост. В. Потто. - СПб.: типо-лит. Р. Голике, 1892-1908.