23 янв 2024
КАК В СТРАШНОМ СНЕ... (2)
Больничные дни одинаковы. Утром подъем, медсестра приносит градусники. Это та самая сестра, что дежурила ночью, она еще не сменилась. Поэтому она в лучшем случае не выспавшаяся, а в худшем – еще и злая.Сандре достается больше всех, потому что за нее некому заступиться, она не нужна даже собственной матери. А сегодня она еще и термометр спросонья разбила. Сунула под мышку, и задремала. Когда же сестра через десять минут подошла и требовательно протянула руку. девушка вскинулась недоуменно и стеклянная трубочка упала на пол, раскатились крошечные шарики ртути.
Но медсестра не успела закатить скандал. Только она начала, как Лена сказала нейтральным тоном, вроде бы ни к кому не обращаясь:
— Знакомый журналист хочет написать статью об этой больнице, попросил свести его с главврачом. Я сказала, что добавлю ему материала.
Истерический голос медсестры оборвался. Через пару мгновений, не желая сдаваться окончательно, она буркнула Сандре:
— Скажешь родным, чтобы новый градусник купили и принесли.
И закрыла дверь в палату с таким видом, словно не ее поставили на место, а она вспомнила про тысячу неотложных дел.
Потом больные шли на пост уже к той медсестре, что заступила на дежурства. У нее в тетради было написано, кому что назначено – она раздавала лекарства, и следила, чтобы таблетки выпили при ней.
Невкусный завтрак, всегда один и тот же – каша, сухой белый хлеб с кубиком масла и чуть теплый, жидкий, почти несладкий чай. Обход, не приносивший ничего нового. Полдник – почему-то в двенадцать часов. Наверное, здесь это слово понимали буквально, стакан киселя и булочку давали в полдень. Потом до обеда можно было заниматься своими делами, а в хорошую погоду и гулять по территории под присмотров санитаров. Снова лекарства, обед, тихий час…лекарства, ужин и отбой….
В их палате самые сильные препараты получала Валя, кроме таблеток ей делали уколы. Поэтому Валя много спала, и каждый день были часы, когда к ней бесполезно обращаться – она смотрела на собеседника взглядом зомби и не отвечала.
Лена сказала, что «уже втянулась» — раньше ее тоже все время тянуло в сон и голова была тяжелой, а теперь она все меньше ощущает на себе действие препаратов, и кошмары вернулись.
— Я думаю, что здесь нам не помогут…В лучшем случае приглушат на время наши страхи.
Сандра кивнула. Нынче ночью она чудом не закричала, увидев отчима в роли ма-ньяка, преследующего ее. Неужели придется и тут спать, зажав в зубах край простыни или кончик подушки? А если она все же закричит, и медсестра это услышит, ей начнут давать лекарства еще сильнее, и в итоге сбудется та страшилка, в которую многие верят. Сандра проверит ее на себе, она превратится в «овощ».
— Значит твой план, — сказала она, с Леной они уже перешли «на ты», — Найти, где останавливается этот чертов автобус…Ты на какой остановке его ждала?
— На Дзержинского…
Валя смотрела на Лену и кивала мелко.
— И ты тоже там? — спросила Сандра.
Еще несколько кивков.
— А я на Потапова, на углу, там еще Дом культуры недалеко… Значит, что мы имеем. Два против одного, что маршрут проходит по улице Дзержинского. Девчонки, у нас практически один шанс. Лен, ты, наверное, единственная, кто отсюда может уйти по своей воле. Скажешь, что не хочешь больше лечиться, напишешь расписку и уйдешь…
— Ага…., — с горечью начала было Лена, но Сандра прервала ее движением руки, — Мне идти некуда, из дома меня выгнали… А Валю, я так понимаю, не выпустят – считают, что она опасна, может что-то сделать со своим ребенком. Кроме того, мы все привязаны к таблеткам. Как ни кинь, с ними нам хоть чуть-чуть легче… А сами мы эти препараты не купим, они ж по рецептам. И то, о чем мы с вами сейчас думаем – в глазах других – бред собачий, один шанс на миллион. Если мы сбежим отсюда на несколько часов, то с рук сойдет это только Лене. Она даже выглядит среди нас самой нормальной. Нас же с Валей ничего хорошего не ждет. Не будут выпускать на прогулки, к Вальке вон… родственников перестанут пускать… скажут, что ей сделалось хуже.
Валя вскинулась испуганно.
— И все же, я бы рискнула, — сказала Лена, — Нету у нас другого выхода, понимаете. Девочки, я вам обещаю, что, если ничего не выйдет, мы не встретим тот автобус, если наш побег заметят, я останусь здесь, с вами… пусть нас глушат тогда лекарствами, чтобы мы все время спали. То, что сейчас — это все равно не жизнь.
Все трое понимали, что, если даже их план удастся, им придется столкнуться лицом к лицу с главным своим страхом.
— Давайте сегодня будем думать, — Валя переводила молящий взгляд с одной на другую, — Девочки, я с вами, но… Я просто не знаю, как я снова это выдержу….
— Ты лучше всех знаешь свои силы, — осторожно сказала Лена, — Смотри, ты можешь остаться… Просто, если будут спрашивать – ты не знаешь, где мы. И все…
Валя махнула рукой и заплакала, уткнувшись лицом в колени. Сандра поняла без слов, что она хотела сказать – это все равно не жизнь, надо пробовать.
И все же они решили взять день – Валя на раздумье, а Лена и Сандра – на то, чтобы составить план побега. Решено было между ними, что в случае неудачи, лучше всего будет вернуться в больницу незаметно. Значит, нужно было думать не только о том, как отсюда выйти, но и о том, как войти.
…Валя сидела в больничной столовой, болтала ложкой в железной мисочке с борщом, и на глазах ее опять были слезы.
— Э-эй, — тревожно шепнула ей Сандра, — Раз ты пока не отказываешься, то держи себя в руках. А то тебе сегодня таких лекарств дадут, что ты проспишь весь завтрашний день.
Валя быстрым движением украдкой вытерла глаза, и пододвинула Сандре свой борщ.
— Ешь, пожалуйста. Когда я волнуюсь, у меня аппетит начисто отшибает. А ко мне сейчас привяжутся, если заметят — почему не ешь, то да се…Я не останусь голодной, не бойся.
Это была правда. С другого конца города Толик приезжал к жене несколько раз в неделю, привозил самое лучшее, самое вкусное… Большую часть этих передач Валя раздавала.
Сандра ломала голову над тем, как отсюда выбраться. Днем невозможно, их быстро хватятся. Да и каждая из них в тот роковой день дождалась автобуса поздним вечером. Пробраться к тому входу, которым пользуется медперсонал? Всем троим – это утопия. В лучшем случае одна проскользнет.
В голове крутились идиотские мысли – подмешать дежурной медсестре в чай что-то из тех лекарств, которые дают им самим. Но это вам не кино, товарищи… Это нереально абсолютно.
Тем не менее, вечером, когда они ложились спать, Сандре показалось даже, что воздух в их палате стал иным. Вот что значит надежда – получить свободу. Во всех смыслах. Вырваться из этой клетке, а главное, обрести свободу от него, от этого человека, мысли о котором преследовали ее даже ночью.
Она уснула почти сразу, уснула крепко, но сразу после полуночи, будто стряхнув первую усталость, проснулась и ворочалась уже до утра, морщась и негодуя на саму себя за то, что ни один мало-мальски подходящий план не приходит в голову.
А перед самым подъемом – Лена, выходившая вроде бы в туалет, который был в другом конце коридора, вернулась какой-то особенной – широкой, танцующей походкой. Или лучше сказать – торжествующей. Заметив, что Сандра не спит, она присела к ней на край кровати, и потрясла небольшим ключом, надетым на веревочку.
— Знаешь, что это?
Сандра не отвечала, только смотрела на нее загоревшимися глазами.
— Это, — Лена снизила голос до шепота, — Ключ от балкона. Он висит в сестринской, на таком щите, вместе с другими…А балкон-то сто лет уже не открывали…. Никто и не заметит, что ключ на несколько часов исчез…
— Но…, — Сандре тут же на ум пришла тысяча возражений, — Второй этаж ведь…. Ты хочешь, чтобы мы прыгали? И… и ведь, кто пойдет по коридору, сразу увидит, что дверь на балкон открыта.
— Там лесенка ведет с балкона вниз, железная, — терпеливо объяснила Лена, — Может, это пожарники велели, чтобы так сделали…И ты права, одни мы не справимся. Всё оказалось слишком сложно. Но я с девчонками из второй палаты договорилась, они помогут.
— Как?
— После десяти, после отбоя, сестра уже не отлучается со своего поста… Замечала? Сидит за столиком, настольная лампа горит, она чего-то пишет. Ее Инна позовет, будет жаловаться, что ей плохо, тревожно…. Ну, ты знаешь, она такие спектакли разыгрывать умеет…
Сандра кивнула – мол, видели, знаем.
— Ну вот, минут на десять Инка сестру точно задержит. В это время мы выбираемся, передаем ключ Люде, и она запирает за нами дверь. А потом возвращается в свою палату, словно была в туалете…
Лена вздохнула и добавила:
— А утром, когда вернемся, повторим этот фокус. Если вернемся.
— Ты за Вальку не боишься?
Еще один вздох:
— Я ей предлагала – может, именно ей-то и не надо рисковать. Может, ей всё-таки лекарства помогут… Но – сама видишь, она сама рвется. Кроме того, мне кажется, что в этой палате мы втроем оказались не просто так. А если это часть какой-то игры, какого-то чудовищного квеста?
— И ты хочешь сказать, что на следующий уровень мы можем пройти только в том случае, если у нас будут – не знаю, как это выразить — веселое такое бешенство, когда всё пох…, когда хватаешь меч и разишь врагов направо и налево…
— Во всяком случае, когда смотришь в глаза своему страху…
Лена не успела договорить. Дверь в палату открылась. Уже шла к ним медсестра с пачкой термометров. Начинался новый день…
Во всяком случае, пока всё складывалось на редкость удачно. Оказывается, именно сегодня у Вали закончился курс уколов. Лечащий врач считал, что следует сделать перерыв – по его мнению, молодая женщина должна была пойти на поправку.
Это значило, что Валя нынче не будет такой сонной, станет быстрее соображать.
— А то я, если честно, боялась – она все время была такая заторможенная, не навернулась бы на этих ступеньках, — шепнула Лена подруге.
— А что ты пообещала девчонкам из второй, за их помощь?
— Честно говоря – ничего. Для них это просто развлечение. Тут же скука смертная. Но если…то, конечно, будет им огромная коробка конфет.
— Опять – «если»?
— А ты надеешься, что мы вот так, спокойно вернемся?
Сандра опять прижала два пальца к губам, будто закуривала.
Вечером они – все трое – подчеркнуто «благонравно» вели себя, и медсестра Оля зайдя посмотреть, в половине десятого – готовятся ли они ко сну, застала всех троих уже в ночных сорочках. Лена – устроившись поудобнее на подушках, читала соседкам роман Жаклин Сьюзан – в отделении была маленькая библиотека, десятка два потрепанных книг, не больше.
— Молодцы! — похвалила их Оля, — Может быть, вам уже свет потушить?
— Сейчас дочитаю главу, и погашу сама, — откликнулась Лена, — Мы на самом интересном месте…
…Переодеться без света не составляло труда – хватило света фонарей за окном. Наряд всех троих был, мягко говоря, своеобразный, ведь свои вещи они сдали, поступая сюда, их должны были вернуть при выписке. Но можно было держать в тумбочке тренировочные брюки, футболки с длинными рукавами – для тепла, нередко в отделении было слишком прохладно, чтобы довольствоваться казенными халатами, и больные поддевали что-то под них. Вот такая получилась экипировочка, да еще плюсом резиновые тапочки…
— Наверное, мы будем напоминать этих… из фильма «Джентльмены удачи», — попыталась пошутить Лена, — Особенно, если побежим трусцой до остановки.
— Тьфу на тебя, — Сандра озаботилась, держа в руках шлепанцы, — Боюсь, что в них будет неудобно заниматься всей этой эквилибристикой. Если там потребуется через что-то перелезать, они с ног свалятся, точно… Может, лучше босыми? А обуться уже внизу?
Откуда-то из конца коридора донесся переливчатый крик. Все трое вздрогнули.
— Это нам? — спросила Валя.
— Да, это знак нам… Сейчас, подождите…
Они услышали тяжелые торопливые шаги – это медсестра бежала по коридору.
— А вот теперь – пора, — сказала Лена.
У балконной двери уже маячила фигура в длинном халате.
— Как бы я хотела с вами, — вздохнула Людка, принимая от них ключ.
— Нет уж, дорогая, — Лена коротко обняла ее, — Мы как в сказке… Идем на страшный бой, на последний бой… Пожелай нам удачи.
***
Они стояли на той самой остановке, на углу улицы Дзержинского. Может, кому-то из них и не доводилось еще видеть город в такой поздний час. Это было призрак. Безлюдные улицы, в редком доме горит несколько окон. Только свет фонарей, тьма, сгустившаяся во дворах, которые сейчас кажутся такими таинственными, и редко-редко проедет машина…
Валя обхватила руками плечи, ее познабливало - то ли от ночного холода, то ли от страха. Во взгляде Лены на подругу читалась жалость — будь у нее хоть что-то тёплое с собой – кофта или хотя бы шаль — она бы Вале отдала.
Какой-то подвыпивший тип забрел на остановку, постоял рядом с ними покачиваясь и дыша перегаром. Потом сообразил:
— Девчонки, да вы зря ждете. Уже не ходит ничего. Такси вызывайте.
Подождал ответа, но не услышал его. И побрел от них – заносило его на середину пустынного проспекта. Хозяин ночного города.
Валя первой решилась сказать то, чего они все боялись:
— Девчонки, мы ду-ры…Не приедет ведь никто.
— А меня вот что еще волнует, — Лена хмурилось, — Может быть, он приезжает, только когда ты одна? И еще – даже если мы его дождемся, я про то, что выходить на остановках нам придется по одной. Каждую ждет свой путь.
Валя испуганно на нее взглянула. Сандре тоже становилось холодно. Она мерила остановку шагами, круто разворачивалась, вставала на цыпочки, чтобы ноги согрелись…Сколько времени они будут тут ждать? Может быть, медсестра Оля заглянула в их палату, увидела, что она пуста, и теперь их ищут?
Тогда их выпишут за нарушение режима.
— Едет, — тихо сказала Лена.
Сандра вскинула голову. Из-за угла выворачивал тот самый автобус. Он был еще далеко, но невозможно было не узнать его. Запыленный, старой модели… Автобус ехал к ним.
Валя крепко схватила Лену за руку.
— Девочки, надо всем вместе. А то вдруг он одну посадит и уедет…
Лена кивнула, и впервые Валя отчетливо поняла, что ее подруга тоже боится. Лена была – как натянутая струна.
И вот он уже стоит перед ними – и двери открыты. Они успели заметить только темные очертания — фигуру водителя. Внутри тускло горит свет. А двери, в которые они поднялись, похожи на открытую пасть.
К их удивлению – никаких препятствий. Водитель ждал, пока они сядут, все трое. И лишь тогда раздался звук смыкающихся дверей, будто что-то чавкнуло, и автобус тронулся.
Лена понимала, что ей надо ободрить подруг. Одна совсем юная, другая трясется так, что видно со стороны. Она – самая старшая, ей надо владеть собой.
— Девочки, чья остановка будет первой?
— В смысле? Откуда мы знаем? Окна настолько грязные, я даже не могу понять, где мы едем…
— Может быть так – кто из нас первый попал в больницу? В такой последовательности он будет останавливаться?
А Валя не могла припомнить, она тогда вообще ничего не соображала…
— Ты уже была в палате, когда я пришла, — вспоминала Лена, — А Сандру положили потом.
— Так что, мне первой? — глаза у Вали были отчаянными, она вцепилась в руки Лены, — Девчонки, может быть, все же выйдем все трое?
Автобус стал притормаживать. Вот и совсем остановился. Судя по тому, сколько он ехал – он не успел увезти их слишком далеко. Двери распахнулись.
— Это мне, — сказала Лена, — Это – мой Город.
И уже на оглядываясь больше на подруг, все такая же напряженная, она сошла – будто в смерть. И автобус сразу же тронулся с места.
Он был всё так же тёмен и пустынен, как и в первый раз. Лена стояла посреди небольшой площади, окруженной старинными домами, и от страха её тошнило. Ей казалось в этот момент – если она поддастся этому ужасу, если он завладеет ею без остатка, до такой степени, что она сдастся судьбе – только тогда она сможет вернуться. Ведь раньше произошло именно так.
Но медсестра не успела закатить скандал. Только она начала, как Лена сказала нейтральным тоном, вроде бы ни к кому не обращаясь:
— Знакомый журналист хочет написать статью об этой больнице, попросил свести его с главврачом. Я сказала, что добавлю ему материала.
Истерический голос медсестры оборвался. Через пару мгновений, не желая сдаваться окончательно, она буркнула Сандре:
— Скажешь родным, чтобы новый градусник купили и принесли.
И закрыла дверь в палату с таким видом, словно не ее поставили на место, а она вспомнила про тысячу неотложных дел.
Потом больные шли на пост уже к той медсестре, что заступила на дежурства. У нее в тетради было написано, кому что назначено – она раздавала лекарства, и следила, чтобы таблетки выпили при ней.
Невкусный завтрак, всегда один и тот же – каша, сухой белый хлеб с кубиком масла и чуть теплый, жидкий, почти несладкий чай. Обход, не приносивший ничего нового. Полдник – почему-то в двенадцать часов. Наверное, здесь это слово понимали буквально, стакан киселя и булочку давали в полдень. Потом до обеда можно было заниматься своими делами, а в хорошую погоду и гулять по территории под присмотров санитаров. Снова лекарства, обед, тихий час…лекарства, ужин и отбой….
В их палате самые сильные препараты получала Валя, кроме таблеток ей делали уколы. Поэтому Валя много спала, и каждый день были часы, когда к ней бесполезно обращаться – она смотрела на собеседника взглядом зомби и не отвечала.
Лена сказала, что «уже втянулась» — раньше ее тоже все время тянуло в сон и голова была тяжелой, а теперь она все меньше ощущает на себе действие препаратов, и кошмары вернулись.
— Я думаю, что здесь нам не помогут…В лучшем случае приглушат на время наши страхи.
Сандра кивнула. Нынче ночью она чудом не закричала, увидев отчима в роли ма-ньяка, преследующего ее. Неужели придется и тут спать, зажав в зубах край простыни или кончик подушки? А если она все же закричит, и медсестра это услышит, ей начнут давать лекарства еще сильнее, и в итоге сбудется та страшилка, в которую многие верят. Сандра проверит ее на себе, она превратится в «овощ».
— Значит твой план, — сказала она, с Леной они уже перешли «на ты», — Найти, где останавливается этот чертов автобус…Ты на какой остановке его ждала?
— На Дзержинского…
Валя смотрела на Лену и кивала мелко.
— И ты тоже там? — спросила Сандра.
Еще несколько кивков.
— А я на Потапова, на углу, там еще Дом культуры недалеко… Значит, что мы имеем. Два против одного, что маршрут проходит по улице Дзержинского. Девчонки, у нас практически один шанс. Лен, ты, наверное, единственная, кто отсюда может уйти по своей воле. Скажешь, что не хочешь больше лечиться, напишешь расписку и уйдешь…
— Ага…., — с горечью начала было Лена, но Сандра прервала ее движением руки, — Мне идти некуда, из дома меня выгнали… А Валю, я так понимаю, не выпустят – считают, что она опасна, может что-то сделать со своим ребенком. Кроме того, мы все привязаны к таблеткам. Как ни кинь, с ними нам хоть чуть-чуть легче… А сами мы эти препараты не купим, они ж по рецептам. И то, о чем мы с вами сейчас думаем – в глазах других – бред собачий, один шанс на миллион. Если мы сбежим отсюда на несколько часов, то с рук сойдет это только Лене. Она даже выглядит среди нас самой нормальной. Нас же с Валей ничего хорошего не ждет. Не будут выпускать на прогулки, к Вальке вон… родственников перестанут пускать… скажут, что ей сделалось хуже.
Валя вскинулась испуганно.
— И все же, я бы рискнула, — сказала Лена, — Нету у нас другого выхода, понимаете. Девочки, я вам обещаю, что, если ничего не выйдет, мы не встретим тот автобус, если наш побег заметят, я останусь здесь, с вами… пусть нас глушат тогда лекарствами, чтобы мы все время спали. То, что сейчас — это все равно не жизнь.
Все трое понимали, что, если даже их план удастся, им придется столкнуться лицом к лицу с главным своим страхом.
— Давайте сегодня будем думать, — Валя переводила молящий взгляд с одной на другую, — Девочки, я с вами, но… Я просто не знаю, как я снова это выдержу….
— Ты лучше всех знаешь свои силы, — осторожно сказала Лена, — Смотри, ты можешь остаться… Просто, если будут спрашивать – ты не знаешь, где мы. И все…
Валя махнула рукой и заплакала, уткнувшись лицом в колени. Сандра поняла без слов, что она хотела сказать – это все равно не жизнь, надо пробовать.
И все же они решили взять день – Валя на раздумье, а Лена и Сандра – на то, чтобы составить план побега. Решено было между ними, что в случае неудачи, лучше всего будет вернуться в больницу незаметно. Значит, нужно было думать не только о том, как отсюда выйти, но и о том, как войти.
…Валя сидела в больничной столовой, болтала ложкой в железной мисочке с борщом, и на глазах ее опять были слезы.
— Э-эй, — тревожно шепнула ей Сандра, — Раз ты пока не отказываешься, то держи себя в руках. А то тебе сегодня таких лекарств дадут, что ты проспишь весь завтрашний день.
Валя быстрым движением украдкой вытерла глаза, и пододвинула Сандре свой борщ.
— Ешь, пожалуйста. Когда я волнуюсь, у меня аппетит начисто отшибает. А ко мне сейчас привяжутся, если заметят — почему не ешь, то да се…Я не останусь голодной, не бойся.
Это была правда. С другого конца города Толик приезжал к жене несколько раз в неделю, привозил самое лучшее, самое вкусное… Большую часть этих передач Валя раздавала.
Сандра ломала голову над тем, как отсюда выбраться. Днем невозможно, их быстро хватятся. Да и каждая из них в тот роковой день дождалась автобуса поздним вечером. Пробраться к тому входу, которым пользуется медперсонал? Всем троим – это утопия. В лучшем случае одна проскользнет.
В голове крутились идиотские мысли – подмешать дежурной медсестре в чай что-то из тех лекарств, которые дают им самим. Но это вам не кино, товарищи… Это нереально абсолютно.
Тем не менее, вечером, когда они ложились спать, Сандре показалось даже, что воздух в их палате стал иным. Вот что значит надежда – получить свободу. Во всех смыслах. Вырваться из этой клетке, а главное, обрести свободу от него, от этого человека, мысли о котором преследовали ее даже ночью.
Она уснула почти сразу, уснула крепко, но сразу после полуночи, будто стряхнув первую усталость, проснулась и ворочалась уже до утра, морщась и негодуя на саму себя за то, что ни один мало-мальски подходящий план не приходит в голову.
А перед самым подъемом – Лена, выходившая вроде бы в туалет, который был в другом конце коридора, вернулась какой-то особенной – широкой, танцующей походкой. Или лучше сказать – торжествующей. Заметив, что Сандра не спит, она присела к ней на край кровати, и потрясла небольшим ключом, надетым на веревочку.
— Знаешь, что это?
Сандра не отвечала, только смотрела на нее загоревшимися глазами.
— Это, — Лена снизила голос до шепота, — Ключ от балкона. Он висит в сестринской, на таком щите, вместе с другими…А балкон-то сто лет уже не открывали…. Никто и не заметит, что ключ на несколько часов исчез…
— Но…, — Сандре тут же на ум пришла тысяча возражений, — Второй этаж ведь…. Ты хочешь, чтобы мы прыгали? И… и ведь, кто пойдет по коридору, сразу увидит, что дверь на балкон открыта.
— Там лесенка ведет с балкона вниз, железная, — терпеливо объяснила Лена, — Может, это пожарники велели, чтобы так сделали…И ты права, одни мы не справимся. Всё оказалось слишком сложно. Но я с девчонками из второй палаты договорилась, они помогут.
— Как?
— После десяти, после отбоя, сестра уже не отлучается со своего поста… Замечала? Сидит за столиком, настольная лампа горит, она чего-то пишет. Ее Инна позовет, будет жаловаться, что ей плохо, тревожно…. Ну, ты знаешь, она такие спектакли разыгрывать умеет…
Сандра кивнула – мол, видели, знаем.
— Ну вот, минут на десять Инка сестру точно задержит. В это время мы выбираемся, передаем ключ Люде, и она запирает за нами дверь. А потом возвращается в свою палату, словно была в туалете…
Лена вздохнула и добавила:
— А утром, когда вернемся, повторим этот фокус. Если вернемся.
— Ты за Вальку не боишься?
Еще один вздох:
— Я ей предлагала – может, именно ей-то и не надо рисковать. Может, ей всё-таки лекарства помогут… Но – сама видишь, она сама рвется. Кроме того, мне кажется, что в этой палате мы втроем оказались не просто так. А если это часть какой-то игры, какого-то чудовищного квеста?
— И ты хочешь сказать, что на следующий уровень мы можем пройти только в том случае, если у нас будут – не знаю, как это выразить — веселое такое бешенство, когда всё пох…, когда хватаешь меч и разишь врагов направо и налево…
— Во всяком случае, когда смотришь в глаза своему страху…
Лена не успела договорить. Дверь в палату открылась. Уже шла к ним медсестра с пачкой термометров. Начинался новый день…
Во всяком случае, пока всё складывалось на редкость удачно. Оказывается, именно сегодня у Вали закончился курс уколов. Лечащий врач считал, что следует сделать перерыв – по его мнению, молодая женщина должна была пойти на поправку.
Это значило, что Валя нынче не будет такой сонной, станет быстрее соображать.
— А то я, если честно, боялась – она все время была такая заторможенная, не навернулась бы на этих ступеньках, — шепнула Лена подруге.
— А что ты пообещала девчонкам из второй, за их помощь?
— Честно говоря – ничего. Для них это просто развлечение. Тут же скука смертная. Но если…то, конечно, будет им огромная коробка конфет.
— Опять – «если»?
— А ты надеешься, что мы вот так, спокойно вернемся?
Сандра опять прижала два пальца к губам, будто закуривала.
Вечером они – все трое – подчеркнуто «благонравно» вели себя, и медсестра Оля зайдя посмотреть, в половине десятого – готовятся ли они ко сну, застала всех троих уже в ночных сорочках. Лена – устроившись поудобнее на подушках, читала соседкам роман Жаклин Сьюзан – в отделении была маленькая библиотека, десятка два потрепанных книг, не больше.
— Молодцы! — похвалила их Оля, — Может быть, вам уже свет потушить?
— Сейчас дочитаю главу, и погашу сама, — откликнулась Лена, — Мы на самом интересном месте…
…Переодеться без света не составляло труда – хватило света фонарей за окном. Наряд всех троих был, мягко говоря, своеобразный, ведь свои вещи они сдали, поступая сюда, их должны были вернуть при выписке. Но можно было держать в тумбочке тренировочные брюки, футболки с длинными рукавами – для тепла, нередко в отделении было слишком прохладно, чтобы довольствоваться казенными халатами, и больные поддевали что-то под них. Вот такая получилась экипировочка, да еще плюсом резиновые тапочки…
— Наверное, мы будем напоминать этих… из фильма «Джентльмены удачи», — попыталась пошутить Лена, — Особенно, если побежим трусцой до остановки.
— Тьфу на тебя, — Сандра озаботилась, держа в руках шлепанцы, — Боюсь, что в них будет неудобно заниматься всей этой эквилибристикой. Если там потребуется через что-то перелезать, они с ног свалятся, точно… Может, лучше босыми? А обуться уже внизу?
Откуда-то из конца коридора донесся переливчатый крик. Все трое вздрогнули.
— Это нам? — спросила Валя.
— Да, это знак нам… Сейчас, подождите…
Они услышали тяжелые торопливые шаги – это медсестра бежала по коридору.
— А вот теперь – пора, — сказала Лена.
У балконной двери уже маячила фигура в длинном халате.
— Как бы я хотела с вами, — вздохнула Людка, принимая от них ключ.
— Нет уж, дорогая, — Лена коротко обняла ее, — Мы как в сказке… Идем на страшный бой, на последний бой… Пожелай нам удачи.
***
Они стояли на той самой остановке, на углу улицы Дзержинского. Может, кому-то из них и не доводилось еще видеть город в такой поздний час. Это было призрак. Безлюдные улицы, в редком доме горит несколько окон. Только свет фонарей, тьма, сгустившаяся во дворах, которые сейчас кажутся такими таинственными, и редко-редко проедет машина…
Валя обхватила руками плечи, ее познабливало - то ли от ночного холода, то ли от страха. Во взгляде Лены на подругу читалась жалость — будь у нее хоть что-то тёплое с собой – кофта или хотя бы шаль — она бы Вале отдала.
Какой-то подвыпивший тип забрел на остановку, постоял рядом с ними покачиваясь и дыша перегаром. Потом сообразил:
— Девчонки, да вы зря ждете. Уже не ходит ничего. Такси вызывайте.
Подождал ответа, но не услышал его. И побрел от них – заносило его на середину пустынного проспекта. Хозяин ночного города.
Валя первой решилась сказать то, чего они все боялись:
— Девчонки, мы ду-ры…Не приедет ведь никто.
— А меня вот что еще волнует, — Лена хмурилось, — Может быть, он приезжает, только когда ты одна? И еще – даже если мы его дождемся, я про то, что выходить на остановках нам придется по одной. Каждую ждет свой путь.
Валя испуганно на нее взглянула. Сандре тоже становилось холодно. Она мерила остановку шагами, круто разворачивалась, вставала на цыпочки, чтобы ноги согрелись…Сколько времени они будут тут ждать? Может быть, медсестра Оля заглянула в их палату, увидела, что она пуста, и теперь их ищут?
Тогда их выпишут за нарушение режима.
— Едет, — тихо сказала Лена.
Сандра вскинула голову. Из-за угла выворачивал тот самый автобус. Он был еще далеко, но невозможно было не узнать его. Запыленный, старой модели… Автобус ехал к ним.
Валя крепко схватила Лену за руку.
— Девочки, надо всем вместе. А то вдруг он одну посадит и уедет…
Лена кивнула, и впервые Валя отчетливо поняла, что ее подруга тоже боится. Лена была – как натянутая струна.
И вот он уже стоит перед ними – и двери открыты. Они успели заметить только темные очертания — фигуру водителя. Внутри тускло горит свет. А двери, в которые они поднялись, похожи на открытую пасть.
К их удивлению – никаких препятствий. Водитель ждал, пока они сядут, все трое. И лишь тогда раздался звук смыкающихся дверей, будто что-то чавкнуло, и автобус тронулся.
Лена понимала, что ей надо ободрить подруг. Одна совсем юная, другая трясется так, что видно со стороны. Она – самая старшая, ей надо владеть собой.
— Девочки, чья остановка будет первой?
— В смысле? Откуда мы знаем? Окна настолько грязные, я даже не могу понять, где мы едем…
— Может быть так – кто из нас первый попал в больницу? В такой последовательности он будет останавливаться?
А Валя не могла припомнить, она тогда вообще ничего не соображала…
— Ты уже была в палате, когда я пришла, — вспоминала Лена, — А Сандру положили потом.
— Так что, мне первой? — глаза у Вали были отчаянными, она вцепилась в руки Лены, — Девчонки, может быть, все же выйдем все трое?
Автобус стал притормаживать. Вот и совсем остановился. Судя по тому, сколько он ехал – он не успел увезти их слишком далеко. Двери распахнулись.
— Это мне, — сказала Лена, — Это – мой Город.
И уже на оглядываясь больше на подруг, все такая же напряженная, она сошла – будто в смерть. И автобус сразу же тронулся с места.
Он был всё так же тёмен и пустынен, как и в первый раз. Лена стояла посреди небольшой площади, окруженной старинными домами, и от страха её тошнило. Ей казалось в этот момент – если она поддастся этому ужасу, если он завладеет ею без остатка, до такой степени, что она сдастся судьбе – только тогда она сможет вернуться. Ведь раньше произошло именно так.
А если изображать из себя крутую девчонку, то и останешься в этом затерянному пустом и безлюдном мире. И выбор надо сделать немедленно.
Лена сжала кулаки так крепко, что ногти вонзились в ладони, а плечи почти сразу заныли. Надо идти, просто идти. Пройти по каждой улице, прикоснуться к каждому дому… Ведь неслучайно она попала сюда. Что хотела ей сказать судьба? Что – или кого – она должна была найти здесь? Ставкой в этой игре было безумие.
Ей вспомнились слова из старой песни – ее сочинила девушка, которой давно нет на свете:
И отсюда мне не выбраться -
это что-то непонятное:
заманил меня в ловушку
этот город-крысолов.
Жарким лепетом безумного
прошептал слова невнятные
и повёл меня, и бросил
в лапы вымыслов и снов.
Она раньше много раз пела ее, даже не пытаясь подражать серебряному голоску Веры Матвеевой…Может быть, здесь все возможно, и она встретит Веру на одной из улиц… Ведь та предсказала в своей песне:
Если скажут, что погибла я,
если где-нибудь услышишь вдруг,
что заснула - не проснулась, -
не печалься и не верь.
Не заснула я, любимый мой,
я ушла гулять по городу, -
просто вышла и бесшумно
за собой закрыла дверь.
Надо было идти, просто идти… Шаг за шагом, не останавливаясь… Сколько хватит сил. И Лена, сделав над собой огромное усилие и не разжимая стиснутых кулаков, пошла через площадь.
…Она не смогла бы сказать, сколько времени прошло – пока она бродила по этим улицам, сворачивая без всякой цели то в одну, то в другую. Казалось, что она заблудилась окончательно. Но, чем дольше она ходила, тем больше овладевало ею странное чувство покоя.
И поэтому Лена совсем не удивилась, увидев освещенное окно – одно на весь город. Теперь она знала – ей нужно именно туда.
Лена открыла тяжелую дверь и вошла.
— Олег! — сказала она.
И припала к груди человека, который давно погиб где-то в горах.
Она не помнила, сколько простояла так. Может быть, целую вечность. Но просто так и должно было быть – она прижимается к его свитеру грубой вязки, вдыхает почти забытый запах, а он целует ее волосы.
— Какая ты глупая, — прошептал он, наконец.
— Я пришла, чтобы здесь остаться, — сказала она сквозь слезы, — С тобой.
— А я пришел, чтобы сказать тебе – ты должна жить. Жить на полную катушку. А не бродить точно слепая, ощупью изо дня в день… Жизнь проходила мимо тебя, а ты этого не замечала. И похоже я сам должен был сказать тебе это, потому что ты никого не слушала.
Она мотала головой, все так же уткнувшись в его свитер, и слезы впитывались в шерсть.
— Пойдем, — сказал он, наконец, — Я провожу тебя.
— Куда?!
— На твою остановку…
И, не спрашивая ее согласия, он крепко взял Лену за руку и повел. Когда они вышли из подъезда, она увидела, что уже рассветает. И в утреннем свете город уже не казался страшным, он был прекрасен, точно в сказке. Эти горбатые мостики, эти фонари…Улицы, выложенные брусчаткой. Разноцветные домики с балконами и резными ставнями…
И остановка была им под стать – чугунный ажур и крыша из цветного стекла.
Лена надеялась, что они будут стоять тут долго, долго… Но автобус подошел почти сразу. Он был тот же самый – она узнала его. Только за ночь кто-то его тщательно и с любовью отмыл – и теперь автобус был белоснежным.
— Это наш, — сказал Олег, — Наш автобус…
— А ты можешь приехать на нем? Потом… Ко мне…
Олег покачал головой:
— Поезжай домой. И помни — о том, как тебе надо жить, ты услышала от мня самого. И еще помни, я тебя люблю…
Она поднялась по ступенькам и, когда автобус тронулся, не стала садиться — так и стояла у заднего стекла, глядя, как Олег машет ей, как удаляется его фигура, и, наконец, исчезает вдали.
Брусчатка кончилась, и начался асфальт… Окна у автобуса были такими промытыми, чистыми, что казалось – их и вовсе нет.
**
Валя стояла на остановке, не решаясь сделать ни шагу. Давно уже уехал автобус, а по-прежнему ничего не происходило. Она была совершенно одна в незнакомом месте, и спросить – где она оказалась, было не у кого.
Остро представила она, что никогда отсюда не выберется, затеряется в дебрях незнакомого города…Ее мальчик останется сиротой. Когда Толик придет к ней в больницу, ему скажут, что она сбежал
Конечно, будет объявлен розыск, но ее не найдут. Кто сможет попасть сюда, в это другое измерение, где возможно то, чего нельзя представить себе в реальности?
Валя представила, как сын будет расти без нее и снова заплакала. Потом она поняла, что простоять тут можно целую вечность. Какую глупость они задумали с девчонками! Шагнуть прямо тигру в пасть…Да еще по одиночке.
Вале потребовалось огромное усилие, чтобы еще раз воспроизвести в памяти последние слова Лены: «Идти навстречу! Что бы ни случилось — идти навстречу!» - и эти слова надо было принять на веру.
Она сделала первый шаг – сошла с платформы.
Это был страшный город, такой мог привидеться только в кошмарном сне. Эти черные дома, эти готические маски…А вот и старая знакомая – ведьма, уже идет ей навстречу…
Валя заставила себя взглянуть ей в лицо. Которое в прошлый раз, да и сейчас в первый миг – показалось ей таким страшным. Она всматривалась в эти горящие глаза, эти щеки в грязных разводах и…узнавала Лилю… ту самую Лилю, с которой Толя был до нее.
— Не будет тебе счастья, — сказала Лиля, — Я не дам…
Валя оглянулась вокруг себя – и подняла первое, что попалось ей на глаза – камень, что выпал из-под брусчатки.
— Только попробуй встать у меня на дороге, — сказала она, сама удивляясь твердости своего голоса, — Я пройду через что угодно. Через небытие, через твое колдовство, через твою злобу. Но сына я тебе не отдам. Да он и не нужен тебе…Ты любишь, чтобы все смирялись перед тобой. И пугаешь тем, чего сделать не сможешь. Тебе не нужен никто – ни ребенок, ни мой муж – и вообще никто, кроме тебя самой…. Я поняла твою ложь… И я ее не боюсь… Освободи путь…Я иду домой!
Она шла, и камень в ее руке уже стал теплым от ее руки. Чем ближе она подходила, тем лучше могла разглядеть Лилю. Теперь она замечала растерянность в ее глазах, и какую-то странную пустоту, смятение. Валя знала, куда ей идти, а Лиля – нет…Она заблудилась в этом страшном городе, и ей отсюда не выбраться. Она останется и будет до конца жизни блуждать по лабиринтам ненависти, неудовлетворенности и желания отомстить.
Когда Валя подошла вплотную - Лиле пришлось дать ей пройти. Холодом обдало молодую женщину, но она не обернулась. Она шла и шла, зная, что будет идти столько – сколько надо, и у нее хватит на это сил.
Но вот она стала узнавать улицы. Это была окраина города, ее города. Дальше уже начинались дачи… Пыльные цветы у деревянных заборов. А вот и кольцо. И здесь, в ожидании первого рейса, в самом обычном автобусе курит шофер.
Валя сунула руку в карман старенького трико, и нащупала мелочь, несколько монеток.
На проезд хватит.
*
Сандра осталась одна, она знала, что следующая остановка – ее. Ей казалось, что с парашютом прыгнуть легче, в первый раз в жизни шагнуть в пустоту, что встретиться с тем, что ей предстояло. Но не было у нее выхода.
И вот уже она смотрит вслед удаляющемуся автобусу. Она стоит на остановке – это обычная металлическая будка, окрашенная облупившейся уже голубой краской. Вот и обрывки старых объявлений, оставшиеся на стенах. Кто-то что-то продает, меняет, ищет работу…
На скамейке лежит забытая кем-то черная коробочка. Сандра машинально взяла ее в руки. Это был старенький диктофон, с крошечной кассетой внутри.
— Эй, — окликнул ее знакомый голос.
Она вскинула голову. Отчим стоял шагах в пяти от нее, руки засунуты в карманы. И выражение лица у него было привычное – насмешливое, торжествующее. Так он поддразнивал ее, зная, что она всегда сделает всё, что он пожелает.
— Обломался тебе дом, — сказал он, — Мать тебя больше и на порог не пустит. Разве что в ногах у меня станешь валяться. Тогда я – так и быть – заступлюсь… Ты еще никому не целовала ноги? Значит, я буду первым…
Сандра думала, что испытает прежние чувства – страх, горечь, жгучую обиду на мать за такой выбор. Но к своему собственному удивлению – она чувствовала только что-то похожее на грусть. Ей было жалко саму себя – затравленную девчонку, которая не могла жить без чьей-то любви, а ее не любил никто на свете.
— Я же знаю, почему ты выбрал мою мать, — сказала она устало, — Тебе нужна была крыша над головой…Тебе нужно было вытянуть из матери все соки, взять у нее все, что она может дать. А потом ты скажешь, что не можешь всю жизнь провести со старухой, и уйдешь. И тебе будет все равно, даже, если она наложит на себя руки.
— Правильно, — отчим ухмыльнулся, — И одного я уже добился. Тебя она выгнала. Я ей куда дороже тебя.
— Кукушонок…, — теперь Сандра говорила с ним, как будто была старше, — И ты думаешь, я не обойдусь без вас обоих? Думаешь, мне некуда деться? Господи, какой же ты дурак…
Сандра подошла к отчиму и посмотрела ему прямо в глаза.
— Делайте, что хотите, — сказала она, — Мне больше нет до вас дела.
И она слегка отодвинула его рукой. Не мешай, мол, пропусти…
Сандра знала – куда ей теперь нужно идти. Домой, чтобы собрать вещи…Куда потом? Конечно, узнать, как девочки. Выбрались ли? Перед тем, как расстаться, они обменялись адресами.
Сделав несколько шагов, Сандра услышала металлический звон. Она не обернулась, но знала, что это. Из руки отчима выпал нож. И остался лежать – бесполезный теперь и ненужный.
*
— Ты сбежала из больницы?
У Сандры не было ключа, поэтому она позвонила в дверь. Мать настолько не ожидала ее появления, но в первый момент не смогла преградить дочери дорогу, и девушка вошла.
И вот Сандра стояла в своей комнате, и собирала вещи в дорожную сумку. Главное было – не забыть документы. Чтобы не пришлось ни за чем возвращаться. Чтобы концы были обрублены окончательно.
— Куда ты хочешь пойти? – по голосу Сандра чувствовала, что мать распаляется, готовясь начать скандал. Но теперь ей было все равно.
— Кто тебя выпустил? Мне же обещали… Я сейчас позвоню…вызову бригаду, на тебя наденут смирительную рубашку и увезут…
Сандра снимала с плечиков свое единственное нарядное платье – с синими блестками.
— Мне восемнадцать лет, — сказала она, — Я совершенно нормальна, и ни для кого не представляю угрозы…И меня не имеют права увозить против моей воли – это ты должна знать.
— Но куда ты собралась?!
— Подальше отсюда. А куда – не твое дело.
— Вместо того, чтобы просить прощения у меня, у…, — мать запнулась, не зная, как назвать отчима, — У отца! Он относился к тебе, как отец… Вместо того, чтобы просить прощения у нас обоих…Ты… Почему ты не хочешь, чтобы я была счастлива с ним? Он тебе самой нравится, да? Почему ты меня так ненавидишь?
— Послушай лучше, — сказала Сандра.
Она поставила маленький черный диктофон на стол и включила его. И смотрела, как бледнеет лицо матери, когда она слушает признания отчима – его требования целовать ему ноги, его желания – высосать у «старухи» все ее деньги, до последнего…
Сандра взглянула на побледневшую мать, подняла с пола легкую сумку – нарядов-то у нее было – всего ничего – и пошла к двери, чтобы через несколько мгновений захлопнуть ее за собой – навсегда.
**
…Они шли по вечернему парку, все втроем. Сентябрь уже заканчивался, но бабье лето всё длилось и длилось. Оно было на редкость хорошо – подругам казалось, что они еще не видели такого. Краснела рябина, листва уже почти вся пожелтела, но можно было еще ходить в легких платьях и босоножках.
— Значит, теперь ты будешь жить у Лены? — Валя катила перед собой коляску.
Они открыли для себя этот чудесный уголок. В старом парке людей всегда было мало – и можно было сколько хочешь гулять по пустынным аллеям, сидеть на скамейках, болтать, дурачиться – ведь вокруг все равно никого нет.
Лена на мгновение обняла Сандру за плечи.
— Да как-то у нас вот так все срослось. Нашла себе недостижимую мечту – стать проводницей… Саньку просто запугали до чертиков, она уже и не верила в саму себя… Я позвонила знакомому, он как раз в этой сфере. Он сказал: «Да, пожалуйста, хоть завтра. Она же уже совершеннолетняя. Хорошо бы только курсы специальные пройти». Ну и Санька захотела тут же рвануть на работу, чтобы никому не быть в тягость. А я ей сказала: «Щаз, разбежалась… Заканчивай, дорогая, выпускной класс, поживешь пока у меня…Курсы я тебе помогу оплатить. А на работу возьмут в любой момент. Так что – ждем весны…»
— У меня осталось мое выпускное платье, — сказала Валя, — Санька, по-моему, оно тебе подойдет как раз. Оно такое серебристое, с отливом, и на кринолине…Ты – рыжая, тебе будет еще лучше, чем мне. Заходи как-нибудь, померишь…Как знала – я его сберегла.
— Пойдемте вон туда, — кивнула Лена на одну из небольших площадок. Здесь можно расположиться с удобством на широкой, теплой от солнца скамье. Сандра закинула голову и кайфовала, любуясь сочетанием золотой листвы тополей и яркого, чистого – такое только осенью бывает – синего неба.
Малыш спал. Лена никогда прежде не задумывалась о детях, но сейчас, глядя на маленького, на его личико, крохотные губки, закрытые глаза… она почувствовала такую нежность, что стало больно… Если бы он не спал, она бы попросила у Вали разрешения взять его на руки.
— Толины родители отдали нам свою дачу, — сказала Валя, — Им уже тяжело, поэтому… Так что на следующее лето, девчонки, я вас жду. Толик все равно работает, будет только приезжать. А мы с вами… Там и бассейн, и речка недалеко…Сама дача большая – всем места хватит.
— Лильку не хватил кондратий? — поинтересовалась Лена, — Все из ее рук уплыло – и квартира, и шикарная дача.
— Не знаю, что она об этом думает… По слухам, она вроде решила в столицу переехать. Будет там искать рыбку пожирнее, своего полета…
— Ты хотела сказать – птичку? Летают-то птицы…
— Кажется, бывают и рыбы-летучие…
Они не выдержали, и рассмеялись.
— Я хочу есть, — сказала Валя, — Вечно не успеваю, забываю… А потом вдруг — ой, держите меня семеро, а то сожру все вокруг…
— Сейчас принесу, — сказала Лена.
Она действительно могла обернуться в несколько минут - у входа в парк работал киоск.
— Что будете? Мороженое или…
— Что-нибудь посерьезнее, — попросила Валя, — Мне вообще гамбургер. Лучше двойной.
— Ты еще спроси – не бывает ли тройных… Санька, а тебе?
Сандра пожала плечами. Это значило – то же, что и всем.
Когда Лена отошла, Валя спросила тихо, как будто подруга еще могла услышать.
— Ну, как она?
— Нормально, — сказала Сандра, и добавила через мгновение, так как Валя продолжала смотреть на нее, — Честное слово, нормально. Ходит в свой бардовский клуб. И меня с собой зовет…Но у меня времени мало. Все-таки одиннадцатый класс. Пытаюсь выбраться из этого чертова болота, точных наук. Один из друзей Лены пообещал меня подтянуть…
— А еще, - Сандра помолчала несколько мгновений, — Она написала песню…Я ее наизусть не помню, так что не смогу сказать тебе слова. Ты Лену попроси, она споет. Это о том, какая короткая жизнь, и что нет времени обижаться на судьбу и плакать…И да, на следующий год она опять собирается со своими ребятами на Кавказ….
— Ну а ты сама? — Валя легко покачивала коляску, так как мальчик собирался проснуться и закряхтел, — Твоя… мама…Она не пыталась тебя вернуть? Не приходила, не звонила даже?
Сандра помолчала, глядя перед собой. Ей очень не нравился этот вопрос. Валя спросила как-то мимоходом, но затронула еще живую рану. Пожалуй, подруга могла и посочувствовать искренне, но что толку с этого сочувствия.
— Приходила, — сказала, наконец, Сандра, — Встретила меня возле школы. Стояла, мялась…Потом говорит: «Он ушел. Может, вернешься домой? Это все же твой дом». Я молчу. Она тоже. Наконец через силу выдавила: «Ты это… прости меня»…А мне, знаешь, сейчас как-то все равно. Лена сказала, что когда я стану старше, я, может быть, смогу ее даже не то, чтобы простить, а искренне, от всей души пожалеть. Но пока… нет. Сейчас я знаю одно: у нее своя жизнь, у меня – своя. Завтра, она может быть, приведет другого мужика… Не хочу больше этого всего… Я теперь не пропаду, правда…
Валя погладила ее руку.
Лена уже шла к ним, помахивая пакетиком с гамбургерами. В другой руке у нее была бутылка фанты.
— Ну что, — сказала она, — Халява, плиз… Это у нас за стеной на работе – страховая компания сидит. Веселый такой, народ. Каждую пятницу торт заказывают. Как раз с вот этой надписью: «Халява, плиз»…Большой торт. И нас тоже зовут, чай пить….
…Гамбургеры оказались удивительно вкусными. Валя вытерла пальцы о бумажную салфетку и вдруг замерла:
— Смотрите, — сказала она, — Птицы летят на юг.
Все трое закинули головы. Что это были за перелетные птицы – они не знали, и даже не пытались угадать. Но это было одно из тех чудес, от которого невозможно отвести взгляд.
— Я не знала, что это так красиво, — сказала Лена тихо, — Этот клин…
— Надо собираться, — Валя скомкала салфетку, и бросила бумажный шарик в урну, — Кажется, кое-кому пора менять памперс.
…Они уже вышли из парка на улицу, когда открывшееся зрелище заставило их замереть на месте.
Метрах в ста от них, на остановке стояла девчонка. Худенькая, она куталась в куртку, хотя вечер был теплый. И еще она нервно расхаживала взад-вперед. А к остановке приближался автобус. Он был такой запыленный, что казалось – серой краской выкрасили его.
— Надо ей сказать, — Валя готова была рвануться навстречу, — Сказать ей, что можно не мучиться…Можно с первого раза… Не надо только бояться… Надо сказать, Господи Боже… Девчонки, подержите коляску…
— Нет, - Лена удержала ее за руку, — Она должна сама…
Через несколько мгновений автобус продолжил свой путь. А остановка опустела. Словно и не было ничего. Только этот теплый почти летний вечер, лучезарный как в стихах одного поэта.
Конец
Автор Татьяна Дивергент
Лена сжала кулаки так крепко, что ногти вонзились в ладони, а плечи почти сразу заныли. Надо идти, просто идти. Пройти по каждой улице, прикоснуться к каждому дому… Ведь неслучайно она попала сюда. Что хотела ей сказать судьба? Что – или кого – она должна была найти здесь? Ставкой в этой игре было безумие.
Ей вспомнились слова из старой песни – ее сочинила девушка, которой давно нет на свете:
И отсюда мне не выбраться -
это что-то непонятное:
заманил меня в ловушку
этот город-крысолов.
Жарким лепетом безумного
прошептал слова невнятные
и повёл меня, и бросил
в лапы вымыслов и снов.
Она раньше много раз пела ее, даже не пытаясь подражать серебряному голоску Веры Матвеевой…Может быть, здесь все возможно, и она встретит Веру на одной из улиц… Ведь та предсказала в своей песне:
Если скажут, что погибла я,
если где-нибудь услышишь вдруг,
что заснула - не проснулась, -
не печалься и не верь.
Не заснула я, любимый мой,
я ушла гулять по городу, -
просто вышла и бесшумно
за собой закрыла дверь.
Надо было идти, просто идти… Шаг за шагом, не останавливаясь… Сколько хватит сил. И Лена, сделав над собой огромное усилие и не разжимая стиснутых кулаков, пошла через площадь.
…Она не смогла бы сказать, сколько времени прошло – пока она бродила по этим улицам, сворачивая без всякой цели то в одну, то в другую. Казалось, что она заблудилась окончательно. Но, чем дольше она ходила, тем больше овладевало ею странное чувство покоя.
И поэтому Лена совсем не удивилась, увидев освещенное окно – одно на весь город. Теперь она знала – ей нужно именно туда.
Лена открыла тяжелую дверь и вошла.
— Олег! — сказала она.
И припала к груди человека, который давно погиб где-то в горах.
Она не помнила, сколько простояла так. Может быть, целую вечность. Но просто так и должно было быть – она прижимается к его свитеру грубой вязки, вдыхает почти забытый запах, а он целует ее волосы.
— Какая ты глупая, — прошептал он, наконец.
— Я пришла, чтобы здесь остаться, — сказала она сквозь слезы, — С тобой.
— А я пришел, чтобы сказать тебе – ты должна жить. Жить на полную катушку. А не бродить точно слепая, ощупью изо дня в день… Жизнь проходила мимо тебя, а ты этого не замечала. И похоже я сам должен был сказать тебе это, потому что ты никого не слушала.
Она мотала головой, все так же уткнувшись в его свитер, и слезы впитывались в шерсть.
— Пойдем, — сказал он, наконец, — Я провожу тебя.
— Куда?!
— На твою остановку…
И, не спрашивая ее согласия, он крепко взял Лену за руку и повел. Когда они вышли из подъезда, она увидела, что уже рассветает. И в утреннем свете город уже не казался страшным, он был прекрасен, точно в сказке. Эти горбатые мостики, эти фонари…Улицы, выложенные брусчаткой. Разноцветные домики с балконами и резными ставнями…
И остановка была им под стать – чугунный ажур и крыша из цветного стекла.
Лена надеялась, что они будут стоять тут долго, долго… Но автобус подошел почти сразу. Он был тот же самый – она узнала его. Только за ночь кто-то его тщательно и с любовью отмыл – и теперь автобус был белоснежным.
— Это наш, — сказал Олег, — Наш автобус…
— А ты можешь приехать на нем? Потом… Ко мне…
Олег покачал головой:
— Поезжай домой. И помни — о том, как тебе надо жить, ты услышала от мня самого. И еще помни, я тебя люблю…
Она поднялась по ступенькам и, когда автобус тронулся, не стала садиться — так и стояла у заднего стекла, глядя, как Олег машет ей, как удаляется его фигура, и, наконец, исчезает вдали.
Брусчатка кончилась, и начался асфальт… Окна у автобуса были такими промытыми, чистыми, что казалось – их и вовсе нет.
**
Валя стояла на остановке, не решаясь сделать ни шагу. Давно уже уехал автобус, а по-прежнему ничего не происходило. Она была совершенно одна в незнакомом месте, и спросить – где она оказалась, было не у кого.
Остро представила она, что никогда отсюда не выберется, затеряется в дебрях незнакомого города…Ее мальчик останется сиротой. Когда Толик придет к ней в больницу, ему скажут, что она сбежал
Конечно, будет объявлен розыск, но ее не найдут. Кто сможет попасть сюда, в это другое измерение, где возможно то, чего нельзя представить себе в реальности?
Валя представила, как сын будет расти без нее и снова заплакала. Потом она поняла, что простоять тут можно целую вечность. Какую глупость они задумали с девчонками! Шагнуть прямо тигру в пасть…Да еще по одиночке.
Вале потребовалось огромное усилие, чтобы еще раз воспроизвести в памяти последние слова Лены: «Идти навстречу! Что бы ни случилось — идти навстречу!» - и эти слова надо было принять на веру.
Она сделала первый шаг – сошла с платформы.
Это был страшный город, такой мог привидеться только в кошмарном сне. Эти черные дома, эти готические маски…А вот и старая знакомая – ведьма, уже идет ей навстречу…
Валя заставила себя взглянуть ей в лицо. Которое в прошлый раз, да и сейчас в первый миг – показалось ей таким страшным. Она всматривалась в эти горящие глаза, эти щеки в грязных разводах и…узнавала Лилю… ту самую Лилю, с которой Толя был до нее.
— Не будет тебе счастья, — сказала Лиля, — Я не дам…
Валя оглянулась вокруг себя – и подняла первое, что попалось ей на глаза – камень, что выпал из-под брусчатки.
— Только попробуй встать у меня на дороге, — сказала она, сама удивляясь твердости своего голоса, — Я пройду через что угодно. Через небытие, через твое колдовство, через твою злобу. Но сына я тебе не отдам. Да он и не нужен тебе…Ты любишь, чтобы все смирялись перед тобой. И пугаешь тем, чего сделать не сможешь. Тебе не нужен никто – ни ребенок, ни мой муж – и вообще никто, кроме тебя самой…. Я поняла твою ложь… И я ее не боюсь… Освободи путь…Я иду домой!
Она шла, и камень в ее руке уже стал теплым от ее руки. Чем ближе она подходила, тем лучше могла разглядеть Лилю. Теперь она замечала растерянность в ее глазах, и какую-то странную пустоту, смятение. Валя знала, куда ей идти, а Лиля – нет…Она заблудилась в этом страшном городе, и ей отсюда не выбраться. Она останется и будет до конца жизни блуждать по лабиринтам ненависти, неудовлетворенности и желания отомстить.
Когда Валя подошла вплотную - Лиле пришлось дать ей пройти. Холодом обдало молодую женщину, но она не обернулась. Она шла и шла, зная, что будет идти столько – сколько надо, и у нее хватит на это сил.
Но вот она стала узнавать улицы. Это была окраина города, ее города. Дальше уже начинались дачи… Пыльные цветы у деревянных заборов. А вот и кольцо. И здесь, в ожидании первого рейса, в самом обычном автобусе курит шофер.
Валя сунула руку в карман старенького трико, и нащупала мелочь, несколько монеток.
На проезд хватит.
*
Сандра осталась одна, она знала, что следующая остановка – ее. Ей казалось, что с парашютом прыгнуть легче, в первый раз в жизни шагнуть в пустоту, что встретиться с тем, что ей предстояло. Но не было у нее выхода.
И вот уже она смотрит вслед удаляющемуся автобусу. Она стоит на остановке – это обычная металлическая будка, окрашенная облупившейся уже голубой краской. Вот и обрывки старых объявлений, оставшиеся на стенах. Кто-то что-то продает, меняет, ищет работу…
На скамейке лежит забытая кем-то черная коробочка. Сандра машинально взяла ее в руки. Это был старенький диктофон, с крошечной кассетой внутри.
— Эй, — окликнул ее знакомый голос.
Она вскинула голову. Отчим стоял шагах в пяти от нее, руки засунуты в карманы. И выражение лица у него было привычное – насмешливое, торжествующее. Так он поддразнивал ее, зная, что она всегда сделает всё, что он пожелает.
— Обломался тебе дом, — сказал он, — Мать тебя больше и на порог не пустит. Разве что в ногах у меня станешь валяться. Тогда я – так и быть – заступлюсь… Ты еще никому не целовала ноги? Значит, я буду первым…
Сандра думала, что испытает прежние чувства – страх, горечь, жгучую обиду на мать за такой выбор. Но к своему собственному удивлению – она чувствовала только что-то похожее на грусть. Ей было жалко саму себя – затравленную девчонку, которая не могла жить без чьей-то любви, а ее не любил никто на свете.
— Я же знаю, почему ты выбрал мою мать, — сказала она устало, — Тебе нужна была крыша над головой…Тебе нужно было вытянуть из матери все соки, взять у нее все, что она может дать. А потом ты скажешь, что не можешь всю жизнь провести со старухой, и уйдешь. И тебе будет все равно, даже, если она наложит на себя руки.
— Правильно, — отчим ухмыльнулся, — И одного я уже добился. Тебя она выгнала. Я ей куда дороже тебя.
— Кукушонок…, — теперь Сандра говорила с ним, как будто была старше, — И ты думаешь, я не обойдусь без вас обоих? Думаешь, мне некуда деться? Господи, какой же ты дурак…
Сандра подошла к отчиму и посмотрела ему прямо в глаза.
— Делайте, что хотите, — сказала она, — Мне больше нет до вас дела.
И она слегка отодвинула его рукой. Не мешай, мол, пропусти…
Сандра знала – куда ей теперь нужно идти. Домой, чтобы собрать вещи…Куда потом? Конечно, узнать, как девочки. Выбрались ли? Перед тем, как расстаться, они обменялись адресами.
Сделав несколько шагов, Сандра услышала металлический звон. Она не обернулась, но знала, что это. Из руки отчима выпал нож. И остался лежать – бесполезный теперь и ненужный.
*
— Ты сбежала из больницы?
У Сандры не было ключа, поэтому она позвонила в дверь. Мать настолько не ожидала ее появления, но в первый момент не смогла преградить дочери дорогу, и девушка вошла.
И вот Сандра стояла в своей комнате, и собирала вещи в дорожную сумку. Главное было – не забыть документы. Чтобы не пришлось ни за чем возвращаться. Чтобы концы были обрублены окончательно.
— Куда ты хочешь пойти? – по голосу Сандра чувствовала, что мать распаляется, готовясь начать скандал. Но теперь ей было все равно.
— Кто тебя выпустил? Мне же обещали… Я сейчас позвоню…вызову бригаду, на тебя наденут смирительную рубашку и увезут…
Сандра снимала с плечиков свое единственное нарядное платье – с синими блестками.
— Мне восемнадцать лет, — сказала она, — Я совершенно нормальна, и ни для кого не представляю угрозы…И меня не имеют права увозить против моей воли – это ты должна знать.
— Но куда ты собралась?!
— Подальше отсюда. А куда – не твое дело.
— Вместо того, чтобы просить прощения у меня, у…, — мать запнулась, не зная, как назвать отчима, — У отца! Он относился к тебе, как отец… Вместо того, чтобы просить прощения у нас обоих…Ты… Почему ты не хочешь, чтобы я была счастлива с ним? Он тебе самой нравится, да? Почему ты меня так ненавидишь?
— Послушай лучше, — сказала Сандра.
Она поставила маленький черный диктофон на стол и включила его. И смотрела, как бледнеет лицо матери, когда она слушает признания отчима – его требования целовать ему ноги, его желания – высосать у «старухи» все ее деньги, до последнего…
Сандра взглянула на побледневшую мать, подняла с пола легкую сумку – нарядов-то у нее было – всего ничего – и пошла к двери, чтобы через несколько мгновений захлопнуть ее за собой – навсегда.
**
…Они шли по вечернему парку, все втроем. Сентябрь уже заканчивался, но бабье лето всё длилось и длилось. Оно было на редкость хорошо – подругам казалось, что они еще не видели такого. Краснела рябина, листва уже почти вся пожелтела, но можно было еще ходить в легких платьях и босоножках.
— Значит, теперь ты будешь жить у Лены? — Валя катила перед собой коляску.
Они открыли для себя этот чудесный уголок. В старом парке людей всегда было мало – и можно было сколько хочешь гулять по пустынным аллеям, сидеть на скамейках, болтать, дурачиться – ведь вокруг все равно никого нет.
Лена на мгновение обняла Сандру за плечи.
— Да как-то у нас вот так все срослось. Нашла себе недостижимую мечту – стать проводницей… Саньку просто запугали до чертиков, она уже и не верила в саму себя… Я позвонила знакомому, он как раз в этой сфере. Он сказал: «Да, пожалуйста, хоть завтра. Она же уже совершеннолетняя. Хорошо бы только курсы специальные пройти». Ну и Санька захотела тут же рвануть на работу, чтобы никому не быть в тягость. А я ей сказала: «Щаз, разбежалась… Заканчивай, дорогая, выпускной класс, поживешь пока у меня…Курсы я тебе помогу оплатить. А на работу возьмут в любой момент. Так что – ждем весны…»
— У меня осталось мое выпускное платье, — сказала Валя, — Санька, по-моему, оно тебе подойдет как раз. Оно такое серебристое, с отливом, и на кринолине…Ты – рыжая, тебе будет еще лучше, чем мне. Заходи как-нибудь, померишь…Как знала – я его сберегла.
— Пойдемте вон туда, — кивнула Лена на одну из небольших площадок. Здесь можно расположиться с удобством на широкой, теплой от солнца скамье. Сандра закинула голову и кайфовала, любуясь сочетанием золотой листвы тополей и яркого, чистого – такое только осенью бывает – синего неба.
Малыш спал. Лена никогда прежде не задумывалась о детях, но сейчас, глядя на маленького, на его личико, крохотные губки, закрытые глаза… она почувствовала такую нежность, что стало больно… Если бы он не спал, она бы попросила у Вали разрешения взять его на руки.
— Толины родители отдали нам свою дачу, — сказала Валя, — Им уже тяжело, поэтому… Так что на следующее лето, девчонки, я вас жду. Толик все равно работает, будет только приезжать. А мы с вами… Там и бассейн, и речка недалеко…Сама дача большая – всем места хватит.
— Лильку не хватил кондратий? — поинтересовалась Лена, — Все из ее рук уплыло – и квартира, и шикарная дача.
— Не знаю, что она об этом думает… По слухам, она вроде решила в столицу переехать. Будет там искать рыбку пожирнее, своего полета…
— Ты хотела сказать – птичку? Летают-то птицы…
— Кажется, бывают и рыбы-летучие…
Они не выдержали, и рассмеялись.
— Я хочу есть, — сказала Валя, — Вечно не успеваю, забываю… А потом вдруг — ой, держите меня семеро, а то сожру все вокруг…
— Сейчас принесу, — сказала Лена.
Она действительно могла обернуться в несколько минут - у входа в парк работал киоск.
— Что будете? Мороженое или…
— Что-нибудь посерьезнее, — попросила Валя, — Мне вообще гамбургер. Лучше двойной.
— Ты еще спроси – не бывает ли тройных… Санька, а тебе?
Сандра пожала плечами. Это значило – то же, что и всем.
Когда Лена отошла, Валя спросила тихо, как будто подруга еще могла услышать.
— Ну, как она?
— Нормально, — сказала Сандра, и добавила через мгновение, так как Валя продолжала смотреть на нее, — Честное слово, нормально. Ходит в свой бардовский клуб. И меня с собой зовет…Но у меня времени мало. Все-таки одиннадцатый класс. Пытаюсь выбраться из этого чертова болота, точных наук. Один из друзей Лены пообещал меня подтянуть…
— А еще, - Сандра помолчала несколько мгновений, — Она написала песню…Я ее наизусть не помню, так что не смогу сказать тебе слова. Ты Лену попроси, она споет. Это о том, какая короткая жизнь, и что нет времени обижаться на судьбу и плакать…И да, на следующий год она опять собирается со своими ребятами на Кавказ….
— Ну а ты сама? — Валя легко покачивала коляску, так как мальчик собирался проснуться и закряхтел, — Твоя… мама…Она не пыталась тебя вернуть? Не приходила, не звонила даже?
Сандра помолчала, глядя перед собой. Ей очень не нравился этот вопрос. Валя спросила как-то мимоходом, но затронула еще живую рану. Пожалуй, подруга могла и посочувствовать искренне, но что толку с этого сочувствия.
— Приходила, — сказала, наконец, Сандра, — Встретила меня возле школы. Стояла, мялась…Потом говорит: «Он ушел. Может, вернешься домой? Это все же твой дом». Я молчу. Она тоже. Наконец через силу выдавила: «Ты это… прости меня»…А мне, знаешь, сейчас как-то все равно. Лена сказала, что когда я стану старше, я, может быть, смогу ее даже не то, чтобы простить, а искренне, от всей души пожалеть. Но пока… нет. Сейчас я знаю одно: у нее своя жизнь, у меня – своя. Завтра, она может быть, приведет другого мужика… Не хочу больше этого всего… Я теперь не пропаду, правда…
Валя погладила ее руку.
Лена уже шла к ним, помахивая пакетиком с гамбургерами. В другой руке у нее была бутылка фанты.
— Ну что, — сказала она, — Халява, плиз… Это у нас за стеной на работе – страховая компания сидит. Веселый такой, народ. Каждую пятницу торт заказывают. Как раз с вот этой надписью: «Халява, плиз»…Большой торт. И нас тоже зовут, чай пить….
…Гамбургеры оказались удивительно вкусными. Валя вытерла пальцы о бумажную салфетку и вдруг замерла:
— Смотрите, — сказала она, — Птицы летят на юг.
Все трое закинули головы. Что это были за перелетные птицы – они не знали, и даже не пытались угадать. Но это было одно из тех чудес, от которого невозможно отвести взгляд.
— Я не знала, что это так красиво, — сказала Лена тихо, — Этот клин…
— Надо собираться, — Валя скомкала салфетку, и бросила бумажный шарик в урну, — Кажется, кое-кому пора менять памперс.
…Они уже вышли из парка на улицу, когда открывшееся зрелище заставило их замереть на месте.
Метрах в ста от них, на остановке стояла девчонка. Худенькая, она куталась в куртку, хотя вечер был теплый. И еще она нервно расхаживала взад-вперед. А к остановке приближался автобус. Он был такой запыленный, что казалось – серой краской выкрасили его.
— Надо ей сказать, — Валя готова была рвануться навстречу, — Сказать ей, что можно не мучиться…Можно с первого раза… Не надо только бояться… Надо сказать, Господи Боже… Девчонки, подержите коляску…
— Нет, - Лена удержала ее за руку, — Она должна сама…
Через несколько мгновений автобус продолжил свой путь. А остановка опустела. Словно и не было ничего. Только этот теплый почти летний вечер, лучезарный как в стихах одного поэта.
Конец
Автор Татьяна Дивергент
https://ok.ru/group/70000001811695/topic/157211901558255