ПОЛУНОЧНИКИ (клуб любителей мистики)

11 июн 2024

Тьма, и дальше никуда...

«Лишь бы ее не было дома», подумала я, открывая дверь квартиры.

В нос ударил привычный затхлый запах. Бабушка редко проветривала, а двушка в хрущевке, да еще и забитая старыми вещами, не способствовала хорошей вентиляции.

В глубине жилья работал телевизор – очередное политическое ток-шоу на федеральном. Старенький «Рубин» источал информационный яд, отравляя жилище, от балкона до неприкосновенной антресоли над входной дверью.

Была у меня надежда, что бабушка, возможно, пошла к соседке – единственной подруге, с которой они засиживались до полуночи, полоща кости живым и мертвым, знаменитостям и ноу-нэймам.

— Стоять, — грозный оклик заставил меня вздрогнуть. Бабушка вышла из кухни, — это что такое? — спросила она, указывая в экран смартфона.

— Телефон.

— Не дерзи, — голос звучал ровно, — это что такое?

На экране высветилась карта города с красной полоской маршрута – мое передвижение. Дорожка начиналась у ворот школы и вела прямо к дому, однако у шаурмечной заворачивала в овраг, после чего возвращалась на прежний путь.

— Там одноклассница стояла, забытую тетрадь отдала, — соврала я. Ложь давалась легко. Вранье было неотделимо от страха.

— А почему она сама к тебе не поднялась?

Я пожала плечами.

— Так в пределах круга же.

Круг был условным названием зеленой зоны. В нее входил почти весь микрорайон, со школой и десятком улиц. Раньше круг едва ли очерчивал пределы двора-колодца. Каждый квартал я выгрызала с боем и почти физической болью.

Можно к подруге? А можно в кружок ходить? А в библиотеку записаться? А в кино? Нет, не на гомосятину и не на супергероев. Просто в кино.

Но с каждым разом становилось все труднее. За последние полгода круг даже сузился. Кинотеатр, в котором билеты на некоторые сеансы стоили не дороже бутылки газировки, снесли из-за нарушений правил пожарной безопасности. Сровняли с землей в одну ночь, кажется, даже не предупредив сотрудников.

Но я-то знала, что пожарная безопасность тут ни при чем. Просто земля в центре города приглянулась застройщику. А человейник с квартирами-камерами принесет больше прибыли, чем хипстерский кинотеатр.

Так что теперь в ту часть города я не ходила – бабушка бы сразу узнала.

— И что? Думаешь, внутри круга ничего плохого не случится?

— Так дома на голову тоже люстра упасть может.

Это была ошибка. Бабушка подорвалась и закричала во всю мощь легких завуча по воспитательной работе.

Ты ошибка. Ты грешница. Ты мерзавка и дрянь. Тебя мало по церквям таскали, надо еще. А все мать твоя, которая нет бы грехи замаливать за распутную жизнь, а еще и вакцинировала ребенка. Продала системе!

На глаза выступили слезы. Это была автоматическая реакция, меня уже давно мало задевали ее слова.

— Опять ревешь, истеричка малолетняя!

Ну все, конец. Если бабушка не успевала увидеть слез, то я быстро успокаивалась. Но, если замечала, то мое лицо сводила судорога. А совсем детский рев слышали даже соседи.

Я опустилась на стул и вжала руки в лицо. Надо успокоиться. Надо прекратить реветь. Сейчас же.

— Еще и манипуляторша! Хуже своей матери! Та вот тоже чуть что, сразу в слезы. Ну и где она, твоя мать? Где? Еще бы папаша твой приходил. Ах да, мы же даже не знаем, кто он!

Уйди, мысленно прошептала я. Уйди. Просто выйди на пару минут. Мне хватит времени привести себя в порядок и сделать вид, что ничего не было, и я не слышала слов, вторящим яду с телеэкрана.

Смартфон завибрировал. На экране выскочило приложение «Телеграм», требующее ответить на звонок. Бабушка выхватила девайс у меня из рук.

— Отдай! – едва выдавила я.

Кривая усмешка прорезала лицо бабушки.

— Привет, Василиса, — голос звучал елеем, — у Полины опять истерика, никак успокоить не могу. Ей что-то передать?

Я, сдавливая слезы, протянула руку к смартфону. Бабушка цокнула языком, но все же отдала девайс.

— Привет.

— У тебя там все норм?

— Да, все отлично, не парься.

— Слушай, приползай ко мне. У меня родаки уехали. Их вообще всю ночь не будет!

Предложение о ночевке гулом отдалось в ушах. Как же я завидовала одноклассницам, которых родители легко отпускали.

— Нет, не вариант.

— Ну, давай до вечера просто посидим, — Васькин голос звучал расстроенно.

— Сейчас спрошу, — завершив звонок, я посмотрела на бабушку. Губы кривились нездоровой улыбкой палача.

— Катя зовет посидеть. Это в седьмом доме по Кирова. Внутри круга.

— А что, провести вечер дома с любимой бабушкой не хочешь? Конечно, одинокая старость, вот что меня ждет, — бабуля села рядом со мной, положив руки на плечи, — а помнишь, как хорошо раньше было? И сериалы с тобой смотрели, и новости. И книжки читали. Кто бы знал, что ты меня бросать начнешь.

— Я вернусь в десять, обещаю. Можем посмотреть что-нибудь.

Бабушка отмахнулась.

— Ой, только одолжений делать не надо. В десять чтобы была, как штык.

— Спасибо! – я сама удивилась, как быстро получила разрешение. Обычно бабушка злилась подолгу.

— Но завтра после школы никаких допов, поняла? Сразу домой.

— Но у меня подготовка к экзамену…

— Дома будешь готовиться. И я за тобой слежу, поняла? Если решишь пойти куда-то, сразу мне сообщи.

Я кивнула. Интересно, была бы я посвободнее, если бы величайшее со времен земледелия изобретение, не так прочно интегрировалось в повседневность? Если бы бабуля не могла следить за мной по геолокации? Если бы не могла в любое время со мной связаться по видеосвязи и потребовать видеоотчета?

Скорее всего, нет. Не имея возможности следить, она бы просто не выпускала меня на улицу. Я слышала истории про детей-маугли, которые росли среди завалов мусора в городских квартирах, и иногда ловила себя на мысли, что десять лет назад прошла по краю пропасти.

Я и так толком никуда не ходила – привет, пандемия. Бабушка не дряхлая, всего-то шестьдесят второго года рождения, но проблемы по части щитовидки сразу поместили заслуженную учительницу в группу риска. Что, впрочем, не мешало ей регулярно посещать переполненную церковь, ходить по гостям и отказываться ставить прививку.

Возможно, некоторым людям просто нравится страдать. А гулять на поводке лучше, чем не гулять вообще.

— Как только придешь, сразу видеозвонок. Не сделаешь, приду за тобой лично.

— Да, хорошо.

Бабушка вдруг обняла меня. Совсем как в детстве, когда казалось, что бабуля единственный человек, способный защитить от ужасов внешнего мира.

— Я потеряла дочку и не могу потерять тебя. Поэтому я так о тебе забочусь. Не хочу, чтобы тебя испортили, как ее. Я люблю тебя, Полин.

— И я тебя тоже, бабушка.

Я наконец справилась с кроссовками, накинула ветровку и выскочила в подъезд.

До Кирова, 7, я добралась за две минуты. Подавив желание заскочить за газировкой, сразу направилась к подруге.

Квартира Василисы была предметом моей зависти. Если я жила с бабушкой в старой хрущевке в застройке времен «дорогого Леонида Ильича», то подруга обитала в современном ЖК на самом последнем двадцать четвертом этаже. Мне нравилось, как из окон видно весь город. Как гудит ветер. Как лучи солнца жгут кожу, и как ничто не давит на голову – ведь за высоким потолком начинается глубокое небо.

Я проскочила в подъезд вслед за женщиной с коляской и целую вечность ехала в лифте. Глядя в зеркало, я поправила рыжие волосы – они опять торчали в разные стороны — и недовольно рассмотрела прыщи. Косметику бабушка не покупала, а средства по уходу мне особо не помогали.

Шаги гулко отдались по широкой лестничной клетке. Я нажала на дверной звонок. Залаяла собака.

— Кого там черти принесли?! – беззлобный голос подруги донесся из глубины квартиры.

— Открывай, поехавшая! – весело ответила ей я.

На пороге появилась Васька. Вообще, я всю жизни думала, что она Василиса, пока случайно не увидела на столе у классухи скан паспорта. Оказалось, что Васька у нас Василия. Именно так, как пацана, но с буквой «я». Бабушкина подруженция как-то донесла, что я с пацанами время провожу. И, вообще, шалава пополам с проституткой, как покойная мама. После двух дней без интернета, трех порванных библиотечных книжек и одного пропущенного похода в кино, я с чувством глубокого морального удовлетворения представила бабушке Ваську.

С тех пор бабушка делает вид, что Василия ей нравится.

Ко мне бросился пес по кличке Буран. Он тут же упал на спину, демонстрируя живот. Я опустилась на колени и принялась щекотать пузо.

— Кто хороший мальчик? Кто хороший пес? – Буран аж засипел от удовольствия.

— Мне бы он так на руки давался, — пробурчала Васька.

— Ой, погоди, — я достала смартфон и набрала бабушке. Та не взяла трубку. Я набрала еще раз. Тишина.

Тогда я встала спиной к комнате Васьки и включила видеозапись:

— Бабуль, я дошла! Буду в десять, как обещала, — и отправила файл через «Вотсап».

— Если бы меня родители так заставляли делать, я бы из дома ушла, — тихо сказала подруга.

— Та ну, ничего же страшного. Многие так делают, — бросила я, защищая то ли себя, то ли привычный мирок, — чего делать будем?

— Пошли Бурана выгуляем. Заодно похомячить что-нить купим.

— Давай, — ужас подобрался к грудной клетке. Только бы Васька не решила сходить в крупный супермаркет невдалеке от кинотеатра. Я в жизни не объяснила бы бабушке, что мы там делаем.

Васька надела шлейку на пса, и тот радостно заколотил лапами по двери. Подруга надела шляпу и розовые круглые очки, покрутилась перед зеркалом и сунула ноги в черные сапоги.

Застегнув ветровку обратно, я вышла следом. Лифт долго не ехал, и Васька принялась что-то искать в смартфоне.

— Чего там? – спросила я.

— Хочешь, одну штуку попробуем? Я по мелочи юзала, но все до конца не доводила. Страшно.

— Какую?

Подруга показала мне приложение с псом на иконке. Подпись гласила - «Крипонавтика».

— Эта штука рандомно генерирует ритуалы. Ну, типа, три раза открой дверь, пять раз — закури и потуши сигарету. И, когда все сделаешь, какая-нибудь крипота произойдет. Каждый раз что-то новое.

— По-моему, это весь смысл ритуала нивелирует.

— Не-не, наоборот. Мир в движении, и крипота в движении. Тут как с картами таро – тебе выпадет именно то, что нужно в данный момент.

— И ты в это веришь?

— Ой, ну ты же веришь, что твоя бабушка может за тобой следить.

— Ну так она правда может!

— И разговоры твои, как «Дядя Майор» прослушивает? И фанфики читает?

Лифт, наконец-то, подъехал. Грузовой, с большим зеркалом. Буран тут же подорвался и занял место в углу кабины.

— Ну так давай?

Меня кольнул суеверный страх. Нет, сказала я себе. Это не мой ужас. Это страх наказания. Страх, привнесенный извне.

И я согласилась.

— Так, сначала восемнадцатый, — Васька нажала на кнопку, и лифт поехал вниз.

— Эта типа той японской городской легенды, — вспомнила я, — где ты на лифте в другой мир можешь уехать?

— Ага. Но только в этот раз оно подстроено под нашу высотку!

На черном экране белела инструкция. Восемнадцатый этаж. Десятый этаж. Затем двенадцатый. Восьмой. После восьмого этажа прерывать ритуал нельзя, иначе последствия будут катастрофическими. Если передумать, то на восьмом нужно выйти и проделать все в обратном порядке. Если продолжать, то после восьмого надо ехать на восемнадцатом. Там подойдет мужчина. У него надо попросить закурить. Если он поделится, надо ехать сразу на первый, если нет, то еще съездить на двадцать третий, и только потом ехать вниз.

— И что будет после того, как мы все сделаем?

— Будет жуть и хтонь.

— Блин, в той крипипасте ты хотя бы ты в другой мир попадал, а здесь что?

— Хтонь и жуть, — повторила Васька. Дверь раскрылась на восемнадцатом этаже. Подруга нажала кнопку десятого. Двери захлопнулись, и мы поехали вниз.

Внутренности сдавило словно от перегрузки. Я хотела выбежать из лифта. Выхватить у Васьки ее смартфон и удалить приложение. Все мое подсознание кричало, чтобы я немедленно прекратила.

Двери распахнулись. Я интуитивно шагнула вперед, но Васька втянула меня обратно.

Двенадцатый этаж.

Мозг будто ошпарили. Я слышала и видела все, как через туманную завесу.

Восьмой этаж.

— Теперь только до конца, — хихикнула Васька.

Лифт поехал на восемнадцатый. Я сунула руку в карман – хотела чекнуть ленту новостей и посмотреть, не требует ли бабушка ответов на насущные вопросы.

И не обнаружила смартфона.

— Блин, я телефон забыла!

— Ну, вернемся за ним.

— Вась, меня бабушка убьет. Она наверняка звонит!

— Нельзя прерывать, сказали же!

Не дождавшись открытия дверей на восемнадцатом, я нажал на кнопку двадцать четвертого. Васька скрестила руки на груди, что-то пробурчав под нос. Я показала ей средний палец.

«Только бы бабушка не звонила, только бы не звонила»

Васька вышла из лифта, и едва не налетела на стоящего мужчину. Его левая часть затылка была выбрита и украшена яркой татуировкой в виде паука.

— Девчонки, а вы курите?

— Нет, — хором ответили мы.

— Что за молодежь пошла, одни веганы да зожники, — мужчина зашел в не успевший уехать лифт.

— Обломщица ты, Полин, — хихикнула Васька, открывая дверь.

Квартира обожгла темнотой. Еще недавно залитое закатным светом жилье утопало во мраке, какой бывает только глубокой зимней ночью. Кажется, Васька тоже это заметила. Мы переглянулись. Пес заскулил.

— Бери телефон, — Васька толкнула меня в квартиру.

Темнота прошла, как наваждение. Сквозь занавески пробивался свет, хоть и не такой яркий. Телефон отчаянно затрезвонил.

Я бросилась к нему, как наркоман к дозе. Пожалуйста, пусть не будет пропущенных, пусть не будет пропущенных, я все сделаю, даже в церковь ходить начну.

Пропущенных не было.

— Привет, ба! Да, у меня все отлично! Слушай, мы погуляем. Внутри кольца, конечно! В десять буду!

Я положила смартфон в карман, и тот приятным грузом утяжелил карман. Васька даже не скрывала своего недовольства.

— Ты так и будешь перед ней до старости отчитываться?

Пес заскулил и прижался к ноге хозяйки. На улице Буран, кажется, почувствовал себя лучше. Он рвался из рук Васьки, и та с трудом натягивала поводок, не давая собаке сорваться. Мы вышли на пересечение Кирова и Шестьдесят Лет Октября, где раньше стоял наш кинотеатр. Чуть поодаль начиналась лесопарковая зона, столь большая, сколько и неухоженная. Через дорогу виднелся супермаркет «Лента». Васька двинулась к пешеходному переходу.

— Может, в другое место? – спросила я.

— Полин, его корм только там продается.

— Меня бабка прибьет, если я в переход спущусь.

— Да твою ж дивизию, — Васька передела мне шлейку, — на, посиди с ним. Он все равно тебя любит.

Васька скрылась в подземном переходе, а я села на бордюр, намотав поводок на руку. Мир вдруг показался нереальным. Мне было жарко. Мне было страшно.

Когда я была маленькой, бабушка все время закутывала меня в теплую одежду. Я даже летом носила колготки, изнывая от жары. Однажды я сняла их и не нашла, где надеть прежде, чем вернулась домой. Бабушка в наказание переломала все шариковые ручки, а когда я спросила, чем делать домашку ответила, что кровью из носа. Пока другие дети гуляли хотя бы в радиусе детской площадке, я буквально сидела у ног бабушки с раскрасками или книжками. Отойти? Встать? Грех и безумие.

Я достала смартфон и открыла переписку с бабушкой. Меня душил ужас. Я не могла понять, откуда он взялся, и прокляла тот момент, когда согласилась покататься на лифте. Даже если это все просто рандомный набор указаний, если под этим нет никакой сверхъестественной подоплеки – мое подсознание искренне уверовало в обратное. Я выросла в семье, в которой суеверия, страх перед чертовщиной, перспективы гореть в аду за малейшую провинность и конспирология, это такая же часть жизни, как для других поездки на дачу. И я обеспечила себе не одну бессонную ночь и точно не самые приятные сновидения.

— Вот вырасту и буду пить антидепрессанты. Буду жить в большой светлой квартире и каждые выходные ходить к психологу, — проговорила я.

Шлейка дернулась. Я потянула поводок на себя, но пес, издав странный гортанный крик, вырвался и побежал в сторону лесопарка.

— Стой! Куда понесся?! – я вскочила на ноги и ринулась за ним.

Буран, не сбавляя скорости, с громким лаем скрылся среди деревьев.

— Буран! Ко мне!

Я побежала по дорожке, расталкивая прохожих. Лай доносился откуда-то из глубины.

— Васька меня прибьет, — проговорила я. Ноги с непривычки жгло, — Буран!

Вдалеке я увидела несущееся белое пятно. Пес то ли бежал за белкой, то ли за другой собакой. Я бросилась было ему наперерез, но ноги будто сковало невидимой цепью. Тело парализовало, и я так и застыла, глядя, как пес удаляется.

Телефон истошно зазвонил.

— Привет, ба…

— Ах ты дрянь! Мерзавка! Да таких, как ты, топить нужно, пока маленькие!

Круг. Проклятый красный круг. Я перешагнула через него, даже не подумав. А приложение-контролер сразу доложило бабушке. Желудок скрутило, и меня едва не вырвало.

— Бабушка пожалуйста…там пес Васькин…

— Быстро домой, тварь, пока я твой компьютер из окна не выбросила!

— Полин, ну какого хрена?! – голос Васьки прозвучал прямо из-за спины.

— Вась, он вырвался…

Подругу я никогда такой злой не видела.

— Знаешь, вали домой к бабке. Надоело. Будто у меня других друзей нет!

— Вась…

Подруга скрылась в глубине парка. До меня еще несколько минут доносились оклики «Буран! Буран», пока совсем не стихли.

Солнце жгло, и по спине катились капельки пота. Я чувствовала себя одновременно очень маленькой и очень старой, неуклюжей, нелепой. Вернувшись на привычный маршрут, я пошла по нему, как на виселицу. А если бы я просто дала псу убежать? Тогда Васька точно не стала бы со мной больше разговаривать. Но что со мной сделают дома, я и представить не могла.

Квартира встретила мертвой тишиной.

— Ба?

В моей комнате царил полный разгром. Шкаф с одеждой выпотрошен. Матрас перевернут и вспорот, будто в нем искали спрятанные наркотики. Мои книги – одолженные либо у Васьки, либо взятые в библиотеке, изорваны.Та же судьба постигла и полки – кажется, бабушка прониклась историями про обыски и решила поиграть в бравого полицейского.

Я поставила рюкзак на стул. Перевернула матрас обратной стороной. Убрала вещи в шкаф. Выкинула несчастный кактус. Расставила учебники и тетради. Оценила ущерб, причиненный книгам. У тех, что я брала в библиотеке были изорваны страницы. Взятый у Васьки комикс «Неуязвимый» пострадал больше всех, вода уничтожила яркие иллюстрации.

Библиотеке я могу еще попробовать объяснить, что случилось. Ваське — нет. Васька со мной больше не станет разговаривать и без сопутствующего ущерба.

Когда я закончила уборку и положила книги сушиться, то услышала тихий и почти спокойный голос бабушки из соседней комнаты.

— Подойди.

Нет, я не хочу, не хочу.

Узкий коридор и низкий потолок давили на меня. От запаха мутило. Хотелось открыть все окна сразу, выбросить старые вещи. Уничтожить бабушкины книжки по эзотерике и религии, как она уничтожила мои. Выпотрошить ее уродливые тряпки из шкафа и разбить подарочный сервант. А телевизор выкинуть в окно.

— Привет, — тихо сказала я.

Бабушка сидела спиной. Экран отбрасывал синие отблески.

— С этого дня ты можешь ходить только в школу, пока я не договорюсь о домашнем обучении. Никаких прогулок. С той шалавой ты больше не общаешься. С библиотекой я договорюсь, но больше ты туда тоже не ходишь.

— У Васи пес убежал, мы его поймать пытались.

— Мне насрать на Васю и на ее пса так же, как тебе насрать на меня, — процедила бабушка, — ты хуже своей конченой мамаши.

Я сжалась в комок у дверной рамы, словно пытаясь раствориться в ней.

— Уйди с глаз моих!

Я закрыла дверь в комнату и упала на матрас. Попыталась найти одеяло, но его тоже конфисковали. Вытерев слезы, я достала плед с верхней полки шкафа.

Меня била дрожь. Я свернулась калачиком, но тут же меня словно ошпарило. Я явственно ощутила, как три этажа давят железобетоном. Как маленькая комнатушка похожа на клетку. Что рубашка колет шею, а пальцы на ногах болят, натертые неудобными кедами. Я отшвырнула плед и подошла к окну. На город опускались сумерки, но в нашем дворе опять не горели фонари.

Под окном прошла стайка подростков, в которых я узнала одноклассников. Я тут же спряталась за шторой, словно они могли меня увидеть.

Дверь открылась, и я вздрогнула. Бабуля погладила меня по плечу. Ее прикосновение ошпарило, но я подавила инстинктивное желание сбросить руку.

— Ты же не такая, как твоя мама? Ты же не будешь убегать?

Я кивнула, вглядываясь в темноту. Под выключенным фонарем кто-то стоял. Это была странная фигура. Слишком высокая и какая-то дергающаяся, что ли. Словно тень от костра. И она смотрела прямо на меня.

…На голом матрасе было сложно заснуть, а плед колол плечи. Я несколько раз вставала налить воды, потом ходила в туалет. Включала и выключала свет. Снова пряталась под пледом и снова вылезала.

В очередной раз поменяв позу, я встала, и тут же мое горло сдавил крик.

На стуле у включенного компьютера сидел человек. Это была тень, та самая, что я видела под фонарем. Абсолютно черного цвета, без лица, с ровными, словно выточенными из камня руками. Отсутствующие глаза смотрели прямо в душу.

Мое тело загорелось. Я чувствовала, как кожа гниет, и я хотела срезать ее себя. Внутри черепной коробки завопила сирена.

Я схожу с ума. Я схожу с ума. Я схожу с ума. Это адское пламя. Оно меня жрет. Я нагрешила и теперь попаду в преисподнюю. Я ребенок греха, мое существование позор. Я вышла за пределы круга, и теперь мне конец. Конец. Конец.

Звонок телефона разорвал тишину, и черная тень растворилась в тихом шепоте ночных новостей.

— Полин, — женский голос, незнакомый, — это мама Василии. Я тебя разбудила?

На часах половина второго ночи.

— Нет, я еще не ложилась.

— А, ну хорошо…а то мне муж говорит, не звони…слушай, когда ты последний раз Ваську видела?

— Вечером, часов в девять. В парке. Мы с собакой гулять пошли.

— А потом?

— Что-то случилось?

— Мы ее найти не можем. Телефон какие-то люди нашли, а пес…пес сам вернулся. Может, она из дома убежала? Она тебе ничего не говорила?

Я приложила телефон к другому уху. Васька могла казаться полной оторвой, но только внешне. Я бы скорее себя представила ночующей под мостом, чем ее.

— А, может, у нее мальчик появился? Или ты замечала, что-то странное?

— Нет, правда…все было нормально.

— А вы не ругались с ней?

— Нет, — ложь снова давалась легко. Вранье было естественным, как сон.

— Слушай, Полин, если что узнаешь, сообщи нам, хорошо?

Звонок прекратился одновременно с тяжелым гулом телевизора. Тишина сдавила уши, и я физически почувствовала тысячу когтей, рвущих мою кожу.

До утра я просидела с включенным светом. Когда солнце стало пробиваться через деревья, то проснулась оттого, что бабушка ломилась в дверь.

Мне надо было ко второму уроку, но бабуля, приходящая в школу в буквальном смысле ни свет ни зря, потащила меня за собой, вцепившись в руку, словно я была дошкольницей.

Уже на подходе к школе я услышала мерзкое хихиканье своих одноклассников.

— А что, детсад сегодня не работает?

— Тебе бутылочку взять не забыли?

В ту секунду я подумала, что вариант прыгнуть с двадцать четвертого этажа, не такой уж и плохой. Охранник, грузный немолодой мужчина, поздоровался с бабулей. Она надменно проигнорировала его.

Меня усадили в учительской под пронзительным взглядом преподавателей. Математичка и англичанка смотрели на меня, как на жившего в квартире на правах кота крокодила.

Я достала тетради, положила их на низкий столик и, борясь со сном, решила поделать домашку. Но, как ни старалась, цифры скакали перед глазами, а жирная паста отпечатывалась на ребре ладони.

— Ну? – склонилась надо мной математичка. Я не знала ее по имени – женщина вела в параллели у Васьки, — чего бабушке нервы трепишь? Она — святой человек! Лучший учитель в городе. Ты даже не представляешь, как тебе повезло, что тебя ей отдали. Она ведь в возрасте. Думаешь, в приюте было бы лучше?

— Нет, — ровно ответила я.

— Она, знаешь, как переживала, что тебя ей не отдадут. Мы тогда, как на работу в соцопеку ходили, характеристику помогали собрать. Мать твоя по глупости богу душу отдала, сейчас была бы живая и молодая. А все образ жизни.

— Так ее же машина сбила. Образ жизни-то причем?

— А, думаешь, ее бы сбили, если бы в тот район не переехала? Если бы работу нормальную нашла, а не пиво в баре разливала? Это, знаешь, как эффект бабочки, одно плохое решение, второе, третье, и все, сплелась паутина. Она же хорошая была, в детстве. А потом, как в девятый класс пошла, крышу снесло.

Кожа чесалась, будто под ней ползали мелкие насекомые. Ужасно хотелось выйти на свежий воздух, но о том, чтобы отпроситься из учительской, не говоря же о выходе на улицу, речи быть не могло.

— И друзей получше себе найди. Васька та еще оторва. Теперь еще и из дома сбежала.

Васька…Я про нее совсем забыла. Но она бы никогда не сбежала. Она даже походы в кино за неделю планировала. Да и дома у нее все было хорошо.

— Ее всю ночь «Лиза Алерт» искала. Наше отделение, местное. Не найдется, у школы проблемы будут.

— Угу, сбежала, посмела испортить статистику.

— Ты не дерзи. Забыла, что у тебя одни трояки? — математичка, не давая мне ничего сказать, ушла.

Обычно, меня начинали душить слезы. Обычно, я ревела, как малолетка, стоило услышать такую интонацию. Я ожидала спазма в горле и жжения в уголках глаз, но вместо них на поверхность всплыла черная злоба, словно на Новый Год пришел не Санта-Клаус, а его австрийский коллега Крампус.

Я стукнула по столу учебником.

— Уронила, простите, — процедила я, — в туалет выйти можно?

— Ты, Полин, регистр снизь.

— Так можно или нет? Или мне здесь, в ведро?

Математичка прижала худые руки к груди:

— Я с Натальей Петровной серьезно поговорю

— Да за ради бога, — я выскочила из учительской.

Я не любила выражения «отрастить крылья». Но в тот момент поняла, каково это. Каково это ответить на грубость. Каково, постоять за себя и увидеть в глазах собеседника непонимание рабовладельца, которому не разрешили оставить живой товар. Я расплылась в улыбке и громко потопала по широкому коридору, наслаждаясь тихим гулом из классных комнат.

Скрывшись за поворотом коридора, я зашла в женский туалет и закрылась в кабинке. Справив нужду, я еще немного посидела лишь потом вышла. Включила ржавый кран и ополоснула лицо холодной водой.

И в ужасе отшатнулась от зеркала.

Черный человек стоял за моей спиной. Я не ощущала его присутствия, но видела лишенную лица голову и руки, будто сотканные из темного пламени.

Это демон. Точно, это демон, которым меня пугала бабушка. Во мне сразу два греха – ослушание и неверие. И вот за мной пришли.

Мозг горел, уши заложило, а кожа будто разом лишилась жидкости и превратилась в сухую бумагу.

— Помоги! Помоги мне!

Крик доносился из какого-то пятого направления, звуча одновременно везде и нигде.

— Помоги!

Существо исчезло. Я опустилась на грязный холодный кафель. Так и просидела, забившись под раковину, пока не прозвенел звонок на перемену.

— Эй, ты чего сидишь? – спросила девушка в школьной форме. Черная юбка была короткой настолько, что, казалось, стоит ученице нагнуться, как будут видно ее трусы.

— Все…все нормально, — я привела себя в вертикальное положение и выскользнула наружу.

Меня тут же оглушил гвалт сотен школьников. Они кричали, ругались, слушали музыку, носились по коридорам. По стенке, лишь бы никто из учителей не заметил, я спустилась на первый этаж – бабушка дежурила в столовой на другом конце школы, так что сюда, к начальным классам, она бы не пошла.

Туалет у мелких был намного чище. В нем даже брызгали освежителем. Три маленьких унитаза стояли вдоль стенок, ничем не отгороженные друг от друга. Зато учительский сортир царил в собственном отсеке с дверью и щеколдой.

Я уселась на стульчак и достала смартфон. Мне было нужно приложение «Крипонавтика».

«Реальность подвижна во всех квантовых измерениях! Присоединяйтесь к миру, в котором никто, кроме вас, не побывает!»

Оно скачивалось целую вечность. Потом долго запускалось и заставило просмотреть три штуки рекламы. Зарегистрировавшись, я синхронизировала аккаунт с контактами. Приложением пользовалась только Вася.

История ритуалов в профиле. Видимо, Васька развлекалась с «Крипонавтикой» не первый день. Вчерашний был последний.

Если что-то пойдет не так, а оно пошло, то надо все выполнить в обратном порядке. Я сорвала ритуал уже после точки невозврата и, видимо, начать надо с нее же, с восьмого этажа. Записав инструкцию на руке, я суеверно удалила приложение.

Все будет, как прежде. Васька вернется, а моя кожа перестанет гореть.

Я подняла голову. Передо мной стояла Васька. Ее лицо было странно бледным, а шея неестественно выгнута. Рот приоткрыт, а язык вывалился.

Черная фигура держала подругу за горло.

— Помоги, — прохрипела Васька.

Надо было выбраться из школы. Охраннику скажу, что бабушка попросила принести что-то из дома. Быть внучкой учительницы имело свои преимущества.

Прозвенел звонок на урок, и дети с визгом разбежались по аудиториям. Я выскользнула из кабинки, вышла из туалета и направилась к турникетам, постаравшись сделать как можно более невинное лицо.

— Куда пошла?!

Голос бабушки разнесся по коридору автоматной очередью.

— Быстро иди сюда!

Я рванула к детскому туалету. Хлопнула дверью и вбежала в кабинку для учителей. Не прошло и пяти секунд, как в дверцу забарабанил кулак.

— Открой немедленно, аутистка! Открой сейчас же! Хуже матери своей, та такая шиза была неадекватная!

Встав на подоконник, я открыла окно. Подтянулась и свесилась половиной тела наружу. В голове промелькнуло, что я точно видела хентай, начинавшийся точно так же. В этот момент потеряла равновесие и шмякнулась на тюльпаны.

Рванув с места, я понеслась к забору. Где-то на заднем дворе было место, где старшеклассники выломали часть ограждений, чтобы бегать в магазин.

— Стой! – крикнул мужской голос. Охранника уже оповестила бабушка.

Я вцепилась в черные решетки. Блин, неужели заделали? Где-то должна быть лазейка.

— А ну, вернись!

С ним шла черная тень. Кожа вновь загорелась адским пламенем, по спине поползли струйки пота.

— Помоги…помоги…помоги… — кричал голос Васьки из небытия.

Охранник уже подбирался через спортивную площадку. Он смешно ковылял, задыхаясь от лишнего веса и многолетней привычки курить. Я проскользнула в дырку и оказалась на свободе. Даже если страж турникетов попробует до меня дотянуться, через узкую щель он не пролезет.

Телефон надрывался.

Многолетний инстинкт требовал немедленно взять трубку. Немедленно извиниться. Вернуться. Сдаться на милость прародителя.

Бабуля имела доступ к геолокации, она будет знать, где я. Но в этом же телефоне была вся моя жизнь. Мои приложения. Мои переписки. Мои черновики фанфиков. Музыка. Все, что спасало от реальности.

Я швырнула смартфон за забор школы. Оковы разомкнулись, и черная тень захохотала. Или же это хохотала я?

До Кирова, 7, я шла минут десять, срезая пути по переулкам и обходя людные места. Никто не обращал на меня внимания, но в каждом прохожем я видела бабушкиных коллег и знакомых.

Надо сделать все наоборот. Сначала восьмой, потом двенадцатый, потом десятый, потом восемнадцатый. Я поднялась по лестнице. Чернота облепила меня, будто на город опустилась тяжелая ноябрьская ночь. Холод чередовался с жаром, а по стенам ползли тени.

Грешница. Грешница. Грешница. Тебе гореть в аду рядом со своей непутевой мамашей!

На восьмом этаже вызвала лифт. Он приехал сразу, словно ожидая меня. Я зашла внутрь и выжала двенадцатый.

Из зеркала смотрел черный незнакомец без лица. Я взглянула на него без страха, как смотрит тяжелобольной на привычные листки с диагнозом.

Десятый этаж.

В лифте погас свет. Чернота заползала мне в горло и вены, я ощущала жар на зубах в глотке.

Лифт раскрылся. На пороге стоял черноволосый мужчина с татуировкой на выбритой голове.

— Куришь?

— Пока нет.

Он протянул мне сигарету. Рука замерла. «На восьмом этаже незнакомец предложит закурить. Не соглашайтесь». Но ритуал нужно сделать в обратном направлении, отзеркалить его.

И я взяла.

— Не той стороной, — сказал незнакомец, — вообще, что ли, не куришь?

Я покачала головой. Он достал зажигалку.

— Затягивайся, — я втянула в себя воздух и закашлялась, когда дым обжег горло. Потом сделал еще затяжку. И еще.

Мужчина вдруг положил мне руки на плечи и посмотрел в глаза. Это не человек, поняла я. Он нагнулся к моему лицу, будто намереваясь поцеловать.

По телу пробежала дрожь.

Сигарета выпала изо рта, незнакомец стал черным человеком без лица. Он прошел сквозь меня, обволакивая дымом.

Лифт раскрылся, приглашая войти.

На восемнадцатый я ехала целую вечность. Гораздо дольше, чем нужно. Из шахты лифта тянуло потусторонним холодом.

Со звоном дверь открылась. Реальность плыла. Черные двери квартир то исчезали, то появлялись. Вдалеке мелькали силуэты. Нечеловеческие. Свернув в предбанник, я увидела длинный, похожий на школьный коридор. Я пошла быстрым шагом, стараясь не терять из виду лифт.

И наткнулась на Ваську.

Она была в той же одежде, что и вчера, с ногами, заляпанными грязью. С потолка тянулись тени.

— Эй, подъем, Вась, — я тронула ее за плечо, — я отведу тебя домой.

Васька вцепилась мне в руку, но, посмотрев в глаза, отвела взгляд.

Коридор сжимался и удлинялся, сокращаясь, как дождевой червь. Лифт оказывался все дальше и дальше. Васька закричала, когда к ней потянулись скелетообразные отростки, но я раздавила их и буквально втолкнула подругу в лифт.

— Закрой глаза и уши, — приказала я, выжимая двадцать четвертый.

Васька опустилась на пол, совсем как я утром в школьном туалете. Черный силуэт смотрел из зеркала, и я подмигнула чудовищу.

— Приехали, — я потянула подругу за руку и вышла в подъезд. Окно в коридор было открыто, и ноздри защекотал пряный воздух. Стояла глубокая ночь.

Залаял Буран. Я даже издалека слышала, как он скребет дверь, приветствуя хозяйку. Я подтолкнула Ваську вперед. По лицу подруги пробежал ужас.

— Уйди. Уйди, я не хочу тебя видеть.

— Вась…

— Твои глаза…они как у него…уходи! – голос перешел на вопль.

Я засмеялась и отошла от подруги. Тьма бурлила в венах, кожу приятно холодил ветерок, а в горле было легкое жжение, как если я бы залпом выпила минералки.

Идя по улице, я глубоко дышала. По пятам шла тьма, и я была ей рада.

Бабуля, схватив меня за рукав, втянула в квартиру.

— Молись! Молись! Грешная тварь! – вопила она, таща меня к углу с иконами в своей комнате.

Я легко высвободилась, и бабуля с недоумением обернулась. А потом взглянула мне прямо в глаза.

И отпрянула.

А я взяла ее за плечи, совсем как брала она меня все эти годы, подавляя и разрушая, и произнесла.

— Я тебя больше не боюсь!

**

Бабуля делает вид, что меня не существует. Она не разговаривает. Не смотрит телевизор. Изредка, появляясь дома, она запирается в комнате, и я слышу тихие молитвы. Тот, к кому она обращается, ее не слышит. Наталья Петровна не слышала никого всю жизнь, веря только в свою правоту – и теперь мир глух к ней.

Я разбила сервант, с удовольствием швыряя его об стену. Я разорила антресоль. Выбросила старое тряпье и сломанные вещи. Бабуля не сказала ни слова.

Васька закрывает глаза, увидев меня, а, если я стою рядом с ней дольше, чем нужно – в очереди в столовой или у туалетных раковин, то вижу, как по плотному слою тональника текут слезы страха.

Буран лает и воет, проходя мимо. Он вжимает уши в голову и прячется за Васькой.

Нет больше геолокации. Черного круга вокруг разрешенной зоны. Я гуляю по ночам и возвращаюсь под утро. Мне не нужен сон, потому что ночью со мною безликий человек.

Я чудовище. Я тьма. Я монстр без лица и глаз.

И я свободна, как черный ужас в потаенных уголках реальности.

Я смеюсь, и мне вторит черный человек.


Конец

Автор Анастасия Шалункова
#МистическиеИстории
Тьма, и дальше никуда... - 976863360495
•

Комментарии