старый хью жил недалеко от того утеса, на

котором маяк – как звездочка на плече.
и лицо его было словно ветрами тёсано.
и морщины на нем – как трещины в кирпиче.
«позовите хью! – говорил народ, - пусть сыграет соло на
гармошке губной и песен споет своих».
когда хью играл – то во рту становилось солоно,
будто океан накрыл тебя – и притих.
на галлон было в хью пирата, полпинты еще – индейца,
он был мудр и нетороплив, словно крокодил.
хью совсем не боялся смерти, а все твердили: «и не надейся.
от нее даже самый смелый не уходил».
у старого хью был пес, его звали джим.
его знал каждый дворник; кормила каждая продавщица.
хью говорил ему: «если смерть к нам и постучится –
мы через окно от нее сбежим».
и однажды хью сидел на крыльце, спокоен и деловит,
набивал себе трубку (индейцы такое любят).
и пришла к нему женщина в капюшоне, вздохнула: «хьюберт.
у тебя ужасно усталый вид.
у меня есть босс, он меня и прислал сюда.
он и сын его, славный малый, весь как с обложки.
может, ты поиграешь им на губной гармошке?
они очень радуются всегда».
хью все понял, молчал да трубку курил свою.
щурился, улыбался неудержимо.
«только вот мне не с кем оставить джима.
к вам с собакой пустят?»
- конечно, хью.
дни идут, словно лисы, тайной своей тропой.
в своем сказочном направленьи непостижимом.
хью играет на облаке, свесив ноги, в обнимку с джимом.
если вдруг услышишь в ночи – подпой.
Вера Полозкова