ПОЛУНОЧНИКИ (клуб любителей мистики)

12 янв 2024

В ОДНОМ ЧЁРНОМ- ЧЁРНОМ... (2)

По мере того, как шло расследование, не по себе становилось даже тем, кто его вел, хотя это были люди закаленные. Оказалось, что многие были в деле. И руководство в реабилитационном центре, и в детском доме. Обнаружен был и своеобразный прейскурант. Меньше всех получали те родители, которым было в общем-то всё равно – отправится ли их ребенок на казенные харчи, или будет переправлен куда-то заграницу. Конечно, не все дети проходили отбор. Тут многое имело значение – и пол, и возраст, и внешность, и состояние здоровья.

Дело получило широкую огласку не столько из-за детей из маргинальных семей, сколько из-за того, что исчезло и несколько девочек из семей благополучных. Тщетные поиски длились годы, родителям это обошлось очень дорого — вплоть до сумасшедшего дома, а разгадка лежала рядом. Теперь сроки получили многие, и лишь Вадиму удалось скрыться.

Люсе и так пришлось пережить чудовищное потрясение – семья рухнула, она оказалась женой изгоя, преступника… Но это было еще не всё. Ей стали поступать анонимные звонки, ее перехватывали у входа в дом.

— Твой муж лишил нас дочери. С твоей девочкой будет то же самое. Последнее отдадим, наймем человека, но готовься….
В ОДНОМ ЧЁРНОМ- ЧЁРНОМ... - 970802920943
Хотя психика молодой женщины в ту пору балансировала на грани, ей не была доступна роскошь -лечь в лечебницу. Следователь Аня, с которой Люся общалась в ходе этого кошмарного дела больше других, и которая далеко не сразу поверила, что жена непричастна к делам мужа, ничего не знала о них – дала добро, уезжайте.

Теперь Люся с душевной болью вспоминала то время. Какая она была еще наивная, мягкая, как пыталась надеяться на что-то хорошее…. Они с Ксаной даже «не заметали следы». Уехали в южный городок, но не у моря и не в курортной зоне, чтобы вышло подешевле. Сняли квартирку. Фамилия у них была самая что ни на есть распространенная. Люся отдыхала от того, что травля, вроде бы, кончилась.

Она работала удаленно. А в магазинах продовольственных, хозяйственных и булочных – ее прошлое никого не интересовало. Устраивая девочку в школу, она объяснила, что ребенку нужен теплый климат, Ксана часто болеет. Решили попробовать пожить тут. Если все понравится, продадут прежнюю квартиру и переедут окончательно.

Конечно, прежнего, легкого восприятия жизни не было и в помине. Люся чувствовала свою вину перед родителями детей. За то, что слишком долго любила человека, сломавшего им жизни, доверяла ему, ничего не замечала. И всё же это была передышка.

У Ксанки вновь началось настоящее детство. С подружками и мультиками, в Новогодними праздниками и «принцессиными» платьями, с мечтами о том, что будет завтра, через день, летом…

И Люся невольно тоже строила планы. Ей очень нравился хозяин квартиры, которую они с дочкой снимали. Это был старик, сам он жил в маленьком домике на окраине города, а квартиру сдавал. «Однушка» была чистенькой, с простым ремонтом и самой необходимой мебелью. Люся платила регулярно, жильцами они с дочкой были тишайшими, так что отношения с хозяином у них сложились самые добрые.

Старик предпочитал приходить за деньгами сам. Вначале задерживался не долее, чем на пять минут, убеждался, что с квартирой и жильцами все в порядке, клал в кошелек купюры, и прощался. Потом они с Люсей как-то разговорились… С тех пор она стала приглашать Василия Дмитриевича на чай. Старик прожил долгую жизнь, был увлеченным пчеловодом, рассказывал много интересного о прошлом города. А когда Ксана в конце вечера робко подошла к нему и попросила разрешения завести котенка, старик совсем расчувствовался и потрепал ее по голове.

— Да хоть динозавра, - разрешил он.

Они уже договаривались о том, что именно у Василия Дмитриевича Люся купит эту самую квартиру, за которую он просил вполне божескую сумму. И к месту обе привыкли…

А потом раздался звонок. Номер был незнакомый, и Люся предположила, что это, скорее всего, из банка, очередные любители навязывать кредит. А может, мошенники, представляющиеся следователями – их сейчас тоже развелось немеряно.

Но услышав голос мужа, она чуть не выронила мобильник. Сбросила звонок, стояла с колотящимся сердцем. Вадим позвонил снова. И опять, и опять. Пока она, наконец, не ответила:

— Что тебе надо?

Он не мог не отметить ту ненависть, что звучала в ее голосе. Однако его собственный голос звучал спокойно, даже расслабленно.

— Я просто соскучился по вас…

— Навсегда забудь этот номер и нас обеих… Сколько горя…

— Люсенька, послушай меня, — он продолжал говорить так безмятежно, словно речь шла о том, что приготовить сегодня на ужин, — Потерпите еще немного. Скоро я вас заберу, и мы уедем. Если понадобятся деньги – дай мне знать, я тебе переведу…. Хорошо, что вы выбрали н-ск (он назвал тот самый город, в котором они сейчас жили) … Такой маленький, не на глазах… Я вам дам знать, когда пора собираться. Часто звонить не смогу, сама понимаешь, но от меня самого или через моих людей ты всё же будешь получать весточки.

— Исчезни из нашей жизни! — в эти несколько слов было вложено столько чувств – мольбы, ярости, отвращения – что даже на Вадима это возымело действие.

Воцарилось молчание – на две секунды.

— Люсенька, неужели ты хочешь остаться одна? — мягко спросил Вадим.

— Что значит – одна?

— Вряд ли ты вернешься к маме, вы давно уже отвыкли друг от друга. Отцу может понадобиться твое присутствие, твоя помощь… Цир-роз – это такая вещь… Возможно, уход за папой как-то скрасит тебе потерю ребенка.

Люся почувствовала, как глаза ее вылезают из орбит. Это бывает в минуты крайнего ужаса…

— Я хочу рассказать тебе одну историю, которая непосредственно касается нас с тобой… Ты, конечно, не знаешь, что когда-то, во время операции, на свет появилась не здоровенькая и красивая девочка, Ксана, а больной мальчик. С многочисленными отклонениями…Это называется дэ цэ пэ… Ты крепко спала под наркозом и ничего не знала… Зачем было тебя так огорчать? И я решил сделать тебе подарок. Эта девочка, которую ты получила, обошлась мне недешево. Но она этого стоит, правда?

И вот сейчас у нас с тобой может быть всё очень хорошо. Или у тебя – очень плохо.

— А …где… сейчас?....

— Я же говорю – или очень-очень хорошо, или совсем плохо. Придет час, когда всё уляжется, все будет подготовлено, и мы втроем уедем заграницу. Под другими именами, конечно…И там, если захочешь, ты сможешь увидеть этого ребенка… Ну а если нет… Настоящие родители Ксаны ведь ищут ее… Люсенька, я ведь не жду, что ты мне поверишь. Сделай сама, в любой лаборатории по своему выбору, тест ДНК. Узнай результат. А потом я позвоню тебе, и мы поговорим. Хорошо?

….Она очнулась на полу, и долго не могла понять – вполне ли она еще жива, и всё ли у нее функционирует. Или был, например, ин-сульт, и сейчас она не сможет пошевелить рукой. Кое-как доползла она до постели. И страшно перепугала Ксанку, вернувшуюся из школы тем, что с трудом говорила, плохо соображала…

Девочка сама приготовила ужин. Принесла маме чай и бутерброды. Она знала: о тех, кто болеет, надо заботиться. Но Люся не могла есть, и только сделала знак, чтобы дочь оставила ее в покое. Окончательно сознание прояснилось только ночью.

Теперь Люся простить себе не могла, что разговор окончился именно так. Хотя это не от нее зависело.

Как ни чудовищно было то, что сказал Вадим, Люся поверила ему. И теперь ее терзало сразу несколько вопросов. Как сделать так, чтобы Ксанка осталась с ней навсегда. Потому что никогда, никогда не смирится она с тем, что девочка – не ее родная дочь. Как узнать, что с ее родным сыном, где он, как забрать его к себе? И, наконец, как освободиться от Вадима? От этого можно было сойти с ума, потому что добиться всех целей одновременно, судя по всему – невозможно…. Или связать свою жизнь с преступником, которого ненавидишь, или потерять обоих детей… Еще один вариант, попытаться вывести из-под удара хотя бы Ксанку.

Люся никогда не любила детективы, не читала их. Ей не нравилось чувствовать себя ду-рой. Автор на протяжении сотни или двух страниц подводил читателя к разгадке, время от времени давая наводки, зажигая маячки… В итоге, когда дело доходило до последних страниц, читателю оставалось только хлопнуть себя ладонью по лбу – Господи, как же я не догадался, кто преступник? Ведь это было так просто…

Но Люсе сейчас казалось, что она находится в каком-то сюрреалистическом лабиринте. В каком-то кошмаре. И как выбраться – она не знает, потому что опыта у нее – никакого.

Она поехала в соседний городок, купила мобильник с симкой, которая не была на нее зарегистрирована, и позвонила следователю Ане. Никогда бы она не рассказала ей всей правды, потому что Ксанку у нее немедленно отняли бы и докопались до того, кто ее настоящие родители.

Люся сказала лишь, что Вадим изредка звонит ей с угрозами. Поэтому она хочет через ЗАГС поменять документы – взять другую фамилию, и оборвать концы. Уехать туда, где их с дочкой не найдут. Она все понимает, но не собирается становиться живцом для поимки Вадима. Она слабая женщина, и ей страшно.

Удивительно, что Аня ее тогда поддержала, дала добро. Даже связала с кое-какими людьми. Только попросила не торопиться, делать все осмотрительно. Может быть, будет еще один звонок, который что-то прояснит.

Этот звонок был. Только совсем не такой, какого ждала Люся и на какой надеялась Аня. Позже Люся решила, что она сама виновата.

— Как ты мог? — спросила она.

— Ты о мальчике? — он усмехнулся, — Чем ты недовольна? Он жив, не голодает…Мог бы и того… на разбор пойти….Были у меня такие мысли…В принципе, неполноценные экземпляры….

Вот тогда она и закричала: «Чудовище!» И стала бить телефоном в стену, потому что единственной альтернативой было — биться в эту стену головой.

На другой же день она арендовала «автодом», и уехала с Ксаной, взяв с собой минимум вещей, и оборвав все связи.

И были новые документы, и новые города, и ежевечерняя молитва о том, чтобы человек, сотворивший все это, исчез, растворился, истаял как дым без следа…И чтобы — даже если она никогда не увидит своего сына — Бог позаботился о нем, где бы тот ни был.

Но никогда, никогда уже Людмила не смогла бы расслабиться, и всё остальное, что приходило в ее жизнь – и это желание научиться стрелять, и эти квартиры, которые она так тщательно подбирала — с сигнализацией, желательно с черным ходом – было тем сумасшествием, которое останется с ней до конца.

**

Рожать Эльза уехала к родителям. Рады те были несказанно. Остальные же знакомые недоумевали. Променять огромный город, где квартира, карьера, на маленький городок, в котором пойди еще, найди работу… Где зарплата двадцать тысяч – это нормально, а тридцатка – значит, сказочно повезло…. Что девку сюда принесло? Собирается родить без мужа? Так времена сейчас не те, никто не упрекнет, это сейчас сплошь и рядом.

Но и родители не узнавали дочь. Эльза, прежде приходившая домой только ночевать – так было лет с пятнадцати: то у друзей, то на каких-то тусовках, фестивалях, пойди-разбери, лишь бы звонила, что жива – Эльза сейчас не выходила из дома.

И ведь не сказать, чтобы она плохо себя чувствовала. Но целыми днями или лежала с наушниками, с телефоном… Или сидела, и как образцовая мать подшивала пелёнки. Тщетно мать пыталась отправить ее хотя бы в магазин, хотя бы в парк погулять…

И с каждым днем родители подмечали у дочери все больше странностей. Не раз и не два за день, она подходила проверить – заперта ли входная дверь. Терпеть не могла, когда кто-то приходил без предварительной договоренности. Заставляла мать обязательно спрашивать – кто? Смотреть в глазок. А если была дома одна – вообще никому не открывала.

— Что случилось то? – один раз не выдержала мать, — Тебя там обокрали что ли?

Эльза только отрицательно покачала головой. Но воображение матери не знало границ, и она шепотом делилась в кухне с отцом своими предположениями:

— Коля, наверное, там кража все-таки была… И Элечке, наверное, даже угрожали… Может, ножом… Ой, а вдруг над ней над-ругались… И ребенок….

Тут уже Эльза не выдержала, вышла и спросила устало:

— Мама, что ты несешь? Пиши романы…

— Куда романам до реальной жизни, Элечка… А ты, не бойся, мы воспитаем…. Хоть от Фредди Крюгера….

— Боже ты мой… Я кажется, напьюсь, хоть мне и нельзя. Папа, ты бы ей сказал, что ли… Сто раз вам объясняла…. Женатый человек, только и всего. В перчатках с пальцами-лезвиями и в полосатом свитере не бегает.

Эльза взялась за виски, точно у нее очень заболела голова, и ушла в свою комнату.

…Её сын появился на свет вполне благополучно. Роды были легкими. Единственное, что не понравилось акушерке – родимое пятно на щеке у мальчика.

— Подрастет маленько, обратитесь к хирургу, прооперируетесь, - сочувственно сказала она молодой матери.

То, что Эльза даже обрадовалась этому косметическому дефекту, у нее не укладывалось в голове. А Эльза думала: «Больше всего на этом рынке котируются хорошенькие девочки. Мальчик с таким недостатком не будет ему интересен. Наверное, не будет….»

Она убеждала себя в этом, и всё же боялась выпустить ребенка из рук. Другие матери, особенно опытные, охотно соглашались, чтобы их младенцы ночевали в детском отделении, а утром их приносили на кормление…Спокойная ночь – это роскошь. Когда еще будет возможность проспать несколько часов подряд, восстановить силы.

А Эльза хотела, чтобы сын спал не в кроватке, а вместе с ней, между нею самой – и стеной.

— Придавишь маленького, — ругались акушерки,— Заспишься и придавишь….

Эльза укладывала сына в кроватку, но ночью, когда в палате гасили свет, все равно поступала по-своему, хотя глупо было думать, что сюда кто-то проникнет.

Но никто ее не тревожил. Она выписалась из роддома, некоторое время вела жизнь затворницы. Все было тихо. Ни звонка, ни письма, ни — тем более приезда – хотя при желании Вадим легко мог узнать, где она живет и кто у нее родился.

Постепенно, она осмелела, стала гулять с коляской. А когда Мишенька начал ходить — она уже позволяла ему играть в песочнице с другими детьми. Вот только операцию ему Эльза ни за что не соглашалась делать, хотя родители и уговаривали.

— Потом, потом,— твердила она.

Мишенька ходил в детский сад. Они готовились к утреннику, и Эльза собиралась нарядить сына в костюм Рыцаря, когда раздался тот самый звонок.

— Тебе ничего не нужно для сына? — спросил Вадим, будто они вчера расстались.

И, поскольку не услышал ответа, продолжал:

— Я потому спрашиваю, что скоро уеду. Насовсем. И вряд ли ты сможешь потом со мной связаться…А операцию Мишке сделай. Мы с тобой красивые, и наш парень должен быть не хуже… Прости, что так всё у нас получилось. Я посмотрю, может, потом смогу вам помогать…. Но сейчас мне надо вывезти Людмилу, хотя она об этом еще не знает.


***

Когда-то у Эльзы была клиентка. Эльза делала ей квартиру. Терпения понадобилось три вагона и две тележки. Сегодня согласовывалось всё, вплоть до цвета крышки на стиральной машинке в ванной. Но вечером клиентка ужина с подругой, та подбрасывала ей свежие идеи, и утром тщательно составленный проект рассыпался как карточный домик. Одна идея тянула за собой следующую, и не было этому конца. В конце концов Эльза оса-танела, потому что увидела — получается гуано…. А ей было дорого ее имя. Не дай Бог клиентка начнет хвалиться тем, кто «отдизайнерил» ее апартаменты!

Эльза привела клиентку к себе домой.

— Ой, — сказала женщина, и опустилась на диван, чтобы разглядеть всё, не торопясь, — Мне нравится! Сделайте мне, пожалуйста, так же…

Вопрос был решен.
А теперь эта самая клиентка помогла Эльзе достать адреса родителей Людмилы. У нее были нужные связи, и вопрос занял полчаса. Адреса, телефоны… Не может быть, чтобы отец с матерью не знали, где их дочь и внучка…

Сначала Эльза позвонила матери. У женщины оказался очень молодой, нежный и холодный голос. Хотя Эльза и заготовила, и прорепетировала заранее, что скажет, чтобы было кратко и по делу.

— Вы не находите, что «подруга бывшего мужа» — не лучшая рекомендация? — с легкой насмешкой спросила мать Людмилы, — Мы же обе понимаем, что это за муж, и я догадываюсь, что вы имеете в виду под словом «подруга». Адрес Люси я вам не скажу, и не вздумайте меня шантажировать «опасностью, которая ей грозит». Не звоните больше!

Оставалась последняя надежда – на отца. Эльза пробовала звонить ему несколько раз, но никто не брал трубку. И, наконец, когда она уже потеряла надежду, ей ответила – судя по голосу – какая-то старая бабка.

— А он квартиру продал, — сказала старушка после того, как выяснила, кто требуется соседке.

Рвалась последняя ниточка.

— А адреса нового, или хоть телефона он не оставил? — взмолилась Эльза, потому что надежд у нее больше не было никаких, — Вы эту квартиру купили?

— Не, я его соседка была, — пояснила бабушка, — А он в хосписе лежит. Ну знаете, который на Никитинской….

… Родители согласились присмотреть за Мишенькой.

Когда Эльза увидела отца Людмилы, она сразу поняла, что ему осталось немного. Может быть, считанные дни. Лицо было желтым-желтым, как маска. Исхудавший мужчина лежал в палате, и при появлении гости даже не сделал попытки приподняться. Сил на это у него уже не было.

Эльза придвинула стул поближе, села и заговорила в открытую. У нее не было другого выхода, кроме как полностью раскрыть карты. Она рассказала и про долгую свою связь с Вадимом, и про то, что, зная про существование Людмилы, ее «не учитывала». И про то, что не знала, что умеет так ненавидеть. И если Люсю сейчас не предупредить…

Возле его столика стоял стакан с водой, а в нем была трубочка. Эльза понимала, что это значит. Мужчина не может сам поднять головы, не может взять стакан. Кто-то должен вкладывать эту трубочку ему в губы.

У мужчины всё же хватило сил, чтобы коснуться ее руки холодными пальцами.

— Я вам верю. Тем более, что сам больше защитить Люсеньку не смогу. Этот человек лишил меня даже того, чтобы дочка была рядом, когда я…

Он вздохнул.

— Я продал квартиру, чтобы купить ей домик. Его подобрали по моей просьбе. Маленький город, и домик – маленькая крепость. Решетки на окнах, железные двери, и даже погреб под домом, в который можно забраться и запереться изнутри. Своего рода сейф для людей, которым нужна защита. Адрес этот знаю только я. Скажу его вам – запомните. Запомните?

**

Это был милый маленький городок, который, наверняка, чудесно выглядел летом, но никогда еще и нигде Людмила не обживалась с такой тоской. И дом, который выбрал для нее отец — подходил им с Ксанкой идеально, он стоял на возвышенности, отсюда прекрасно всё просматривалось, домик напоминал маленькую крепость, но Людмила разбирала вещи и плакала, стараясь скрыть свои слезы от дочери.

Она должна была сейчас быть с отцом. Хотя он всё понимал, и сам запретил ей приезжать. Сказал — позовёт её, когда почувствует, что вот-вот….

Да что ж за силы помогали этому упырю, который раз за разом ломал ей жизнь, и не только ей? Как он отыскивал ее раз за разом? Помогала ли ему какая-то разветвлённая сеть помощников? Или он работал с ясновидящими? Людмила была готова поверить во что угодно…

Но надо было брать себя в руки и в очередной раз начинать всё сначала. Удивительно, каждый раз, когда Людмиле казалось, что сил уже нет, совсем нет — даже на донышке, они откуда-то брались. И она снова делала все, что нужно.

Она обошла дом от чердака до подпола, проверила каждую дверь, каждую раму, убедилась в крепости решеток на окнах и в отлаженности запоров. Когда начала проверку по третьему разу – убедилась, что ею овладевает паранойя.

Очень захотелось выпить. Людмила редко позволяла это себе, но сейчас всё бы отдала за любое пойло, за пару банок крепкого пива. Но какое там… Она щедро плеснула в чашку вале-рьянки, долила воды, получился «коньячный вариант». Людмила выпила его залпом.

— Ну и какая тут школа? — спросила Ксанка.

Мать уже не могла полностью скрывать от нее опасность, как делала прежде. Но психика девочки еще была удивительно пластичной, и депре-ссия Ксанке явно не грозила. Новая комната нравилась ей не слишком. Дело не в том, что мала, но окно выходит на север, и вдобавок на глухой забор. Ксанка развешивала на стене постеры со своими любимыми артистами. Когда на нее смотрели знакомые лица, она везде чувствовала себя как дома.

— Не знаю, — Людмила пожала плечами, — Пока подумаем о домашнем обучении.

— Круто. Ну а вообще можно будет выходить? Хоть куда-нибудь?

Людмила ощутила в этом вопросе тоску существа, запертого в клетку и мечтающего хоть о толике свободы. Матери, ограничивающие в чём-то больных детей, понимают – иначе невозможно. Никто не может сделать так, чтобы их дитя жило по других правилам. Но Ксанка-то была здорова. Ей бы гонять с друзьями на велике, ходить на бальные танцы и на дни рождения к подружкам. А Людмила держит ее в клетке.

— Дай мне неделю, — попросила мать, — Осмотримся, я погляжу, что тут и как – и решу.

Ксанка вздохнула глубоко-глубоко. А Людмила всматривалась в лицо дочери, и думала – как же она не замечала этого раньше? Нет, она знала, что Ксанка не похожа на нее ничуть. Ни одной общей черты. Но вот на Вадима…Вроде бы что-то общее есть. Девочки часто бывают похожи больше на отцов, а не на матерей. И наоборот. Значит, ее сын похож на нее.

Ну зачем, ну почему всё было только на ее плечах? Людмила честно попробовала припомнить – влюблялась ли она в кого-то в юности? Кроме Вадима… Ну, хоть портреты какие-то на стенах, как у Ксанки…

Слишком рано она вышла замуж. Да, пожалуй, когда смотрела боевики – Вадим любил этот жанр — порой отождествляла себя с героиней, которую герой спасал от всех мыслимых и немыслимых опасностей. С которым не надо бояться, и днем и ночью мозг не будут сверлить мысли – всё ли ты предусмотрела. Не надо ни о чем думать. Как за каменной стеной.

У одной из ее подруг был такой муж. Внешне совсем не похожий на киношного героя. Немолодой мужчина, слегка грузный, и совершенно седой. Бывший военный летчик. У Оли была тяжелая форма диа-бета, дочка родилась с синдром Да-уна, но как же Евгений Анатольевич любил своих «девчонок»! Как волновался о том, не забудет ли Оля принять лекарства… Разбил для них райский сад у дома. Его друзья подарили из дочке клеппера, потому что верховая езда – это, знаете ли… Да что, там, даже когда она, Людмила, вроде бы не имеющая к Евгению Анатольевичу никакого отношения, оказывалась рядом с ним, ее охватывало чувство полной безопасности – будто ничего плохого рядом с ним случиться с ней не могло.

… Прошла неделя на новом месте, и надо было выполнять обещание, данное Ксанке. С утра Людмила сказала:

— Я пойду в булочную…

Но от привычки, которую она приобрела в последнее время – всегда и всюду носить с собой оружие – она не могла отказаться. Если бы кто-то из полицейских попробовал её обыскать – это бы плохо кончилось. Людмила уповала только на то, что никому это не придет в голову в маленьком городе. Тётка идёт за хлебом. Переходит дорогу на зеленый свет. Что вам от нее надо, господа в форме?

День был удивительно хорош. В этом городке любили цветы, и там и здесь в палисадниках пламенели бархатцы, мёдом благоухал алиссум, гордо понимались «майоры». Людмила вспомнила, что в детстве не могла запомнить название этих цветов, величала их «подполковниками».

— Ты повысила их в звании, — смеялся отец.

Она задержалась в хлебном магазине, впервые за долгое время получая какое-то удовольствие от покупок. Так вкусно тут пахло поджаристым хлебом! Такие красивые пирожные лежали на витрине! Людмила выбирала, что взять к завтраку, что порадует Ксанку…Калачи, посыпанные маком. Ромовые бабы. Йогурт с персиками. Простой батон для бутербродов. Нежно-розовая колбаса…

Она подходила к дому, когда кто-то, сидевший на низком металлическом заборчике, встал и шагнул ей навстречу:

— Привет…

Высокий мужчина в черной куртке. Шапочка закрывает не только лоб, но и брови. Людмиле понадобилось две секунды, чтобы узнать Вадима.

Ужас захлестнул ее. Может быть, если бы Людмила была профессиональным бойцом, военный, тренированным до полного автоматизма движений – пистолет был бы уже у нее в руках. Но одно дело – тир, а другое…. Она никогда не наводила ствол на живую мишень. Даже не крысу.

Она надеялась только на то, что он вообще не знает, что у нее есть оружие.

— Давай поговорим, — сказал он миролюбиво и даже с улыбкой.

Словно был обычным «воскресным папочкой», который пришел договорить о визитах к ребенку в определенное время.

Было очень много слов, которые Людмиле хотелось высказать, они рвались из горла. Но она сдержалась, чтобы Вадим сказал первым – чего же он хочет.

— Мы уедем,— сказал он, — Наконец, всё срослось. Все доки на руках. Классный вариант нас ждёт — уезжаем в Европу, тоже маленький город, но, конечно, не такое, на букву "д", как здесь…. Нас ждет свой дом, я продолжу заниматься любимым делом, стану продавать бюро, секретеры, комоды, ты будешь выращивать тюльпаны. Ксанку отдадим в хорошую школу – примерно в такую, как ты ходила когда-то…

Козырь он придерживал в рукаве.

— И, если захочешь, ты сможешь видеться с сыном… Иногда. Не думаю, что его нужно забирать оттуда, где он сейчас живет. Инвалидам не место среди обычных людей. Ну, моя дорогая? Сколько тебе нужно времени, чтобы собрать вещи?

— Мы никуда с тобой не поедем, — сказала она.

Он поднял брови:

— Но ты понимаешь, что в этом случае ты никогда…

— Я постараюсь найти его сама. Но даже если нет…Ты слышал – прочисти уши десять раз – я. Никуда. С. Тобой. Не. Поеду. И Ксанку ты у меня не заберешь…

Вадим смотрел на нее долго. Может, минуту, а может, еще дольше.

— Ну что ж,— сказал он,— Это был практически твой последний шанс. Осталась, так сказать, искра надежды.

Одну руку он держал опущенной вниз. И сейчас в ней явственно что-то щёлкнуло.

Людмила вздрогнула, но продолжала молчать. Тогда заговорил Вадим.

— Хочешь знать, что это? Сейчас в твоем доме начинается пожар. Дистанционное устройство. Загорается кухня, а дальше всё пойдёт очень быстро. Твой план «мой дом – моя крепость» сейчас сыграет против тебя. Решетки на окнах, железная дверь. Кстати, ты ее не откроешь. Пока ты покупала калачики, ловкому человечку ничего не стоило вытащить у тебя из кармана ключ. Так что Ксанке оттуда не выбраться…. Она может продержаться подольше, если догадается спрятаться в ванной. Но дым и огонь, — Вадим пожал плечами. — Всё равно ее достанут. А поблизости я не вижу человека с машиной, который зацепил бы трос, сорвал с окна решетку… И не смотри на меня, как на зверя – это не моя дочь, эта девочка не имеет ко мне никакого отношения. Конечно, я могу еще открыть дверь…

— Ключ у тебя? — спросила Людмила.

Пистолет был уже у нее в руке. Одного она не ожидала, что он выбьет его неуловимым, резким движением.

А чего не ожидал он – это того, что оружие отлетит к ногам девушки, что подходила в этот миг к ним.

…Эльза никогда не умела стрелять. Она не знала ничего ни о том, как заряжать оружие, не ведала, что такое предохранитель. Только в кино она видела, как нажимают на курок. У нее тряслись руки. Ей просто чертовски повезло.

**

День был настолько пасмурным, что в полдень казалось, будто наступили сумерки. Маршрут Людмилы был – с кладбища на кладбище. Она вызвала такси и попросила отвезти ее к отцу. Участок был новый, и сразу за отцовской могилой еще рос лес. Стояли сосны. А земля тут чертовски плохая – одни камни. Людмила, как и многие, придя на кладбище, отвлекала себя мыслями – надо заказать нормальную землю, посадить цветы. Нет, папа очень любил запах хвои. Рано или поздно большие ели срубят, а на могиле она посадит карликовые. И памятник она уже приглядела – простой, гранитный, с белой мраморной розой, которая лежала наверху.

Очень хотелось обнять крест и зарыдать как маленькая, в голос. Людмила знала, что сделает так чуть позже. Приедет домой и пока Ксанка в школе, выпьет стакан во-дки, и будет плакать, и даже выть, и биться головой о стол…

Но сейчас продержаться еще немного. Таксист не уезжал – она попросила его задержаться. Людмила назвала ему адрес другого кладбища – в пригороде.

— У вас сегодня поминальный день? — уточнил водитель.

У него было хорошее настроение и хотелось поговорить. Пассажирка выглядела вроде бы спокойной. Но поболтать с ней не удавалось. Тогда он включил музыку.

Людмила медленно шла к могиле Вадима. Сегодня сорок дней. Остается надеяться, что душа его уже не вернется из ада. Поворот аллеи, потом еще один… Возле могилы кто-то был. Женщина в пальто такого насыщенного красного цвета, что не отвести глаз. В красной шляпке. С маленьким мальчиком на руках…

Неужели она пришла к….

Когда Людмила подошла, женщина обернулась, и Людмила узнала Эльзу. Эльза спустила Мишеньку с рук.

— Я вот думаю,— сказала она, будто продолжая разговор, — Почему тут стоит крест? Ведь надо бы – осиновый кол.

— Я тоже думала об этом, - это была осенняя морось, не слезы. Людмила отерла лицо рукой в перчатке, — Но он уже не встанет.

— А можно станцевать? — спросила Эльза шепотом, — Я специально надела сапоги с острыми каблуками. Можно?

И на рыхлой глине, на рыжем этом холме, она попыталась станцевать что-то вроде неловкой чечетки, впечатывая поглубже острые каблучки. Людмила обняла ее и прижала к себе. Они долго стояли молча.

А потом сели на лавочку, что стояла у другой могилы, но недалеко от места, где лежал Вадим.

— Ну что у тебя? — спросила Людмила.

— Возвращаюсь…В свой дом… насовсем… А ты?

Эльза все-таки плакала.

— А я ищу, — сказала Людмила, — Не знаю, найду или нет, получится ли… Но буду искать, пока жива.

— И никаких зацепок?

— Пока никаких. Знаю только, что в Европе. Пешком обойду все дома для инвалидов, все приюты…

— А может быть, он живет где-нибудь в семье? Ты даже имени не знаешь?

Людмила покачала головой:

— Только то, что он, наверное, будет похож на меня. Даже, несмотря на то, что очень болен.

— А что с Ксаной? Ведь ты понимаешь теперь, каково ее настоящим родителям…

— Мне хотелось бы дотянуть до ее восемнадцати лет. Чтобы ее у меня не отобрали. Чтобы она сама решала – где, с кем… Но я понимаю, что для людей, которые ее лишились, каждый день без нее – вечность. Не знаю пока. Очень тяжело об этом думать. Может, мы как-то все это уладим… Я не знаю, что там за люди… Надо их увидеть. И что дальше – Бог весть! Жить одной семьей? Или чтобы Ксанка гостила то у меня, то у них? Как он завязал всё это в один дьявольский узел, проклятый….

Людмила бессильно махнула рукой.

Мишеньке стало скучно. Он бродил между могил, рассматривал их. На одной сидели белые каменные голубки. На другой расправил крылышки пухленький ангелок. На третьей – тетенька с длинным покрывалом на голове закрыла лицо руками, вроде бы плакала. А тут была нарисована зажженная свечка.

— Осторожно, не упади, не наколись на ограду! — крикнула ему мать.

— Что решили с операцией? — спросила Людмила Эльзу.

— Да это — раз плюнуть. Для любого пластического хирурга. Может, подожду немного до той поры, как Мишка пойдет в школу. Я понимаю про всякие обезболы и тому подобное, но у меня сейчас у самой такой низкий болевой порог, что не могу… Таракана раздавить не могу…

— У тебя дом как произведение искусства. Неужели там есть тараканы?

Они засмеялись. Это было подобие смеха – робкое, чуть слышное. И всё же…

Мишенька знал, к какой могиле они пришли. Она была до отвращения унылой и скучной – рыжая земля и больше ничего. Возле одного из памятников в каменной вазе стояли розы. Мишенька потянул один цветок – темно-красный, показавшийся ему особенно красивым.

Мишенька решил положить розу на могилу того человека, по которому плакали мама и та тетенька.

— Нет! — хором вскрикнули женщины.

Удивленный Мишенька чуть не выронил розу. Дождь кончал моросить, вокруг слегка посветлело. Даже какая-то птица подала голос. Мишенька подошел, и, пользуясь тем, что подруги говорят о чем-то, растрепал цветок, растребушил его и начал сыпать лепестки им на колени.


Конец

Автор Татьяна Дивергент
•

Комментарии