‒ А я уже была здесь раньше, ‒ сказала Маринка, задумчиво глядя на серебрящуюся в лунном свете ленту реки.
Мы вдвоём засиделись у костра, хотя остальные ребята давно уже разбрелись по палаткам смотреть десятый сон.
‒ На Веше? ‒ уточнила я.
‒ Да, на этой самой поляне. Я тебе не рассказывала, но мы когда-то с родителями ходили в походы. Я тогда совсем маленькая была. А потом мама с папой развелись, и походы ушли в прошлое.
Она отчего-то тяжело вздохнула и замолчала, глядя, как величественно плывёт в небе полная луна. Я пошевелила палкой угли догорающего костра. Язычки пламени отбрасывали на Маринкино лицо таинственные блики.
Я знала ее три года, с первого курса универа. Вместе занимались туризмом, часто ходили в одной тургруппе, но, в отличии от меня, Маринка старалась не пропускать ни один поход: летние, зимние, короткие, категорийные. Плюс практика в поле ‒ она училась на непопулярном ныне геологоразведочном. А я всё время ломала голову: откуда у симпатичной хрупкой девушки такая сильная тяга к бродяжничеству. Оказалось, с детства!
‒ Знаешь, Алька, мне этот поход под руководством Давыдова не сдался, ‒ произнесла Марина, кинув на меня короткий взгляд. ‒ Если бы не выбранное им для маршрута место, я бы с группой Аньки Кузиной на Алтай махнула. Там хоть категория, а тут ‒ первокурсникам сопли подтирать. Ну, признайся, ты ж ведь в этот поход исключительно из-за Давыдова пошла?
И, поймав мой возмущённый взгляд, примирительно рассмеялась:
‒ Ладно, не злись, я знаю, что он сам неделю тебя уламывал, чтобы ты с ним шла. Потому что больше никто ему помочь не захотел. А одному ему с салажатами-первокурсниками в этом походе было не справиться. Он даже мне не отказал, гордость позволила принять в группу. Мне самой пришлось напрашиваться, хотя отношения у нас с ним в последнее время… напряжённые.
Я понимающе кивнула. Про некий романтический флёр в их отношениях знали многие, а вот про то, что Маринка вскоре этот флёр извела, дав Давыдову отставку, знала, пожалуй, только я. И то, со слов подружки. Сам «отставной» вёл себя так, будто ничего особенного не случилось и вообще всё так, как и должно быть.
‒ Значит, ты решила по местам детства сходить, ‒ сказала я, чтобы чем-то заполнить паузу.
Маринка снова вздохнула и заговорила:
‒ Да я почти и не помню ничего. Я же маленькая была, года три или четыре мне было, когда мы с родителями на Вешу ходили. А потом же они развелись и всё: закончилась походная жизнь. Я это место помню только по фотографиям и маминым рассказам. Я бы, может, вообще ничего не помнила, если бы не сестра, ‒ она оглянулась на стоящие в отдалении палатки, укутанные синей ночной мглой, словно опасалась появления лишних, не нужных сейчас свидетелей. ‒ Я этого никому не рассказывала… Просто в том походе у меня сестрёнка пропала. Ей шесть лет было.
‒ Пропала?! Как это?
‒ Да вот так. Исчезла из палатки посреди ночи. Утром проснулись, а её спальник пустой, полог палатки приоткрыт, а её нет нигде.
‒ Как же такое возможно? Может, она ночью в лесу заблудилась?
‒ Да, и такая версия была. Вышла из палатки, пошла в лес и заблудилась. Или упала в реку и утонула. Её долго искали. Реку и лес прочёсывали, собаки след пытались взять, но не смогли. Мама рассказывала, покрутились возле палатки, поскулили и никуда не пошли. Словно она вышла из палатки и в воздухе испарилась. Была версия даже, что её кто-то украл, но тоже провалилась. Дорог и населённых пунктов тут поблизости, сама видишь, нет. Посторонних в тот момент не было. В общем, и эта версия ни к чему не привела. Зато сколько на моих бедных родителей свалилось. Дочка пропала, общественность осуждает, мол, дураки безответственные, куда детей потащили, в глушь какую-то к лесным зверям. Так они и развелись, в конце концов. Тяжело это, смотреть друг на друга и думать: а может, правда мы во всём виноваты? У меня всё детство под грузом их этой мнимой вины прошло. Знаешь, я в этот поход дурацкий напросилась, чтобы ещё раз на это злополучное место взглянуть и попытаться ответы хоть на какие-то вопросы найти. Может, вспомнить что-то важное.
Маринка замолчала, глядя на пылающие в костре угли. Короткая летняя ночь уже подошла к середине и двигалась к тому самому глухому часу, который самый тёмный перед рассветом. Я тоже молчала, сражённая давней семейной трагедией сокурсницы. Вокруг нас в траве вспыхивали и гасли зеленоватые огоньки светлячков, будто крошечные земные звёзды.
‒ Мои родители даже к экстрасенсу ходили, представляешь? ‒ снова подала голос Марина. ‒ Она, эта тётка, им сказала, что мою сестру увели. Её больше нет в этом мире.
‒ Кто увёл? Зачем?
‒ Сказала, малый народ увёл в свой мир. Потому что они так делают иногда: выбирают понравившегося ребёнка и уводят с собой.
‒ Бред какой-то… ‒ вырвалось у меня.
‒ Не знаю… Может, и бред. Просто… Мне, конечно, никто не верил, как и той тётке-экстрасенсу. Я же совсем маленькая тогда была, и все думали, что мне приснилось или я нафантазировала что-то…
Марина замолчала будто бы охваченная сомнениями. Подтолкнула палкой пылающий уголёк. Костёр почти догорел, и мы погрузились в ночную тьму, разбавленную лишь светом луны и звёзд, а также тусклым перемигиванием светлячков в траве.
‒ В ту ночь, когда сестрёнка пропала, я кое-что видела. Меня убеждали, что это был просто сон, да и сама я долго в это верила. Но всё было так реально. Я очень чётко помню, как проснулась, выглянула из спальника и увидела, что сестра стоит у входа и полог расстёгивает. Я даже её спросила, мол, ты куда. А она говорит: меня играть зовут, а ты здесь оставайся, потому что тебя не звали. Мне ещё так обидно стало. Почему, думаю, меня-то не позвали? А она полог расстегнула и вышла наружу. И ещё, когда она выходила, то мне показалось, что там снаружи кто-то был…
‒ Так может, ты была свидетелем того, как её похищали? ‒ воскликнула я. ‒ Почему тебе никто не поверил? Как глупо!
‒ Из-за того, что я рассказала про тех, кто был снаружи, ‒ улыбнулась Маринка. ‒ Потому что там были огоньки. Как светлячки, только крупнее. Они парили у входа в палатку. Словно ждали мою сестру. Так что фиговый из меня получился свидетель.
‒ А может, ты просто видела свет фонарика? ‒ не унималась я, охваченная впечатлениями. ‒ Просто твоё детское восприятие вот так переиначило этот факт.
‒ Возможно. А может, это были просто светлячки. Смотри, сколько их тут в траве. Жалко, что я так и не найду ответы на свои вопросы. Вот та поляна, речка, лес. Ночь и луна светит. Всё, как тогда. И ни одного ответа. Может, и ей что-то такое приснилось. Что её кто-то играть зовёт, и она, под впечатлением сна, вышла из палатки и ушла в лес, где и заблудилась. Ходила, звала на помощь, мёрзла, голодала, пока не умерла от истощения.
‒ Грустная история.
‒ Ладно, Алька. Пойдём спать что ли, ‒ внезапно сменила Маринка тему. ‒ Поздно уже. Надо отдохнуть перед завтрашним выходом.
В эту ночь я спала плохо. Мне снились светящиеся тусклым зеленоватым светом человечки, резвящиеся на поляне вокруг палаток. Смеющиеся, тараторящие на незнакомом, каком-то журчащем языке. В какой-то момент, кажется, я даже проснулась. Открыла глаза и увидела Маринку. Она сидела у входа в палатку и завязывала шнурки на кроссовках, собираясь выйти. Вроде бы я даже спросила спросонья, куда она собирается, и Маринка ответила мне, мол, спи-спи, не переживай за меня. Но я не уверена, что видела это наяву. Во-первых, ночью в палатке слишком темно, чтобы отчётливо разглядеть детали, во-вторых, когда Марина откинула полог, я увидела зеленоватые огоньки, кружившие возле палатки. Всё, как рассказывала мне подруга накануне. А потом меня и вовсе окружили крошечные человечки, склонялись надо мной, перешёптывались и звонко переливчато смеялись, будто звенели маленькие колокольчики. Вскоре и эти видения растаяли, уступив место сумбурным и незапоминающимся сновидениям.
Наутро выяснилось, что Маринка пропала. Исчезла бесследно. Конечно, были тут же организованы поиски. Кинологи, спасатели. Бесконечные допросы, выяснения, что она говорила, как себя вела и прочее. Бедолаге Давыдову попортили литры крови, и в походы с той поры он ходить зарёкся. Собаки, кстати, след так и не взяли. Покрутились возле палаток, поскулили в недоумении и на этом всё. Лес и речку прочёсывали тщательно, но безрезультатно. Была Маринка и пропала. Будто и не было её вовсе. Осталась на старых снимках и в моей памяти. На свои вопросы ответов не нашла, зато новые вопросы оставила. Что с ней стало? Куда она делась? Наверное, никогда не узнать, сколько не пытайся.
Иногда я представляю, что лунными летними ночами она танцует среди светлячков вместе с найденной сестрёнкой в окружении крошеных человечков. Бред, конечно, но думать, что её кости лежат под какой-нибудь корягой на дне реки или в чаще леса, обглоданные зверем, мне как-то невыносимо.
ПОЛУНОЧНИКИ (клуб любителей мистики)
Светлячки
‒ А я уже была здесь раньше, ‒ сказала Маринка, задумчиво глядя на серебрящуюся в лунном свете ленту реки.Мы вдвоём засиделись у костра, хотя остальные ребята давно уже разбрелись по палаткам смотреть десятый сон.
‒ На Веше? ‒ уточнила я.
‒ Да, на этой самой поляне. Я тебе не рассказывала, но мы когда-то с родителями ходили в походы. Я тогда совсем маленькая была. А потом мама с папой развелись, и походы ушли в прошлое.
Она отчего-то тяжело вздохнула и замолчала, глядя, как величественно плывёт в небе полная луна. Я пошевелила палкой угли догорающего костра. Язычки пламени отбрасывали на Маринкино лицо таинственные блики.
‒ Знаешь, Алька, мне этот поход под руководством Давыдова не сдался, ‒ произнесла Марина, кинув на меня короткий взгляд. ‒ Если бы не выбранное им для маршрута место, я бы с группой Аньки Кузиной на Алтай махнула. Там хоть категория, а тут ‒ первокурсникам сопли подтирать. Ну, признайся, ты ж ведь в этот поход исключительно из-за Давыдова пошла?
И, поймав мой возмущённый взгляд, примирительно рассмеялась:
‒ Ладно, не злись, я знаю, что он сам неделю тебя уламывал, чтобы ты с ним шла. Потому что больше никто ему помочь не захотел. А одному ему с салажатами-первокурсниками в этом походе было не справиться. Он даже мне не отказал, гордость позволила принять в группу. Мне самой пришлось напрашиваться, хотя отношения у нас с ним в последнее время… напряжённые.
Я понимающе кивнула. Про некий романтический флёр в их отношениях знали многие, а вот про то, что Маринка вскоре этот флёр извела, дав Давыдову отставку, знала, пожалуй, только я. И то, со слов подружки. Сам «отставной» вёл себя так, будто ничего особенного не случилось и вообще всё так, как и должно быть.
‒ Значит, ты решила по местам детства сходить, ‒ сказала я, чтобы чем-то заполнить паузу.
Маринка снова вздохнула и заговорила:
‒ Да я почти и не помню ничего. Я же маленькая была, года три или четыре мне было, когда мы с родителями на Вешу ходили. А потом же они развелись и всё: закончилась походная жизнь. Я это место помню только по фотографиям и маминым рассказам. Я бы, может, вообще ничего не помнила, если бы не сестра, ‒ она оглянулась на стоящие в отдалении палатки, укутанные синей ночной мглой, словно опасалась появления лишних, не нужных сейчас свидетелей. ‒ Я этого никому не рассказывала… Просто в том походе у меня сестрёнка пропала. Ей шесть лет было.
‒ Пропала?! Как это?
‒ Да вот так. Исчезла из палатки посреди ночи. Утром проснулись, а её спальник пустой, полог палатки приоткрыт, а её нет нигде.
‒ Как же такое возможно? Может, она ночью в лесу заблудилась?
‒ Да, и такая версия была. Вышла из палатки, пошла в лес и заблудилась. Или упала в реку и утонула. Её долго искали. Реку и лес прочёсывали, собаки след пытались взять, но не смогли. Мама рассказывала, покрутились возле палатки, поскулили и никуда не пошли. Словно она вышла из палатки и в воздухе испарилась. Была версия даже, что её кто-то украл, но тоже провалилась. Дорог и населённых пунктов тут поблизости, сама видишь, нет. Посторонних в тот момент не было. В общем, и эта версия ни к чему не привела. Зато сколько на моих бедных родителей свалилось. Дочка пропала, общественность осуждает, мол, дураки безответственные, куда детей потащили, в глушь какую-то к лесным зверям. Так они и развелись, в конце концов. Тяжело это, смотреть друг на друга и думать: а может, правда мы во всём виноваты? У меня всё детство под грузом их этой мнимой вины прошло. Знаешь, я в этот поход дурацкий напросилась, чтобы ещё раз на это злополучное место взглянуть и попытаться ответы хоть на какие-то вопросы найти. Может, вспомнить что-то важное.
Маринка замолчала, глядя на пылающие в костре угли. Короткая летняя ночь уже подошла к середине и двигалась к тому самому глухому часу, который самый тёмный перед рассветом. Я тоже молчала, сражённая давней семейной трагедией сокурсницы. Вокруг нас в траве вспыхивали и гасли зеленоватые огоньки светлячков, будто крошечные земные звёзды.
‒ Мои родители даже к экстрасенсу ходили, представляешь? ‒ снова подала голос Марина. ‒ Она, эта тётка, им сказала, что мою сестру увели. Её больше нет в этом мире.
‒ Кто увёл? Зачем?
‒ Сказала, малый народ увёл в свой мир. Потому что они так делают иногда: выбирают понравившегося ребёнка и уводят с собой.
‒ Бред какой-то… ‒ вырвалось у меня.
‒ Не знаю… Может, и бред. Просто… Мне, конечно, никто не верил, как и той тётке-экстрасенсу. Я же совсем маленькая тогда была, и все думали, что мне приснилось или я нафантазировала что-то…
Марина замолчала будто бы охваченная сомнениями. Подтолкнула палкой пылающий уголёк. Костёр почти догорел, и мы погрузились в ночную тьму, разбавленную лишь светом луны и звёзд, а также тусклым перемигиванием светлячков в траве.
‒ В ту ночь, когда сестрёнка пропала, я кое-что видела. Меня убеждали, что это был просто сон, да и сама я долго в это верила. Но всё было так реально. Я очень чётко помню, как проснулась, выглянула из спальника и увидела, что сестра стоит у входа и полог расстёгивает. Я даже её спросила, мол, ты куда. А она говорит: меня играть зовут, а ты здесь оставайся, потому что тебя не звали. Мне ещё так обидно стало. Почему, думаю, меня-то не позвали? А она полог расстегнула и вышла наружу. И ещё, когда она выходила, то мне показалось, что там снаружи кто-то был…
‒ Так может, ты была свидетелем того, как её похищали? ‒ воскликнула я. ‒ Почему тебе никто не поверил? Как глупо!
‒ Из-за того, что я рассказала про тех, кто был снаружи, ‒ улыбнулась Маринка. ‒ Потому что там были огоньки. Как светлячки, только крупнее. Они парили у входа в палатку. Словно ждали мою сестру. Так что фиговый из меня получился свидетель.
‒ А может, ты просто видела свет фонарика? ‒ не унималась я, охваченная впечатлениями. ‒ Просто твоё детское восприятие вот так переиначило этот факт.
‒ Возможно. А может, это были просто светлячки. Смотри, сколько их тут в траве. Жалко, что я так и не найду ответы на свои вопросы. Вот та поляна, речка, лес. Ночь и луна светит. Всё, как тогда. И ни одного ответа. Может, и ей что-то такое приснилось. Что её кто-то играть зовёт, и она, под впечатлением сна, вышла из палатки и ушла в лес, где и заблудилась. Ходила, звала на помощь, мёрзла, голодала, пока не умерла от истощения.
‒ Грустная история.
‒ Ладно, Алька. Пойдём спать что ли, ‒ внезапно сменила Маринка тему. ‒ Поздно уже. Надо отдохнуть перед завтрашним выходом.
В эту ночь я спала плохо. Мне снились светящиеся тусклым зеленоватым светом человечки, резвящиеся на поляне вокруг палаток. Смеющиеся, тараторящие на незнакомом, каком-то журчащем языке. В какой-то момент, кажется, я даже проснулась. Открыла глаза и увидела Маринку. Она сидела у входа в палатку и завязывала шнурки на кроссовках, собираясь выйти. Вроде бы я даже спросила спросонья, куда она собирается, и Маринка ответила мне, мол, спи-спи, не переживай за меня. Но я не уверена, что видела это наяву. Во-первых, ночью в палатке слишком темно, чтобы отчётливо разглядеть детали, во-вторых, когда Марина откинула полог, я увидела зеленоватые огоньки, кружившие возле палатки. Всё, как рассказывала мне подруга накануне. А потом меня и вовсе окружили крошечные человечки, склонялись надо мной, перешёптывались и звонко переливчато смеялись, будто звенели маленькие колокольчики. Вскоре и эти видения растаяли, уступив место сумбурным и незапоминающимся сновидениям.
Наутро выяснилось, что Маринка пропала. Исчезла бесследно. Конечно, были тут же организованы поиски. Кинологи, спасатели. Бесконечные допросы, выяснения, что она говорила, как себя вела и прочее. Бедолаге Давыдову попортили литры крови, и в походы с той поры он ходить зарёкся. Собаки, кстати, след так и не взяли. Покрутились возле палаток, поскулили в недоумении и на этом всё. Лес и речку прочёсывали тщательно, но безрезультатно. Была Маринка и пропала. Будто и не было её вовсе. Осталась на старых снимках и в моей памяти. На свои вопросы ответов не нашла, зато новые вопросы оставила. Что с ней стало? Куда она делась? Наверное, никогда не узнать, сколько не пытайся.
Иногда я представляю, что лунными летними ночами она танцует среди светлячков вместе с найденной сестрёнкой в окружении крошеных человечков. Бред, конечно, но думать, что её кости лежат под какой-нибудь корягой на дне реки или в чаще леса, обглоданные зверем, мне как-то невыносимо.
Автор
Сумеречный Край