Медное чтиво — Анна Медь

22 авг

— Будь повежливее, я все же твоя мать, — потребовала она, запахивая свой ажурный халат.

— Куда ты собралась?

— Подальше отсюда, — пробормотала я, закидывая вещи в чемодан.

— Остынь и подумай, — топнула она ногой. — Сама должна понимать, чувствам не прикажешь.
Знакомство с родителями — вообще нервное мероприятие. А если оно предстоит с моей мамой, то вообще тушите свет.
kling_20250822_Image_to_Video__583_0

— Ты только не волнуйся, хорошо? Ну, э-э-э... Просто будь собой, — голос перешел в шепот, когда мы с Ильей поднимались по лестнице к нашей с мамой квартире.

— Эля, расслабься, — он сжал мою ладонь. — Думаешь, я первый раз в жизни с мамой девушки знакомлюсь? Все будет отлично.

Я нервно повертела помолвочное кольцо на пальце. Маленький, но такой важный бриллиант — символ нашего с Ильей будущего.

Шесть месяцев вместе, и вот мы уже обсуждаем даты свадьбы. Надо же, а ведь я считала, что на работе в библиотеке шансов встретить нормального мужика примерно ноль целых и ноль десятых.

— Ну... просто она немного... эксцентричная. Сложно объяснить.

— В смысле «экс-эксцентричная»? — Илья засмеялся своей дурацкой шутке.

— Просто она... Ну, такая... считает себя молодой, понимаешь?

— А сколько ей?

— Сорок четыре, — я закусила губу. — Но… Ну, вот она... любит внимание. Мужское. Много внимания.

Входную дверь мама распахнула так стремительно, что мы оба вздрогнули. Я готова была поклясться — она подслушивала через дверь.

— Элиночка, наконец-то! А я заждалась!

Мама выпорхнула в коридор в своем любимом шелковом халатике с драконами. Длиной чуть ниже того, что вообще допускают приличия. Миниатюрная, с идеальной укладкой и макияжем в десять утра субботы. Мама выглядела так, будто ее сейчас сфотографируют для обложки журнала «Дивы бальзаковского возраста».

— Мама... это Илья. Илья, это Нонна Валентиновна. Моя мама и твоя будущая теща.

— Можно просто Нонна, — она кокетливо протянула руку для поцелуя.

К моему глубочайшему ужасу, Илья не просто пожал ее. Он и правда наклонился и поцеловал тыльную сторону маминой ладони.

— Очень приятно, Нонна. Вы выглядите потрясающе. Теперь понятно, в кого Элина такая красивая.

— О, не преувеличивай, — мама игриво шлепнула его по плечу. — Элина, что же ты не предупредила, какой у тебя галантный жених? Ну проходите, я тут наготовила... Жаль, что так мало времени было! Если б знать заранее…

Перед нами открылась картина апокалипсиса в отдельно взятой кухне. Стол ломился от закусок, в духовке что-то шкворчало, а в центре стола красовался кувшин с маминой любимой «Маргаритой». Литра на три, не меньше.

— Мам, мы же договаривались на чай.

— Ой, да ну тебя с этим чаем! Мужчину нужно кормить как следует! — она подмигнула Илье так откровенно, что я чуть не подавилась от возмущения. — Илюш, ты выпьешь что-нибудь? У меня есть отличное вино, папе дарили на юбилей...

— Мам, какой юбилей? Отец ушел пятнадцать лет назад!

Мама отмахнулась от моих слов, как от надоедливой мухи.

— Я про дядю Толю. Помнишь, тот, что приходил в прошлом году... Ну, с усами такими...

«Дядя Толя» был одним из маминых бесчисленных кавалеров, которого она подцепила в ресторане. Этот продержался почти три месяца — рекорд за последние годы.

— Спасибо, но мне за руль, — вежливо ответил Илья.

— Ой, да оставь машину здесь! Утром заберешь, — мама заговорщицки понизила голос и наклонилась чуть ближе, чем необходимо. — В нашем районе не угоняют. Зато квартира двухкомнатная... Вы с Элинкой можете и на диване поспать.

Я почувствовала, как кровь приливает к щекам. Черт, ну почему я не предупредила Илью? И мама тоже хороша, не может хоть раз держать себя в руках.

Невероятно, но факт — Илья каким-то чудом втерся к маме в доверие за один вечер. Она таскала из духовки угощения, смеялась его шуткам, трогала за руку... И называла его «Илюшенькой». После первого знакомства Илья стал заходить к маме, пока меня нет, почти каждый день под разными предлогами.

— Ты понимаешь, маме скучно, — говорил он. — А еще я хочу с ней поладить, ведь скоро мы будем одной семьей!

Я старалась не замечать странных перемен в маме. Того, что она начала больше краситься. Покупать новую одежду. И этот запах нового парфюма... И то, как она смотрела на Илью, когда думала, что я не вижу. Все эти тревожные звоночки я игнорировала.

Просто была слишком занята — работа в библиотеке, подготовка к свадьбе. А еще чертовски устала. И думала, что счастлива.

В тот день я освободилась пораньше. Заведующая отпустила меня «для свадебных хлопот», ее почти не пришлось упрашивать. По дороге купила шампанское и маленькие эклеры, мамины любимые. У нас, наконец-то, были готовы пригласительные на свадьбу. И я хотела показать их маме первой.

Дверь в квартиру была не заперта, мама вообще беспечная. А ведь сто раз это обсуждали. Я хотела окликнуть ее, но с кухни доносились голоса. Мамин и... мужской, такой знакомый.

— Эх, Нонночка, — хрипловато произнес Илья. — Ты же знаешь, что я всегда предпочитал женщин постарше?

— Правда? — мама засмеялась, но как-то странно, не своим обычным смехом.

Она хихикала, как девочка-подросток.

— Конечно. Есть в этом что-то... особенное. Мальчики должны дружить с опытными женщинами.

Я не помню, как ноги донесли меня до кухни. Почему-то в голове крутилась только одна мысль: «Не урони шампанское, оно дорогое».

Они не сразу заметили меня. Мама сидела на коленях у Ильи, запустив руки в его волосы. Он обнимал ее за талию. Шелковый халатик колыхался, и один из драконов скалился прямо на меня.

Ух, аж перехватило дыхание!

Когда они увидели меня, произошло именно то, чего боялась больше всего, никто не выглядел особо виноватым. Мама медленно встала с колен Ильи. Он откашлялся, провел рукой по волосам.

— Элечка... — начала мама.

— Ну не смотри так, — Илья поднялся со стула. — Слушай, мы не хотели, чтобы ты узнала сейчас. Я собирался сказать. Понимаешь, твоя мама... Мы просто… В общем…

— Влюбились, — закончила мама с какой-то нелепой гордостью.

Я смотрела на них обоих. В голове словно сквозняк гулял. Клянусь, я почти слышала, как хлопала форточка.
— Будь повежливее, я все же твоя мать, — потребовала она, запахивая свой ажурный халат. - 958643825474

Вот это задело меня сильнее всего. Я механически поставила шампанское на тумбочку у входа в кухню. Аккуратно положила рядом коробку с эклерами.

— Забирайте, — я сняла помолвочное кольцо и положила его на столешницу. — Вам теперь нужнее.

— Доченька... — мама сделала шаг ко мне, но я отшатнулась.

— Не трогай меня. Никогда больше, даже не подходи.

Это была последняя фраза, которую я сказала матери перед тем, как уйти из квартиры. Ни одной слезинки не пролила, пока собирала самое необходимое в чемодан. Они стояли в коридоре, наблюдая за мной. Как будто я была каким-то диковинным экспонатом в музее. Или зверушкой в зоопарке.

Все, я закинула в чемодан свой выпускной фотоальбом, захлопнула дверь и выбежала из подъезда, оставив на тумбочке ключи.

— Ты можешь жить у меня, сколько понадобится, — сказала Катя, коллега из библиотеки, раскладывая диван. — В смысле, пока не найдешь что-то свое. Я бы на твоем месте...

— Иск о моральном ущербе подала? — усмехнулась я, выкладывая немногочисленные вещи из чемодана. — Или топор взяла бы?

— Да я бы просто морду набила обоим, — Катя нахмурилась. — И не смейся, я серьезно. Тридцать лет дзюдо занимаюсь, он бы у меня в окно вылетел после такого.

С Катей мы работали в соседних отделах — она в детском, я во взрослом абонементе. Но почему-то общались мало. Наверное, надо было чаще приглядываться к людям вокруг себя. Про ее занятия дзюдо я уж точно не подозревала.

— У меня сбережения есть, снять квартиру можно. Проблема в том, что... — я замялась. — Понимаешь, мама, ну... По-своему заботилась обо мне. И я за нее волнуюсь. Он такой...

— Мутный? — подсказала Катя.

— Расчетливый. Он ведь знал, что мама с жильем поможет. Я говорила Илье, как мы с ней близки. А теперь не знаю, вдруг он... Обидит или обманет маму?

— А за себя ты не переживаешь?

Я пожала плечами.

— Не в первый раз. Отец так же свалил, когда мне было десять. Сказал, что встретил новую любовь. Мама долго плакала, даже пила. А потом как с цепи сорвалась, начала клеить мужиков направо и налево. Словно доказывала что-то. Мне в основном, отцу-то было наплевать.

— И после этого ты все равно за нее волнуешься? — Катя смотрела на меня изумленно.

— Она моя мать.

В ту ночь я долго не могла заснуть. Думала о том, как часто мы оправдываем близких людей только потому, что они… родственники. «Она моя мать» — будто этот факт автоматически снимает ответственность за все, что человек сделал.

Но есть границы, которые нельзя переступать. Даже матерям.

Я подала заявление об увольнении уже через неделю. Библиотекарем я работала почти четыре года, с самого окончания института. Получала копейки, конечно, но мне нравилось. Вокруг книги, посетители вежливые, а главное — никаких сюрпризов с графиком.

— А куда ты теперь? — спросила заведующая, принимая мое заявление.

— В издательство, — я улыбнулась. — Знаете, как говорят, нет худа без добра. Если бы не вся эта... ситуация, я бы и не подумала искать что-то другое.

Заявление о приеме на новую работу, аренда квартиры. Каждое действие — шаг в новую жизнь. Пришлось вспомнить все, чему меня учили в полиграфическом колледже. Но это помогало отвлечься.

Мама звонила часто. Я не брала трубку. Она писала сообщения:

«Доченька, давай поговорим».

«Элечка, ну это же смешно!»

«Я же мать тебе, в конце концов!».

Я не отвечала.

Однажды столкнулась с Ильей в торговом центре. Он перехватил меня у эскалатора, схватил за руку.

— Эля, нам надо поговорить. Хватит уже бегать, ты не ребенок.

— Нам ничего не надо, — я пыталась вырваться, но он держал крепко.

— Да что ты бесишься? — он раздраженно закатил глаза. — Я же не специально! Просто так получилось...

— Так получилось что? С моей матерью?

Странно, но я не испытывала боли, произнося эти слова. Только брезгливость, словно наступила во что-то неприятное и липкое.

— Я уверен, ты до сих пор хочешь быть со мной, — он самодовольно ухмыльнулся. — Понимаю, мы можем... Ну, иногда видеться. Только давай без сцен ревности, окей? Твоя мать слишком...

Я не дослушала. Развернулась и ушла.

Мама появилась на пороге моей новой съемной квартиры через два месяца. Как она узнала адрес — не знаю. Может, Катя проболталась. Впрочем, у нас маленький городок.

— Элечка, можно войти? — мама выглядела непривычно.

Потухшая какая-то, без макияжа, с отросшими корнями крашеных волос. Я не хотела ее впускать. Но что-то меня насторожило. Возможно, выражение маминого лица? Жалкое, как у обиженного ребенка.

— Что случилось?

— Ничего, — она нелепо жестикулировала, словно ловила невидимых мух. — Просто... соскучилась по тебе. Можно мне в гости?

Я посторонилась, пропуская ее внутрь. Квартира была не слишком роскошная. Однокомнатная, с совмещенным санузлом и крошечной кухней. Но она была больше домом, чем мамины хоромы.

— Чаю хочешь? — я включила чайник больше от неловкости, чем из желания ее угостить.

— Можно, — мама осматривалась по сторонам. — У тебя... очень мило.

Я молча поставила перед ней кружку с чаем. Сама села напротив, скрестив руки на груди.

— Ты как? — спросила она после минутного молчания.

— Нормально, работаю, живу.

— У тебя... кто-то есть?

Я удивленно посмотрела на нее:

— Тебе-то какое дело?

— Я волнуюсь...

— Не надо, мам. Я не для того от тебя съехала, чтобы потом делиться подробностями своей жизни. И вообще, ты правда думаешь, что теперь стоит ими делиться?

Она сгорбилась на стуле, вдруг став какой-то маленькой и старой.

— Ты не представляешь, как я скучаю.

— По мне? А что же, Илюша не веселит? — я усмехнулась, заметив, как она вздрогнула.

— Он... Илья... — мама замялась.

— Что, уже бросил? — я отпила из своей кружки. — Ну надо же, кто бы мог подумать.

— Он не то чтобы бросил, — мама потрогала фенечку на запястье, дурацкую, как у подростка, с разноцветными бусинами. — Просто... он стал пропадать. Приходит поздно, врет все время. Я его ревную, а он говорит, что веду себя, как истеричка. Даже... похудела на восемь килограммов. Думала, может, он снова...

— Мам, — я прервала ее тираду. — Ты серьезно? Пришла жаловаться мне на бывшего жениха? Или это что? Инспекция, ты не меня пришла проведать, а Илюшу своего драгоценного выслеживала?

— Доченька, но я же не специально! — она вскинула на меня умоляющие глаза. — Ты не понимаешь, каково это — стареть, когда рядом молодая и красивая дочь! И все мужчины смотрят только на нее! Ты еще поймешь, когда будешь в моем возрасте...

— Мне двадцать пять, мам, — я устало потерла переносицу. — И, надеюсь, что в сорок четыре не буду отбивать мужиков у своей дочери. Знаешь почему? Потому что у нормальных женщин, даже если им за сорок, есть чувство собственного достоинства. А у тебя — нет.

— Ты злая, — она всхлипнула. — Мне плохо, а ты...

— Тебе? — я даже рассмеялась от абсурдности ситуации. — Мам, ты украла моего жениха, лишила семьи и веры в людей. А теперь плачешься, потому что он оказался ровно тем, кем я его и считала, расчетливым эгоистом? Серьезно?

Мама встала, ее лицо исказилось от злости:

— Я не за этим пришла! Думала, может, мы помиримся... А ты!

— Больше не хочу, мам, — я тоже встала. — Знаешь, в чем главная проблема? Ты ведь такая же эгоистка, как Илья. Просто зеркальная копия. Уверена, что все должны крутиться, заботиться о тебе, потакать прихотям. И я тоже так думала. Считала, что должна быть рядом, терпеть твои выходки, оправдывать. Но теперь все, хватит. Живи как знаешь.

Следующие три месяца были удивительно спокойными. Я втянулась в работу в издательстве, даже завела подругу Вику из отдела маркетинга. Мы вместе ходили в кино, на выставки, иногда зависали в барах. Я как будто наверстывала те годы молодости, которые провела, нянчась с матерью.

А потом позвонила соседка.

— Элина, это тетя Валя, соседка твоей мамы.

— Здравствуйте, — я напряглась. — Что-то случилось?

— Твоя мама... Она упала. Сломала руку и, кажется, бедро. Скорая увезла.

— В какую больницу? Спасибо, что сообщили.

Я примчалась в приемный покой городской клинической больницы через сорок минут. Мать лежала, прикрытая больничным тонким одеялом, бледная, с запавшими глазами. Сразу постаревшая лет на десять.

— Доченька, — прошептала она, увидев меня. — Ты пришла.

— Что случилось? — спросила я, присаживаясь на краешек кровати.

— Поскользнулась в ванной, — она отвела глаза. — Стала в последнее время такая неуклюжая...

Я кивнула. Заметила синяки на руках — старые, желто-зеленые. Ее запястья казались такими хрупкими.

— А Илья... Он сейчас... — я сама не знала, зачем спрашиваю.

— Съехал, — Нонна коротко рассмеялась. — Месяц назад, нашел девочку. Модельку какую-то, двадцать лет. Сказал... всякое. Ты была права, он... не очень хороший человек.

— Да ты что, — я не смогла сдержать сарказм.

— Я не знаю, как теперь быть, — она вдруг тихо заплакала. — Я одна, совсем. Ты... не могла бы вернуться? Ну, хотя бы пока я не поправлюсь? Мне одной страшно. Все-таки возраст, твоя мама уже немолодая.

Я смотрела на эту женщину, свою мать, и понимала, что в ней действительно не осталось ничего, кроме страха. Старости, одиночества. Страха, что никто ее не любит.

— Нет, мама, — покачала головой. — Я не вернусь.

— Но как же? — она вытаращила глаза, как будто этот ответ был совершенно невозможен.

— Ты справишься, — я поднялась. — Какая старость, не смеши, тебе всего сорок пять через месяц. Это снова попытка вертеть мир вокруг себя. Так вот, в это я больше не играю. Однажды ты сказала, что я — ошибка юности. Так вот, считай, что все исправлено. Нет в жизни больше ошибок, забудь.

— Но я люблю тебя! — мать вскинулась, пытаясь схватить меня за руку.

— Нет, мама. Ты любишь только себя. И всегда так было. Это... нормально, наверное. Просто это не то, что мне нужно.

Через два дня я получила предложение переехать в другой город. Обстоятельства сложились так странно, словно сама Вселенная намекала, что пора начать жизнь с чистого листа.

Оказалось, наше издательство запускает филиал в Петербурге, и им нужен опытный редактор. Не то чтобы я была таким уж зубром в этой области, но выбирать особо было не из кого.

— Ты, главное, не бойся, — уговаривала меня Вика. — Я с жильем помогу, у меня там брат живет. Хотя тебе же служебную квартиру обещали? И вообще, такой шанс! Питер — это же совсем другая жизнь!

Вечером того же дня мне позвонила мама.

— Доченька, меня послезавтра выписывают, — радостно затараторила она. — Может, ты...

— Мама, извини, но нет, переезжаю в Петербург, — сказала я, прежде чем она успела выложить все свои просьбы и требования.

— Что? — она засопела в трубку. — Но как же... Как же я? Мне нужна помощь! Ты не можешь бросить родную мать!

— Могу, — я сказала это спокойно, без злости. — И я уезжаю.

— Ты... ты... — она зарыдала в трубку. — После всего, что я сделала! Растила тебя одна! Я ради дочери жизнь свою положила на алтарь материнства! А теперь получаю вот такую благодарность?

— Ты предала меня, мама, — я выделила каждое слово. — Украла у меня возможность завести семью. Ты думала только о себе, всегда.

— Ты... просто...

— Мам, я больше не буду жертвовать чем-то. Ни ради твоей, ни ради чьей-то еще. Я пришлю тебе деньги на сиделку, на лекарства. Но не вернусь.

Я сбросила звонок, не дослушав ее новые рыдания и причитания. Знала, что мать не изменится. Но больше не собиралась ей подыгрывать. Впереди ждал Петербург. А мама должна была наконец понять — мир не вертится вокруг нее. В этой жизни все немного сложнее.

Copyright: Анна Медь 2025 Свидетельство о публикации. Копирование контента без разрешения автора запрещено
•

Комментарии