Медное чтиво — Анна Медь

​
17 апр

Старый веник

Евдокия Семёновна давно собиралась сделать генеральную уборку в своём доме. Старенькая избушка на краю села Кленовка досталась ей от бабки и требовала постоянного ухода. В этот раз Евдокия решила всё перемыть, перестирать и выбросить ненужный хлам, накопившийся за зиму.

В первую очередь она взялась за старый веник. Тот самый, что верой и правдой служил ей больше трёх лет. Березовый, с вытертыми до белизны прутьями, он едва держался, перехваченный потемневшей от времени верёвкой.
Старый веник - 956499054402
— Пора тебе на покой, голубчик, — сказала Евдокия, разглядывая веник. — Толку от тебя уже никакого.

Она вышла на крыльцо, собираясь выбросить веник в мусорную кучу за огородом, когда услышала окрик соседки.

— Дуня! Ты что это делаешь?

Пелагея Тихоновна, кряжистая женщина лет шестидесяти, перегнулась через забор, с тревогой глядя на соседку.

— Веник выбрасываю, — пожала плечами Евдокия. — Совсем истрепался.

— Не вздумай! — всплеснула руками Пелагея. — Веник выбрасывать — к беде!

Евдокия только усмехнулась. Она, в отличие от многих деревенских, не верила в приметы. Двадцать лет в городе прожила, институт окончила. Вернулась в Кленовку только после смерти мужа, когда дети разъехались кто куда.

— Брось ты эти суеверия, Тихоновна, — отмахнулась она. — Какая беда от старого веника?

— Ой, не гневи судьбу, Дуняша, — покачала головой соседка. — Веник для дома, что домовой для избы. Нельзя его просто так выбрасывать. Надо сжечь с благодарностью или в речку пустить.

— Нет у нас речки поблизости, — нетерпеливо ответила Евдокия. — А печь я топить не собираюсь. Некогда мне с церемониями, дел полно.

И, решительно развернувшись, она зашагала к мусорной куче. Швырнув туда веник, она с чувством выполненного долга вернулась в дом. Работы действительно было невпроворот.

К вечеру Евдокия вымыла полы, протёрла пыль и довольная села пить чай на кухне. За окном сгущались сумерки, надрывно кричал где-то петух, не вовремя, не по-заведённому. Будто предупреждал о чём-то.

Первые странности Евдокия заметила, когда пошла в чулан за вареньем. Банки, которые она утром аккуратно составила на полке, почему-то оказались сдвинутыми, а одна и вовсе лежала на боку. Хорошо хоть, не разбилась.

— Странно, — пробормотала женщина, поправляя банки. — Неужто мыши?

Но мышей в доме отродясь не водилось, кот Василий, матёрый охотник, не терпел грызунов на своей территории.

Вернувшись на кухню, Евдокия обнаружила, что чай в чашке остыл, хотя она точно помнила, что заварила его только что. Пришлось ставить чайник заново.

Когда стемнело окончательно, Евдокия решила лечь спать. День выдался утомительным. Она привычно оглядела дом, проверила, заперта ли дверь, и отправилась в спальню.

Ночью её разбудил странный звук, будто кто-то шаркал по полу в соседней комнате. Шарк-шарк-шарк... Тихо, но настойчиво.

Евдокия приподнялась на кровати, вслушиваясь. Звук повторился, теперь уже ближе к дверям спальни.

— Василий, это ты? — позвала она кота, но тот обнаружился тут же в ногах кровати и при звуке её голоса лишь приоткрыл один глаз.

Шарканье прекратилось, и Евдокия решила, что ей почудилось. Она перевернулась на другой бок и постаралась уснуть.

Утром, наступив босой ногой на пол, она ойкнула от неожиданной боли. Наклонившись, Евдокия подняла с пола тонкий березовый прутик. Откуда он здесь взялся? Дров в доме не было, отопление провели ещё в прошлом году, печь больше не топили.

Весь день что-то шло не так. То кастрюля с супом оказалась пересоленной, хотя Евдокия была уверена, что соли добавила в меру. То ключи, которые она всегда клала на полку у двери, нашлись в кармане старого халата. А однажды, войдя в комнату, она увидела, как половик на полу слегка шевельнулся, будто кто-то прошмыгнул под ним.

К вечеру Евдокия всерьёз обеспокоилась. Странности продолжались, пропадали и появлялись вещи, слышались непонятные звуки, а в углах комнат словно клубилась какая-то сероватая муть.

— Может, я заболела? — пробормотала она, меряя себе температуру.

Но градусник показывал норму.

Спать в эту ночь Евдокия легла с тревожным чувством. Она долго ворочалась, а когда наконец задремала, ей приснился странный сон. Будто стоит она посреди избы, а из всех углов к ней тянутся серые тени и шепчут, шепчут... Слов не разобрать, но смысл ясен — они недовольны, они рассержены.

Проснулась Евдокия в холодном поту. За окном едва брезжил рассвет. В комнате было холодно, хотя отопление работало исправно.

И тут она вспомнила о венике. Неужели Пелагея была права?

Накинув халат, Евдокия выскочила во двор и почти побежала к мусорной куче. Веника там не оказалось. Она перерыла весь мусор, но тщетно, веник исчез.

Растерянная она вернулась в дом. И тут же остановилась на пороге — в центре кухни, стоял её старый веник. Но не такой, каким она его выбросила, каким-то образом он рассыпался на отдельные прутья, которые теперь торчали во все стороны, делая веник похожим на ежа.

— Господи, что происходит? — прошептала Евдокия.

В этот момент веник вдруг подпрыгнул и с шорохом проехался по полу — шарк-шарк-шарк... Тот самый звук, что она слышала ночью!

Евдокия схватилась за сердце. Комната поплыла перед глазами, она бы точно упала, если бы не скрип калитки и стук в дверь.

— Дуня! Дуняша! Открывай! — раздался голос Пелагеи.

Собрав последние силы, Евдокия доковыляла до двери и распахнула её. Соседка стояла на пороге с новым веником в руках.

— Вот, принесла тебе, — сказала она, протягивая веник. — Сама связала. И научу, как старый проводить, чтоб без обид.

Евдокия только кивнула, не в силах вымолвить ни слова. Пелагея протиснулась в дверь и сразу заметила раскоряченный веник на полу.

— Ох, совсем рассерчал, — покачала она головой. — Ну ничего, сейчас всё исправим.

Евдокия смотрела, как соседка, что-то приговаривая, собирает разбросанные прутья и аккуратно связывает их красной нитью.

— Вот так, голубчик, — приговаривала Пелагея. — Не серчай, служил ты верно, а теперь отдохнуть время пришло. Но не в куче мусорной, а как положено.

Когда веник был связан, Пелагея обернулась к Евдокии:

— Не смогла я вчера тебе объяснить толком. В венике домовой живёт, часть его силы. Когда веник новый, домовой крепок, дом бережёт. Когда веник стареет, то и сила слабеет. Но выбрасывать его просто так нельзя, это всё равно что домового прогнать. Вот он и обиделся, напакостил.

— И что теперь делать? — наконец нашла голос Евдокия.

— В Чистый четверг веник сжечь надо с благодарностью. А новый в доме поставить. Тогда и домовой не обидится, примет новое жилище.

До Чистого четверга оставалось два дня. Евдокия решила не рисковать и сделать всё, как велела соседка. Старый веник она поставила в угол, а новый пока оставила на крыльце — так научила Пелагея.

К удивлению Евдокии, странности сразу прекратились. Вещи оставались на своих местах, шорохи не беспокоили по ночам, а серая муть в углах исчезла. Даже кот Василий перестал настороженно коситься на пустые углы.

В Чистый четверг Евдокия, следуя наставлениям Пелагеи, затопила печь (благо, она ещё сохранилась в доме, хотя ей и не пользовались). Когда огонь разгорелся, женщина поклонилась старому венику и произнесла слова, которым научила её соседка:

— Спасибо тебе, веничек, за службу верную, за дом чистый, за уют. Прости, коли обидела тебя незнаючи. А теперь отдохни.

И бросила веник в огонь. Пламя вспыхнуло ярче, будто радуясь новой пище. Через несколько минут от веника осталась лишь горстка пепла.

Вечером Евдокия внесла в дом новый веник, который всё это время стоял на крыльце. По совету Пелагеи, она оставила на нём кусочек хлеба с солью — угощение для домового.

— Прими, хозяин, новое жилище, — тихо сказала она, ставя веник в угол. — Будем жить дружно.

В ту ночь Евдокия спала как убитая. Ей приснился удивительно яркий сон, будто сидит она на крыльце своего дома, а вокруг всё цветёт и благоухает. А рядом с ней — маленький старичок в красной рубахе, седой, с длинной бородой. Лицо морщинистое, но глаза живые, голубые-голубые.

— Ты кто? — спросила Евдокия во сне.

— Сама знаешь, — ответил старичок и подмигнул ей.

Наутро Евдокия проснулась с лёгким сердцем. Она поднялась, накинула халат и первым делом пошла проверить новый веник в углу. Он стоял там, где она его оставила, но хлеб и соль исчезли.

— Спасибо, что не сердишься, — улыбнулась Евдокия, обращаясь к невидимому собеседнику.

И ей показалось, что из угла донеслось тихое: «И тебе спасибо...»

С тех пор Евдокия никогда не выбрасывала старые веники просто так. Каждый год в Чистый четверг она сжигала отслуживший свой срок веник с благодарностью и ставила новый. В доме воцарился покой, а куда-то запропастившиеся вещи всегда находились, стоило только попросить вслух.

И хотя Евдокия по-прежнему считала себя современной, образованной женщиной, она перестала пренебрежительно относиться к деревенским приметам. Ведь за каждой из них, как она теперь понимала, стоял многовековой опыт предков, их мудрость и знание о мире — гораздо более глубокое и таинственное, чем казалось на первый взгляд.

Комментарии