ШЭННОН «Твоя подруга? Та пухлощекая блондинка, которая все нос кривила? Ну, помню» - эти слова сладким звоном продолжали звучать в голове. Когда первый эмоциональный порыв прошел, я, наконец, отцепилась от Дилана, ожидая, что сейчас получу по первое число за новую двусмысленность, которую невольно создала. Но парня обескуражили мои слезы. Посмотрев на окна кофейни, за которыми нас расстреливала взглядом Элли, затем на меня и снова на окна, он сделал выбор: - Что происходит, черт побери? С тобой все нормально? - Да-да, - я торопливо утерла щеки рукавом. - Слушай, я обязательно объясню все твоей девушке, но сейчас мне правда надо ехать, дело серьезное. - Хорошо, но... ты точно в норме? Почему ты разревелась? Вместо ответа я только порывисто всхлипнула - остаточная реакция истерики, которую мне едва удалось обуздать. - Что-то случилось с твоей подругой? Потерялась, что ли? В точку. Я кивнула, изо всех сил пытаясь загнать слезы обратно. Он беспомощно развел руками: - Я ее больше не встречал. Обращалась в полицию? Ах, если бы все было так просто. Я снова ответила движением головы. Он помолчал, хмуро разглядывая мой распухший нос. - Могу чем-то помочь? Да, сможешь дать свидетельские показания в суде? Но вслух сказала: - Ты и так очень помог. Я еще заеду, позже. И... прости за Элли. Я постараюсь все исправить. Я кивнула, прощаясь, и только сейчас заметила, что держу его за рукав. Наверное, подсознательно мне хочется утащить его с собой, чтоб не доказывать свою правоту Марджери в одиночку. Это неудивительно - он кажется мне единственным во всем мире, кто на моей стороне. По дороге в пансион я думала, как начать разговор с Марджери. С сакраментальной фразы: "Попалась?! Я все знаю, сдавай сообщников!". Временами меня пробивало на идиотское хихиканье. Я одернула себя: было бы чему радоваться, Лекси в опасности. Зато я не сошла с ума. В гостинице стояла тишина. Мои соседки, видимо, так и не возвращались. Я прошла по толстому ковру коридора, ведущего от входной двери в холл. Вспомнилось, как в день приезда (боже, неужто это было всего лишь позавчера? Целая вечность же прошла!) я перестала слышать стук каблуков Лекси, как только мы вошли в дом. Этот темно-красный ковер, покрывающий и лестницу, и коридор второго этажа - и поглощающий звуки шагов. Все для покоя постояльцев? Ха-ха.
За стойкой никого не было, и я стукнула по звонку. Из глубины задних комнат показалась Марджери - сегодня она выглядела усталой и не такой всеоружной, как обычно. Из прически-"ракушки" вывалились небрежные пряди, поверх юбки все еще повязан фартук, видимо, забыла снять с момента приготовления завтрака. Даже помада на губах не такая яркая, как обычно. Она подошла к стойке и спросила, чуть улыбнувшись: - Да, мисс Галлахер? Тон был мягким, обещающим, что Мардж настроена быть паинькой. Но меня такими штуками не купишь. - У меня есть свидетель. - О чем вы? - Вы прекрасно знаете, о чем я. Этот человек видел Лекси, мою подругу, с которой я сюда приехала. Я не сумасшедшая, не перегрелась на солнце и не мучаюсь галлюцинациями, в чем вы так настойчиво пытаетесь меня убедить. Лекси здесь, приехала сюда со мной. - Ах, вы все о том же - о своей навязчивой идее. Что же это за свидетель? - Так я вам и сказала! Но он готов все подтвердить перед кем угодно, если понадобится. Он видел нас - и меня, и Лекси, - вместе в день приезда в городе. Марджери продолжала ласково улыбаться - ну точь-в-точь ведьма из сказки, заманивающая наивных детишек в свой котел. - В общем, или вы говорите, где моя подруга, или готовьтесь объясняться с полицией! - Итак, вас видели в городе с подругой, но сюда она не доехала? Вы правы - нужно бить тревогу. Я прямо сейчас позвоню 911, вы не против? - она сняла трубку телефона. - Мы скажем им, что она пропала из вашей машины по дороге из Пайнвуда в гостиницу - так ведь выходит? - На что вы намекаете? - я почувствовала, как внутри меня рождается ледяной ветерок и в секунды набирает силу урагана. - Намекаю? Да что с вами, мисс Галлахер? Я просто указываю на очевидный факт - сюда ваша подруга не приезжала. Мое слово против вашего. У меня тоже есть свидетель - мистер Дэш. Он не говорит, но писать умеет. Вы приехали сюда одна. Ну что, звоним в полицию? Вам ведь нечего бояться? Кто заподозрит невинную студентку, потерявшую подругу? Я медленно отступала от стойки, не веря своим ушам. В голове мелькали картины, одна за другой: полицейский участок, комната допроса, возможно, полиграф, камера временного задержания... а потом... потом... - Что с вами, дорогая Шэннон? - ласковая улыбка в тот же миг сменилась хищным оскалом: - А! О своем прошлом вспомнили? Боитесь, что узнав ваше настоящее имя, у полиции появятся теории не в вашу пользу? - Кто... кто вы такая? - Я представилась в самом начале нашего знакомства, Шэннон, милочка. Марджери Розенфелд. А вот кто вы такая - это, конечно, большой вопрос. Так что насчет полиции? - Что вы знаете обо мне? - Ровно то, что вы указали в анкете, что же еще я могу знать? - она откровенно издевалась. - Думаю, мне лучше положить трубку. Мадам Белинду не обрадует, если пансион окажется замешан в каком-то скандале. Найдите свою подругу там, где вы ее потеряли, и - ради Бога! - перестаньте пытаться меня разоблачить! Потому что мне скрывать нечего. Если позволите, я вернусь к посуде. Видимо, мы закончили. Она развернулась и, напевая, скрылась за поворотом, где надо думать, располагалась кухня. Я чуть постояла, не в силах сдвинуться с места, потом машинально направилась к лестнице. Присев на верхнюю ступеньку, откуда Марджери не смогла бы меня увидеть, даже если бы вернулась на ресепшен, я долго отгоняла призраков прошлого. Наконец я поняла, что обходиться действительно придется без полиции. Я прислушалась: внизу было тихо. Для верности скинув туфли, я спустилась в холл и прошла за стойку. Телефонный справочник и сам телефон, грязная кружка из-под кофе, скомканные бумажки, испачканный тюбик губной помады – а Мардж не такая строгая и чопорная леди, какой пытается казаться. Так-с, стопка чистых бланков, пачка бумаги, ножницы… Выдвигаем ящик. Вот так, медленно и чуть приподнимая, чтоб не скрежетал. Есть! Внутри лежала коробочка с блестящими ключами. На некоторых наклеены стикеры, другие были без наклеек, но с номером – очевидно, дубликаты номерных. Разберемся. Осторожно задвинув ящик, я поспешила убраться наверх, прихватив коробку. За дверью своей комнаты я почувствовала себя в относительной безопасности. Высыпав ключи на кровать, начала их судорожно перебирать. Прежде всего – подвал. Хватая один за другим, откидывая те, что с номерными бирками, я вчитывалась в наклейки: «Бельевая», «Гостиная», «Задняя дверь», «Кладовка»… Подвала не было. Проверив еще раз, я в этом убедилась. Шепотом чертыхнувшись, я принялась складывать ключи обратно в коробку, стараясь особенно не греметь. Нужно вернуть все на место, пока жердь не обнаружила мои художества. Уже в коридоре мой взгляд упал на дверь, противоположную моему номеру. «Бельевая» значилось на табличке. Может, стоит заглянуть? И заодно проверить остальные, пустующие номера, раз уж коробка с ключами – у меня в руках? Подойдя к лестнице, я прислушалась – снизу не доносилось ни звука. Выудив нужный ключ, я открыла дверь. За ней оказалась узкая и пыльная комната. Сквозь белую полотняную штору, завязанную внизу узлом, едва проникал тусклый свет. Все пространство было загромождено стеллажами с бельем - надпись на табличке не обманула. Стопки махровых полотенец, хлопковых простыней, пестрых покрывал лежали на полках, свисая с краев. Комната казалась запущенной и очень грязной. Да уж, не особо приятно осознавать, что постель мне застелили тряпками из ближайшей груды. Пахло пылью и сухими травами - я читала, что в старину в комоды и шкафы клали стебли вербены или лаванды, для того, чтоб избавиться от прелого запаха. Неужто здесь поступают также? Осторожно, стараясь не потревожить пылевые клубки, я прошла вглубь, к окну, и поворошила стопку салфеток на полке последнего стеллажа. И точно, пожелтевшие льняные куски переложены трухой, которая с десяток лет назад была, видимо, засушенным стеблем лимонника. Сколько же времени не перебирали этот хлам? Пора на выход, пока я не расчихалась. Вернувшись в коридор, я некоторое время не могла решить, стоит ли мне осматривать все номера подряд, и с чего вообще начать. К слову, пронумерованы комнаты довольно странно - моя, например, несмотря на одиннадцатый номер, была в коридоре первой, следом шли номера девять, семь и пять, которые, как я помнила, не заселены. Напротив пятого номера шел третий, тоже пустой, дальше комната Тэйлор - почему-то под номером два, следом - Кэтрин, номер четыре, пустой номер шесть, бельевая и лестница. Пройдя мимо собственной комнаты, я открыла дверь номер девять. Что именно я хотела найти – не знаю. Что-то, что наведет на Лекси, а может, ее саму? Помещение оказалось вовсе не готово к приему постояльцев и было похоже на каюту корабля после шторма – мебель расставлена беспорядочно, на столе громоздились тумбочки, кровать съехала со своего места и стояла, незастеленная, по диагонали. Идя по пыльному полу, я натыкалась на всевозможные светильники, ящики, выдернутые из комода, горшки с высохшей геранью - да, если вдруг нагрянут жильцы, Марджери не успеет привести этот номер в порядок даже за пару дней! Не будут же они ждать в вестибюле неделю? Интересный подход к ведению гостиничного бизнеса... Я вышла из девятого и направилась в седьмой - удивительно, но картина была такой же: жуткое запустение, грязь, беспорядок. Было заметно, что когда-то эти комнаты знали и лучшие дни: тюли на окнах отделаны дорогим французским кружевом - я видела такие на экскурсии по довоенным особнякам, стены обиты панелью из орехового дерева, витражные бра... Но все покрыто пылью, паутиной и тленом. Мне даже стало обидно за дом - кажется, его разлюбили... То же самое повторилось и в пятом, и в третьем номере. Выйдя из последнего, я была совершенно обескуражена. Три обитаемых номера - мой, мисс Калверт и мисс Эмери. Остальные - заброшены и забыты. Покрыты таким толстым слоем времени, словно последние постояльцы жили там год, а то и два назад. Что это значит - пансион работает только ради нас? Я вдруг вспомнила маленькие детали, казавшиеся мне незначительными, но отчего-то застрявшие в памяти - нечищеный камин с пятнами ржавчины на решетке, свежеокрашенные перила крыльца. Весь этот дом - один сплошной обман, наспех скроенная декорация, причем, скроенная для нас троих - меня, Тэйлор и Кэтрин. Кем и для чего? Остался неосмотренным последний номер - шестой, дверь наискосок от моей. Даже не знаю, стоит ли туда заходить. Но раз я решила устроить обыск, стоит довести дело до конца. За дверью с табличкой «6» царил такой же хаос, как и за другими. Сваленные в кучу книги, рядом - разобранная книжная полка, покрытое пожелтевшей простыней высокое овальное зеркало, две кровати. Одна из них - под ярким покрывалом, с белой подушкой. Свежая, непыльная кровать – словно мазок гуашью на сером холсте. Поверх лежал клочок бумаги. Не веря своим глазам я сделала шаг ближе и взглянула на него. Хотя, зачем? – я и так знала, что там написано. Это записка Лекси: «Ушла осматривать окрестности», и ее кровать из нашего номера. Коробка с ключами вывалилась из рук с жутким грохотом. Секунду спустя дверь распахнулась. - Шэннон? Что вы тут делаете? На пороге стояла Тэйлор. - Зайдите скорее и закройте дверь, - зашептала я. Мисс Эмери так и сделала. - Помогите мне собрать ключи! Пока мы возились в пыли, я объясняла: - Пришлось устроить обыск. Этот дом слишком странный. Кроме наших номеров, все остальные - вот в таком состоянии. Да тут сто лет не было постояльцев! Вся эта комедия специально для нас разыгрывается, понимаете? Нас зачем-то собрали тут вместе. Только зачем - не понимаю! Вы знаете эту мадам Белинду? - Нет никакой мадам Белинды! Я не успела удивиться - в кармане джинсов завибрировал телефон. Достав трубку, я обомлела. Звонила Лекси. Глядя на светящийся экран, я не могла себе поверить. Да, так и написано: «Лекси». Приняв звонок, проведя пальцем по дисплею, я просипела: - Алло? - на том конце что-то затрещало, и я, приходя в себя, попыталась реанимировать собственный голос: - Алло? Лекс? - Шэннон... - отозвалась трубка потусторонним шепотом. - Шэннон... Я в подвале. Три коротких гудка, возвещающих об отбое.
КЭТРИН Они думают, что я сошла с ума. Или что хотела привлечь внимание, нарочно закрывшись в подвале. Люди сейчас чего только не вытворяют, у всех свои странности. Но я точно не притворялась. Я не знаю, что это было – может, я и впрямь спятила и поймала глюки. Тот голос – он звучал в моем сне? Или в моих мыслях? Незнакомый голос, так настойчиво зовущий из темноты: «Бекки!». Окончательно очнулась я только тогда, когда летела вниз, пересчитывая ребрами ступени. Адская боль вырвала меня из сонного тумана, завесившего сознание. Наверное, это все из-за прошедшего сеанса. Воспоминания накрыли меня, вернулся забытый кошмар – и вот, я снова схожу с ума. Нормальная терапия, спасибо, мистер Паркер, сэр. Обо всем этом я думала, сидя в кабинете доктора Тиммонса. Настало утро с его насущным хлебом – я не могла пропустить прием. О произошедшем я не собиралась рассказывать психиатру, иначе мне сидеть на этой кушетке до скончания времен. Скажу, что чувствую себя прекрасно. - Ваш вид говорит об обратном, - тут же расколол меня док. – Вы вообще спали? - Немного… - осторожно начала я. – Немного не выспалась. Плохо привыкаю к чужой постели. - Что-то снилось? – он чуть прищурился, сканируя меня холодным взглядом. Я замешкалась с ответом. Вроде, я решила позволить ему себя вылечить? Чего я больше хочу – окончательно разобраться в себе, стать нормальной или выбраться отсюда? Вспомнив, что мне возвращаться в этот пансион с жутким подвалом, я сделала выбор: - Нет, ничего особенного не припомню, - я попыталась пожать плечами как можно беспечнее. - Ну что ж. Продолжим наш вчерашний разговор? Вы подумали над моим вопросом? Я поежилась. Совсем забыла о его словах на прошлом сеансе. Снова соврала: - Да. Но я так и не поняла, почему вы задали этот вопрос. - Но ведь он несложен. Какова ваша роль во всей этой истории? Вы считаете себя случайной жертвой? - Да, - твердо ответила я. – Вы хотите, чтоб я чувствовала себя виноватой или ответственной за сделанное Эдди Вудоллом? Доктор Тиммонс откинулся в кресло и долго молчал, чуть улыбаясь своим мыслям. - Ни в коем случае, - наконец, ответил он. – Но из-за того, что вам внушили (и вы так думаете теперь) будто все произошедшее – случайность и стечение обстоятельств, вы живете в постоянном страхе, ожидая, что подобное повторится вновь. Я же хочу, чтоб вы взглянули на ту сторону вашей жизни под другим углом. Поняли, что в мире нет ничего случайного. Все это должно было произойти именно с вами, и в чем-то – по вашей вине… Спокойно, Кэтрин! – он умиротворяюще поднял ладони, увидев, как я взвилась в кресле. – Поверьте мне. Давайте вспомним еще раз. Расскажите, как все началось – не с того случая на заднем дворе закусочной, а с самого начала. Расскажите мне про Эдди, как вы познакомились и что подумали, когда увидели его впервые. Расскажите про то, что сами хотите рассказать. О, Господи! Чего хочет от меня этот садюга? Слезливых историй из моего детства? Потрясания грязным семейным бельем? Я расскажу все, лишь бы поскорее свалить отсюда! Начнем все с самого начала? Да пожалуйста! - Меня зовут Ребекка Фолкнер. Ребекка... Ненавижу это имя. Папа знал это и всегда говорил мне "Бекки". Беккии! - позвала я, чуть растягивая гласные, подражая чарлстонскому выговору отца. - Он умер, когда мне только исполнилось шесть. Этого мало для девочки, не так ли, док? Суть проблемы в том, что в моей жизни было слишком мало папы. Врачи в клинике говорили, что поэтому я доверяю мужчинам, ведь они уходят так внезапно... Бедная маленькая Бекки... С его легкой руки так меня звали школьные учителя, подруги и мисс Дельфина, продававшая сладкие булочки в кондитерской возле нашего дома. Но не мать. Мать всегда звала меня только Ребеккой и одергивала каждого, кто поступал иначе. "Ты ведь не кухонная девчонка, Ребекка! Помни о своих корнях, юная леди!". Мне было восемь, и я не знала, как быть юной леди. Видимо, это означало голодать, но гордо отказываться, когда одноклассница делилась со мной школьным завтраком. Как-то я взяла этот несчастный сандвич и по глупости рассказала потом матери. Она избила меня. "Да, мы бедны, но мы не попрошайки! Неси свой крест с достоинством, Ребекка!". Вот что означало быть юной леди - молча страдать, без надежды на чью-то помощь. В самый жаркий зной я ходила в школу в черном шерстяном платье с длинными рукавами и глухим воротом. Мать заставляла надевать поверх накрахмаленный белый передник, а волосы стягивала в такой тугой узел, что начинало ломить виски. Именно так, по ее мнению, следовало выглядеть юной леди. Она не покупала мне рюкзака или сумки - и книги, перевязанные веревкой, я носила в руках. Рассказать, как потешались надо мной одноклассники? Или вы сыты такими историями, док? Не думаю, что вы услышите от меня что-то новое. Подростковая жестокость однообразна. Кажется, мне было лет десять, когда в школе появился новенький. Эдди Вудолл. Я хорошо помню, как впервые он пришел к нам на биологию - домотканые штаны на подтяжках, хмурый взгляд из-под непокорного вихра и Библия среди учебников. Нас сразу окрестили женихом и невестой. Смешно. Он молча сносил все тычки и подколы, все грубые шутки, подзатыльники и разодранный портфель... Мне тоже доставалось, но не так, как ему - все же, я была девочкой. А он был Эдди. Вам так нравится слушать о нем, док? О том самом Эдди, которого журналисты назвали Садовником? Об Эдди Вудолле, убившем шесть человек в подвале собственного дома. На моих глазах. Ведь я год сидела в том подвале, прикованная цепью к стене.
ГЛАВА 6. ПРИЗРАК ПАНСИОНА
Жил-был один мальчик. Один очень несчастный мальчик по имени Эдди Вудолл. Он любил одну девочку, такую же несчастную, как и он. Ее звали Бэкки Фолкнер. Но девочка его не любила. Так случается. Когда Эдди смотрел на Бэкки, ему казалось, что он видит свое зеркальное отражение: печальное, задумчивое и одинокое. Когда Бэкки смотрела на Эдди, она тоже словно видела себя со стороны: униженную, угрюмую, ненужную. Поэтому она старалась на Эдди не смотреть. Но мальчик был рад наблюдать за девочкой, ему стало приятно осознавать, что в этом мире нашлось похожее на него существо, человек, который поймет его маленькую боль, поэтому он старался постоянно находиться рядом. И девочка стала замечать, что всюду натыкается на мальчика, куда бы ни пошла. Он тащился за ней по дороге из школы - молчаливо и на расстоянии. Он находил ее на всех переменах и держался около. А однажды так осмелел, что во время обеда сел за ее стол в школьном буфете. Столы там стояли длинными рядами, и мальчик сел как можно дальше, но все-таки - за тот же, что и она. Днем, по дороге домой, он пошел уже не позади девочки, а рядом. Шагал, пиная огромными начищенными ботинками камни на тротуаре, и украдкой поглядывал на поля шляпки, за которыми скрывалась девочка. Эту большую, местами прохудившуюся, соломенную шляпу девочка ненавидела. Но мать заставляла надевать ее каждый день, говоря, что юным леди положено носить шляпы, иначе на кожу ляжет загар, а это - первый признак «швали». Девочка одно время украдкой, отойдя подальше от дома, стаскивала уродливый гриб с головы, и на щеках вскоре выступили веснушки. По ним-то мать и отхлестала девочку. А потом принялась что было сил тереть ее лицо жесткой мочалкой, пока не появились кровоподтеки. С того дня девочка не пыталась ловчить и носила шляпу беспрекословно. Но возненавидела еще больше. - Хочешь, понесу твои книги? - спросил вдруг мальчик, кивнув на перетянутую бечевкой стопку, которую девочка прижимала к боку. - Нет, - отрезала девочка. Снова молчание, тягостное, как жаркий полдень. - Красивая шляпка, - сказал, наконец, мальчик. Девочка остановилась и так гневно взглянула на него, что он остановился тоже. - Дурак! - ответила она и пошла к дому, впервые торопясь изо всех сил. А мальчик понял, что влюбился.
- Об этом сразу же узнала вся наша школа, а потом и весь городок, - голос Кэтрин Калверт плыл по кабинету, создавая вокруг доктора Тиммонса туманные картинки ее прошлого. Он видел двух подростков, бредущих по тенистой аллее сквозь жаркий полдень - двух непонявших друг друга детей, обиженных всем миром и на весь мир. Он видел, как они шли через это непонимание прямиком к огромной трагедии. Кэтрин продолжала рассказывать, и психиатр отвел взгляд от призрачных детских силуэтов, посмотрев на нее. Худенькая женщина со стертым с лица возрастом сидела, скинув туфли и поджав босые ноги. Тонкие нити светлых волос перечеркивали глаза, и невозможно было понять ее чувств. "Она сама похожа на призрак", - подумал доктор, разглядывая ее острые локти и бледно-голубое платье, висящее на ней, как на вешалке. - В школе нам проходу не давали. Не знаю, что именно делали с Эдди, но мне изрисовывали шкафчик пошлыми картинками, совали презервативы за шиворот, и без конца придумывали ужасные прозвища... Это было невыносимо. Я так думала. А потом слухи дошли и до матери. Кэтрин порывисто вздохнула и отвела рукой челку, закрывая глаза. Доктор осторожно сказал: - Вам трудно говорить о своей матери. Она была суровой женщиной. Вы когда-нибудь чувствовали ее любовь? - Не знаю. Не помню. Кажется, нет. Это важно? Она была недовольна мной всегда - когда я болела, когда разбивала коленки, когда хватала плохие отметки, и когда хорошие - тоже. Я всегда ощущала себя ее сожалением, усталостью... - Понимаю. Итак, она узнала, что вас с Эдди дразнят женихом и невестой. Что она сказала? - Она увидела, как мы в очередной раз идем вместе из школы. Я - впереди, Эдди - на расстоянии. Она выбежала из дома и, прежде чем поволочь меня домой, отчитала Эдди, запретив и близко ко мне подходить. Уже за дверью я попыталась ей объяснить, что только рада от него отделаться, но она и слушать не стала. отхлестала меня по щекам, как всегда, и оставила без обеда. А вечером к нам пришла мама Эдди.
Девочка, наказанная за «поведение, неподобающее для юной леди», украдкой наблюдала из окна своей комнаты на чердаке, как на крыльцо их дома поднялась худая женщина, в строгом черном платье, застегнутом на все пуговицы, от чего острый ворот врезался в шею. Она окинула взглядом чахлый цветник, который, несмотря на упорные старания матери девочки, никак не желал разрастаться и цвести, брезгливо коснулась перил, проверяя их на наличие пыли, и принялась стучать дверным молоточком. Затем девочка услышала скрип половиц внизу - мать вышла из столовой, где заканчивала обед в назидательном одиночестве, и зашагала к двери. Через секунду девочка увидела из окна рыжеватую макушку матери, появившейся на крыльце. Запертое окно не давало возможности слышать разговор. Но девочка разобрала некоторые фразы, сказанные незваной гостьей: «враги Господа нашего... грязные свиньи-католики... моего сына... мерзкая девчонка...». Мать девочки в долгу не осталась: обозвала миссис Вудолл «голытьбой» и захлопнула дверь перед носом.
- После этого Эдди больше не провожал меня домой. Ему, видимо, тоже крепко досталось. Я помню, как он смотрел на меня - грустно, исподлобья, украдкой. Но не близко подходил и не заговаривал. В старших классах у нас почти не было общих уроков, и я совсем забыла о нем. Даже не думала, что когда-то судьба сведет нас вновь. Наверное, судьба в этот момент злобно хихикала, - Кэтрин и сама горько усмехнулась. - А потом я сбежала из Мидлтауна, как я надеялась - навсегда. Но и эти планы не сбылись. - Хорошо, - медленно сказал доктор, - спасибо за откровенность, Кэтрин. Наш сегодняшний сеанс помог ли вам взглянуть на Эдди с другой стороны? Увидеть в нем не только монстра, но и... несчастного ребенка? Я не зря называю его именно ребенком, Кэтрин. Вы знаете, что человек остается в том возрасте, в котором его недолюбили? Поэтому внутри каждого живет восьмилетний мальчик, впервые познавший суровость отцовской руки, или шестнадцатилетняя девушка, столкнувшаяся с безответной любовью. Также произошло и с Эдди. Эта неразделенная, по-детски бесхитростная любовь так и осталась с ним до конца жизни, Кэтрин. Любовь к вам. Ни жестокость матери, ни травля сверстников, ни хрупкость психики - ничего из этого не являлось основополагающей причиной его зверств. - То есть, вы хотите сказать, это я виновата в том, что он держал меня в подвале на цепи, попутно убивая людей? - голос Кэтрин звенел от возмущения. Она откинула челку, и взгляд ударил доктора Тиммонса, прямой и резкий, как стрела. - Забудьте навсегда слова «вина», «правда», «боль» и тому подобное. У каждого - своя боль, и чем ее лезвие ближе к сердцу, тем она острее. То же самое можно сказать о вине и правде. Мы сейчас с вами не выступаем в роли вершителей судеб в попытках понять, кто прав, а кто виноват. Мы осознаем, почему это все произошло с вами, и почему не произойдет вновь. Теперь вы понимаете? Все это - не случайность. Вы - не нечаянная жертва, Кэтрин. Наоборот. Во всей этой истории, вы - главный катализатор событий. Я хочу, чтоб вы осмыслили наш разговор. А завтра мы, возможно, закончим.
ТЭЙЛОР Мадам Белинда умерла в прошлом году… умерла в прошлом году. Умерла в прошлом году. Еще вина? Эти слова шуршали гравием под шинами, слышались мне в тиканье наручных часов, заглушали мысли, которые бились в голове с такой силой, что ломило виски. Кто? Кто отправил мне письмо с наивной историей, на которую я повелась, как последняя идиотка? Зачем меня хотели сюда заманить? И главное – что мне теперь делать? Собирать манатки и убираться восвояси? Или же остаться и все выяснить? Подъезжая к пансиону, я уже приняла решение. Будь на моем месте прежняя журналистка-Тэйлор, которую вся редакция звала Катастрофой, она бы ворвалась сейчас, точно торнадо, в гостиницу и трясла бы Марджери за шиворот до тех пор, пока та синеющими губами не выложила бы всю правду. Или не всю. Но нынешняя Тэйлор-писательница, Тейлор-философ и созерцатель сделает более умный ход – прикинется дурочкой. Проходя мимо респпшена к лестнице, я изо всех сил старалась принять непринужденный вид, напевая под нос и поправляя волосы. К счастью, старушки Мардж за стойкой не оказалось. Перестав насвистывать, я бросилась наверх, намереваясь поговорить с Шэннон на предмет того, что ей известно о нашей таинственной мадам. Но на стук в дверь ее номера никто не откликнулся. Подергав ручку, я в растерянности стояла посреди коридора, недоумевая, где она может быть, если ее машина – у крыльца. И тут из комнаты напротив – пустующей комнаты! – раздалось странное бряцание, будто кто-то рассыпал гвозди. Ну вот ты и попался, загадочный призрак, подбрасывающий платья в шкафы и толкающий людей в подвалы! Осторожно покрутив ручку, я заглянула в номер. На полу, среди пыльной мебели, смахивающей на обломки кораблекрушения, сидела Шэннон и собирала в коробку ключи. Увидев меня, она словно бы обрадовалась. - Я устроила обыск! И знаете что? Дом жутко запущен, никакая это не гостиница! Молодец, девочка! Облегчила мне задачу. Я огляделась – да, номер явно не готов к приему гостей. Так вот почему Марджери отправила ту странную молодую женщину в черном, которая вчера пыталась сюда заселиться! - Последние постояльцы здесь были лет сто назад! – продолжала Шэннон. – Только наши три комнаты похожи на номера. Вся эта комедия специально для нас разыгрывается, понимаете? Понимать это, если честно, радостно. Возможно, у меня есть союзники, и – слава Богу! – Кэтрин не была случайной жертвой, которую спихнули в подвал ради того, чтобы что-то продемонстрировать мне. - Нас зачем-то собрали тут вместе. Только зачем - не понимаю! Зачем тут я – почти догадываюсь. Ох и порадуется Поганец-Ричард, мой редактор, который кипятком писал, после того, как я сказала, что ухожу из журналистики на вольные писательские хлеба. «Книги о маньяках? Не боишься, что один из них тебя как-нибудь прихлопнет?». О чем там спрашивает Шэннон? - Вы знаете эту мадам Белинду? - Нет никакой мадам Белинды! – бухнула я. Она застыла, не донеся по назначению очередной ключ. Но тут раздался звук вибрирующего телефона. Пока она отвечала, я принялась собирать оставшиеся ключи, но разговор продлился недолго. - Лекс.. Лекс! – звала она кого-то в трубку, потом вскочила и бросилась вон. Я побежала следом, прихватив коробку. - Стойте, Шэннон! Что случилось? Вы куда? Мне удалось схватить ее за руку буквально на верхней ступени. - В подвал! - Что за срочность? Кто такая Лекс? - Моя подруга, она в подвале. Да пустите меня! Мы приехали вместе, но Марджери, или кто-то еще, или они вместе похитили ее и делают вид, что я сошла с ума! Хотят, чтоб я решила, будто никакой подруги со мной не было! Но она была! Я точно знаю! И сейчас она позвонила и сказала, что ее держат в подвале! Я оттащила девицу подальше от лестницы и прижала к стене. Вот так новости. Это объясняет странное поведение девчушки, ее метания туда-сюда, и безумный взгляд, который я пару раз ловила. Исчезнувшая подруга? Нет, я отказываюсь понимать, что эти сумасшедшие пытаются мне сказать! Шэннон продолжала рваться вниз. Выпусти я ее, и она бы своим упрямым лбом вынесла подвальную дверь! Эх, завидую энергии молодости! - А ну-ка, спокойно! Я вам верю, Шэннон. Но мы не будем совершать опрометчивых поступков. Вы умница, что обыскали этаж. То, что вы выяснили, подтвердило мою теорию. Правда, я думала, что все это разыгрывается специально для меня, но видимо, нас всех троих сюда заманили. Все это – какой-то жуткий сценарий, понимаете? Возможно, звонок вашей подруги – тоже его часть. Я не знаю, чего они добиваются. Может, чтоб вы закатили истерику у респешена, требуя от Марджери выпустить подругу, или взломали дверь в подвал… А она, например, в ответ вызовет скорую и заявит, что вы с катушек слетели. Шэннон глядела на меня круглыми глазами, но вроде бы, немного успокоилась. - Да, она и пытается выставить меня сумасшедшей… Но зачем ей это? - Мы все узнаем. Но не позволим им дергать нас, как марионеток за нитки. - Но Лекси! Что, если она действительно там? Запертая в этом жутком черном подвале? Я подумала секунду. Да, тянуть время было бы опасно. - Мы заставим Марджери открыть подвал и показать там все. Чтоб она не выкинула что-нибудь у нас за спиной. Пошли! Мы спустились вниз, и, прежде чем вызванивать Мардж, Шэннон аккуратно вернула коробку с ключами на место. Я стукнула по звонку. Марджери появилась внезапно, возникнув, как привидение, в проеме одной из задних комнат. Вот бы и там обыск устроить! - Мисс Розенфельд, не будете ли вы так добры, - начала я без долгих предисловий в надежде, что жердь не успеет собраться с мыслями и отразить напор, - показать нам подвал. Мы – все вместе – его осмотрим. - Зачем это? – с вызовом отчеканила карга. - Затем, что странные дела творятся в пансионе. Произошедшее с мисс Кэтрин нас очень расстроило и напугало. Сегодня утром я сказала ей, что надо бы заявить в полицию. На бедняжке ведь живого места не осталось – ну еще бы, ребрами ступени пересчитать! А уж про психологическую травму и говорить нечего! И за это должен кто-то ответить – да-да, дорогая мисс Розенфельд. Я слабо верю в вашу версию с лунатизмом, но даже если это и так, то, по крайней мере, хотелось бы убедиться, что дверь в подвал снова не откроется сама собой, и никто из нас больше туда не рухнет. Ну, не стойте столбом. Помочь вам найти ключ?
Марджери порывисто шагнула к стойке. Кажется, она сейчас мне врежет. - Да как вы смеете, мисс Эмери! Я, по-вашему, держу там монстра на веревочке, который выходит ночью и утаскивает в свое логово несчастных постояльцев? О, блестяще исполнено! И-и-и Оскара получает…! - Не нужно изливать на мою бедную голову весь ваш праведный гнев, - поморщилась я. – Так или иначе, в вашем пансионе едва человек не погиб. Что это было: покушение, несчастный случай, нарушение норм безопасности – не ясно. Ну, раз вы отказываетесь дать мне – нам! – возможность разобраться, предоставим это дело полиции. Идемте, Шэннон, прокатимся до участка. Отчаянно блефуя, я развернулась в сторону выхода, взяв Шэннон под руку. - Стойте! И Оскара получает Тэйлор Эмери, аплодисменты! - Не думаю, что хозяйка будет рада узнать о вмешательстве полиции. Я попробую убедить вас, что подвал абсолютно безопасен. Мы не скрываем там никаких чудовищ. - Если это так, то никакой полиции, разумеется, - заверила я. Она кивнула и достала из кармана связку ключей. Мы отправились к двери под лестницей. Марджери, выбрав нужный ключ, отомкнула замок и благоразумно подперла дверь тяжелым стулом. Да уж, не хотелось бы, чтоб сквозняк или другая «случайность» закрыла нас всех в этом жутком месте. Спустившись на пару ступеней вниз, наша провожатая пошарила рукой по стене, в следующую секунду щелкнул выключатель и глубоко внизу замерцала одинокая лампочка. Я обернулась, желая ободрить Шэннон. Девушка на меня не смотрела: бледная, встревоженная, со сверкающими от нетерпения глазами, она вглядывалась поверх моего плеча в едва разбавленную мерцанием лампочки мглу. Я взяла ее за руку и повела вниз, осторожно нащупывая ступени. Достигнув подножья лестницы, мы очутились в сером низком помещении, довольно просторном, учитывая, что там и тут проглядывали высокие полки с разным хламом и предметы интерьера, накрытые простынями, из-за чего об их истинном назначении оставалось только догадываться. Марджери стояла под лампой, в круге желтого света, и глядела на нас презрительно. - Ну, обыскивайте! - она кивнула головой в сторону одной из полок: - Здесь у нас коробки с разными инструментами, хозяйство мистера Дэша. Вот это - сломанная сушилка, там дальше - прохудившаяся старая ванна. Желаете в нее заглянуть? - Вы совершенно зря пытаетесь язвить, дорогая мисс Розенфельд! - И в мыслях не было, дорогая мисс Эмери! Ну, не стойте столбом. Вы хотели осмотреть подвал - вперед! Я, отпустив руку Шэннон, двинулась вглубь, стараясь не задеть рукавами белой блузки пыльные полки. Пройдя сквозь строй стеллажей, обнаружила проход, за которым – длинный коридор, заглянув в который, я уткнулась в кромешную тьму. Разумеется, подвал пансиона не может быть так мал. - Тут не обойтись без света, - пробормотала я, роясь в карманах в поисках мобильника. Марджери, похоже, услышала мои сетования и, подойдя к одной из полок, откопала маленький электрический фонарик. Я одобрительно кивнула и включила подсветку телефона. - Вперед! – бодро воззвала я, и мы пошли гуськом по коридору. Марджери – впереди, за ней Шэннон, я – замыкающей. Оставлять Мардж без присмотра я не собиралась, главной целью всей эскапады было посмотреть на реакцию жерди. Не думаю, что мы найдем тут подругу, как бы этого не хотелось Шэннон – бедная девочка! Очень сомневаюсь, что похитители Лекси любезно предоставили ей возможность сделать звонок. Это все - очередной ход, приманка в мышеловке, на которую мы, надеюсь, не клюнули. Возможно, «они» рассчитывали, что Шэннон одна пойдет в подвал, и просчитались. По крайней мере, я в это верю. - Шэннон! - обратилась я к девушке. - Будьте внимательны. Не дайте себе свалиться в какой-нибудь люк или стукнуться головой о балку. Она оглянулась и кивнула, поняв намеки. Освещая серые бетонные стены мобильником, я думала о том, какой шаг следует предпринять дальше. Схватить жердь за грудки и вывалить ей на голову тот факт, что мадам Белинды не существует, и я все знаю? Интересно, что она ответит? Еще есть Шэннон и ее история. Девочка не похожа на лгунью, я ей верю. Зачем «они» делают с ней это? Похищенная девушка - такой поворот не редкость в моих книгах. «Они» пытаются разыграть один из сюжетов? О, Боже Всемогущий, только не шайка сумасшедших фанатов, пытающихся воспроизвести зверства какого-нибудь маньяка и желающих, чтоб я написала о них книгу! Сегодня же пинком отправлю Шэннон в полицию - пусть заявляет о пропаже подруги, пока на нас не посыпались трупы! Так, а это что за проход? Справа от нас в стене зияла прямоугольная дыра. Шэннон заглянула туда, вслед за лучом фонаря Марджери и вскрикнула. Я бросилась к ней. Испуг понятен – эта комната была уставлена огромными, в человеческий рост, куклами – некоторые сломаны, без рук или без голов. Голые или обмотаны каким-то тряпьем. Марджери хмыкнула: - Всего лишь манекены. В послевоенное время, чтобы хоть как-то держаться на плаву, бабка мадам Белинды держала ателье. Они пошли дальше, а я замерла, разглядывая это жуткое зрелище. Огромные трубы, со свисающими обрывками изоляционных лент, тянулись по потолку. Безмолвные куклы, словно трупы, ради издевательства поставленные на ноги, глядели полустертыми глазами прямо на меня. Святые угодники, а это еще что?! Луч мобильника высветил в углу манекен, одетый в черное платье, к левой стороне которого приколот белый цветок. Какая мерзкая картина! Вид ужасен - на кукле всклокоченный парик из белых волос, лицо размалевано яркими румянами и красной помадой. Я истерически хихикнула - напоминает нашу старушку Мардж. Подходя ближе, я лихорадочно соображала - зачем он здесь? Я явно не должна была найти его... Еще шаг и еще... Странно - это мягко сказано. Манекен, наряженный в точно такое же платье, что я нашла накануне в своем шкафу. Свежий, живой цветок белой лилии. Между мной и платьем оставалось меньше пары шагов, когда кукла с всклокоченными волосами расплылась в жуткой улыбке и медленно подняла руку, прижимая палец к губам. Молчи, Тэйлор. Но я заорала, что было мочи. Луч экрана заплясал по стенам и потолку, мобильник шлепнулся на пол с противным треском. А после я осталась один на один, в темноте, с кошмарной размалеванной - живой! - куклой...
ДЕВУШКА С ТАЙНОЙ ВСЕГДА ИНТЕРЕСНЕЙ
- У меня в ушах до сих пор стоит ее крик... Я, отложив чеки, машинально потянулся к тоненькому запястью, подрагивающему на столике, но вовремя одумался. Что, черт возьми, за телячьи нежности? Чувак, возьми себя в руки! Она с тобой драматической историей делится! Шэннон по другую сторону барной стойки растерянно провела ладонью по виску. - Мы сразу же вернулись к ней. У нее телефон разбился и еще привиделось что-то… То ли кукла, то ли призрак. Так и не поняла толком. Она утверждает, что кукла была живой, представляешь? Что она улыбалась и шевелилась! - Ты видела эту куклу? Шэннон пожала плечами: - Видела кучу: в этом подвале живет целая армия манекенов – возможно, ей показалось. Но там не было ничего, намекающего на присутствие Лекси. Ничего. Мисс Эмери заявила, что ей нужно побыть одной и все обдумать, заперлась в своей комнате с кофейником и горой печенья. А я… не могу оставаться одна в этом месте… И ты примчалась сюда, как мило. День выдался препаршивый. Элли всю смену воротила нос, передергивая острыми плечами, стоило мне к ней обратиться. Задолбала, честное слово! Так и тянуло сказануть какую-нибудь мерзость, типа: детка, тебе ли задаваться при таких маленьких сиськах? Не сказал уж, естественно. В общем, теперь я на нее злой, пошла она. Смена заканчивалась, как Рон, этот прыщавый хлюпик, ткнул меня в бок: - Эй, Дилан! Твоя истеричка сероглазая явилась. Она правда от тебя залетела, что ли? Ну ты и встрял, братан. Я поднял голову от счетов – к стойке шла Шэннон, и живот у меня как-то так радостно ухнул, я аж улыбнулся. Элли от ярости покраснела, как помидор – это мне тоже понравилось. Третий раз ее вижу – и все время у нее видок, как будто она только что уходила от преследователей и забежала в бар глотнуть водки с тоником, чтобы перевести дух. Брови нахмурены, волосы взлохмачены… Какие же милые кудряхи – так и тянет запустить руку и потрепать. Оттого, что цвет шоколадный, кажется, что они им же и пахнут. Вот бы понюхать. - Привет, - бросила она небрежно, как будто всю жизнь только и делала, что приходила ко мне на работу в конце смены. – Можно мне какого-нибудь сэндвича или картошки? Страшно голодная. Я кивнул Рону, чтоб он метнулся, этот придурок оскалился и скрылся на кухне, кидая «понимающие», по его мнению, взгляды. - Нашла свою подругу? – спросил я, прекрасно видя по ее нерадостному взгляду, что нет. И она начала рассказывать какую-то путаную историю, называя кучу имен, возвращаясь к началу и прыгая с одного на другое. А смотрел на движения. У мамы моей была такая кошка, тоже шоколадно-коричневого окраса, очень мило она лапки вылизывала, мне нравилось наблюдать. Шэннон на нее похожа, когда вот так ладонями лицо трогает. Захотелось даже погладить. Дилан, опомнись, чувак! Выпить пива, что ли. Хоть чем-то руки занять. - Почему ты не пойдешь в полицию? Они проведут профессиональное расследование с обыском, допросом и прочей делюгой. Твоей подруги нет уже двое суток! Мне показалось, что она слегка вздрогнула. - Марджери намекнула, что сделает Лекси что-то плохое, если я вплету полицию. Если она и врет, то очень убедительно. Я покрутил стакан по столешнице. Она порывисто вздохнула и снова спряталась в ладони. Потом, словно вынырнув из своих переживаний, оглянулась: - Ну, позовешь Элли? Не хочу разрушать ваши отношения. Отношения? Ха-ха! Я глянул в сторону строптивой девчонки, которую мечтал вытащить на свидание вот уже неделю. Та яростно скидывала с подноса тарелки с пастой недоуменным посетителям. - Не стоит, - усмехнулся я своей новоиспеченной знакомой. – Мы не в отношениях. Отношения – скука смертная. Не собираюсь тратить все лето, бегая за Элли – ее вредность того не стоит. Молодость и так-то отстойно проходит – никаких приключений. Хоть бы байкеры подрались по пьяни, ей-богу! Так что выбирая между Элли с ее маленькими сиськами и Шэннон с ее запутанными историями про призраков, я остановлюсь на призраках. - Как вы вообще оказались в Пайнвуде? Она криво улыбнулась: - Историю изучать приехали. Я пишу исследование по Гражданской войне, а Лекси – по повседневности второй половины XIX века. И вот, некий полковник Хэмптон соблаговолил открыть для нас собственный семейный архив… - Старик Хэмптон? Наш граф Дракула? Да ты блин шутишь! – я рассмеялся, не сдержавшись. Момент был не очень подходящий для веселья, да. Но девушка, похоже, оживилась. - Почему ты так о нем? Я наклонился ближе, она интуитивно ответила таким же жестом. Вот так-то! Я тоже кое-что интересное знаю! - Примерно с месяц назад он разогнал всех слуг, заперся в своем полурассыпавшемся особняке и почти перестал появляться на людях. А уборщица, которая приходит раз в неделю убирать дом, говорит, что он держит в комнате жуткого монстра! Эта комната заперта на ключ, и никому нельзя туда входить, кроме старухи Фитцпатрик. Прямо как в Синей Бороде! Шэннон недоверчиво поморщилась: - Я была там. В Коттонхилле нет ничего необычного… - тут она осеклась, словно сама себе не поверила. - Что? – спросил я, пытаясь заглянуть ей в глаза. Но девушка упорно их отводила. Отвернувшись к окну, она задумалась, но ненадолго: - О, Боже! Это она! Я тоже уставился в окно. К вечеру город оживал, поэтому непонятно, что именно называлось «О, Боже!»: редкие машины, праздно шатающиеся поденщики с ближайших ферм. Стадо подвыпивших байкеров у входа в закусочную, молодая женщина в длинном черном платье, выходящая из цветочного магазина, парочка влюбленных, собачники…. Только я собрался задать вопрос, как она заявила: - Мне пора! – и вспорхнула из-за столика, точно птичка с ветки. Секунда – и звякнул колокольчик над входной дверью. Я проводил ее взглядом и тут же уперся в синие ледышки Элли, жаждущей выяснения отношений. Ну нафиг, срочно ретироваться! Я едва успел плюхнуться на соседнее сиденье, как Шэннон завела мотор. - Ты чего? – возмутилась она. - А ты? – я не остался в долгу. – Нельзя вот так срываться с места! Что случилось? Она тронула машину к северной части города. - Эта женщина в черном, - наконец, ответила она, - преследовала меня все утро. Она странные вещи говорила. Проследим теперь мы за ней. И мы поехали за темно-красным старым «фордом» в сторону кладбища.
ПОЛУНОЧНИКИ (клуб любителей мистики)
ЖЕНЩИНЫ ВО ЛЖИ (3)
ГЛАВА 5.ДВЕРЬ В ПОДВАЛ ПРИОТКРЫВАЕТСЯ
ШЭННОН
«Твоя подруга? Та пухлощекая блондинка, которая все нос кривила? Ну, помню» - эти слова сладким звоном продолжали звучать в голове.
Когда первый эмоциональный порыв прошел, я, наконец, отцепилась от Дилана, ожидая, что сейчас получу по первое число за новую двусмысленность, которую невольно создала. Но парня обескуражили мои слезы. Посмотрев на окна кофейни, за которыми нас расстреливала взглядом Элли, затем на меня и снова на окна, он сделал выбор:
- Что происходит, черт побери? С тобой все нормально?
- Да-да, - я торопливо утерла щеки рукавом. - Слушай, я обязательно объясню все твоей девушке, но сейчас мне правда надо ехать, дело серьезное.
- Хорошо, но... ты точно в норме? Почему ты разревелась?
Вместо ответа я только порывисто всхлипнула - остаточная реакция истерики, которую мне едва удалось обуздать.
- Что-то случилось с твоей подругой? Потерялась, что ли?
В точку. Я кивнула, изо всех сил пытаясь загнать слезы обратно.
Он беспомощно развел руками:
- Я ее больше не встречал. Обращалась в полицию?
Ах, если бы все было так просто. Я снова ответила движением головы.
Он помолчал, хмуро разглядывая мой распухший нос.
- Могу чем-то помочь?
Да, сможешь дать свидетельские показания в суде? Но вслух сказала:
- Ты и так очень помог. Я еще заеду, позже. И... прости за Элли. Я постараюсь все исправить.
Я кивнула, прощаясь, и только сейчас заметила, что держу его за рукав. Наверное, подсознательно мне хочется утащить его с собой, чтоб не доказывать свою правоту Марджери в одиночку. Это неудивительно - он кажется мне единственным во всем мире, кто на моей стороне.
По дороге в пансион я думала, как начать разговор с Марджери. С сакраментальной фразы: "Попалась?! Я все знаю, сдавай сообщников!". Временами меня пробивало на идиотское хихиканье. Я одернула себя: было бы чему радоваться, Лекси в опасности. Зато я не сошла с ума.
В гостинице стояла тишина. Мои соседки, видимо, так и не возвращались. Я прошла по толстому ковру коридора, ведущего от входной двери в холл. Вспомнилось, как в день приезда (боже, неужто это было всего лишь позавчера? Целая вечность же прошла!) я перестала слышать стук каблуков Лекси, как только мы вошли в дом. Этот темно-красный ковер, покрывающий и лестницу, и коридор второго этажа - и поглощающий звуки шагов. Все для покоя постояльцев? Ха-ха.
- Да, мисс Галлахер?
Тон был мягким, обещающим, что Мардж настроена быть паинькой. Но меня такими штуками не купишь.
- У меня есть свидетель.
- О чем вы?
- Вы прекрасно знаете, о чем я. Этот человек видел Лекси, мою подругу, с которой я сюда приехала. Я не сумасшедшая, не перегрелась на солнце и не мучаюсь галлюцинациями, в чем вы так настойчиво пытаетесь меня убедить. Лекси здесь, приехала сюда со мной.
- Ах, вы все о том же - о своей навязчивой идее. Что же это за свидетель?
- Так я вам и сказала! Но он готов все подтвердить перед кем угодно, если понадобится. Он видел нас - и меня, и Лекси, - вместе в день приезда в городе.
Марджери продолжала ласково улыбаться - ну точь-в-точь ведьма из сказки, заманивающая наивных детишек в свой котел.
- В общем, или вы говорите, где моя подруга, или готовьтесь объясняться с полицией!
- Итак, вас видели в городе с подругой, но сюда она не доехала? Вы правы - нужно бить тревогу. Я прямо сейчас позвоню 911, вы не против? - она сняла трубку телефона. - Мы скажем им, что она пропала из вашей машины по дороге из Пайнвуда в гостиницу - так ведь выходит?
- На что вы намекаете? - я почувствовала, как внутри меня рождается ледяной ветерок и в секунды набирает силу урагана.
- Намекаю? Да что с вами, мисс Галлахер? Я просто указываю на очевидный факт - сюда ваша подруга не приезжала. Мое слово против вашего. У меня тоже есть свидетель - мистер Дэш. Он не говорит, но писать умеет. Вы приехали сюда одна. Ну что, звоним в полицию? Вам ведь нечего бояться? Кто заподозрит невинную студентку, потерявшую подругу?
Я медленно отступала от стойки, не веря своим ушам. В голове мелькали картины, одна за другой: полицейский участок, комната допроса, возможно, полиграф, камера временного задержания... а потом... потом...
- Что с вами, дорогая Шэннон? - ласковая улыбка в тот же миг сменилась хищным оскалом: - А! О своем прошлом вспомнили? Боитесь, что узнав ваше настоящее имя, у полиции появятся теории не в вашу пользу?
- Кто... кто вы такая?
- Я представилась в самом начале нашего знакомства, Шэннон, милочка. Марджери Розенфелд. А вот кто вы такая - это, конечно, большой вопрос. Так что насчет полиции?
- Что вы знаете обо мне?
- Ровно то, что вы указали в анкете, что же еще я могу знать? - она откровенно издевалась. - Думаю, мне лучше положить трубку. Мадам Белинду не обрадует, если пансион окажется замешан в каком-то скандале. Найдите свою подругу там, где вы ее потеряли, и - ради Бога! - перестаньте пытаться меня разоблачить! Потому что мне скрывать нечего. Если позволите, я вернусь к посуде. Видимо, мы закончили.
Она развернулась и, напевая, скрылась за поворотом, где надо думать, располагалась кухня. Я чуть постояла, не в силах сдвинуться с места, потом машинально направилась к лестнице. Присев на верхнюю ступеньку, откуда Марджери не смогла бы меня увидеть, даже если бы вернулась на ресепшен, я долго отгоняла призраков прошлого. Наконец я поняла, что обходиться действительно придется без полиции.
Я прислушалась: внизу было тихо. Для верности скинув туфли, я спустилась в холл и прошла за стойку. Телефонный справочник и сам телефон, грязная кружка из-под кофе, скомканные бумажки, испачканный тюбик губной помады – а Мардж не такая строгая и чопорная леди, какой пытается казаться. Так-с, стопка чистых бланков, пачка бумаги, ножницы… Выдвигаем ящик. Вот так, медленно и чуть приподнимая, чтоб не скрежетал. Есть! Внутри лежала коробочка с блестящими ключами. На некоторых наклеены стикеры, другие были без наклеек, но с номером – очевидно, дубликаты номерных. Разберемся. Осторожно задвинув ящик, я поспешила убраться наверх, прихватив коробку.
За дверью своей комнаты я почувствовала себя в относительной безопасности. Высыпав ключи на кровать, начала их судорожно перебирать. Прежде всего – подвал. Хватая один за другим, откидывая те, что с номерными бирками, я вчитывалась в наклейки: «Бельевая», «Гостиная», «Задняя дверь», «Кладовка»… Подвала не было. Проверив еще раз, я в этом убедилась.
Шепотом чертыхнувшись, я принялась складывать ключи обратно в коробку, стараясь особенно не греметь. Нужно вернуть все на место, пока жердь не обнаружила мои художества. Уже в коридоре мой взгляд упал на дверь, противоположную моему номеру. «Бельевая» значилось на табличке. Может, стоит заглянуть? И заодно проверить остальные, пустующие номера, раз уж коробка с ключами – у меня в руках? Подойдя к лестнице, я прислушалась – снизу не доносилось ни звука. Выудив нужный ключ, я открыла дверь.
За ней оказалась узкая и пыльная комната. Сквозь белую полотняную штору, завязанную внизу узлом, едва проникал тусклый свет. Все пространство было загромождено стеллажами с бельем - надпись на табличке не обманула. Стопки махровых полотенец, хлопковых простыней, пестрых покрывал лежали на полках, свисая с краев. Комната казалась запущенной и очень грязной. Да уж, не особо приятно осознавать, что постель мне застелили тряпками из ближайшей груды. Пахло пылью и сухими травами - я читала, что в старину в комоды и шкафы клали стебли вербены или лаванды, для того, чтоб избавиться от прелого запаха. Неужто здесь поступают также? Осторожно, стараясь не потревожить пылевые клубки, я прошла вглубь, к окну, и поворошила стопку салфеток на полке последнего стеллажа. И точно, пожелтевшие льняные куски переложены трухой, которая с десяток лет назад была, видимо, засушенным стеблем лимонника. Сколько же времени не перебирали этот хлам? Пора на выход, пока я не расчихалась.
Вернувшись в коридор, я некоторое время не могла решить, стоит ли мне осматривать все номера подряд, и с чего вообще начать. К слову, пронумерованы комнаты довольно странно - моя, например, несмотря на одиннадцатый номер, была в коридоре первой, следом шли номера девять, семь и пять, которые, как я помнила, не заселены. Напротив пятого номера шел третий, тоже пустой, дальше комната Тэйлор - почему-то под номером два, следом - Кэтрин, номер четыре, пустой номер шесть, бельевая и лестница.
Пройдя мимо собственной комнаты, я открыла дверь номер девять. Что именно я хотела найти – не знаю. Что-то, что наведет на Лекси, а может, ее саму? Помещение оказалось вовсе не готово к приему постояльцев и было похоже на каюту корабля после шторма – мебель расставлена беспорядочно, на столе громоздились тумбочки, кровать съехала со своего места и стояла, незастеленная, по диагонали. Идя по пыльному полу, я натыкалась на всевозможные светильники, ящики, выдернутые из комода, горшки с высохшей геранью - да, если вдруг нагрянут жильцы, Марджери не успеет привести этот номер в порядок даже за пару дней! Не будут же они ждать в вестибюле неделю? Интересный подход к ведению гостиничного бизнеса...
Я вышла из девятого и направилась в седьмой - удивительно, но картина была такой же: жуткое запустение, грязь, беспорядок. Было заметно, что когда-то эти комнаты знали и лучшие дни: тюли на окнах отделаны дорогим французским кружевом - я видела такие на экскурсии по довоенным особнякам, стены обиты панелью из орехового дерева, витражные бра... Но все покрыто пылью, паутиной и тленом. Мне даже стало обидно за дом - кажется, его разлюбили... То же самое повторилось и в пятом, и в третьем номере. Выйдя из последнего, я была совершенно обескуражена. Три обитаемых номера - мой, мисс Калверт и мисс Эмери. Остальные - заброшены и забыты. Покрыты таким толстым слоем времени, словно последние постояльцы жили там год, а то и два назад. Что это значит - пансион работает только ради нас? Я вдруг вспомнила маленькие детали, казавшиеся мне незначительными, но отчего-то застрявшие в памяти - нечищеный камин с пятнами ржавчины на решетке, свежеокрашенные перила крыльца. Весь этот дом - один сплошной обман, наспех скроенная декорация, причем, скроенная для нас троих - меня, Тэйлор и Кэтрин. Кем и для чего?
Остался неосмотренным последний номер - шестой, дверь наискосок от моей. Даже не знаю, стоит ли туда заходить. Но раз я решила устроить обыск, стоит довести дело до конца.
За дверью с табличкой «6» царил такой же хаос, как и за другими. Сваленные в кучу книги, рядом - разобранная книжная полка, покрытое пожелтевшей простыней высокое овальное зеркало, две кровати. Одна из них - под ярким покрывалом, с белой подушкой. Свежая, непыльная кровать – словно мазок гуашью на сером холсте. Поверх лежал клочок бумаги. Не веря своим глазам я сделала шаг ближе и взглянула на него. Хотя, зачем? – я и так знала, что там написано. Это записка Лекси: «Ушла осматривать окрестности», и ее кровать из нашего номера.
Коробка с ключами вывалилась из рук с жутким грохотом. Секунду спустя дверь распахнулась.
- Шэннон? Что вы тут делаете?
На пороге стояла Тэйлор.
- Зайдите скорее и закройте дверь, - зашептала я. Мисс Эмери так и сделала. - Помогите мне собрать ключи!
Пока мы возились в пыли, я объясняла:
- Пришлось устроить обыск. Этот дом слишком странный. Кроме наших номеров, все остальные - вот в таком состоянии. Да тут сто лет не было постояльцев! Вся эта комедия специально для нас разыгрывается, понимаете? Нас зачем-то собрали тут вместе. Только зачем - не понимаю! Вы знаете эту мадам Белинду?
- Нет никакой мадам Белинды!
Я не успела удивиться - в кармане джинсов завибрировал телефон. Достав трубку, я обомлела. Звонила Лекси. Глядя на светящийся экран, я не могла себе поверить. Да, так и написано: «Лекси». Приняв звонок, проведя пальцем по дисплею, я просипела:
- Алло? - на том конце что-то затрещало, и я, приходя в себя, попыталась реанимировать собственный голос: - Алло? Лекс?
- Шэннон... - отозвалась трубка потусторонним шепотом. - Шэннон... Я в подвале.
Три коротких гудка, возвещающих об отбое.
КЭТРИН
Они думают, что я сошла с ума. Или что хотела привлечь внимание, нарочно закрывшись в подвале. Люди сейчас чего только не вытворяют, у всех свои странности. Но я точно не притворялась. Я не знаю, что это было – может, я и впрямь спятила и поймала глюки. Тот голос – он звучал в моем сне? Или в моих мыслях? Незнакомый голос, так настойчиво зовущий из темноты: «Бекки!». Окончательно очнулась я только тогда, когда летела вниз, пересчитывая ребрами ступени. Адская боль вырвала меня из сонного тумана, завесившего сознание. Наверное, это все из-за прошедшего сеанса. Воспоминания накрыли меня, вернулся забытый кошмар – и вот, я снова схожу с ума. Нормальная терапия, спасибо, мистер Паркер, сэр.
Обо всем этом я думала, сидя в кабинете доктора Тиммонса. Настало утро с его насущным хлебом – я не могла пропустить прием. О произошедшем я не собиралась рассказывать психиатру, иначе мне сидеть на этой кушетке до скончания времен. Скажу, что чувствую себя прекрасно.
- Ваш вид говорит об обратном, - тут же расколол меня док. – Вы вообще спали?
- Немного… - осторожно начала я. – Немного не выспалась. Плохо привыкаю к чужой постели.
- Что-то снилось? – он чуть прищурился, сканируя меня холодным взглядом. Я замешкалась с ответом. Вроде, я решила позволить ему себя вылечить? Чего я больше хочу – окончательно разобраться в себе, стать нормальной или выбраться отсюда? Вспомнив, что мне возвращаться в этот пансион с жутким подвалом, я сделала выбор:
- Нет, ничего особенного не припомню, - я попыталась пожать плечами как можно беспечнее.
- Ну что ж. Продолжим наш вчерашний разговор? Вы подумали над моим вопросом?
Я поежилась. Совсем забыла о его словах на прошлом сеансе. Снова соврала:
- Да. Но я так и не поняла, почему вы задали этот вопрос.
- Но ведь он несложен. Какова ваша роль во всей этой истории? Вы считаете себя случайной жертвой?
- Да, - твердо ответила я. – Вы хотите, чтоб я чувствовала себя виноватой или ответственной за сделанное Эдди Вудоллом?
Доктор Тиммонс откинулся в кресло и долго молчал, чуть улыбаясь своим мыслям.
- Ни в коем случае, - наконец, ответил он. – Но из-за того, что вам внушили (и вы так думаете теперь) будто все произошедшее – случайность и стечение обстоятельств, вы живете в постоянном страхе, ожидая, что подобное повторится вновь. Я же хочу, чтоб вы взглянули на ту сторону вашей жизни под другим углом. Поняли, что в мире нет ничего случайного. Все это должно было произойти именно с вами, и в чем-то – по вашей вине… Спокойно, Кэтрин! – он умиротворяюще поднял ладони, увидев, как я взвилась в кресле. – Поверьте мне. Давайте вспомним еще раз. Расскажите, как все началось – не с того случая на заднем дворе закусочной, а с самого начала. Расскажите мне про Эдди, как вы познакомились и что подумали, когда увидели его впервые. Расскажите про то, что сами хотите рассказать.
О, Господи! Чего хочет от меня этот садюга? Слезливых историй из моего детства? Потрясания грязным семейным бельем? Я расскажу все, лишь бы поскорее свалить отсюда! Начнем все с самого начала? Да пожалуйста!
- Меня зовут Ребекка Фолкнер. Ребекка... Ненавижу это имя. Папа знал это и всегда говорил мне "Бекки". Беккии! - позвала я, чуть растягивая гласные, подражая чарлстонскому выговору отца. - Он умер, когда мне только исполнилось шесть. Этого мало для девочки, не так ли, док? Суть проблемы в том, что в моей жизни было слишком мало папы. Врачи в клинике говорили, что поэтому я доверяю мужчинам, ведь они уходят так внезапно... Бедная маленькая Бекки... С его легкой руки так меня звали школьные учителя, подруги и мисс Дельфина, продававшая сладкие булочки в кондитерской возле нашего дома. Но не мать. Мать всегда звала меня только Ребеккой и одергивала каждого, кто поступал иначе. "Ты ведь не кухонная девчонка, Ребекка! Помни о своих корнях, юная леди!". Мне было восемь, и я не знала, как быть юной леди. Видимо, это означало голодать, но гордо отказываться, когда одноклассница делилась со мной школьным завтраком. Как-то я взяла этот несчастный сандвич и по глупости рассказала потом матери. Она избила меня. "Да, мы бедны, но мы не попрошайки! Неси свой крест с достоинством, Ребекка!". Вот что означало быть юной леди - молча страдать, без надежды на чью-то помощь.
В самый жаркий зной я ходила в школу в черном шерстяном платье с длинными рукавами и глухим воротом. Мать заставляла надевать поверх накрахмаленный белый передник, а волосы стягивала в такой тугой узел, что начинало ломить виски. Именно так, по ее мнению, следовало выглядеть юной леди. Она не покупала мне рюкзака или сумки - и книги, перевязанные веревкой, я носила в руках. Рассказать, как потешались надо мной одноклассники? Или вы сыты такими историями, док? Не думаю, что вы услышите от меня что-то новое. Подростковая жестокость однообразна.
Кажется, мне было лет десять, когда в школе появился новенький. Эдди Вудолл. Я хорошо помню, как впервые он пришел к нам на биологию - домотканые штаны на подтяжках, хмурый взгляд из-под непокорного вихра и Библия среди учебников. Нас сразу окрестили женихом и невестой. Смешно. Он молча сносил все тычки и подколы, все грубые шутки, подзатыльники и разодранный портфель... Мне тоже доставалось, но не так, как ему - все же, я была девочкой. А он был Эдди. Вам так нравится слушать о нем, док? О том самом Эдди, которого журналисты назвали Садовником? Об Эдди Вудолле, убившем шесть человек в подвале собственного дома. На моих глазах. Ведь я год сидела в том подвале, прикованная цепью к стене.
ГЛАВА 6.
ПРИЗРАК ПАНСИОНА
Жил-был один мальчик. Один очень несчастный мальчик по имени Эдди Вудолл. Он любил одну девочку, такую же несчастную, как и он. Ее звали Бэкки Фолкнер. Но девочка его не любила. Так случается.
Когда Эдди смотрел на Бэкки, ему казалось, что он видит свое зеркальное отражение: печальное, задумчивое и одинокое.
Когда Бэкки смотрела на Эдди, она тоже словно видела себя со стороны: униженную, угрюмую, ненужную. Поэтому она старалась на Эдди не смотреть.
Но мальчик был рад наблюдать за девочкой, ему стало приятно осознавать, что в этом мире нашлось похожее на него существо, человек, который поймет его маленькую боль, поэтому он старался постоянно находиться рядом.
И девочка стала замечать, что всюду натыкается на мальчика, куда бы ни пошла. Он тащился за ней по дороге из школы - молчаливо и на расстоянии. Он находил ее на всех переменах и держался около. А однажды так осмелел, что во время обеда сел за ее стол в школьном буфете. Столы там стояли длинными рядами, и мальчик сел как можно дальше, но все-таки - за тот же, что и она. Днем, по дороге домой, он пошел уже не позади девочки, а рядом. Шагал, пиная огромными начищенными ботинками камни на тротуаре, и украдкой поглядывал на поля шляпки, за которыми скрывалась девочка.
Эту большую, местами прохудившуюся, соломенную шляпу девочка ненавидела. Но мать заставляла надевать ее каждый день, говоря, что юным леди положено носить шляпы, иначе на кожу ляжет загар, а это - первый признак «швали». Девочка одно время украдкой, отойдя подальше от дома, стаскивала уродливый гриб с головы, и на щеках вскоре выступили веснушки. По ним-то мать и отхлестала девочку. А потом принялась что было сил тереть ее лицо жесткой мочалкой, пока не появились кровоподтеки. С того дня девочка не пыталась ловчить и носила шляпу беспрекословно. Но возненавидела еще больше.
- Хочешь, понесу твои книги? - спросил вдруг мальчик, кивнув на перетянутую бечевкой стопку, которую девочка прижимала к боку.
- Нет, - отрезала девочка.
Снова молчание, тягостное, как жаркий полдень.
- Красивая шляпка, - сказал, наконец, мальчик. Девочка остановилась и так гневно взглянула на него, что он остановился тоже.
- Дурак! - ответила она и пошла к дому, впервые торопясь изо всех сил. А мальчик понял, что влюбился.
- Об этом сразу же узнала вся наша школа, а потом и весь городок, - голос Кэтрин Калверт плыл по кабинету, создавая вокруг доктора Тиммонса туманные картинки ее прошлого. Он видел двух подростков, бредущих по тенистой аллее сквозь жаркий полдень - двух непонявших друг друга детей, обиженных всем миром и на весь мир. Он видел, как они шли через это непонимание прямиком к огромной трагедии.
Кэтрин продолжала рассказывать, и психиатр отвел взгляд от призрачных детских силуэтов, посмотрев на нее. Худенькая женщина со стертым с лица возрастом сидела, скинув туфли и поджав босые ноги. Тонкие нити светлых волос перечеркивали глаза, и невозможно было понять ее чувств. "Она сама похожа на призрак", - подумал доктор, разглядывая ее острые локти и бледно-голубое платье, висящее на ней, как на вешалке.
- В школе нам проходу не давали. Не знаю, что именно делали с Эдди, но мне изрисовывали шкафчик пошлыми картинками, совали презервативы за шиворот, и без конца придумывали ужасные прозвища... Это было невыносимо. Я так думала. А потом слухи дошли и до матери.
Кэтрин порывисто вздохнула и отвела рукой челку, закрывая глаза. Доктор осторожно сказал:
- Вам трудно говорить о своей матери. Она была суровой женщиной. Вы когда-нибудь чувствовали ее любовь?
- Не знаю. Не помню. Кажется, нет. Это важно? Она была недовольна мной всегда - когда я болела, когда разбивала коленки, когда хватала плохие отметки, и когда хорошие - тоже. Я всегда ощущала себя ее сожалением, усталостью...
- Понимаю. Итак, она узнала, что вас с Эдди дразнят женихом и невестой. Что она сказала?
- Она увидела, как мы в очередной раз идем вместе из школы. Я - впереди, Эдди - на расстоянии. Она выбежала из дома и, прежде чем поволочь меня домой, отчитала Эдди, запретив и близко ко мне подходить. Уже за дверью я попыталась ей объяснить, что только рада от него отделаться, но она и слушать не стала. отхлестала меня по щекам, как всегда, и оставила без обеда. А вечером к нам пришла мама Эдди.
Девочка, наказанная за «поведение, неподобающее для юной леди», украдкой наблюдала из окна своей комнаты на чердаке, как на крыльцо их дома поднялась худая женщина, в строгом черном платье, застегнутом на все пуговицы, от чего острый ворот врезался в шею. Она окинула взглядом чахлый цветник, который, несмотря на упорные старания матери девочки, никак не желал разрастаться и цвести, брезгливо коснулась перил, проверяя их на наличие пыли, и принялась стучать дверным молоточком. Затем девочка услышала скрип половиц внизу - мать вышла из столовой, где заканчивала обед в назидательном одиночестве, и зашагала к двери. Через секунду девочка увидела из окна рыжеватую макушку матери, появившейся на крыльце.
Запертое окно не давало возможности слышать разговор. Но девочка разобрала некоторые фразы, сказанные незваной гостьей: «враги Господа нашего... грязные свиньи-католики... моего сына... мерзкая девчонка...». Мать девочки в долгу не осталась: обозвала миссис Вудолл «голытьбой» и захлопнула дверь перед носом.
- После этого Эдди больше не провожал меня домой. Ему, видимо, тоже крепко досталось. Я помню, как он смотрел на меня - грустно, исподлобья, украдкой. Но не близко подходил и не заговаривал. В старших классах у нас почти не было общих уроков, и я совсем забыла о нем. Даже не думала, что когда-то судьба сведет нас вновь. Наверное, судьба в этот момент злобно хихикала, - Кэтрин и сама горько усмехнулась. - А потом я сбежала из Мидлтауна, как я надеялась - навсегда. Но и эти планы не сбылись.
- Хорошо, - медленно сказал доктор, - спасибо за откровенность, Кэтрин. Наш сегодняшний сеанс помог ли вам взглянуть на Эдди с другой стороны? Увидеть в нем не только монстра, но и... несчастного ребенка? Я не зря называю его именно ребенком, Кэтрин. Вы знаете, что человек остается в том возрасте, в котором его недолюбили? Поэтому внутри каждого живет восьмилетний мальчик, впервые познавший суровость отцовской руки, или шестнадцатилетняя девушка, столкнувшаяся с безответной любовью. Также произошло и с Эдди. Эта неразделенная, по-детски бесхитростная любовь так и осталась с ним до конца жизни, Кэтрин. Любовь к вам. Ни жестокость матери, ни травля сверстников, ни хрупкость психики - ничего из этого не являлось основополагающей причиной его зверств.
- То есть, вы хотите сказать, это я виновата в том, что он держал меня в подвале на цепи, попутно убивая людей? - голос Кэтрин звенел от возмущения. Она откинула челку, и взгляд ударил доктора Тиммонса, прямой и резкий, как стрела.
- Забудьте навсегда слова «вина», «правда», «боль» и тому подобное. У каждого - своя боль, и чем ее лезвие ближе к сердцу, тем она острее. То же самое можно сказать о вине и правде. Мы сейчас с вами не выступаем в роли вершителей судеб в попытках понять, кто прав, а кто виноват. Мы осознаем, почему это все произошло с вами, и почему не произойдет вновь. Теперь вы понимаете? Все это - не случайность. Вы - не нечаянная жертва, Кэтрин. Наоборот. Во всей этой истории, вы - главный катализатор событий. Я хочу, чтоб вы осмыслили наш разговор. А завтра мы, возможно, закончим.
ТЭЙЛОР
Мадам Белинда умерла в прошлом году… умерла в прошлом году. Умерла в прошлом году. Еще вина?
Эти слова шуршали гравием под шинами, слышались мне в тиканье наручных часов, заглушали мысли, которые бились в голове с такой силой, что ломило виски. Кто? Кто отправил мне письмо с наивной историей, на которую я повелась, как последняя идиотка? Зачем меня хотели сюда заманить? И главное – что мне теперь делать? Собирать манатки и убираться восвояси? Или же остаться и все выяснить?
Подъезжая к пансиону, я уже приняла решение.
Будь на моем месте прежняя журналистка-Тэйлор, которую вся редакция звала Катастрофой, она бы ворвалась сейчас, точно торнадо, в гостиницу и трясла бы Марджери за шиворот до тех пор, пока та синеющими губами не выложила бы всю правду. Или не всю. Но нынешняя Тэйлор-писательница, Тейлор-философ и созерцатель сделает более умный ход – прикинется дурочкой.
Проходя мимо респпшена к лестнице, я изо всех сил старалась принять непринужденный вид, напевая под нос и поправляя волосы. К счастью, старушки Мардж за стойкой не оказалось. Перестав насвистывать, я бросилась наверх, намереваясь поговорить с Шэннон на предмет того, что ей известно о нашей таинственной мадам.
Но на стук в дверь ее номера никто не откликнулся. Подергав ручку, я в растерянности стояла посреди коридора, недоумевая, где она может быть, если ее машина – у крыльца. И тут из комнаты напротив – пустующей комнаты! – раздалось странное бряцание, будто кто-то рассыпал гвозди.
Ну вот ты и попался, загадочный призрак, подбрасывающий платья в шкафы и толкающий людей в подвалы!
Осторожно покрутив ручку, я заглянула в номер. На полу, среди пыльной мебели, смахивающей на обломки кораблекрушения, сидела Шэннон и собирала в коробку ключи. Увидев меня, она словно бы обрадовалась.
- Я устроила обыск! И знаете что? Дом жутко запущен, никакая это не гостиница!
Молодец, девочка! Облегчила мне задачу. Я огляделась – да, номер явно не готов к приему гостей. Так вот почему Марджери отправила ту странную молодую женщину в черном, которая вчера пыталась сюда заселиться!
- Последние постояльцы здесь были лет сто назад! – продолжала Шэннон. – Только наши три комнаты похожи на номера. Вся эта комедия специально для нас разыгрывается, понимаете?
Понимать это, если честно, радостно. Возможно, у меня есть союзники, и – слава Богу! – Кэтрин не была случайной жертвой, которую спихнули в подвал ради того, чтобы что-то продемонстрировать мне.
- Нас зачем-то собрали тут вместе. Только зачем - не понимаю!
Зачем тут я – почти догадываюсь. Ох и порадуется Поганец-Ричард, мой редактор, который кипятком писал, после того, как я сказала, что ухожу из журналистики на вольные писательские хлеба. «Книги о маньяках? Не боишься, что один из них тебя как-нибудь прихлопнет?». О чем там спрашивает Шэннон?
- Вы знаете эту мадам Белинду?
- Нет никакой мадам Белинды! – бухнула я.
Она застыла, не донеся по назначению очередной ключ. Но тут раздался звук вибрирующего телефона. Пока она отвечала, я принялась собирать оставшиеся ключи, но разговор продлился недолго.
- Лекс.. Лекс! – звала она кого-то в трубку, потом вскочила и бросилась вон. Я побежала следом, прихватив коробку.
- Стойте, Шэннон! Что случилось? Вы куда?
Мне удалось схватить ее за руку буквально на верхней ступени.
- В подвал!
- Что за срочность? Кто такая Лекс?
- Моя подруга, она в подвале. Да пустите меня! Мы приехали вместе, но Марджери, или кто-то еще, или они вместе похитили ее и делают вид, что я сошла с ума! Хотят, чтоб я решила, будто никакой подруги со мной не было! Но она была! Я точно знаю! И сейчас она позвонила и сказала, что ее держат в подвале!
Я оттащила девицу подальше от лестницы и прижала к стене.
Вот так новости. Это объясняет странное поведение девчушки, ее метания туда-сюда, и безумный взгляд, который я пару раз ловила. Исчезнувшая подруга? Нет, я отказываюсь понимать, что эти сумасшедшие пытаются мне сказать!
Шэннон продолжала рваться вниз. Выпусти я ее, и она бы своим упрямым лбом вынесла подвальную дверь! Эх, завидую энергии молодости!
- А ну-ка, спокойно! Я вам верю, Шэннон. Но мы не будем совершать опрометчивых поступков. Вы умница, что обыскали этаж. То, что вы выяснили, подтвердило мою теорию. Правда, я думала, что все это разыгрывается специально для меня, но видимо, нас всех троих сюда заманили. Все это – какой-то жуткий сценарий, понимаете? Возможно, звонок вашей подруги – тоже его часть. Я не знаю, чего они добиваются. Может, чтоб вы закатили истерику у респешена, требуя от Марджери выпустить подругу, или взломали дверь в подвал… А она, например, в ответ вызовет скорую и заявит, что вы с катушек слетели.
Шэннон глядела на меня круглыми глазами, но вроде бы, немного успокоилась.
- Да, она и пытается выставить меня сумасшедшей… Но зачем ей это?
- Мы все узнаем. Но не позволим им дергать нас, как марионеток за нитки.
- Но Лекси! Что, если она действительно там? Запертая в этом жутком черном подвале?
Я подумала секунду. Да, тянуть время было бы опасно.
- Мы заставим Марджери открыть подвал и показать там все. Чтоб она не выкинула что-нибудь у нас за спиной. Пошли!
Мы спустились вниз, и, прежде чем вызванивать Мардж, Шэннон аккуратно вернула коробку с ключами на место. Я стукнула по звонку.
Марджери появилась внезапно, возникнув, как привидение, в проеме одной из задних комнат. Вот бы и там обыск устроить!
- Мисс Розенфельд, не будете ли вы так добры, - начала я без долгих предисловий в надежде, что жердь не успеет собраться с мыслями и отразить напор, - показать нам подвал. Мы – все вместе – его осмотрим.
- Зачем это? – с вызовом отчеканила карга.
- Затем, что странные дела творятся в пансионе. Произошедшее с мисс Кэтрин нас очень расстроило и напугало. Сегодня утром я сказала ей, что надо бы заявить в полицию. На бедняжке ведь живого места не осталось – ну еще бы, ребрами ступени пересчитать! А уж про психологическую травму и говорить нечего! И за это должен кто-то ответить – да-да, дорогая мисс Розенфельд. Я слабо верю в вашу версию с лунатизмом, но даже если это и так, то, по крайней мере, хотелось бы убедиться, что дверь в подвал снова не откроется сама собой, и никто из нас больше туда не рухнет. Ну, не стойте столбом. Помочь вам найти ключ?
Марджери порывисто шагнула к стойке. Кажется, она сейчас мне врежет.
- Да как вы смеете, мисс Эмери! Я, по-вашему, держу там монстра на веревочке, который выходит ночью и утаскивает в свое логово несчастных постояльцев?
О, блестяще исполнено! И-и-и Оскара получает…!
- Не нужно изливать на мою бедную голову весь ваш праведный гнев, - поморщилась я. – Так или иначе, в вашем пансионе едва человек не погиб. Что это было: покушение, несчастный случай, нарушение норм безопасности – не ясно. Ну, раз вы отказываетесь дать мне – нам! – возможность разобраться, предоставим это дело полиции. Идемте, Шэннон, прокатимся до участка.
Отчаянно блефуя, я развернулась в сторону выхода, взяв Шэннон под руку.
- Стойте!
И Оскара получает Тэйлор Эмери, аплодисменты!
- Не думаю, что хозяйка будет рада узнать о вмешательстве полиции. Я попробую убедить вас, что подвал абсолютно безопасен. Мы не скрываем там никаких чудовищ.
- Если это так, то никакой полиции, разумеется, - заверила я.
Она кивнула и достала из кармана связку ключей. Мы отправились к двери под лестницей. Марджери, выбрав нужный ключ, отомкнула замок и благоразумно подперла дверь тяжелым стулом. Да уж, не хотелось бы, чтоб сквозняк или другая «случайность» закрыла нас всех в этом жутком месте. Спустившись на пару ступеней вниз, наша провожатая пошарила рукой по стене, в следующую секунду щелкнул выключатель и глубоко внизу замерцала одинокая лампочка.
Я обернулась, желая ободрить Шэннон. Девушка на меня не смотрела: бледная, встревоженная, со сверкающими от нетерпения глазами, она вглядывалась поверх моего плеча в едва разбавленную мерцанием лампочки мглу. Я взяла ее за руку и повела вниз, осторожно нащупывая ступени.
Достигнув подножья лестницы, мы очутились в сером низком помещении, довольно просторном, учитывая, что там и тут проглядывали высокие полки с разным хламом и предметы интерьера, накрытые простынями, из-за чего об их истинном назначении оставалось только догадываться.
Марджери стояла под лампой, в круге желтого света, и глядела на нас презрительно.
- Ну, обыскивайте! - она кивнула головой в сторону одной из полок: - Здесь у нас коробки с разными инструментами, хозяйство мистера Дэша. Вот это - сломанная сушилка, там дальше - прохудившаяся старая ванна. Желаете в нее заглянуть?
- Вы совершенно зря пытаетесь язвить, дорогая мисс Розенфельд!
- И в мыслях не было, дорогая мисс Эмери! Ну, не стойте столбом. Вы хотели осмотреть подвал - вперед!
Я, отпустив руку Шэннон, двинулась вглубь, стараясь не задеть рукавами белой блузки пыльные полки. Пройдя сквозь строй стеллажей, обнаружила проход, за которым – длинный коридор, заглянув в который, я уткнулась в кромешную тьму. Разумеется, подвал пансиона не может быть так мал.
- Тут не обойтись без света, - пробормотала я, роясь в карманах в поисках мобильника. Марджери, похоже, услышала мои сетования и, подойдя к одной из полок, откопала маленький электрический фонарик. Я одобрительно кивнула и включила подсветку телефона.
- Вперед! – бодро воззвала я, и мы пошли гуськом по коридору. Марджери – впереди, за ней Шэннон, я – замыкающей.
Оставлять Мардж без присмотра я не собиралась, главной целью всей эскапады было посмотреть на реакцию жерди. Не думаю, что мы найдем тут подругу, как бы этого не хотелось Шэннон – бедная девочка! Очень сомневаюсь, что похитители Лекси любезно предоставили ей возможность сделать звонок. Это все - очередной ход, приманка в мышеловке, на которую мы, надеюсь, не клюнули. Возможно, «они» рассчитывали, что Шэннон одна пойдет в подвал, и просчитались. По крайней мере, я в это верю.
- Шэннон! - обратилась я к девушке. - Будьте внимательны. Не дайте себе свалиться в какой-нибудь люк или стукнуться головой о балку.
Она оглянулась и кивнула, поняв намеки.
Освещая серые бетонные стены мобильником, я думала о том, какой шаг следует предпринять дальше. Схватить жердь за грудки и вывалить ей на голову тот факт, что мадам Белинды не существует, и я все знаю? Интересно, что она ответит? Еще есть Шэннон и ее история. Девочка не похожа на лгунью, я ей верю. Зачем «они» делают с ней это? Похищенная девушка - такой поворот не редкость в моих книгах. «Они» пытаются разыграть один из сюжетов? О, Боже Всемогущий, только не шайка сумасшедших фанатов, пытающихся воспроизвести зверства какого-нибудь маньяка и желающих, чтоб я написала о них книгу! Сегодня же пинком отправлю Шэннон в полицию - пусть заявляет о пропаже подруги, пока на нас не посыпались трупы! Так, а это что за проход?
Справа от нас в стене зияла прямоугольная дыра. Шэннон заглянула туда, вслед за лучом фонаря Марджери и вскрикнула. Я бросилась к ней. Испуг понятен – эта комната была уставлена огромными, в человеческий рост, куклами – некоторые сломаны, без рук или без голов. Голые или обмотаны каким-то тряпьем. Марджери хмыкнула:
- Всего лишь манекены. В послевоенное время, чтобы хоть как-то держаться на плаву, бабка мадам Белинды держала ателье.
Они пошли дальше, а я замерла, разглядывая это жуткое зрелище.
Огромные трубы, со свисающими обрывками изоляционных лент, тянулись по потолку. Безмолвные куклы, словно трупы, ради издевательства поставленные на ноги, глядели полустертыми глазами прямо на меня. Святые угодники, а это еще что?! Луч мобильника высветил в углу манекен, одетый в черное платье, к левой стороне которого приколот белый цветок. Какая мерзкая картина! Вид ужасен - на кукле всклокоченный парик из белых волос, лицо размалевано яркими румянами и красной помадой. Я истерически хихикнула - напоминает нашу старушку Мардж.
Подходя ближе, я лихорадочно соображала - зачем он здесь? Я явно не должна была найти его... Еще шаг и еще... Странно - это мягко сказано. Манекен, наряженный в точно такое же платье, что я нашла накануне в своем шкафу. Свежий, живой цветок белой лилии.
Между мной и платьем оставалось меньше пары шагов, когда кукла с всклокоченными волосами расплылась в жуткой улыбке и медленно подняла руку, прижимая палец к губам.
Молчи, Тэйлор.
Но я заорала, что было мочи. Луч экрана заплясал по стенам и потолку, мобильник шлепнулся на пол с противным треском. А после я осталась один на один, в темноте, с кошмарной размалеванной - живой! - куклой...
ДЕВУШКА С ТАЙНОЙ ВСЕГДА ИНТЕРЕСНЕЙ
- У меня в ушах до сих пор стоит ее крик...
Я, отложив чеки, машинально потянулся к тоненькому запястью, подрагивающему на столике, но вовремя одумался. Что, черт возьми, за телячьи нежности? Чувак, возьми себя в руки! Она с тобой драматической историей делится!
Шэннон по другую сторону барной стойки растерянно провела ладонью по виску.
- Мы сразу же вернулись к ней. У нее телефон разбился и еще привиделось что-то… То ли кукла, то ли призрак. Так и не поняла толком. Она утверждает, что кукла была живой, представляешь? Что она улыбалась и шевелилась!
- Ты видела эту куклу?
Шэннон пожала плечами:
- Видела кучу: в этом подвале живет целая армия манекенов – возможно, ей показалось. Но там не было ничего, намекающего на присутствие Лекси. Ничего. Мисс Эмери заявила, что ей нужно побыть одной и все обдумать, заперлась в своей комнате с кофейником и горой печенья. А я… не могу оставаться одна в этом месте…
И ты примчалась сюда, как мило. День выдался препаршивый. Элли всю смену воротила нос, передергивая острыми плечами, стоило мне к ней обратиться. Задолбала, честное слово! Так и тянуло сказануть какую-нибудь мерзость, типа: детка, тебе ли задаваться при таких маленьких сиськах? Не сказал уж, естественно. В общем, теперь я на нее злой, пошла она.
Смена заканчивалась, как Рон, этот прыщавый хлюпик, ткнул меня в бок:
- Эй, Дилан! Твоя истеричка сероглазая явилась. Она правда от тебя залетела, что ли? Ну ты и встрял, братан.
Я поднял голову от счетов – к стойке шла Шэннон, и живот у меня как-то так радостно ухнул, я аж улыбнулся. Элли от ярости покраснела, как помидор – это мне тоже понравилось.
Третий раз ее вижу – и все время у нее видок, как будто она только что уходила от преследователей и забежала в бар глотнуть водки с тоником, чтобы перевести дух. Брови нахмурены, волосы взлохмачены… Какие же милые кудряхи – так и тянет запустить руку и потрепать. Оттого, что цвет шоколадный, кажется, что они им же и пахнут. Вот бы понюхать.
- Привет, - бросила она небрежно, как будто всю жизнь только и делала, что приходила ко мне на работу в конце смены. – Можно мне какого-нибудь сэндвича или картошки? Страшно голодная.
Я кивнул Рону, чтоб он метнулся, этот придурок оскалился и скрылся на кухне, кидая «понимающие», по его мнению, взгляды.
- Нашла свою подругу? – спросил я, прекрасно видя по ее нерадостному взгляду, что нет.
И она начала рассказывать какую-то путаную историю, называя кучу имен, возвращаясь к началу и прыгая с одного на другое. А смотрел на движения. У мамы моей была такая кошка, тоже шоколадно-коричневого окраса, очень мило она лапки вылизывала, мне нравилось наблюдать. Шэннон на нее похожа, когда вот так ладонями лицо трогает. Захотелось даже погладить. Дилан, опомнись, чувак!
Выпить пива, что ли. Хоть чем-то руки занять.
- Почему ты не пойдешь в полицию? Они проведут профессиональное расследование с обыском, допросом и прочей делюгой. Твоей подруги нет уже двое суток!
Мне показалось, что она слегка вздрогнула.
- Марджери намекнула, что сделает Лекси что-то плохое, если я вплету полицию.
Если она и врет, то очень убедительно. Я покрутил стакан по столешнице.
Она порывисто вздохнула и снова спряталась в ладони. Потом, словно вынырнув из своих переживаний, оглянулась:
- Ну, позовешь Элли? Не хочу разрушать ваши отношения.
Отношения? Ха-ха! Я глянул в сторону строптивой девчонки, которую мечтал вытащить на свидание вот уже неделю. Та яростно скидывала с подноса тарелки с пастой недоуменным посетителям.
- Не стоит, - усмехнулся я своей новоиспеченной знакомой. – Мы не в отношениях.
Отношения – скука смертная. Не собираюсь тратить все лето, бегая за Элли – ее вредность того не стоит. Молодость и так-то отстойно проходит – никаких приключений. Хоть бы байкеры подрались по пьяни, ей-богу! Так что выбирая между Элли с ее маленькими сиськами и Шэннон с ее запутанными историями про призраков, я остановлюсь на призраках.
- Как вы вообще оказались в Пайнвуде?
Она криво улыбнулась:
- Историю изучать приехали. Я пишу исследование по Гражданской войне, а Лекси – по повседневности второй половины XIX века. И вот, некий полковник Хэмптон соблаговолил открыть для нас собственный семейный архив…
- Старик Хэмптон? Наш граф Дракула? Да ты блин шутишь! – я рассмеялся, не сдержавшись. Момент был не очень подходящий для веселья, да. Но девушка, похоже, оживилась.
- Почему ты так о нем?
Я наклонился ближе, она интуитивно ответила таким же жестом. Вот так-то! Я тоже кое-что интересное знаю!
- Примерно с месяц назад он разогнал всех слуг, заперся в своем полурассыпавшемся особняке и почти перестал появляться на людях. А уборщица, которая приходит раз в неделю убирать дом, говорит, что он держит в комнате жуткого монстра! Эта комната заперта на ключ, и никому нельзя туда входить, кроме старухи Фитцпатрик. Прямо как в Синей Бороде!
Шэннон недоверчиво поморщилась:
- Я была там. В Коттонхилле нет ничего необычного… - тут она осеклась, словно сама себе не поверила.
- Что? – спросил я, пытаясь заглянуть ей в глаза. Но девушка упорно их отводила. Отвернувшись к окну, она задумалась, но ненадолго:
- О, Боже! Это она!
Я тоже уставился в окно. К вечеру город оживал, поэтому непонятно, что именно называлось «О, Боже!»: редкие машины, праздно шатающиеся поденщики с ближайших ферм. Стадо подвыпивших байкеров у входа в закусочную, молодая женщина в длинном черном платье, выходящая из цветочного магазина, парочка влюбленных, собачники…. Только я собрался задать вопрос, как она заявила:
- Мне пора! – и вспорхнула из-за столика, точно птичка с ветки. Секунда – и звякнул колокольчик над входной дверью. Я проводил ее взглядом и тут же уперся в синие ледышки Элли, жаждущей выяснения отношений. Ну нафиг, срочно ретироваться!
Я едва успел плюхнуться на соседнее сиденье, как Шэннон завела мотор.
- Ты чего? – возмутилась она.
- А ты? – я не остался в долгу. – Нельзя вот так срываться с места! Что случилось?
Она тронула машину к северной части города.
- Эта женщина в черном, - наконец, ответила она, - преследовала меня все утро. Она странные вещи говорила. Проследим теперь мы за ней.
И мы поехали за темно-красным старым «фордом» в сторону кладбища.
Продолжение следует...
Автор Любовь Минеева