Комментарии
- Чт 08:49Евгений Потомок АндрияновыхХороший рассказ...душевный...аж под конец слезу вышибло....права автор, забыли мы свои корни, своих дедов-прадедов...не гоже это...
- Чт 08:50Евгений Потомок АндрияновыхИ картины хорошие...интересно -кто писал?
Для того чтобы оставить комментарий, войдите или зарегистрируйтесь
АРМИЁВО и ШЕМЫШЕЙКА. Не забывай своё прошлое!
ИНТЕРЕСНЫЙ РАССКАЗ.
"ДУРАК" (жизненный рассказ).
Я не была в родном селе уже семь лет...
Единственная дочка и внучка, наследница земли, из века в век принимавшей труды и обессиленные тела праведных предков, я предпочла иную участь – рванула в город. Да не просто в город – в столицу. Казалось, освойся здесь, и деревенские цепкие корни, тянущие в тёмную, ненасытную землю, отпадут сами собой, и жизнь начнётся какая-то иная, лёгкая, сказочная.
Деревня поначалу доставала меня и тут, пусть нечастыми, но приветами в виде железнодорожных посылок с вязаными носками, отборной картошкой и прочей доморощенной снедью. В метро из тяжеленной коробки, перехваченной со всех сторон бечёвкой, непременно что-то текло и пахло... и мне казалось, что весь вагон смотрит осуждающе, будто разом «раскусив» моё плебейское происхождение. Я просила ничего мне не присылать. Я слушала вполуха пространные телефонные рассказы о родне и огороде. Я с тайной радостью нарушала родительские заветы, смеялась над наивными предостережениями стариков. И всё же деревня казалась неуёмной и вечной в своём навязчивом стремлении меня удержать и вернуть. В своей рьяной борьбе за иной путь и иную «самость», я даже не заметила её постепенной капитуляции.
Становились короче и суше разговоры по телефону, всё чаще в них было о чьих-то похоронах и хворях. Исчезла из посылки извечная банка с топлёным маслом (бабушка более не справлялась с коровой). Заметно смельчала картошка… Мне было всё равно: главное - крепчала я, пускала новые корни на обетованной земле.
На мою свадьбу бабушка и дедушка, никогда не бывавшее дальше областного центра, не приехали – надеялись, что мы с «городским женихом» одумаемся, устроим после широкие деревенские гуляния «как полагается». Не дождались... через год у бабушки, половшей в самый июльский зной грядки, случился удар. Я даже на похороны не смогла поехать – была уже на восьмом месяце. А дед только и рукой махнул в мою сторону: «Чего уж, отрезанный ломоть!».
Тем удивительнее теперь казалось его решение переписать деревенский дом на нас..
Неведомое угадывалось по стёртым временем и людской привычкой приметам. За разросшейся бузиной беспомощно топорщился проржавевший остов колхозного телятника. Тише звучала река, будто с тоски подъевшая порог своего самого высокого падуна. От некогда огромного стада, стремящегося на утренней зорьке пёстрым током к лугу, а вечером поворачивающего вспять, осталось лишь несколько коров, вполне обходившихся заброшенными соседскими огородами...
Село казалось своим и чужим одновременно. Да я и сама себя в нём ощущала кем-то инородным, пришлым, и вместе с тем, по-сиротски страшащимся быть непризнанным и окончательно изгнанным восвояси.
Кое-как освоившись в доме, и приняв первую волну родни,я не стерпела и отправилась с сыном до конца села «посмотреть, как теперь люди живут, да проверить – помнят ли»...
– Зимой погорели, как раз на Крещение. Целая семья тут сгинула, трое человек!
Смотрю, у сына от страха глаза округлились, а баба Зоя распаляется ещё сильнее, описывает в подробностях, как кого нашли-достали, хоронили как… Прикрываю сыну ушки руками, да он, беспокойный, выворачивается:
– И что… никого-никого не осталось?!
– Да как же! – спохватывается баба Зоя, – младший остался. Дурак ихний. По селу всё мотался раньше…Неужель не помнишь?
Это она мне, конечно.
И вот я припоминаю Дурака этого. Я ещё сама маленькой девочкой была,как мой сын теперь,а он уже тогда, взрослый парень, от двора ко двору ходил – побирался.
Как сейчас вижу: идёт по дороге, высокий, нескладный такой– руки, как плети, мотаются. Весь вперёд накренился, того и гляди не удержится – плюхнется, галошами пыль загребает. Идёт-идёт, вдруг встанет да и повернёт на чей-нибудь двор.
К калитке приблизится – замрёт у плетня, ждёт. Заметят, пустят во двор, дадут какую работу несложную – воды в баню натаскать или дров с телеги сгрузить – после накормят. Бывало, и стакан поднесут. Тогда уж он совсем довольный станет, завалится набок прямо у дороги и лежит в траве – урчит, как кот.
– Христос Воскресе! – кричит ребятня на пороге избы.
– Ы-ы-ы-ы-ы-ы! – радостно вторит им Дурак, раскачиваясь из стороны в сторону.
– Во Истину Воскресе! – отвечает хозяйка, раздавая гостинцы.
Разевают рты пошире праздничные пакеты – принимают подарки. Тянет и Дурак свой мешок.
Бабка наша жалела его – нет-нет да и сунет тайком кусок за так, без работы. А дед, как поймает её за таким благодейством, всякий раз бранится:
– Набалуешь – потом работать вовсе не заставишь!
– Да кому ж его ещё баловать-то…– вздыхает бабка.
И опять: завидит Дурака на дороге, приманит – да и протянет мочёный кусок хлеба, посыпанный сахарным песком:
– На вот, ешь! Только отойди от дому подальше.
А Дурак ухватит лакомство, сядет на радостях тут же – под плетнём, у деда на виду и сосёт сладкий хлебный сок… Дурак, словом.
Я тогда думала, он ничейный, сам по себе: спит, где придётся, питается, чем бог пошлёт. А у него, оказывается, семья была: отец, мать, брат младший…
– Как же он из дому-то горящего выбрался? Если и умом здоровые не сумели?
– Ды-к, они его в избу и не пускали. Зимой и летом Дурак в хлеву ночевал, со скотом. И держали-то его как скот – для выгоды, за ради пособия инвалидного. Деньги-то для села хорошие…
Вот оно как оказывается… Жил Дурак впроголодь, а сам родных кормил!
Рассказала баба Зоя, что по зиме решило непутёвое семейство деньгами разжиться. Нагнали под праздники самогонки, наторговали, да сами и запили. Скот забросили, про Дурака и подавно забыли. Ночи в январе стояли холодные, на Крещение и вовсе тридцатиградусный мороз ударил. Хлев, видимо, промёрз совсем. Вот и залез Дурак в дом – погреться. Чего уж он там затеял не ясно – чаю вскипятить хотел или воздух в избе пожарче сделать – да полыхнуло в кухне разом. Выскочил Дурак с перепугу на улицу и побежал к реке – прятаться.
А на речке как раз в ту ночь почти всё село собралось – захаркинский батюшка над прорубью чин Великого Водоосвящения совершал. Смотрят люди: Дурак по снегу бежит босой, в одних штанах да рубашке. Сразу почуяли неладное, кинулись на улицу – а над ней уж зарево! Дом весь занялся, полыхает.
Так и сгинула дуракова родня в огне вместе со всем своим добром – угорела, охмелённая.
– Видать на то Божья воля была! Раз и святая вода не помогла… – баба Зоя спешно крестится, вздыхает.
О чужом ли дворе печалится, о своём ли, уцелевшем, радуется – не понятно.
– А что с Дураком-то стало? – спрашиваю.
– Да что с ним будет-то? Тётка забрала его в соседнее село. Держит, уж наверно, тоже за пенсию, но не обижает – со двора не гонит, кормит-поит… Это ему теперь как санатория! Да только он всё равно нет-нет да сбежит, здесь снова проявится. Вокруг дому ходит всё, причитывает по-своему... Дураков-то Бог милует.«Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное!».
Постояли мы ещё немного у пепелища, помолчали, да и разошлись. Баба Зоя по своим делам заспешила, а мы с сыном обратно к дому повернули.
–Мам, а что эта бабушка про царство говорила? Это из какой сказки?
Я вздрогнула, потому что с безотчётным беспокойством всё перебирала в голове именно эту, заповеданную да старательно запамятованную истину.
– Это из жизни, сынок.
***
На дворе отец с мужем кололи дрова для бани. Сразу видно, оба с азартом: один явно хвастал деревенской сноровкой, а второй напирал на молодость да крепость…
Мы с сыном зашли в дом, проведать деда. Жалобно вскрикнул под моими ногами порог, который все домашние давно уж щадили и привыкли переступать.
А там, куда я и глаз поднять не смела – в красном углу, на полочке перед иконами – лежала потёртая поминальная книжица. Имена из неё, помимо воли восставали в памяти: Аксинья, воин Иоанн, Иоанн, младенец Леонтий… незримые, отринутые мною родичи обступали со всех сторон. Блаженные, простодушные, не ищущие лучшей доли в неведомом далёко и не думавшие отрекаться своих корней– они-то, верно, были вписаны в Царствие Небесное.
– Вот, деда, а он всё равно ходит и ходит к погорелому дому дурак-то этот!
– Да не такой уж он и дурак, может, раз мест родных не забывает…
Казалось, рассказ о горемычном Дураке, а вправду – о себе, заблудшей.
Автор: Огарева Екатерина Ивановна, 11.01.2021 г.
http://www.rospisatel.ru/ogareva-rasskaz.html
https://vk.com/@penza_erzya_moksha-durak
#рассказ
#ИнтересныйРассказ
#РассказЖизненный
#ДомВДеревне