Медное чтиво — Анна Медь

11 мая

Голоса Народного дома

Театральный институт на самой окраине Петербурга, словно сторож у городских ворот, не сразу распахнул перед Вадимом свои двери. Дважды он возвращался домой с опущенными плечами — экзамены, увы, были беспощадны. Но на третий год его настойчивость победила: вот оно, заветное письмо, и надпись вверху — «Вы зачислены на режиссёрский факультет». Как тогда захлестнула радость! Помните, как в детстве на качелях? Вот и у Вадима — тот же щекочущий восторг.

Комнату он снимал совсем рядом с Александровским парком. Там старый дом — окна в пол, потолки тут под три метра и скрипучие половицы, будто каждую ночь рассказывают свои истории. В сумерках, если стойко прислушаться, можно было различить шаги призраков прежних жильцов. Вот, возможно, потому Вадиму здесь работалось особенно вдохновенно.

Однокурсники между собой называли его «одержимым». Ну а как иначе? Парень ежедневно исчезал в библиотеках — мог просидеть там до самого закрытия, пока не придёт суровая тётя-библиотекарь и не скажет:
– Молодой человек, нам пора закрываться!
– Минутку, я только закончу этот абзац…

Вадима больше всего манила история петербургских театров, но особенно — Народный дом. В его воображении это здание стояло как колосс: огромный купол, когда-то сиявший над городом, стены, пропитанные стариной. Сейчас там уже другой ритм жизни — театр «Балтийский дом» и Планетарий с лазурным полумраком залов. Но Вадим… Он чувствовал: стены помнят больше, чем могут рассказать экскурсоводы.
Голоса Народного дома - 957032883010
— Ты знаешь, что там выступал сам Шаляпин? — рассказывал Вадим своему соседу по комнате Игорю. — Говорят, его призрак до сих пор появляется на сцене в новолуние.

Игорь только отмахивался:

— Ты слишком много читаешь старых газет.

Однажды поздним вечером Вадим возвращался из института. Проходя мимо Народного дома, он заметил свет в одном из окон второго этажа. Странное дело, спектакли давно закончились, время близилось к полуночи. Свет не был похож на обычное электрическое освещение, он мерцал, словно от свечей.

Повинуясь внезапному порыву, Вадим решил проверить. Входная дверь оказалась не заперта, что само по себе было удивительно. В полутьме гулкого фойе его шаги отдавались эхом. Поднявшись по лестнице, он направился к тому крылу здания, где видел свет.

Коридор привёл его к неприметной двери с облупившейся краской. За ней слышались голоса, приглушённые, но отчётливые. Кто-то негромко напевал мелодию, которая показалась Вадиму смутно знакомой.

Он осторожно повернул ручку. Дверь открылась с протяжным скрипом, и Вадим застыл на пороге от изумления.

Перед ним была гримёрная, но какая! Не современная, а словно сошедшая со старинной фотографии.

Представь себе комнату, в которой медленно тянется время. В углу, как молчаливый страж — керосиновая лампа. Она даёт мягкий, почти отзывчивый свет, который дрожит на стенах и заставляет тени играть в свои хитрые игры. Прислонённая к полу тяжёлая мебель — бархат такой глубокий и плотный, что кажется, его можно щупать бесконечно: вот кресло, вот диван, чуть продавленный в середине. Всё это словно впитало в себя сонный полумрак прошедших лет.

Зеркала? Конечно, есть и они. В рамах, потускневших от времени, но по-прежнему гордых; рамы будто хранят в себе шёпот старых разговоров, оставленных тут десятилетиями. И в каждом отражении — пара еле уловимых бликов от той самой лампы, немного магии, чуть-чуть томления и бесконечная тишина...

В комнате находились трое: пожилой мужчина в старомодном фраке, молодая женщина в длинном платье и худощавый господин, чьё лицо показалось Вадиму странно знакомым.

– А, вот и наш молодой человек! – раздалось бодрое приветствие от мужчины во фраке. – Не стойте на пороге, заходите, не стесняйтесь.

Вадим шагнул в комнату, чувствуя себя внезапно перенесённым в другую эпоху.

— Вы, наверно, новый осветитель? — продолжал мнимый директор. — Александр Иванович уволился вчера, мы так и не нашли замену.

— Я... — Вадим запнулся, не зная что ответить. — Да, я по поводу работы.

— Превосходно! — обрадовался Аполлон Григорьевич. — Познакомьтесь, это Елизавета Петровна, наша прима, а это...

— Федор Иванович Шаляпин, — тихо произнёс Вадим, узнав наконец третьего собеседника.

Шаляпин усмехнулся, разглядывая странную одежду Вадима:

— Молодой человек знает меня. Что ж, приятно.

Вадим почувствовал головокружение. Либо он сошёл с ума, либо каким-то образом оказался в прошлом.

— Какой сегодня год? — спросил он, пытаясь сохранить хладнокровие.

Собеседники переглянулись.

— 1917-й, конечно, — ответила Елизавета Петровна. — Вы здоровы?

— Да-да, просто... — Вадим потёр виски. — Устал немного.

— Сегодня генеральная репетиция «Бориса Годунова», — сказал Шаляпин. — Надеюсь, вы справитесь с освещением. Последний осветитель вечно путал мои выходы.

Аполлон Григорьевич протянул Вадиму связку ключей:

— Осветительская будка наверху, за третьей кулисой. Поторопитесь, мы начинаем через двадцать минут.

Вадим машинально взял ключи и вышел в коридор. В голове роились вопросы. Что происходит? Как он оказался в 1917 году? И главное — как вернуться обратно?

Он нашёл осветительскую будку — маленькую комнатку с огромными прожекторами и системой рычагов. Механизм был примитивным, но понятным, Вадим изучал историю театрального освещения.

Репетиция началась. Голос Шаляпина заполнил зал, и Вадим почувствовал, как по коже бегут мурашки. Такого пения он не слышал никогда в жизни. Каждый звук словно проникал в самую душу, заставляя забыть обо всём.

Через два часа, когда репетиция закончилась, к Вадиму в будку поднялся Аполлон Григорьевич:

— Прекрасная работа, молодой человек! Уж не знаю, где вы учились, но свет был идеальным. Шаляпин очень доволен.

Директор положил на стол конверт:

— Ваш аванс. Жду вас завтра к семи.

Оставшись один, Вадим открыл конверт. Внутри были деньги — царские рубли с портретом Николая II. Он повертел их в руках, удивляясь их новизне, и вдруг заметил записку.

«Дорогой друг из будущего», — было написано аккуратным почерком. — «Не удивляйтесь. Вы не первый, кто приходит к нам из другого времени. Народный дом хранит множество тайн. Когда захотите вернуться, просто закройте глаза и представьте себе своё время. С уважением, Ф. И. Шаляпин».

Вадим перечитал записку дважды. Шаляпин знал! Он опустился на стул, пытаясь осмыслить происходящее. Закрыв глаза, он сосредоточился на своей комнате, на XXI веке...

Когда он открыл глаза, то сидел на скамейке в Александровском парке. Светало. В кармане что-то мешало, Вадим достал царский рубль и записку Шаляпина. Значит, это не было сном!

В тот же день он отправился в архив и нашёл старые газеты за 1917 год. В одной из них обнаружилась заметка о «таинственном осветителе», который блестяще провёл генеральную репетицию «Бориса Годунова», но не явился на премьеру. А в списке сотрудников Народного дома за февраль 1917 года значилось: «Вадим, осветитель, работал один день».

С тех пор Вадим регулярно приходил к Народному дому вечерами. Иногда дверь оказывалась не заперта, и он снова оказывался в 1917 году, помогая с освещением на репетициях. Он видел великих артистов прошлого, слышал голоса, давно стихшие для остального мира.

Однажды Шаляпин отвёл его в сторону после спектакля:

— Знаете, юноша, вы единственный, кто приходит сюда осознанно. Остальные случайно проваливаются в наше время и в панике ищут выход. Вы особенный.

— Почему именно я? — спросил Вадим.

Шаляпин улыбнулся:

— Потому что вы любите театр не как место, а как живое существо. Вы чувствуете его душу. Пока такие, как вы, будут помнить нас, мы не исчезнем окончательно.

Шёл 2023 год, но каждый вечер Вадим мог прикоснуться к 1917-му.

Он оказался тем самым мостом между прошлыми и нынешними временами — не просто очевидцем, а настоящим хранителем памяти Народного дома. Годы шли, многое менялось, но он продолжал жить этим местом, словно дышал им. А потом — словно по щелчку — он выходит на совершенно новый уровень: берёт и ставит свой первый спектакль в роли режиссёра.

И вот тут начинается магия! Критики только разводят руками: как ему удалось так точно пробудить на сцене дух Серебряного века? Атмосфера — живая, настоящая, будто бы стены театра вновь наполнились голосами и красками той ушедшей эпохи… Не подделка, не театр-музей, а подлинное, настоящее возвращение в прошлое. Удивительно, правда?
•

Комментарии