Пётр Петрович Кащенко, самый известный психиатр в России, считался неблагонадёжным человеком и до 1917 года находился под негласным наблюдением полиции.

Понимая, что за его контактами следят, а переписку внимательно читают, Кащенко со временем ограничил круг встреч и перестал выписывать газеты.
В 1916 году в Сиворицкую больницу в Гатчине, которую он возглавлял, пришли студенты-медики, и один из них задал вопрос:
— Как вы можете в разгар войны и политического кризиса не читать газет?
На это Кащенко ответил:
— «Мне не нужно читать газеты, чтобы знать, что происходит в мире. Мои пациенты – это моя ежедневная газета. С начала этого года в нашу больницу поступило семеро Распутиных, причем весной и летом – по одному, а с начала осени – уже пятеро. Отсюда я делаю вывод, что влияние Распутина растет.
Что касается войны, я знаю лучше репортеров: с австрийского фронта привезли двух офицеров: один повредился рассудком при артиллерийском обстреле, другой – во время наступления. Так вот, второй офицер каждый день рисует карту наступления со всеми деталями – он помнит наизусть все деревеньки, я сверялся по карте. И сколько пленных взяли, и сколько оружия, и что из-за воровства интенданта дивизии не хватило провианта.
Кроме того, у нас есть не только лечебные корпуса, но и свои огороды, конюшня, мастерские, скотный двор – каждый день я подписываю счета, по которым вижу, насколько поднялись цены на товары. Я могу вам спрогнозировать оптовые цены на любой товар лучше "Биржевых ведомостей".»
— Но ведь в мире есть не только новости и биржевые сводки, — сказал студент. – Надо же читать что-то для души.
— Сейчас покажу, что у меня для души, — ответил Кащенко.
Проведя студентов по коридору, он указал на дверь большой палаты.
– Видите, господа? Здесь у нас литераторы.
Есть Гоголь, который утверждает, что спрятал в подвале второй том «Мёртвых душ», есть Лев Толстой. Очень интересные люди. А вот этот, что сидит на диване, прямой как палка – критик Чуковский. Он знает наизусть «Евгения Онегина» и Гомера, цитирует Чехова без ошибок целыми страницами.
Мы с врачами часто приходим послушать. С ним только одна проблема – он постоянно требует бумаги и чернил, чтобы «разгромить Горького и бездарную Чарскую». А как получает бумагу, то пишет и пишет целыми часами. Измарает сто листов бессмысленными гадостями, в чернилах вымазывается – и сидит довольный. Одно слово – критик!