МАМА И НЕЙТРОННАЯ БОМБА … Другой мой дед — белорус Ермолай Наумович Евтушенко — носил два ромба перед второй мировой, а в первую мировую был полным георгиевским кавалером. Я помню его в галифе и сапогах со скрипом, с коротким седеньким ёжиком, с раздвоинкой на носу, с кривыми крепкими ногами старого кавалериста. По воскресеньям дед приезжал на “эмке” — на персональной машине, тогда ещё редкой, — с веснушчатым красноармейцем-шофёром. Дед ставил на стол коробку конфет С неизменными вишнями в шоколаде, а ещё — чекушку, которую сам выпивад, после чего он пел белорусские песни, плясал вприсядку, плакал, а после деда укладывали на диван. В понедельник за дедом приходила «эмка», И он опохмелялся вишнями в шоколаде, а однажды чокнулся конфетой со мной, почему-то вздохнув и горько заплакав. Но в один понедельник за дедом пришла не «эмка», а совсем другая машина, и дед исчез навсегда. Мама никогда не была в Полесье, но знала, что там у деда остались две сестры, одна из которых Ганна, приезжала однажды в тридцатых к нам в гости и привезла мне постолы — белорусские лапоточки, — а ещё корзину, где было штук сто яиц. Мама забыла названье отцовской деревни, но когда мы однажды при маме с друзьями вспоминали о славном прошлом футбола — о Хомиче, о Боброве, мама вскрикнула: «Хомичи! Хомичи — это село!» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
HISTORYJA, LITARATURA, KULTURA, ZVYČAJ
:Сяргей Дронік
Еўтушэнка Яўген Аляксандравіч
МАМА И НЕЙТРОННАЯ БОМБА
… Другой мой дед —
белорус Ермолай Наумович Евтушенко —
носил два ромба перед второй мировой,
а в первую мировую был
полным георгиевским кавалером.
Я помню его в галифе
и сапогах со скрипом,
с коротким седеньким ёжиком,
с раздвоинкой на носу,
с кривыми крепкими ногами
старого кавалериста.
По воскресеньям дед приезжал на “эмке” —
на персональной машине, тогда ещё редкой, —
с веснушчатым красноармейцем-шофёром.
Дед ставил на стол коробку конфет
С неизменными вишнями в шоколаде,
а ещё — чекушку,
которую сам выпивад,
после чего он пел белорусские песни,
плясал вприсядку,
плакал,
а после
деда укладывали на диван.
В понедельник за дедом приходила «эмка»,
И он опохмелялся вишнями в шоколаде,
а однажды чокнулся конфетой со мной,
почему-то вздохнув
и горько заплакав.
Но в один понедельник за дедом пришла не «эмка»,
а совсем другая машина,
и дед исчез навсегда.
Мама никогда не была в Полесье,
но знала, что там у деда остались
две сестры,
одна из которых Ганна,
приезжала однажды в тридцатых к нам в гости
и привезла мне постолы —
белорусские лапоточки, —
а ещё корзину,
где было штук сто яиц.
Мама забыла названье отцовской деревни,
но когда мы однажды при маме с друзьями
вспоминали о славном прошлом футбола —
о Хомиче, о Боброве,
мама вскрикнула: «Хомичи!
Хомичи — это село!»
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .