Все вместе эти скалистые острова, поросшие чахлой травой, образуют Оркнейский архипелаг, лежащий к северу Шотландии. На некоторых островах живут только морские выдры, тюлени да птицы. Пернатые прилетают сюда выводить потомство и создают огромные колонии на скалистых уступах. В Керкуолле, городке на побережье, у меня назначена встреча. Возможно самая важная встреча в моей скучной профессорской жизни.
Я выбрался из кабины и прошёлся, разминая затёкшие ноги. Вокруг простиралась холмистая равнина, а между выпуклыми пригорками притаился городок. Дома из грубого дикого камня с черепичными крышами спускались прямо к воде, отливавшей свинцом. Городские улицы заканчивались пирсами, рядом с которыми виднелись десятки рыбацких лодок. Над головой раскинулось бескрайнее холодное небо, расчерченное неряшливыми мазками снеговых облаков. Я поёжился, сильнее надвинул шапку на лоб и пошёл в сторону приземистых городских строений. Когда я получил от Лиан приглашение приехать и воочию увидеть птичьи базары гнездующихся гагар, то представлял себе это место более жизнерадостным. Может быть всему виной сама Лиан – весёлая девчонка с целой россыпью веснушек на загорелом лице.
Казалось, что вызвать её искромётный смех может любая, даже самая простецкая шутка. Нет, Лиан не была глупой, она просто любила жизнь и умела радоваться даже самым незначительным её проявлениям. Мы познакомились в Дублине. В местном университете я читал курс выездных лекций по истории медицины, и в пыльную аудиторию каким-то чудом занесло это нежное белокурое создание. Позже выяснилось, что она просто ошиблась дверью, но, из вежливости, просидела полтора часа, слушая мой бесконечный рассказ про храмы Асклепия и теорию кровообращения Галена. Дружба завязалась мгновенно. Мы гуляли по городским паркам, сидели с её друзьями в кафе и пабах. Что может быть более странным, чем тандем сорокалетнего профессора-мизантропа и студентки-орнитолога в оранжевом пуховике и огромных салатовых кроссах? Потом я вернулся в Лондон, и наши отношения продолжились в сети. Это можно было назвать бесконечным романом по переписке, без особой надежды на продолжение. Но однажды на экране смартфона я вдруг увидел сообщение: "Приезжай на Оркнеи. Я получила место практиканта на орнитологической станции. Тебе понравятся тупики и крачки. А ещё здесь много милых тюленей".
Учебный год закончился. Я расквитался с нерадивыми студентами и был готов к маленькому приключению. Действительно, что мешает понаблюдать за жизнью птиц в дикой природе? А вдруг случится чудо, наши отношения пересекут невидимую черту и вырастут в нечто большее, чем простая электронная переписка?
Пройдя по мощёной улочке, я добрался до отеля «B&B», где заранее забронировал номер с полным пансионом. Бросив тощую дорожную сумку в шкаф и переодевшись, решил отправиться в местную винокурню. Рекламные буклеты утверждали, что виски здесь гонят аж с XVIII века, и производители дорожат своей репутацией. Вечер мне придётся коротать в одиночестве: Лиан должна приехать со станции только завтра к полудню. Поэтому бутылочка хорошего виски мне не повредит. Я прошёл извилистым переулком, свернул на небольшую площадь и замер. Метрах в десяти, привалившись к стене, стоял худой, длинный, как жердь, бродяга. Его брюки были порваны на коленях, и через прорехи виднелись тощие ноги. Лицо с чертами застарелой аристократичности обрамлял ореол седых волос. Растрёпанная борода топорщилась во все стороны, а горящие фанатизмом глаза метали молнии. На груди болталась самодельная табличка с надписью: «Воинство христово». Поодаль расположилось несколько зевак из местных, которые посматривали на оборванца без особого любопытства. Бродяга проповедовал:
– Покайтесь, дети мои, ибо грядут последние дни! Судья немилосердный занёс свой карающий меч! Наполнена чаша гнева и терпение иссякло! Реки наполнятся кровью, горы обрушатся, и живые тогда позавидуют мёртвым!
Меня передёрнуло. Судя по реакции зевак, люди давно привыкли к бреду полоумного старика, но у меня его выкрики вызвали неясную тревогу. Казалось, недобрый взгляд сумасшедшего пробирает до костей, а лицо словно расплывается и постоянно меняет своё выражение: вот – оскал дикого зверя, а вот – ехидная усмешка пройдохи, вот – крысиные глазки светятся хитростью, и снова – жуткий оскал. Чтобы отогнать наваждение, я провёл ладонью по лицу и поспешил скрыться в дверях винокурни.
На следующий день погода резко испортилась. Подул пронизывающий северный ветер. Лиан опаздывала почти на два часа. В кафе при гостинице было безлюдно. Я заканчивал вторую чашку кофе с эклерами, когда заметил её стройную фигурку, проскользнувшую в двери. Девушка как всегда улыбалась, но в её взгляде отражались растерянность и еле уловимый страх.
– Лиан, что случилось? – я встал ей навстречу.
– Ничего, дорогой. Прости, что опоздала. С океана идёт большой шторм, и мы с трудом провели лодку через залив. Сегодня придётся ночевать здесь. – Девушка кокетливо подмигнула. – У тебя в номере найдётся свободный диван?
– Всё, что угодно! Есть даже ванна с горячей водой, – немного подыграл я.
Мы пили чёрный кофе и смотрели в огромное окно, через которое открывался вид на бурное море. Высокие волны разбивались о линию молов, уходящих далеко в воду. Буруны разлетались клочьями белесой пены, откатывались назад и вновь налетали на берег. Лиан помрачнела. Она долго молчала, прежде, чем заговорить.
– Дорогой, птицы на дальнем острове словно взбесились. Они кричат, носятся над бухтой, бьются о скалы. Тюлени ушли на отмели. Я сжал её руку и постарался успокоить.
– Это всего лишь погода. Южный циклон.
Лиан покачала головой и нервно закурила. Я раньше никогда не видел её в таком волнении.
– Смотритель маяка говорит, что на его памяти такого не бывало. Там очень страшно. Мне кажется, что-то происходит. Что-то очень плохое.
Я успокаивающе потрепал Лиан по плечу.
– Всё хорошо, девочка. Ничего не бойся, я рядом.
Из кухни, куда вела неприметная дверь, вышел хозяин гостиницы Джон Мортон. Я познакомился с ним накануне, когда заселился в номер. Джон, походивший на злодея из вестернов, щеголял в широкополой шляпе, носил моржовые усы и отличался скверным американским произношением. Оказалось, что до того, как стать владельцем отеля, он владел магазином подержанных автомобилей в Детройте.
Кроме нас посетителей в зале не было, и хозяин отпустил бармена, предложив нам перебраться в гостиную. В старомодно обставленной комнате было уютно: в камине горел огонь, у низкого столика стояли мягкие кресла.
– К сожалению, не могу предложить сериал или новости, – хозяин виновато развел руками, – телевизор не работает – сигнал пропал. Да и Старлинк барахлит. Терминал всё время пытается найти спутник, но увы.
Я смешал коктейль у мини-бара, сделав для Лин покрепче. Девушку не покидала тревога. Ей нужно было немного расслабиться. За окном стремительно темнело. Джон зажёг бра на стене и уселся в дальнем углу, уткнувшись в газету.
– Странно… в это время года в Керкуолле сезон белых ночей, а сегодня на улице темень. – Лиан указала в сторону окна, за которым клубились обрывки мглистого тумана. Ветер стих, но небо было затянуто непроницаемым пологом туч.
– Меня больше беспокоят проблемы со связью, – Джон поднял глаза от газеты, – если завтра утром не придёт паром, будем завтракать консервированной фасолью с гренками. Мистер Смит, вы ведь не против фасоли? – Хозяин вопросительно посмотрел в мою сторону.
– Фасоль, так фасоль, – я передал Лиан полный стакан и плюхнулся в кресло.
Неожиданно по комнате разлилось призрачное сияние. Над морем поднялись гигантские огненные столбы, осветив берег и скалы. Мы сорвались с места и приникли к стеклу. Вдалеке, со стороны Шотландии, небо горело багровыми всполохами, разбегавшимися в разные стороны. По краям, у самого горизонта, тучи отсвечивали грязно-лиловыми тонами.
– Боже, что это? Святая Мадонна, спаси нас. – Джон неистово крестился. Его глаза полезли на лоб, ёжик седеющих волос встал дыбом. Лиан прижалась ко мне. Её била крупная дрожь. Комната начала вибрировать, звякнули бутылки в мини-баре. Низкий утробный гул прошёл по острову. Казалось, он тисками сжал голову, тугим обручем сдавил грудь. Через несколько минут небо потемнело, шум стих, и воцарилась гробовая тишина. Напуганные и растерянные, мы молчали. Трудно было поверить в реальность происходящего. Связи нет, спутники молчат, а в небе над Шотландией свирепствует настоящая огненная буря. В городе завыла собака, её вой подхватила вторая, и вот уже десятки псов вторили друг другу, растягивая заунывное эхо. Вой, длившийся на высокой ноте, нёсся над домами, словно печальная похоронная песня. Из своих номеров выбегали испуганные постояльцы. Их было немного, но в гостиной нарастал встревоженный гомон. Люди были растеряны и напуганы.
Вечером все обсуждали случившееся, высказывались самые причудливые гипотезы о природе огней и странного гула. После третьей порции виски, я даже пытался шутить, однако чувствовалось, что всех обуревают плохие предчувствия.
Мы поднялись в номер около полуночи. Я постелил себе на диване, а когда выключал свет, Лиан уже спала, обняв подушку и скомкав одеяло. Выпив таблетку валиума, я провалился в тяжелую дрёму.
…Воспоминания, от которых хотелось сбежать, вновь вернулись ночным кошмаром. Душные испарения над африканскими джунглями смешивались с запахом горелой плоти. Десятки погребальных костров горели рядом с деревянными хижинами, крытыми пальмовой листвой. Словно призраки, между домами скользили фигуры в защитных комбинезонах. Мы, врачи из Европы, собирали тела умерших, чтобы придать их очищающему огню. До этого я работал в Судане и Бирме и везде чувствовал опасность. Опасность, которую несли малярия, туберкулёз или тиф. Но здесь, в Конго, царил сущий ад. Эбола убивала всех без разбора. Гибли целые деревни, умирали врачи и их пациенты. Эпидемия распространялась как лесной пожар, и никто не в силах был её остановить. Первый раз в жизни я испытал чувство обречённости. Мы работали как проклятые по пятнадцать часов в сутки. Группами обходили деревни, выявляли и изолировали заболевших, сжигали обезображенные трупы. А однажды наш отряд наткнулся на остатки военной лаборатории. Это было километрах в двадцати от злосчастной деревни, где началась эпидемия. Там за неделю вымерли все жители. Сначала мы увидели аккуратные модульные бараки, потом – купола лабораторных корпусов. На базе не было никого живого. Военные в форме хаки без шевронов и люди в комбинезонах биозащиты – десятки тел лежали в проходах между зданиями, некоторые – в домах. Кого-то смерть застала в столовой, двоих мы нашли на опушке леса. Видимо, они пытались уйти в джунгли, но смерть настигла их раньше. Мне стало жутко и одновременно противно. Я приехал в Конго, чтобы помогать, спасать невинные жизни, бороться с болезнью. А здесь, под пологом леса, кто-то творил тёмные дела. Кто-то могущественный и недобрый создавал смертоносный вирус. И в какой-то момент этот вирус вырвался на свободу…
Утро выдалось сырым и промозглым, моросил мелкий холодный дождь. Только забрезжил рассвет. В гостинице стояла полная тишина. Кутаясь в плащ, я вышел на улицу. Над островом висело тяжёлое свинцовое небо. Милях в пяти от берега, в море, стояла высокая стена клубящейся мглы. Гигантские протуберанцы вспыхивали в ее недрах, поверхность вздымалась и опадала причудливыми наростами. Чернильные пузыри зарождались где-то у самой воды и, разрастаясь, поднимались к небу. В высоте гуляли искрящиеся молнии. Они пронзали мглу, рассыпаясь мириадами искр.
– Вот это да… ну мы и влипли, – тихо прошептал я и присвистнул. Было абсолютно непонятно, что же произошло и что делать дальше. Я безнадёжно посмотрел на экран смартфона, который всё так же показывал отсутствие связи, и решил вернуться в номер.
За завтраком все молчали. В кафе было занято всего три столика. Бармен не вышел на работу, и хозяин гостиницы сам разносил тарелки. Лиан поковыряла вилкой фасоль, съела пару кусочков бекона и принялась за кофе. Я в задумчивости тянул апельсиновый сок. В это время в зал вошёл немолодой мужчина с измождённым лицом. Хозяин принял у него пальто.
– Здравствуйте доктор. Что подать? Гренки и кофе?
– Да Джон. Если можно.
Мужчина кивнул и уселся за стол, вытянув длинные ноги. Хозяин принёс тарелку с гренками, кофейник и чашки. Он присел напротив посетителя и завёл негромкую беседу. Я понял, что Джон хочет узнать последние новости и тоже навострил уши. Оказалось, что мэр выступил с заявлением, призвав горожан запастись продуктами и сохранять спокойствие. Связь с материком полностью потеряна, но специалисты, сделав замеры, не зафиксировали изменения уровня радиации или присутствия в воздухе вредных веществ. Из разговора я понял, что мужчина заведует местной больницей. Следующие новости встревожили меня не на шутку. Оказалось, что ночью на берег выбросило рыбацкую шхуну, попавшую в шторм. На борту нашли пятерых пострадавших, и все они в плохом состоянии:
– Серьёзное поражение кожных покровов очагово-язвенного характера, обильные гнойные выделения, – рассказывал доктор тяжело вздыхая, – а я даже не могу поставить диагноз. Похоже на инфекцию, но я не знаю наверняка. Я – хирург, а не микробиолог.
Мы с Лиан переглянулись, я тихонько извинился и пересел к столику, за которым шла беседа. В голове настойчиво билась мысль: «Куда ты лезешь? Это не твоя война, твоя закончилась в Конго». Посоветовав своему внутреннему голосу идти в задницу, я вклинился в разговор:
– Добрый день, меня зовут Мэтью Смит. Преподаю медицину в Лондоне, в прошлом – врач-эпидемиолог. В две тысячи девятом работал в Конго. Может я смогу быть полезным?
– Конечно, чёрт возьми! Я Рэй Сидни, – доктор подался вперёд, словно гончая, почуявшая добычу, – скорее в клинику! Мы сделали анализы, но результатов ещё нет…
Через десять минут мы уже были в больнице. Лиан отказалась оставаться в отеле и теперь сидела на кушетке в приёмном покое. Девушка немного отошла от вчерашнего шока и о чём-то щебетала с дежурной медсестрой. Мы с доктором Сидни прошли в ординаторскую. Анализы уже были готовы. Я наскоро просмотрел кипу бумаг и начал натягивать костюм биозащиты. Рядом пыхтел доктор Сидни, пытаясь справиться с кучей застёжек. Наконец, мы вошли в палату, где в ряд стояли больничные кровати. Сидни оказался большим молодцом и поместил пострадавших рыбаков в инфекционный бокс. На них жалко было смотреть: тела несчастных покрывали гноящиеся язвы. У одного посинели ноги, у другого – правая рука и часть шеи. Казалось, что у них началась газовая гангрена. Но, боже, бактериальная гангрена не может протекать так быстро. Латентный период должен длиться не менее суток.
Я взял инструменты, и руки сами вспомнили, что нужно делать. Быстрое движение над раной. взять соскоб и перенести часть зараженной плоти в пластиковый контейнер. Инструменты тоже в контейнер для утилизации. Дальше – осмотр слизистых оболочек и можно на выход.
Двое рыбаков были в критическом состоянии. Я распорядился подключить их к аппарату искусственного дыхания. Всем необходимы витамины и обезболивающее, лучше – трамадол в инъекции. Дальше – физраствор и смесь сильных антибиотиков через капельницу. Нет времени подбирать наилучший препарат. На данный момент я больше ничего не мог для них сделать.
Следующим делом я наведался в лабораторию. В маленькой больнице Керкуолла не нашлось лазерного микроскопа, и анализ на вирусы пришлось отложить. Да и делать титры выйдет слишком долго. Если инфекция имеет бактериальную природу, то у троих рыбаков есть маленький шанс, а двое других – почти безнадёжны. Я привычными движениями приготовил препарат из соскоба, нанёс биоматериал на предметное стекло и закрепил под линзой старенького микроскопа. Осталось немного повозиться с настройкой увеличения и можно начинать работу. Как и предполагалось, всему виною были бактерии. Невероятно агрессивные они буквально бросались на кровяные тельца, почти мгновенно уничтожая эритроциты. Жуткая картина. И самое плохое, что я уже видел похожее. Это не вирус эбола и не лихорадка Западного Нила – всё гораздо проще и, одновременно, ужаснее. Бактерия была похожая на те, что искусственно выводили для борьбы с нефтяными разливами. Похоже, что мощную, живучую тварь, созданную для разложения пластика и нефти, кто-то запрограммировал на поедание живой человеческой плоти. Пептидные препараты отпадают, так как любой вариант придётся создавать с нуля. Остаются старые добрые антибиотики и толика надежды на то, что бактерия не имеет к ним резистентности.
Доктор Сидни сидел в ординаторской с мрачным лицом. Один из рыбаков только что умер. Мне тоже нечем было его порадовать: если начнётся эпидемия, то остров Мейнленд очень скоро превратится в огромную братскую могилу.
Я посоветовал отправить на карантин всех контактировавших с заболевшими и попрощался, напомнив, что меня всегда можно найти в отеле. Сидни пообещал зайти к ужину.
Мы возвращались пешком, петляя извилистыми улочками. Лиан хмурилась, словно решая в уме сложную математическую задачу.
– Милый, весь мир погиб? – Вдруг спросила она и тут же продолжила. – Кажется, кроме нас, людей на этом острове, больше никого не осталось?
Мне очень хотелось сказать в ответ какую-нибудь банальность, но язык не поворачивался. Лиан только что высказала мысль, витавшую в воздухе.
– Похоже на то. Спутники молчат, радиосвязи нет. В большом мире произошло что-то страшное, а мы остались на обочине, – я приобнял девушку, сжав её руку в своей, – стена чёрного тумана на юге и зараженные рыбаки в больнице – я думаю, это звенья одной цепи. Война, метеорит или инопланетяне. Причина может быть абсолютно любой, но итог остается один. Конец света уже случился и, возможно, завершится именно здесь. Стоит инфекции вырваться из больницы – и люди обречены. Доктор Сидни и десяток констеблей не смогут организовать даже карантинного оцепления.
Мы шли между аккуратными домиками, холодный ветер гулял над головой. Лиан улыбнулась и расправила плечи, вдохнув полной грудью:
– Надо продолжать жить. Пусть весь мир погиб, но мы должны жить.
Сказано, конечно, хорошо, но у меня не было никакой уверенности в завтрашнем дне.
Из переулка, пересекавшего улицу почти под прямым углом, послышался неясный шум, я взглянул в том направлении и увидел вывеску винокурни. Рядом со входом ораторствовал уже знакомый бродяга. Сегодня он собрал большую толпу. Воздев руки к небу, нищий кричал, словно иудейский пророк:
– Покайтесь, ибо Сатана уже на свободе! Исполнилась полнота времён! Пали на Землю мор и глад, и девять казней Египетских! Придут гады и лютые звери и Левиафан поднимется из бездны! – Выкрики безумца имели мало общего с Откровением Иоанна Богослова, но он прекрасно импровизировал.
Бродяга увидел меня и Лиан. Мы встретились взглядом, и холодок побежал по спине. Указующий перст сумасшедшего поднялся в нашу сторону:
– Вот они, дети ехидны! Это приезжие! От них все беды! Мы жили от земли и моря, а они принесли нам зло!
Народ загудел. Толпа волновалась. Ещё пару дней назад над бродягой смеялись, а сегодня он был в центре внимания. Неожиданно он стал гласом Божьим, и теперь его слушали.
– Изгоним эту нечисть! Построим Иерусалим на холме и над миром взойдет новое Солнце!
Я потянул Лиан за руку и поспешил пройти мимо, а в спину нам неслись проклятья. Люди ещё не решались преградить нам дорогу или напасть, но что будет завтра или через неделю?
Вечером в гостинице было безлюдно. Джон готовил ужин. На кухне слышался звон посуды, что-то шкварчало на сковородке. Хозяин напевал себе под нос незамысловатую песенку из старого фильма. Когда мы с Лиан вернулись из больницы, оказалось, что все постояльцы по совету Джона переселились в отель «Kirkwall», что на набережной. Джон виновато развёл руками:
– В «Kirkwall» есть запасы еды на месяц, а мне скоро будет нечем вас кормить. Если хотите, можете переехать, я верну вам деньги.
Мы переглянулись и решили остаться. После сегодняшнего происшествия с сумасшедшим я предпочитал держаться подальше от людей. К тому же, вечером обещал зайти доктор Сидни.
На улице снова начало темнеть, с моря несло клочья сизого тумана. Поднялся порывистый ветер. В отеле было сумрачно и тихо. Свет от камина едва разгонял темноту в центре гостиной, оставляя в углах глубокие тени. В дверях появился Джон с двумя керосиновыми лампами.
– Электричество отключили. А у меня всего пара галлонов бензина для генератора, – пояснил он, – будем ужинать, так сказать, при свечах. Хозяин выглядел подтянутым и собранным. Казалось, ощущение опасности придавало ему сил. Ни тени страха или отчаяния не читалось на его стареющем лице. Он расставил тарелки, затем на столе появилась большая сковорода с жареной картошкой и нехитрый салат из консервированного тунца.
За ужином я рассказал, как на нас чуть не набросилась толпа горожан.
– Да уж, плохо дело, – хозяин отставил тарелку и плеснул себе виски, – в две тысячи третьем я уже видел такое. В Детройте случился блэкаут. Мы как раз готовились к переезду. Авария на электростанции. Света не было дней пять. – Джон бессмысленно пошарил рукой по столу, он словно вернулся в прошлое. – Первую ночь полиция ещё держалась. Власти пытались спасти ситуацию. На вторую ночь началось мародерство, потом стали стрелять. Грёбаный дикий запад, – хозяин залпом осушил стакан и плеснул ещё виски, – я потерял там жену. Её изнасиловали и убили прямо напротив дома. Я пристрелил ублюдков, но что это теперь изменит?, – хозяин помолчал, его глаза увлажнились, – здесь будет ещё хуже. Мэр – размазня, полиция – сборище местных бездельников. Скоро начнётся стрельба и грабежи. В Детройт на третьи сутки ввели национальную гвардию. В Керкуолле мы сами по себе. Сомневаюсь, что где-то осталась армия.
Есть перехотелось, кусок не лез в горло. Лиан сидела подавленная и о чём-то напряженно размышляла. Я вспомнил Конго. Тогда мы работали в Капанге. Эбола пришла из сельских районов и мгновенно завладела городом. Власти ввели военное положение и обнесли весь район колючей проволокой. В оцеплении стояли автоматчики с собаками. Пытавшихся бежать расстреливали на месте. Драконовские меры, но и ситуация была критической. Все были в ужасе. В городе остались тысячи жителей, а продовольствие и воду подвозили один раз в неделю. Молодежь из бедных кварталов не боялась смерти. Жители трущоб привыкли умирать молодыми. Эти волчата сбивались в стаи и грабили богатые предместья. Нам, врачам, выдали оружие, чтобы стрелять в случае опасности.
В холле раздался дребезжащий звук, кто-то настойчиво дергал ручку входной двери. Я вспомнил про обещание доктора Сидни.
– Джон, откройте, это может быть доктор. Только, ради бога, будьте осторожны, – помедлив, я пошёл вслед за хозяином, непроизвольно прихватив тяжелую кочергу, стоявшую у камина.
Через минуту доктор Сидни вошёл в гостиную. Зябко ёжась, он повесил намокшее пальто у камина, подсел поближе к огню, взял чашку дымящегося кофе и откинулся в кресле. Его руки заметно дрожали.
– В городе неспокойно, – шумно отпив кофе, начал он, – Сумасшедший Джерри Иисусик собрал целую толпу. Люди кричат на набережной, грозятся «Kirkwall» штурмом взять и повесить приезжих. Два полисмена у входа дежурят.
Я присвистнул. Что-то такое должно было случиться, но чтобы так быстро…
Пришла мысль, что надо уносить ноги из города.
– Доктор, а как поживают ваши больные?
Сидни безнадёжно махнул рукой и опустил взгляд.
– Они никак не поживают. Все умерли к вечеру. И у меня ещё четверо с похожими симптомами, – доктор пристально посмотрел мне в глаза, – что делать? В больнице всего тридцать коек.
Я налил себе виски, повертел бокал, задумчиво глядя на янтарную жидкость.
– Надо ввести карантин. Полицейские патрули. Пусть все сидят по домам. У болезни слишком высокая летальность и стремительное течение. Она затухнет сама собой если толпы придурков не будут шляться по улицам.
– Мэт, а вы поняли, что это за инфекция?
Я покачал головой.
– Бактериологическое оружие. Какая-то агрессивная дрянь. Если распылить в виде аэрозоля над городом, то жители вымрут за двое суток. Но у нас другая история: её принесли рыбаки и они уже мертвы. Если ввести карантин немедленно, то есть хорошие шансы.
– Мэт, вы мне поможете?
Сидни посмотрел на меня с надеждой.
– Нет док, это не моя война. Местные хотят нас растерзать, да и пользы от меня будет немного. Разве что трупы сжигать,
Я невесело улыбнулся, – удачи вам доктор.
Сидни покивал, допил кофе и засобирался. Доктор сказал, что немедленно пойдёт к мэру и потребует принять меры. Мы остались одни, хозяин запер двери и вернулся за стол.
– Надо уходить из города. Здесь мы не отсидимся, – я обвёл взглядом гостиную, – Джон у тебя есть оружие?
– Магнум и два охотничьих ружья.
В разговор вмешалась Лиан:
– Можно уплыть на орнитологическую станцию. Там есть консервы, уголь для печки и несколько ружей.
– Решено, Джон ты с нами?
Хозяин, ненадолго задумался и махнул рукой.
– Какого чёрта. Чего здесь ждать? Когда мы все от заразы сдохнем? Пикап в гараже. Возьмите одеяла и тёплые вещи, а я соберу продукты, достану ружья с чердака.
Около двух часов пополуночи мы выехали в сторону пристани, которая находилась на северной оконечности острова. Свет фар выхватывал выщербины в асфальте и чахлую траву на обочинах. Мы медленно огибали остров, удаляясь от города. В Керкуолле стреляли. Сначала послышался одиночный хлопок, потом несколько трескучих очередей. Когда машина, одолев крутой подъём, отказалась на каменистой возвышенности, стало видно, что на набережной рядом с пирсами горит несколько зданий. Языки оранжевого пламени лизали черепицу, поднимались над крышами. Дым чёрными столбами уходил в небо.
– Срань Господня, – выругался Джон, сворачивая на грунтовый просёлок уходивший в низину, – кажется началось.
К утру наша маленькая группа обогнула гавань Скапа-Флоу и переправилась на остров Фэр-Айл. Станция была пуста, только птицы носились над головой. На берегу кричали тюлени, сражаясь за лучшие места. Напрягая последние силы мы перетаскали вещи в дом. Джон, утомлённый дорогой, ушёл спать в дальнюю комнату. Лиан сварила кофе и вышла с чашкой на улицу, я догнал девушку уже за порогом. Отсюда открывался прекрасный вид на скалы, а у подножья древних валунов пенилось море. Стена чернильного мрака, клубившегося на юге, отсюда была почти не видна.
Неожиданно остров вздрогнул, низкий утробный гул прокатился над морем, и стена мглы начала приближаться. Вот она добралась до Керкуолла, накрыв непроницаемым покровом береговую линию. Я ужаснулся. Где-то там сейчас оставались доктор Сидни, сумасшедший проповедник, задумавший выстроить новый «Град на холме» и сотни горожан. Скорее всего, они уже превратились в прах, рассыпавшись кучками серого пепла. Над Скапа-Флоу поднялся горячий ветер, несущий запах гари. Во рту появился кисловатый привкус металла. Тысячи птиц с громким криком поднимались в небо, но ураганные порывы бросали их на камни, ломая хрупкие крылья. Лиан прижалась ко мне и обняла. Её тело дрожало, словно осиновый лист. Мы оба осознавали, что это конец. Дальше будет только боль, запах горящей плоти и тьма. Спасительная тьма вечного забвения.
Туча закрыла небо, грозя поглотить всю Землю. Внутри неё что-то клокотало, взрываясь яркими снопами искр. Между разорванных клочьев мглы, закрученных тугими смерчами, виделось призрачное движение. Словно миллионы погибших душ кружились в безумном танце макабр. Лиан вцепилась в меня, её пальцы побелели, ногти впились мне в руку. В этот момент стена антрацитового мрака накрыла остров. На секунду наши тела стали единым целым, вспыхнули, превращаясь в факел. Последний факел стенающей плоти. Мир рухнул!
ПОЛУНОЧНИКИ (клуб любителей мистики)
Остров
Все вместе эти скалистые острова, поросшие чахлой травой, образуют Оркнейский архипелаг, лежащий к северу Шотландии. На некоторых островах живут только морские выдры, тюлени да птицы. Пернатые прилетают сюда выводить потомство и создают огромные колонии на скалистых уступах. В Керкуолле, городке на побережье, у меня назначена встреча. Возможно самая важная встреча в моей скучной профессорской жизни.
Я выбрался из кабины и прошёлся, разминая затёкшие ноги. Вокруг простиралась холмистая равнина, а между выпуклыми пригорками притаился городок. Дома из грубого дикого камня с черепичными крышами спускались прямо к воде, отливавшей свинцом. Городские улицы заканчивались пирсами, рядом с которыми виднелись десятки рыбацких лодок. Над головой раскинулось бескрайнее холодное небо, расчерченное неряшливыми мазками снеговых облаков. Я поёжился, сильнее надвинул шапку на лоб и пошёл в сторону приземистых городских строений. Когда я получил от Лиан приглашение приехать и воочию увидеть птичьи базары гнездующихся гагар, то представлял себе это место более жизнерадостным. Может быть всему виной сама Лиан – весёлая девчонка с целой россыпью веснушек на загорелом лице.
Казалось, что вызвать её искромётный смех может любая, даже самая простецкая шутка. Нет, Лиан не была глупой, она просто любила жизнь и умела радоваться даже самым незначительным её проявлениям. Мы познакомились в Дублине. В местном университете я читал курс выездных лекций по истории медицины, и в пыльную аудиторию каким-то чудом занесло это нежное белокурое создание. Позже выяснилось, что она просто ошиблась дверью, но, из вежливости, просидела полтора часа, слушая мой бесконечный рассказ про храмы Асклепия и теорию кровообращения Галена. Дружба завязалась мгновенно. Мы гуляли по городским паркам, сидели с её друзьями в кафе и пабах. Что может быть более странным, чем тандем сорокалетнего профессора-мизантропа и студентки-орнитолога в оранжевом пуховике и огромных салатовых кроссах? Потом я вернулся в Лондон, и наши отношения продолжились в сети. Это можно было назвать бесконечным романом по переписке, без особой надежды на продолжение. Но однажды на экране смартфона я вдруг увидел сообщение: "Приезжай на Оркнеи. Я получила место практиканта на орнитологической станции. Тебе понравятся тупики и крачки. А ещё здесь много милых тюленей".
Учебный год закончился. Я расквитался с нерадивыми студентами и был готов к маленькому приключению. Действительно, что мешает понаблюдать за жизнью птиц в дикой природе? А вдруг случится чудо, наши отношения пересекут невидимую черту и вырастут в нечто большее, чем простая электронная переписка?
Пройдя по мощёной улочке, я добрался до отеля «B&B», где заранее забронировал номер с полным пансионом. Бросив тощую дорожную сумку в шкаф и переодевшись, решил отправиться в местную винокурню. Рекламные буклеты утверждали, что виски здесь гонят аж с XVIII века, и производители дорожат своей репутацией. Вечер мне придётся коротать в одиночестве: Лиан должна приехать со станции только завтра к полудню. Поэтому бутылочка хорошего виски мне не повредит. Я прошёл извилистым переулком, свернул на небольшую площадь и замер. Метрах в десяти, привалившись к стене, стоял худой, длинный, как жердь, бродяга. Его брюки были порваны на коленях, и через прорехи виднелись тощие ноги. Лицо с чертами застарелой аристократичности обрамлял ореол седых волос. Растрёпанная борода топорщилась во все стороны, а горящие фанатизмом глаза метали молнии. На груди болталась самодельная табличка с надписью: «Воинство христово». Поодаль расположилось несколько зевак из местных, которые посматривали на оборванца без особого любопытства. Бродяга проповедовал:
– Покайтесь, дети мои, ибо грядут последние дни! Судья немилосердный занёс свой карающий меч! Наполнена чаша гнева и терпение иссякло! Реки наполнятся кровью, горы обрушатся, и живые тогда позавидуют мёртвым!
Меня передёрнуло. Судя по реакции зевак, люди давно привыкли к бреду полоумного старика, но у меня его выкрики вызвали неясную тревогу. Казалось, недобрый взгляд сумасшедшего пробирает до костей, а лицо словно расплывается и постоянно меняет своё выражение: вот – оскал дикого зверя, а вот – ехидная усмешка пройдохи, вот – крысиные глазки светятся хитростью, и снова – жуткий оскал. Чтобы отогнать наваждение, я провёл ладонью по лицу и поспешил скрыться в дверях винокурни.
На следующий день погода резко испортилась. Подул пронизывающий северный ветер. Лиан опаздывала почти на два часа. В кафе при гостинице было безлюдно. Я заканчивал вторую чашку кофе с эклерами, когда заметил её стройную фигурку, проскользнувшую в двери. Девушка как всегда улыбалась, но в её взгляде отражались растерянность и еле уловимый страх.
– Лиан, что случилось? – я встал ей навстречу.
– Ничего, дорогой. Прости, что опоздала. С океана идёт большой шторм, и мы с трудом провели лодку через залив. Сегодня придётся ночевать здесь. – Девушка кокетливо подмигнула. – У тебя в номере найдётся свободный диван?
– Всё, что угодно! Есть даже ванна с горячей водой, – немного подыграл я.
Мы пили чёрный кофе и смотрели в огромное окно, через которое открывался вид на бурное море. Высокие волны разбивались о линию молов, уходящих далеко в воду. Буруны разлетались клочьями белесой пены, откатывались назад и вновь налетали на берег. Лиан помрачнела. Она долго молчала, прежде, чем заговорить.
– Дорогой, птицы на дальнем острове словно взбесились. Они кричат, носятся над бухтой, бьются о скалы. Тюлени ушли на отмели. Я сжал её руку и постарался успокоить.
– Это всего лишь погода. Южный циклон.
Лиан покачала головой и нервно закурила. Я раньше никогда не видел её в таком волнении.
– Смотритель маяка говорит, что на его памяти такого не бывало. Там очень страшно. Мне кажется, что-то происходит. Что-то очень плохое.
Я успокаивающе потрепал Лиан по плечу.
– Всё хорошо, девочка. Ничего не бойся, я рядом.
Из кухни, куда вела неприметная дверь, вышел хозяин гостиницы Джон Мортон. Я познакомился с ним накануне, когда заселился в номер. Джон, походивший на злодея из вестернов, щеголял в широкополой шляпе, носил моржовые усы и отличался скверным американским произношением. Оказалось, что до того, как стать владельцем отеля, он владел магазином подержанных автомобилей в Детройте.
Кроме нас посетителей в зале не было, и хозяин отпустил бармена, предложив нам перебраться в гостиную. В старомодно обставленной комнате было уютно: в камине горел огонь, у низкого столика стояли мягкие кресла.
– К сожалению, не могу предложить сериал или новости, – хозяин виновато развел руками, – телевизор не работает – сигнал пропал. Да и Старлинк барахлит. Терминал всё время пытается найти спутник, но увы.
Я смешал коктейль у мини-бара, сделав для Лин покрепче. Девушку не покидала тревога. Ей нужно было немного расслабиться. За окном стремительно темнело. Джон зажёг бра на стене и уселся в дальнем углу, уткнувшись в газету.
– Странно… в это время года в Керкуолле сезон белых ночей, а сегодня на улице темень. – Лиан указала в сторону окна, за которым клубились обрывки мглистого тумана. Ветер стих, но небо было затянуто непроницаемым пологом туч.
– Меня больше беспокоят проблемы со связью, – Джон поднял глаза от газеты, – если завтра утром не придёт паром, будем завтракать консервированной фасолью с гренками. Мистер Смит, вы ведь не против фасоли? – Хозяин вопросительно посмотрел в мою сторону.
– Фасоль, так фасоль, – я передал Лиан полный стакан и плюхнулся в кресло.
Неожиданно по комнате разлилось призрачное сияние. Над морем поднялись гигантские огненные столбы, осветив берег и скалы. Мы сорвались с места и приникли к стеклу. Вдалеке, со стороны Шотландии, небо горело багровыми всполохами, разбегавшимися в разные стороны. По краям, у самого горизонта, тучи отсвечивали грязно-лиловыми тонами.
– Боже, что это? Святая Мадонна, спаси нас. – Джон неистово крестился. Его глаза полезли на лоб, ёжик седеющих волос встал дыбом. Лиан прижалась ко мне. Её била крупная дрожь. Комната начала вибрировать, звякнули бутылки в мини-баре. Низкий утробный гул прошёл по острову. Казалось, он тисками сжал голову, тугим обручем сдавил грудь. Через несколько минут небо потемнело, шум стих, и воцарилась гробовая тишина. Напуганные и растерянные, мы молчали. Трудно было поверить в реальность происходящего. Связи нет, спутники молчат, а в небе над Шотландией свирепствует настоящая огненная буря. В городе завыла собака, её вой подхватила вторая, и вот уже десятки псов вторили друг другу, растягивая заунывное эхо. Вой, длившийся на высокой ноте, нёсся над домами, словно печальная похоронная песня. Из своих номеров выбегали испуганные постояльцы. Их было немного, но в гостиной нарастал встревоженный гомон. Люди были растеряны и напуганы.
Вечером все обсуждали случившееся, высказывались самые причудливые гипотезы о природе огней и странного гула. После третьей порции виски, я даже пытался шутить, однако чувствовалось, что всех обуревают плохие предчувствия.
Мы поднялись в номер около полуночи. Я постелил себе на диване, а когда выключал свет, Лиан уже спала, обняв подушку и скомкав одеяло. Выпив таблетку валиума, я провалился в тяжелую дрёму.
…Воспоминания, от которых хотелось сбежать, вновь вернулись ночным кошмаром. Душные испарения над африканскими джунглями смешивались с запахом горелой плоти. Десятки погребальных костров горели рядом с деревянными хижинами, крытыми пальмовой листвой. Словно призраки, между домами скользили фигуры в защитных комбинезонах. Мы, врачи из Европы, собирали тела умерших, чтобы придать их очищающему огню. До этого я работал в Судане и Бирме и везде чувствовал опасность. Опасность, которую несли малярия, туберкулёз или тиф. Но здесь, в Конго, царил сущий ад. Эбола убивала всех без разбора. Гибли целые деревни, умирали врачи и их пациенты. Эпидемия распространялась как лесной пожар, и никто не в силах был её остановить. Первый раз в жизни я испытал чувство обречённости. Мы работали как проклятые по пятнадцать часов в сутки. Группами обходили деревни, выявляли и изолировали заболевших, сжигали обезображенные трупы. А однажды наш отряд наткнулся на остатки военной лаборатории. Это было километрах в двадцати от злосчастной деревни, где началась эпидемия. Там за неделю вымерли все жители. Сначала мы увидели аккуратные модульные бараки, потом – купола лабораторных корпусов. На базе не было никого живого. Военные в форме хаки без шевронов и люди в комбинезонах биозащиты – десятки тел лежали в проходах между зданиями, некоторые – в домах. Кого-то смерть застала в столовой, двоих мы нашли на опушке леса. Видимо, они пытались уйти в джунгли, но смерть настигла их раньше. Мне стало жутко и одновременно противно. Я приехал в Конго, чтобы помогать, спасать невинные жизни, бороться с болезнью. А здесь, под пологом леса, кто-то творил тёмные дела. Кто-то могущественный и недобрый создавал смертоносный вирус. И в какой-то момент этот вирус вырвался на свободу…
Утро выдалось сырым и промозглым, моросил мелкий холодный дождь. Только забрезжил рассвет. В гостинице стояла полная тишина. Кутаясь в плащ, я вышел на улицу. Над островом висело тяжёлое свинцовое небо. Милях в пяти от берега, в море, стояла высокая стена клубящейся мглы. Гигантские протуберанцы вспыхивали в ее недрах, поверхность вздымалась и опадала причудливыми наростами. Чернильные пузыри зарождались где-то у самой воды и, разрастаясь, поднимались к небу. В высоте гуляли искрящиеся молнии. Они пронзали мглу, рассыпаясь мириадами искр.
– Вот это да… ну мы и влипли, – тихо прошептал я и присвистнул. Было абсолютно непонятно, что же произошло и что делать дальше. Я безнадёжно посмотрел на экран смартфона, который всё так же показывал отсутствие связи, и решил вернуться в номер.
За завтраком все молчали. В кафе было занято всего три столика. Бармен не вышел на работу, и хозяин гостиницы сам разносил тарелки. Лиан поковыряла вилкой фасоль, съела пару кусочков бекона и принялась за кофе. Я в задумчивости тянул апельсиновый сок. В это время в зал вошёл немолодой мужчина с измождённым лицом. Хозяин принял у него пальто.
– Здравствуйте доктор. Что подать? Гренки и кофе?
– Да Джон. Если можно.
Мужчина кивнул и уселся за стол, вытянув длинные ноги. Хозяин принёс тарелку с гренками, кофейник и чашки. Он присел напротив посетителя и завёл негромкую беседу. Я понял, что Джон хочет узнать последние новости и тоже навострил уши. Оказалось, что мэр выступил с заявлением, призвав горожан запастись продуктами и сохранять спокойствие. Связь с материком полностью потеряна, но специалисты, сделав замеры, не зафиксировали изменения уровня радиации или присутствия в воздухе вредных веществ. Из разговора я понял, что мужчина заведует местной больницей. Следующие новости встревожили меня не на шутку. Оказалось, что ночью на берег выбросило рыбацкую шхуну, попавшую в шторм. На борту нашли пятерых пострадавших, и все они в плохом состоянии:
– Серьёзное поражение кожных покровов очагово-язвенного характера, обильные гнойные выделения, – рассказывал доктор тяжело вздыхая, – а я даже не могу поставить диагноз. Похоже на инфекцию, но я не знаю наверняка. Я – хирург, а не микробиолог.
Мы с Лиан переглянулись, я тихонько извинился и пересел к столику, за которым шла беседа. В голове настойчиво билась мысль: «Куда ты лезешь? Это не твоя война, твоя закончилась в Конго». Посоветовав своему внутреннему голосу идти в задницу, я вклинился в разговор:
– Добрый день, меня зовут Мэтью Смит. Преподаю медицину в Лондоне, в прошлом – врач-эпидемиолог. В две тысячи девятом работал в Конго. Может я смогу быть полезным?
– Конечно, чёрт возьми! Я Рэй Сидни, – доктор подался вперёд, словно гончая, почуявшая добычу, – скорее в клинику! Мы сделали анализы, но результатов ещё нет…
Через десять минут мы уже были в больнице. Лиан отказалась оставаться в отеле и теперь сидела на кушетке в приёмном покое. Девушка немного отошла от вчерашнего шока и о чём-то щебетала с дежурной медсестрой. Мы с доктором Сидни прошли в ординаторскую. Анализы уже были готовы. Я наскоро просмотрел кипу бумаг и начал натягивать костюм биозащиты. Рядом пыхтел доктор Сидни, пытаясь справиться с кучей застёжек. Наконец, мы вошли в палату, где в ряд стояли больничные кровати. Сидни оказался большим молодцом и поместил пострадавших рыбаков в инфекционный бокс. На них жалко было смотреть: тела несчастных покрывали гноящиеся язвы. У одного посинели ноги, у другого – правая рука и часть шеи. Казалось, что у них началась газовая гангрена. Но, боже, бактериальная гангрена не может протекать так быстро. Латентный период должен длиться не менее суток.
Я взял инструменты, и руки сами вспомнили, что нужно делать. Быстрое движение над раной. взять соскоб и перенести часть зараженной плоти в пластиковый контейнер. Инструменты тоже в контейнер для утилизации. Дальше – осмотр слизистых оболочек и можно на выход.
Двое рыбаков были в критическом состоянии. Я распорядился подключить их к аппарату искусственного дыхания. Всем необходимы витамины и обезболивающее, лучше – трамадол в инъекции. Дальше – физраствор и смесь сильных антибиотиков через капельницу. Нет времени подбирать наилучший препарат. На данный момент я больше ничего не мог для них сделать.
Следующим делом я наведался в лабораторию. В маленькой больнице Керкуолла не нашлось лазерного микроскопа, и анализ на вирусы пришлось отложить. Да и делать титры выйдет слишком долго. Если инфекция имеет бактериальную природу, то у троих рыбаков есть маленький шанс, а двое других – почти безнадёжны. Я привычными движениями приготовил препарат из соскоба, нанёс биоматериал на предметное стекло и закрепил под линзой старенького микроскопа. Осталось немного повозиться с настройкой увеличения и можно начинать работу. Как и предполагалось, всему виною были бактерии. Невероятно агрессивные они буквально бросались на кровяные тельца, почти мгновенно уничтожая эритроциты. Жуткая картина. И самое плохое, что я уже видел похожее. Это не вирус эбола и не лихорадка Западного Нила – всё гораздо проще и, одновременно, ужаснее. Бактерия была похожая на те, что искусственно выводили для борьбы с нефтяными разливами. Похоже, что мощную, живучую тварь, созданную для разложения пластика и нефти, кто-то запрограммировал на поедание живой человеческой плоти. Пептидные препараты отпадают, так как любой вариант придётся создавать с нуля. Остаются старые добрые антибиотики и толика надежды на то, что бактерия не имеет к ним резистентности.
Доктор Сидни сидел в ординаторской с мрачным лицом. Один из рыбаков только что умер. Мне тоже нечем было его порадовать: если начнётся эпидемия, то остров Мейнленд очень скоро превратится в огромную братскую могилу.
Я посоветовал отправить на карантин всех контактировавших с заболевшими и попрощался, напомнив, что меня всегда можно найти в отеле. Сидни пообещал зайти к ужину.
Мы возвращались пешком, петляя извилистыми улочками. Лиан хмурилась, словно решая в уме сложную математическую задачу.
– Милый, весь мир погиб? – Вдруг спросила она и тут же продолжила. – Кажется, кроме нас, людей на этом острове, больше никого не осталось?
Мне очень хотелось сказать в ответ какую-нибудь банальность, но язык не поворачивался. Лиан только что высказала мысль, витавшую в воздухе.
– Похоже на то. Спутники молчат, радиосвязи нет. В большом мире произошло что-то страшное, а мы остались на обочине, – я приобнял девушку, сжав её руку в своей, – стена чёрного тумана на юге и зараженные рыбаки в больнице – я думаю, это звенья одной цепи. Война, метеорит или инопланетяне. Причина может быть абсолютно любой, но итог остается один. Конец света уже случился и, возможно, завершится именно здесь. Стоит инфекции вырваться из больницы – и люди обречены. Доктор Сидни и десяток констеблей не смогут организовать даже карантинного оцепления.
Мы шли между аккуратными домиками, холодный ветер гулял над головой. Лиан улыбнулась и расправила плечи, вдохнув полной грудью:
– Надо продолжать жить. Пусть весь мир погиб, но мы должны жить.
Сказано, конечно, хорошо, но у меня не было никакой уверенности в завтрашнем дне.
Из переулка, пересекавшего улицу почти под прямым углом, послышался неясный шум, я взглянул в том направлении и увидел вывеску винокурни. Рядом со входом ораторствовал уже знакомый бродяга. Сегодня он собрал большую толпу. Воздев руки к небу, нищий кричал, словно иудейский пророк:
– Покайтесь, ибо Сатана уже на свободе! Исполнилась полнота времён! Пали на Землю мор и глад, и девять казней Египетских! Придут гады и лютые звери и Левиафан поднимется из бездны! – Выкрики безумца имели мало общего с Откровением Иоанна Богослова, но он прекрасно импровизировал.
Бродяга увидел меня и Лиан. Мы встретились взглядом, и холодок побежал по спине. Указующий перст сумасшедшего поднялся в нашу сторону:
– Вот они, дети ехидны! Это приезжие! От них все беды! Мы жили от земли и моря, а они принесли нам зло!
Народ загудел. Толпа волновалась. Ещё пару дней назад над бродягой смеялись, а сегодня он был в центре внимания. Неожиданно он стал гласом Божьим, и теперь его слушали.
– Изгоним эту нечисть! Построим Иерусалим на холме и над миром взойдет новое Солнце!
Я потянул Лиан за руку и поспешил пройти мимо, а в спину нам неслись проклятья. Люди ещё не решались преградить нам дорогу или напасть, но что будет завтра или через неделю?
Вечером в гостинице было безлюдно. Джон готовил ужин. На кухне слышался звон посуды, что-то шкварчало на сковородке. Хозяин напевал себе под нос незамысловатую песенку из старого фильма. Когда мы с Лиан вернулись из больницы, оказалось, что все постояльцы по совету Джона переселились в отель «Kirkwall», что на набережной. Джон виновато развёл руками:
– В «Kirkwall» есть запасы еды на месяц, а мне скоро будет нечем вас кормить. Если хотите, можете переехать, я верну вам деньги.
Мы переглянулись и решили остаться. После сегодняшнего происшествия с сумасшедшим я предпочитал держаться подальше от людей. К тому же, вечером обещал зайти доктор Сидни.
На улице снова начало темнеть, с моря несло клочья сизого тумана. Поднялся порывистый ветер. В отеле было сумрачно и тихо. Свет от камина едва разгонял темноту в центре гостиной, оставляя в углах глубокие тени. В дверях появился Джон с двумя керосиновыми лампами.
– Электричество отключили. А у меня всего пара галлонов бензина для генератора, – пояснил он, – будем ужинать, так сказать, при свечах. Хозяин выглядел подтянутым и собранным. Казалось, ощущение опасности придавало ему сил. Ни тени страха или отчаяния не читалось на его стареющем лице. Он расставил тарелки, затем на столе появилась большая сковорода с жареной картошкой и нехитрый салат из консервированного тунца.
– Ничего, недельку протянем, – сказал Джон, придирчиво оглядывая скромный стол.
За ужином я рассказал, как на нас чуть не набросилась толпа горожан.
– Да уж, плохо дело, – хозяин отставил тарелку и плеснул себе виски, – в две тысячи третьем я уже видел такое. В Детройте случился блэкаут. Мы как раз готовились к переезду. Авария на электростанции. Света не было дней пять. – Джон бессмысленно пошарил рукой по столу, он словно вернулся в прошлое. – Первую ночь полиция ещё держалась. Власти пытались спасти ситуацию. На вторую ночь началось мародерство, потом стали стрелять. Грёбаный дикий запад, – хозяин залпом осушил стакан и плеснул ещё виски, – я потерял там жену. Её изнасиловали и убили прямо напротив дома. Я пристрелил ублюдков, но что это теперь изменит?, – хозяин помолчал, его глаза увлажнились, – здесь будет ещё хуже. Мэр – размазня, полиция – сборище местных бездельников. Скоро начнётся стрельба и грабежи. В Детройт на третьи сутки ввели национальную гвардию. В Керкуолле мы сами по себе. Сомневаюсь, что где-то осталась армия.
Есть перехотелось, кусок не лез в горло. Лиан сидела подавленная и о чём-то напряженно размышляла. Я вспомнил Конго. Тогда мы работали в Капанге. Эбола пришла из сельских районов и мгновенно завладела городом. Власти ввели военное положение и обнесли весь район колючей проволокой. В оцеплении стояли автоматчики с собаками. Пытавшихся бежать расстреливали на месте. Драконовские меры, но и ситуация была критической. Все были в ужасе. В городе остались тысячи жителей, а продовольствие и воду подвозили один раз в неделю. Молодежь из бедных кварталов не боялась смерти. Жители трущоб привыкли умирать молодыми. Эти волчата сбивались в стаи и грабили богатые предместья. Нам, врачам, выдали оружие, чтобы стрелять в случае опасности.
В холле раздался дребезжащий звук, кто-то настойчиво дергал ручку входной двери. Я вспомнил про обещание доктора Сидни.
– Джон, откройте, это может быть доктор. Только, ради бога, будьте осторожны, – помедлив, я пошёл вслед за хозяином, непроизвольно прихватив тяжелую кочергу, стоявшую у камина.
Через минуту доктор Сидни вошёл в гостиную. Зябко ёжась, он повесил намокшее пальто у камина, подсел поближе к огню, взял чашку дымящегося кофе и откинулся в кресле. Его руки заметно дрожали.
– В городе неспокойно, – шумно отпив кофе, начал он, – Сумасшедший Джерри Иисусик собрал целую толпу. Люди кричат на набережной, грозятся «Kirkwall» штурмом взять и повесить приезжих. Два полисмена у входа дежурят.
Я присвистнул. Что-то такое должно было случиться, но чтобы так быстро…
Пришла мысль, что надо уносить ноги из города.
– Доктор, а как поживают ваши больные?
Сидни безнадёжно махнул рукой и опустил взгляд.
– Они никак не поживают. Все умерли к вечеру. И у меня ещё четверо с похожими симптомами, – доктор пристально посмотрел мне в глаза, – что делать? В больнице всего тридцать коек.
Я налил себе виски, повертел бокал, задумчиво глядя на янтарную жидкость.
– Надо ввести карантин. Полицейские патрули. Пусть все сидят по домам. У болезни слишком высокая летальность и стремительное течение. Она затухнет сама собой если толпы придурков не будут шляться по улицам.
– Мэт, а вы поняли, что это за инфекция?
Я покачал головой.
– Бактериологическое оружие. Какая-то агрессивная дрянь. Если распылить в виде аэрозоля над городом, то жители вымрут за двое суток. Но у нас другая история: её принесли рыбаки и они уже мертвы. Если ввести карантин немедленно, то есть хорошие шансы.
– Мэт, вы мне поможете?
Сидни посмотрел на меня с надеждой.
– Нет док, это не моя война. Местные хотят нас растерзать, да и пользы от меня будет немного. Разве что трупы сжигать,
Я невесело улыбнулся, – удачи вам доктор.
Сидни покивал, допил кофе и засобирался. Доктор сказал, что немедленно пойдёт к мэру и потребует принять меры. Мы остались одни, хозяин запер двери и вернулся за стол.
– Надо уходить из города. Здесь мы не отсидимся, – я обвёл взглядом гостиную, – Джон у тебя есть оружие?
– Магнум и два охотничьих ружья.
В разговор вмешалась Лиан:
– Можно уплыть на орнитологическую станцию. Там есть консервы, уголь для печки и несколько ружей.
– Решено, Джон ты с нами?
Хозяин, ненадолго задумался и махнул рукой.
– Какого чёрта. Чего здесь ждать? Когда мы все от заразы сдохнем? Пикап в гараже. Возьмите одеяла и тёплые вещи, а я соберу продукты, достану ружья с чердака.
Около двух часов пополуночи мы выехали в сторону пристани, которая находилась на северной оконечности острова. Свет фар выхватывал выщербины в асфальте и чахлую траву на обочинах. Мы медленно огибали остров, удаляясь от города. В Керкуолле стреляли. Сначала послышался одиночный хлопок, потом несколько трескучих очередей. Когда машина, одолев крутой подъём, отказалась на каменистой возвышенности, стало видно, что на набережной рядом с пирсами горит несколько зданий. Языки оранжевого пламени лизали черепицу, поднимались над крышами. Дым чёрными столбами уходил в небо.
– Срань Господня, – выругался Джон, сворачивая на грунтовый просёлок уходивший в низину, – кажется началось.
К утру наша маленькая группа обогнула гавань Скапа-Флоу и переправилась на остров Фэр-Айл. Станция была пуста, только птицы носились над головой. На берегу кричали тюлени, сражаясь за лучшие места. Напрягая последние силы мы перетаскали вещи в дом. Джон, утомлённый дорогой, ушёл спать в дальнюю комнату. Лиан сварила кофе и вышла с чашкой на улицу, я догнал девушку уже за порогом. Отсюда открывался прекрасный вид на скалы, а у подножья древних валунов пенилось море. Стена чернильного мрака, клубившегося на юге, отсюда была почти не видна.
Неожиданно остров вздрогнул, низкий утробный гул прокатился над морем, и стена мглы начала приближаться. Вот она добралась до Керкуолла, накрыв непроницаемым покровом береговую линию. Я ужаснулся. Где-то там сейчас оставались доктор Сидни, сумасшедший проповедник, задумавший выстроить новый «Град на холме» и сотни горожан. Скорее всего, они уже превратились в прах, рассыпавшись кучками серого пепла. Над Скапа-Флоу поднялся горячий ветер, несущий запах гари. Во рту появился кисловатый привкус металла. Тысячи птиц с громким криком поднимались в небо, но ураганные порывы бросали их на камни, ломая хрупкие крылья. Лиан прижалась ко мне и обняла. Её тело дрожало, словно осиновый лист. Мы оба осознавали, что это конец. Дальше будет только боль, запах горящей плоти и тьма. Спасительная тьма вечного забвения.
Туча закрыла небо, грозя поглотить всю Землю. Внутри неё что-то клокотало, взрываясь яркими снопами искр. Между разорванных клочьев мглы, закрученных тугими смерчами, виделось призрачное движение. Словно миллионы погибших душ кружились в безумном танце макабр. Лиан вцепилась в меня, её пальцы побелели, ногти впились мне в руку. В этот момент стена антрацитового мрака накрыла остров. На секунду наши тела стали единым целым, вспыхнули, превращаясь в факел. Последний факел стенающей плоти. Мир рухнул!
Автор: mihail.jarovskiy