ПРИЗРАЧНЫЙ ГОЛОС (2)
Автор Татьяна Дивергент
После того самого рокового затмения и стали называть Валентина «человеком не от мира сего». Мысли его постоянно где-то витали, чтобы привлечь внимание парня - приходилось окликать его пару раз, а то и больше.(ссылка на начало - в комментариях)
Рассеянность же Валентина сделалась и совсем уже фантастической. Один раз на занятия в институт он пришел, сменив пижамные штаны на обычные, но оставив пижамный верх. Валентин забывал, что и куда положил, что и кому обещал. В обычной жизни он был – словно скучающий гость, место которому – не здесь и который жаждет вернуться домой.
Такие перемены в нем напугали родителей, и мать затеяла было организовать прием у известного врача-психиатра, но отец с большим трудом ее отговорил, убедил, что «незачем ломать сыну жизнь». Нельзя ставить на нем клеймо бе-зумца.
Отец верил, что Валька такой – до поры до времени, пока у него «длится детство».
Ну а что такое студенчество? Это затянувшееся детство, – повторял отец, – Вот начнет Валентин работать, женится, почувствует ответственность за семью и станет... Ну пусть не как все... Ведь все люди разные. Просто сделается более собранным, целеустремленным...
Глаза Валентина – зеленовато-голубые, какие-то сияющие – казалось, смотрят на окружающий мир безмятежно. А их хозяин витает в облаках. И никто не знал, какие мучительные чувства переживает молодой человек. Если бы только он заикнулся об этом матери – дневать бы ему и ночевать в пси-хиатрической ле-чебнице.
Валентин теперь слышал голоса. Они звучали в его голове не постоянно, и чаще всего были не слишком отчетливыми. Так происходит с приемником – порой выходишь на какую-то «волну» –и слышимость становится хрустальной. Но стоит чуть повернуть колесико – и врывается шум. А то вдруг пробьется какой-то сигнал – невесть откуда...
Иной раз Валентин совершенно ясно слышал голоса ушедших родных – дедушки, бабушки – он узнавал их. В другое время звучала речь людей, ему незнакомых. Иногда разговоры шли о вещах, ничего не значащих, в другой раз – звучали явные предупреждения или бесстрастная информация о том, что вскоре произойдет. И это неизменно происходило.
Сначала Валентин думал, что он заболел. Он давно уже снял с себя ту побрякушку, что нашел в археологичке. И теперь она лежала у него дома в белой пластмассовой коробке, вместе со всякой мелочевкой – купленными впрок батарейками, сломанными запонками отца, старыми наручными часами, которые уже не шли... Вещица была настолько примитивной, что даже мать, которая любила украшения, не заинтересовалась ею.
Валентин думал, что этот «амулет» – так он сам называл находку – принадлежал к совсем уже древним временам, когда людям самая простая обработка металла давалась с большим трудом. Но нельзя всех равнять под одну гребенку... Взять хоть скифов – вроде бы жили давным-давно, но, судя по украшениям, найденным в их курганах, были они искусными мастерами. Амулет сделали явно не они.
Готовясь стать инженером, Валентин , тем не менее, читал много исторической литературы, добывал редкие книги по археологии. Усидчивость и терпение его были вознаграждены. В одном из томиков, полученных им по МБА – межбиблиотечному абонементу, прочел он о племени, жившем обособленно – уж слишком своеобразной была у него ре-лигия, и другой веры эти люди не признавали.
Символом власти у них был нагрудный знак с изображением солнца и особым камнем, полученным когда-то «от самого бо-га».Новому жрецу следовало иметь на себе этот знак в «День черного солнца» Тогда он начинал видеть и слышать то, что скрыто от других, говорить с теми, кто давно уже ушел в другие миры.
Вряд ли хоть один из читателей задержался взглядом на этих строчках. Валентин же побелел. Он понял, что все происходящее с ним – не бо-лезнь, что это предопределено его глупым поступком, детским желанием опередить других, первому добраться до древней мо-гилы... И теперь этот дар, который уже му-чил его – останется с ним навсегда.
Валентин стал сторониться своей семьи. Он боялся, что рано или поздно его новый талант заметят близкие, но для них он станет лишь свидетельством бе-зумия. Поэтому свободное время Валентин теперь проводил один. Если он знал, что родные его не потревожат – отлеживался с книгой в своей комнате. А если нет – уезжал куда-нибудь за город, где царила тишина.Первое время это казалось ему спасением, но потом он заметил, что голоса особенно ясно и четко звучат, когда смолкают все прочие звуки, кроме шума листвы и пения птиц.
...Женитьба на какое-то время стала для Валентина облегчением. Аня была такой милой, такой «уютной, домашней». Ее приземленные интересы – как повкуснее накормить мужа, как лучше устроить всё дома – это было как раз тем, что ему нужно.
Так, совершенно этого не желая, Аня взяла на себя роль капитана семейного корабля. Она желала быть второй, а стала первой. Хотела находиться рядом со спутником, который защитит ее от трудностей жизни, а в результате пришлось взять бразды правления на себя.
Родилась дочка. Теперь, как предсказывал отец, Валентину предстояло остепениться и сделаться таким как все. Но этого не произошло.Голоса продолжали звучать в его голове. И тогда, будучи уже в от-чаянии, он и замыслил это.Он сделает приемник, чтобы и другие могли их слышать. Откуда пришла к Валентину эта бредовая идея, почему он решил, что у него получится – он и сам не смог бы сказать.
И хотя очень хотелось Валентину скрыть свой дар от других, а все же прорывалось у него иногда тайное и вгоняло всех в ступор.
Так на работе был корпоративный праздник. Явилось начальство, которое рядовые сотрудники видели редко, были накрыты столы... Валентин сначала ел жадно, таких разносолов он дома не видывал. А потом стал тереть пальцами висок, словно хотел разогнать угнездившуюся там боль.
Но в конце концов не выдержал, и по-прежнему морщась, подошел к одному из руководителей и сказал почти на ухо, шепотом, словно спрашивал – где здесь туалет.
Вас брат зовет...
Что? – не понял или не расслышал тот сразу.
Вас зовет брат, говорит, что соскучился и вы непременно встретитесь на днях... – повторил Валентин.
Сказал – и пошел есть дальше, потому что его «отпустило». И даже не заметил как побледнел директор – до синевы...Единственный брат был у него – и тот на том свете.
А когда через несколько дней начальник разб-ился в а-варии, и все вокруг были потря-сены, охали и ахали, Валентин лишь кивал слегка, когда ему рассказывали. Он давно уже знал – то, что он услышал внутренним своим слухом, то непременно сбудется.
В другой раз это произошло опять же в компании богатых людей, куда Валентин попадал редко, но тут бывшая сокурсница пригласила на юбилей. Она удачно вышла замуж, супруг ее был крупным бизнесменом, праздник проходил в их загородном особняке. Многие из тех, кто принял приглашение, чувствовали себя неуютно. Они-то не добились таких карьерных высот. И Нелли уже не была смешливой девчонкой, которая лучше всех пела на студенческих вечерах. Теперь она стала настоящей дамой с подобающими манерами.
Валентин знал, что будет дальше. Он долго не хотел подходить к ее мужу. Но, в конце концов, счел, что должен сделать это. Ведь Нелли приложила такие старания, чтобы всех их принять, организовала такое торжество...
И Валентин сказал Николаю Борисовичу, ее мужу:
Не надо сегодня играть в карты...
Сказал – и отошел. А уж последует бизнесмен его совету – или нет, его не волновало, свое он исполнил.
И с праздника Валентин ушел в числе первых, воспользовавшись тем, что прощался с хозяевами старый институтский друг – и пообещал его подвезти.
А на рассвете Валентину позвонила Нелька, и плача, стала допытываться, откуда он обо всем узнал – муж ее в ту ночь проигрался в пух и прах.
Дело закрутилось нехорошее. Получалось так, что все, что произошло – не злая шутка судьбы, а чей-то умысел, о котором Валентин знал заранее. Ему стали грозить, требуя подтвердить это. И тогда он наивный человек – проговорился этим людям о своем даре.
С того все и началось.
Какое-то время Валентин не замечал сгущавшихся вокруг него туч. Он продолжал мастерить свое радио, одержимый этой идеей, как замыслом вечного двигателя.
И в конце концов, в какую-то ночь ему приснился сон. О том, что место одной из деталей в приемнике должен занять его амулет. Это было вне всякой логики, более того – вне физических законов, и Валентин попробовал сделать это скорее для того, чтобы опровергнуть сон. Но все неожиданно получилось.
И тогда, только тогда он рассказал обо всем дочери, потому что Аня бы не поверила. А Фрося была – родная душа.
Валентин хотел довести до ума свою диковинку, а потом представить ее всем, не для того, чтобы перевернуть мир, получить свою славу, деньги – и что там еще полагается... Он словно хотел оправдаться. За то, что когда-то ук-рал амулет, зато, что с тех пор все считали его человеком со странностями, за то, что невольно мучил он этим своих родных и близких.
А теперь – вот, смотрите... Может быть то, что он сделал, теперь послужит людям.
Но в час, когда триумф его был близок, тот самый друг, который увез его с праздника – предупредил: очень серьезные люди заинтересовались Валентином, его талантом. Они готовятся забрать его к себе – хочет он этого или нет. У них есть возможности сделать так, чтобы он исчез – мало ли людей исчезает, и их никогда не находят. А его семья? Это волнует их меньше всего. Аня и Фрося как-то переживут свое го-ре...
Валентин был не уверен, что спасется, пустившись в бега... С его-то рассеянностью... Никогда у него ничего толком не получалось. Рано или поздно его поймают. И скорее рано...
Тогда друг и предложил этот вариант. Надо уме-р-еть для всех, так, чтобы никто не сомневался – Валентина больше нет. И в ночь после по-хо-рон покинуть кла-дбище, город, уехать туда, где никто не мог бы его узнать.
Мне на ум приходят только до-лба-ные Ромео и Джульетта,- – сказал Валентин, – Кажется, там провернули такую авантюру. Кстати, она окончилась неудачей.
А у тебя есть другой выход?
Друг все и устроил. Лишь в одном отступил от намеченного плана Валентин – в последнее мгновение шепнул дочери, что он жив, что они обязательно встретятся.
... Вот только друг его, оказывается, вовсе и не был другом. Потому что не свободу обрел Валентин, в прямом смысле слова выбравшись из гро-ба, а в пл-ен попал – к тому самому человеку, который и хотел его получить.
Теперь не оставалось надежды. Для всего мира Валентина уже не существовало, родные ему, наверное, и памят-ник уже красивый поставили. Так что никто не станет искать его и не попытается спасти.
Никому и в голову не придет, что сидит он взаперти в каком-то старинном доме. Подвал, в котором его заперли, был прямо-таки средневековый. Первое время настойчиво добивались от него «предсказаний», но убедились, что этот наивный, немного сумасшедший человек, говорит искренне.
Я не могу по заказу, – он касался ладонью лба, – Это приходит как... Озарение...
Хорошо. Что тебе нужно для этого озарения? Бабки? Или встряхнуть тебя хорошенько, чтобы искры из глаз посыпались?
Валентин пожимал плечами. Он и сам не знал. Но время от времени он мог сказать одному из своих охранников- то, что касалось его судьбы и что неизменно сбывалось. Поэтому тюре-мщики убеждались – дар Валентина всё еще с ним. И не осмеливались давить на него слишком уж сильно.
Про приемник свой Валентин им и не заикнулся. А сами узнать о нем они никак не могли.
Одного хотел Валентин – подать знак дочери, что он жив, что он правду сказал ей тогда, в ту горькую минуту.
Но как было дотянуться до Фроси? Мысленно гадал он, какой она стала. Иногда видел дочь во сне.
И всегда ее почему-то окружало пламя.
Такие перемены в нем напугали родителей, и мать затеяла было организовать прием у известного врача-психиатра, но отец с большим трудом ее отговорил, убедил, что «незачем ломать сыну жизнь». Нельзя ставить на нем клеймо бе-зумца.
Отец верил, что Валька такой – до поры до времени, пока у него «длится детство».
Ну а что такое студенчество? Это затянувшееся детство, – повторял отец, – Вот начнет Валентин работать, женится, почувствует ответственность за семью и станет... Ну пусть не как все... Ведь все люди разные. Просто сделается более собранным, целеустремленным...
Глаза Валентина – зеленовато-голубые, какие-то сияющие – казалось, смотрят на окружающий мир безмятежно. А их хозяин витает в облаках. И никто не знал, какие мучительные чувства переживает молодой человек. Если бы только он заикнулся об этом матери – дневать бы ему и ночевать в пси-хиатрической ле-чебнице.
Валентин теперь слышал голоса. Они звучали в его голове не постоянно, и чаще всего были не слишком отчетливыми. Так происходит с приемником – порой выходишь на какую-то «волну» –и слышимость становится хрустальной. Но стоит чуть повернуть колесико – и врывается шум. А то вдруг пробьется какой-то сигнал – невесть откуда...
Иной раз Валентин совершенно ясно слышал голоса ушедших родных – дедушки, бабушки – он узнавал их. В другое время звучала речь людей, ему незнакомых. Иногда разговоры шли о вещах, ничего не значащих, в другой раз – звучали явные предупреждения или бесстрастная информация о том, что вскоре произойдет. И это неизменно происходило.
Сначала Валентин думал, что он заболел. Он давно уже снял с себя ту побрякушку, что нашел в археологичке. И теперь она лежала у него дома в белой пластмассовой коробке, вместе со всякой мелочевкой – купленными впрок батарейками, сломанными запонками отца, старыми наручными часами, которые уже не шли... Вещица была настолько примитивной, что даже мать, которая любила украшения, не заинтересовалась ею.
Валентин думал, что этот «амулет» – так он сам называл находку – принадлежал к совсем уже древним временам, когда людям самая простая обработка металла давалась с большим трудом. Но нельзя всех равнять под одну гребенку... Взять хоть скифов – вроде бы жили давным-давно, но, судя по украшениям, найденным в их курганах, были они искусными мастерами. Амулет сделали явно не они.
Готовясь стать инженером, Валентин , тем не менее, читал много исторической литературы, добывал редкие книги по археологии. Усидчивость и терпение его были вознаграждены. В одном из томиков, полученных им по МБА – межбиблиотечному абонементу, прочел он о племени, жившем обособленно – уж слишком своеобразной была у него ре-лигия, и другой веры эти люди не признавали.
Символом власти у них был нагрудный знак с изображением солнца и особым камнем, полученным когда-то «от самого бо-га».Новому жрецу следовало иметь на себе этот знак в «День черного солнца» Тогда он начинал видеть и слышать то, что скрыто от других, говорить с теми, кто давно уже ушел в другие миры.
Вряд ли хоть один из читателей задержался взглядом на этих строчках. Валентин же побелел. Он понял, что все происходящее с ним – не бо-лезнь, что это предопределено его глупым поступком, детским желанием опередить других, первому добраться до древней мо-гилы... И теперь этот дар, который уже му-чил его – останется с ним навсегда.
Валентин стал сторониться своей семьи. Он боялся, что рано или поздно его новый талант заметят близкие, но для них он станет лишь свидетельством бе-зумия. Поэтому свободное время Валентин теперь проводил один. Если он знал, что родные его не потревожат – отлеживался с книгой в своей комнате. А если нет – уезжал куда-нибудь за город, где царила тишина.Первое время это казалось ему спасением, но потом он заметил, что голоса особенно ясно и четко звучат, когда смолкают все прочие звуки, кроме шума листвы и пения птиц.
...Женитьба на какое-то время стала для Валентина облегчением. Аня была такой милой, такой «уютной, домашней». Ее приземленные интересы – как повкуснее накормить мужа, как лучше устроить всё дома – это было как раз тем, что ему нужно.
Так, совершенно этого не желая, Аня взяла на себя роль капитана семейного корабля. Она желала быть второй, а стала первой. Хотела находиться рядом со спутником, который защитит ее от трудностей жизни, а в результате пришлось взять бразды правления на себя.
Родилась дочка. Теперь, как предсказывал отец, Валентину предстояло остепениться и сделаться таким как все. Но этого не произошло.Голоса продолжали звучать в его голове. И тогда, будучи уже в от-чаянии, он и замыслил это.Он сделает приемник, чтобы и другие могли их слышать. Откуда пришла к Валентину эта бредовая идея, почему он решил, что у него получится – он и сам не смог бы сказать.
И хотя очень хотелось Валентину скрыть свой дар от других, а все же прорывалось у него иногда тайное и вгоняло всех в ступор.
Так на работе был корпоративный праздник. Явилось начальство, которое рядовые сотрудники видели редко, были накрыты столы... Валентин сначала ел жадно, таких разносолов он дома не видывал. А потом стал тереть пальцами висок, словно хотел разогнать угнездившуюся там боль.
Но в конце концов не выдержал, и по-прежнему морщась, подошел к одному из руководителей и сказал почти на ухо, шепотом, словно спрашивал – где здесь туалет.
Вас брат зовет...
Что? – не понял или не расслышал тот сразу.
Вас зовет брат, говорит, что соскучился и вы непременно встретитесь на днях... – повторил Валентин.
Сказал – и пошел есть дальше, потому что его «отпустило». И даже не заметил как побледнел директор – до синевы...Единственный брат был у него – и тот на том свете.
А когда через несколько дней начальник разб-ился в а-варии, и все вокруг были потря-сены, охали и ахали, Валентин лишь кивал слегка, когда ему рассказывали. Он давно уже знал – то, что он услышал внутренним своим слухом, то непременно сбудется.
В другой раз это произошло опять же в компании богатых людей, куда Валентин попадал редко, но тут бывшая сокурсница пригласила на юбилей. Она удачно вышла замуж, супруг ее был крупным бизнесменом, праздник проходил в их загородном особняке. Многие из тех, кто принял приглашение, чувствовали себя неуютно. Они-то не добились таких карьерных высот. И Нелли уже не была смешливой девчонкой, которая лучше всех пела на студенческих вечерах. Теперь она стала настоящей дамой с подобающими манерами.
Валентин знал, что будет дальше. Он долго не хотел подходить к ее мужу. Но, в конце концов, счел, что должен сделать это. Ведь Нелли приложила такие старания, чтобы всех их принять, организовала такое торжество...
И Валентин сказал Николаю Борисовичу, ее мужу:
Не надо сегодня играть в карты...
Сказал – и отошел. А уж последует бизнесмен его совету – или нет, его не волновало, свое он исполнил.
И с праздника Валентин ушел в числе первых, воспользовавшись тем, что прощался с хозяевами старый институтский друг – и пообещал его подвезти.
А на рассвете Валентину позвонила Нелька, и плача, стала допытываться, откуда он обо всем узнал – муж ее в ту ночь проигрался в пух и прах.
Дело закрутилось нехорошее. Получалось так, что все, что произошло – не злая шутка судьбы, а чей-то умысел, о котором Валентин знал заранее. Ему стали грозить, требуя подтвердить это. И тогда он наивный человек – проговорился этим людям о своем даре.
С того все и началось.
Какое-то время Валентин не замечал сгущавшихся вокруг него туч. Он продолжал мастерить свое радио, одержимый этой идеей, как замыслом вечного двигателя.
И в конце концов, в какую-то ночь ему приснился сон. О том, что место одной из деталей в приемнике должен занять его амулет. Это было вне всякой логики, более того – вне физических законов, и Валентин попробовал сделать это скорее для того, чтобы опровергнуть сон. Но все неожиданно получилось.
И тогда, только тогда он рассказал обо всем дочери, потому что Аня бы не поверила. А Фрося была – родная душа.
Валентин хотел довести до ума свою диковинку, а потом представить ее всем, не для того, чтобы перевернуть мир, получить свою славу, деньги – и что там еще полагается... Он словно хотел оправдаться. За то, что когда-то ук-рал амулет, зато, что с тех пор все считали его человеком со странностями, за то, что невольно мучил он этим своих родных и близких.
А теперь – вот, смотрите... Может быть то, что он сделал, теперь послужит людям.
Но в час, когда триумф его был близок, тот самый друг, который увез его с праздника – предупредил: очень серьезные люди заинтересовались Валентином, его талантом. Они готовятся забрать его к себе – хочет он этого или нет. У них есть возможности сделать так, чтобы он исчез – мало ли людей исчезает, и их никогда не находят. А его семья? Это волнует их меньше всего. Аня и Фрося как-то переживут свое го-ре...
Валентин был не уверен, что спасется, пустившись в бега... С его-то рассеянностью... Никогда у него ничего толком не получалось. Рано или поздно его поймают. И скорее рано...
Тогда друг и предложил этот вариант. Надо уме-р-еть для всех, так, чтобы никто не сомневался – Валентина больше нет. И в ночь после по-хо-рон покинуть кла-дбище, город, уехать туда, где никто не мог бы его узнать.
Мне на ум приходят только до-лба-ные Ромео и Джульетта,- – сказал Валентин, – Кажется, там провернули такую авантюру. Кстати, она окончилась неудачей.
А у тебя есть другой выход?
Друг все и устроил. Лишь в одном отступил от намеченного плана Валентин – в последнее мгновение шепнул дочери, что он жив, что они обязательно встретятся.
... Вот только друг его, оказывается, вовсе и не был другом. Потому что не свободу обрел Валентин, в прямом смысле слова выбравшись из гро-ба, а в пл-ен попал – к тому самому человеку, который и хотел его получить.
Теперь не оставалось надежды. Для всего мира Валентина уже не существовало, родные ему, наверное, и памят-ник уже красивый поставили. Так что никто не станет искать его и не попытается спасти.
Никому и в голову не придет, что сидит он взаперти в каком-то старинном доме. Подвал, в котором его заперли, был прямо-таки средневековый. Первое время настойчиво добивались от него «предсказаний», но убедились, что этот наивный, немного сумасшедший человек, говорит искренне.
Я не могу по заказу, – он касался ладонью лба, – Это приходит как... Озарение...
Хорошо. Что тебе нужно для этого озарения? Бабки? Или встряхнуть тебя хорошенько, чтобы искры из глаз посыпались?
Валентин пожимал плечами. Он и сам не знал. Но время от времени он мог сказать одному из своих охранников- то, что касалось его судьбы и что неизменно сбывалось. Поэтому тюре-мщики убеждались – дар Валентина всё еще с ним. И не осмеливались давить на него слишком уж сильно.
Про приемник свой Валентин им и не заикнулся. А сами узнать о нем они никак не могли.
Одного хотел Валентин – подать знак дочери, что он жив, что он правду сказал ей тогда, в ту горькую минуту.
Но как было дотянуться до Фроси? Мысленно гадал он, какой она стала. Иногда видел дочь во сне.
И всегда ее почему-то окружало пламя.
Когда человек сто-нет во сне – это звучит по-особенному. Будто не его голос - гнусавый, сквозь стиснутые зубы. Аня сначала не поняла, что это Фрося. Будто попавший в западню, обессиливший и потерявший надежду на спасение зверек.
Потом до нее дошло и не потратив пары секунд на то, чтобы зажечь свет и найти тапочки, она босиком прибежала в комнату дочери. Стала трясти Фросю за плечо.Но слишком глубоким был сон и разбудить дочь удалось не сразу. Однако, когда она открыла глаза, стало понятно, насколько она благодарна матери, избавившей ее от кошмара. Лоб у Фроси был в поту, и она тяжело дышала.
Что тебе снилось? – в голосе Ани звучала тревога.
Пустое. Ужа-стиков на ночь глядя пересмотрела, вот и всё...
Это была правда. Фрося любила фильмы в жанре «хоррор», и Аня порой удивлялась знаниям дочери – та была знакома не только с новинками, но и с ретро-лентами. Насмотришься таких «шедевров», пожалуй и вовсе не проснешься.
Но сейчас мать не поверила.
Сомневаюсь я что-то.... Насчет разных там фильмов - ты у меня человечек закаленный...Я не буду допытываться – скажи только в общем... У тебя ничего не случилось?
Ничего.
Аня испытующе посмотрела на дочь, но лезть в душу было против ее правил.
Ну хорошо, – сказала она, – Тогда вот что.... От нервов очень хорошо помогает физическая работа. Давай затеем завтра генеральную уборку. Я давно собиралась...
Фрося только вздохнула. Она терпеть не могла убираться – особенно подолгу, часами. Но также она знала – если матери не помочь, та сделает все одна, и к вечеру, конечно, будет падать от усталости.
Зеленые огоньки на электронных часах показывали два ночи, можно еще успеть выспаться, но Аня медлила уйти. Дочь не любила вопросы «в лоб», поэтому мать спросила как бы между прочим:
А с Митей у тебя все нормально?
Да...
Фрося отвернулась к стене, укрылась одеялом почти по самую макушку. Аня еще постояла на пороге комнаты, точно ожидая каких-то слов, а потом тихо вышла.
К тому, что в жизни Фроси появился Митя, мать отнеслась с настороженностью.
Митя был актером. Высокий, красивый парень. Слишком красивый – на таких оборачиваются девчонки. Перед началом съемок нового фильма нескольких человек из актерского состава отправили учиться у каскадеров нужным навыкам. Понятно было, что самую оп-асную работу возьмут на себя трюкачи, но все-таки и герои должны были кое-что уметь.
Митя учился приемам рукопашного боя, работе с бичом.
Там, у каскадеров, он и познакомился с Фросей, которая вечно терлась в этой компании. Возможно, если бы он встретил ее в другой обстановке, то не обратил бы на девушку внимания.
Но в те минуты, когда Фрося жонглировала «огненным кубом» – от нее трудно было отвести глаза. То, что она делала - завораживало.
Митя самонадеянно решил попробовать тоже. Он был баловнем судьбы, и ему обычно все удавалось.
Но он не отметил для себя, что Фрося была в перчатках. Девушка протянула ему куб с улыбкой, которую можно было бы назвать... сложной. И он тут же понял – почему. Одного прикосновения к горячему металлу хватило Мите, чтобы зашипеть от боли.
... Эта их встреча не стала эпизодом. Митя начал время от времени звонить, а потом и приглашать Фросю куда-то.
Аня считала, что ничего путного из этих отношений не выйдет. Митя скоро сделается слишком популярным, и поймет, что Фрося – девушка с заурядной внешностью, нелегким характером и проблемами с речью – ему не пара.
Правда, в последнее время Фрося стала выговорить многие слова уже довольно четко. И новых знакомых порой не догадывались, что речь – слабое место девушки. Но Митя-то не мог этого не заметить.
...Утром Аня жарила сырники и варила кофе. Фрося сидела в кухне в ожидании завтрака и вдыхала вкусные ароматы.
Знаешь, меня вот такие вещи всегда спасали, – вдруг сказала мать, – Когда я чувствовала, что зашиваюсь, тону в тысяче дел, словом, полный цейтнот – я всегда говорила себе: «Стоп». И принималась делать то, что я люблю. Медленно, неторопливо, получая удовольствие от процесса. Взять и просто отжать творог. Добавить в него ваниль и изюм. Разбить яйцо... Ну и так далее, не стану грузить тебя рецептами. Можно покрасить волосы. Или пересадить цветок. Главное – сбросить скорость, выпрыгнуть из этого беличьего круга... Тогда удается перевести дыхание и появляются силы, чтобы жить дальше...
Фрося пила крепкий кофе маленькими глотками. Потом дернула подбородком. Аня поняла этот жест, он означал – что ты поручишь мне?
Начни с антресолей, – попросила Аня, – Я маленькая, мне трудно туда добраться... Там наверняка скопилась куча всего, что можно выбросить в мусорку...
Фрося босиком стояла на табуретке. Сбрасывала вещи с антресолей прямо на пол. Сначала она их рассортирует, а потом то, что решит оставить, станет складывать в стопки и вернет обратно.
Вот что здесь, например, делают эти обувные коробки? Судя по весу- они пусты...Но мама не выбрасывает их до последнего. Все думает, что можно там что-то хранить... Например, квитанции ЖКХ... А вот в этой коробке что-то есть...Перекатывается....
Фрося подняла крышку и замерла. Перед ней был тот самый приемник, которым так дорожил отец..
Когда его не стало, Фрося тщетно искала эту вещицу. Перерыла весь чулан, который был «кабинетом» Валентина. И с огорчением думала, что приемник, наверное, кому-то попался на глаза – и его выбросили. Старый, никчемный, махровое «ретро».
Он был маленьким и довольно тяжелым. Фрося ничего не смыслила в этом и не могла бы сказать – к какому времени относится корпус, что за марка... Это надо в интернете смотреть...Фрося поспешно спустилась с табуретки и попробовала включить приемник в сеть. Но он не оживал, вообще не подавал никаких признаков жизни. Будь отец здесь – он подсказал бы ей, как работает эта штука. Ведь Валентин говорил, что она полностью готова, что ему все удалось...
Одно Фрося знала – она сама приемник уж точно не выбросит. Пусть он не издаст ни единого звука – все равно он останется памятью об отце...
Фрося унесла «памятку» к себе, поставила на тумбочку, и только после этого вернулась к уборке.
Работы в тот день хватило им с мамой обеим, и поздним вечером ложась спать, Фрося надеялась, что уснет сама – крепко и без сновидений.
Она не говорила об этом матери, но давно уже попросила Митю достать ей какое-нибудь снот-ворное. В его среде это не составляло труда- он принес ей таб-летки на другой же день.
Главное, чтобы не было снов – в последнее время они приходили тяжелые, мучи-тельные. А в ту ночь, когда к ней прибежала мама, Фрося видела себя на кла-дбище, возле отцовской мо-гилы... Вот и сама она медленно погружается вниз, проходит сквозь толщу земли. Она боится увидеть ос-танки, ей страшно, но там, под землею – пустая пещера и в ней горит лампада...Настолько ясным было ощущение, что сейчас придет отец и заговорит с ней, что Фрося закричала.
А теперь ей казалось, что такая загадочная вещь, как этот старый приемник – живет своей жизнью, и ночью непременно пробудится. Девушке было страшно засыпать, она ждала, что ее разбудят звуки из потустороннего мира, но ничего не случилось – и она крепко проспала до утра.
На другой день Фрося не выдержала – и притащила приемник Мите. Он снимал квартиру, отличную модную студию, платил дорого, но приходил туда только ночевать. Один раз в шутку рассказал Фросе, устал настолько – что уснул в прихожей, сидя на банкетке, снимая ботинки. Проснулся утром – аккурат пора было идти на съемочную площадку.
-Красота, даже одеваться не надо... Выпил кофе –и бегом... – рассказывал он Фросе.
Так что застать Митю дома - было редкой удачей. Но Фросе это удалось. Она протянула приемник другу:
Не работает, – и выговорила трудное для нее слово, – Почини...
Митька как-то говорил ей, что разбирается в старой технике, отец у него коллекционирует модели. Но сейчас друг озадаченно крутил приемник в руках.
Это же за хре...., – он бросил взгляд на Фросю и поправился, – Странная штуковина...Не работает, говоришь... Так она и будет – старушка уже совсем... Ее даже ремонтировать вряд ли где возьмутся – тут надо специальные детали искать, антиквариат...Зачем она тебе?
Надо, – коротко ответила Фрося.
Митя ушел и вернулся с отверткой. Он бросил на Фросю красноречивый взгляд, спрашивая разрешения открыть приемник. Девушка кивнула.
Когда же задняя стенка была снята, Митя присвистнул:
Ничего себе....
Фрося подошла посмотреть. Митя указал ей на странную металлическую штуковину, похожую на украшение, на подвеску, она явно занимала место одной из деталей. Девушка вздрогнула, когда увидела ее. Амулет...
Вот в чем дело, наверное... Вытащить ее – и все заработает. Кому понадобилось ее сюда засунуть. И ведь потом приемник аккуратно закрыли... Прятали эту ерунду, что ли? Достаем?
Но Фрося схватила друга за руку и мотала головой из стороны в сторону, что не оставляло сомнений.
Нет... Отец хотел... Так... Собери...
Пришлось возвращать заднюю стенку на место, после чего Митя развел руками:
Вот и все... Не бойся, я там ничего не повредил...Только посмотрел, но больше ничего сделать не могу.Есть еще вариант – отнеси свой агрегат к спецам, пусть тебе поставят современную начинку, а корпус останется этот. Если ты любишь старину – самое то.... И звучать станет – и сможешь всех удивлять такой древностью.
Фрося снова покачала головой. Молча убрала приемник в сумку. Оставалась после этого она у Мити недолго. Выпила кофе, отдавая дань приличиям – мол, не только за делом приходила, но и тебя повидать, спасибо за помощь – и простилась.
Вечером в своей комнате, уже лежа в постели, Фрося долго не могла расстаться с отцовской памяткой. Держала приемник, поглаживала его пальцами, будто рассчитывала найти ту тайную кнопку, которую стоит только нажать, и радио оживет.
А потом со вздохом сожаления поставила вещицу на тумбочку.
...Проснулась девушка среди ночи. И не сразу поняла, что ее разбудило. Свет уличного фонаря привычно лился в комнату. Тишина...Нет... Фрося вдруг отметила, что привычной тишины нет. Внутри приемника что-то тихо потрескивало...
Ей бы обрадоваться, что желание ее исполнилось – радио заработало, но вместо этого Фрося перепугалась страшно, будто в комнату вошел чужой человек – и видел в этот момент ее, и что угодно мог с ней сделать.
Шкала слабо светилась. А звуки... Вроде и говорить не о чем... Легкий треск и все...Но он менялся, словно кто-то вращал колесико... Очень медленно, чтобы не пропустить нужную частоту...А потом кто-то закашлялся...Мужчина, старик...Фрося рывком села в постели, подняла одеяло до самого горла, точно щит.
Чер-тово место, – сквозь кашель сказал старик.
Казалось, он разговаривал сам с собой. Он и место назвал – Фрося слышала о нем. Старинное село, которое вероятно тихо и незаметно уме-рло бы, подобно своим собратьям. Но уж больно хороша здесь была природа. И стали строить тут дачи богатые люди, двухэтажные дачи-особняки. Говорили друг другу, что, уйдя со временем на покой, станут приезжать сюда на лето – отдыхать в тишине. С трех сторон окружено село горами, а с четвертой стороны – Волга...Два часа туда ехать – это тоже было Фросе известно. А в последние годы появилась в селе и своя диковинка, под которую стали возить туда туристов. Нашелся любитель, отреставрировал бывший помещичий дом, вернул ему былую красоту.
И хоть внутрь хозяин никого не пускал, и камеры наблюдения висели, а все же приезжали туристические автобусы, останавливались у ограды. Гиды рассказывали о помещике, что здесь жил – время перемешало правду с вымыслом, и теперь о человеке этом уже ходили легенды. Говорили, что увлекался он то ли алхимией, то ли спиритизмом, потому и поселился наособицу и дружбы ни с кем не водил. Другие слухи это опровергали, согласно им хозяин, наоборот, был сведущ в медицине и немало помощи оказал тем, кто к нему обращался...
Чер-тово место, – повторил старик.
И словно бы отошел... А потом... У Фроси оборвалось сердце, когда она услышала голос отца... В отдалении, словно он с кем-то разговаривал.
Они не выпустят меня отсюда, – говорил отец, – И в конце концов я исчезну по-настоящему...
Потом до нее дошло и не потратив пары секунд на то, чтобы зажечь свет и найти тапочки, она босиком прибежала в комнату дочери. Стала трясти Фросю за плечо.Но слишком глубоким был сон и разбудить дочь удалось не сразу. Однако, когда она открыла глаза, стало понятно, насколько она благодарна матери, избавившей ее от кошмара. Лоб у Фроси был в поту, и она тяжело дышала.
Что тебе снилось? – в голосе Ани звучала тревога.
Пустое. Ужа-стиков на ночь глядя пересмотрела, вот и всё...
Это была правда. Фрося любила фильмы в жанре «хоррор», и Аня порой удивлялась знаниям дочери – та была знакома не только с новинками, но и с ретро-лентами. Насмотришься таких «шедевров», пожалуй и вовсе не проснешься.
Но сейчас мать не поверила.
Сомневаюсь я что-то.... Насчет разных там фильмов - ты у меня человечек закаленный...Я не буду допытываться – скажи только в общем... У тебя ничего не случилось?
Ничего.
Аня испытующе посмотрела на дочь, но лезть в душу было против ее правил.
Ну хорошо, – сказала она, – Тогда вот что.... От нервов очень хорошо помогает физическая работа. Давай затеем завтра генеральную уборку. Я давно собиралась...
Фрося только вздохнула. Она терпеть не могла убираться – особенно подолгу, часами. Но также она знала – если матери не помочь, та сделает все одна, и к вечеру, конечно, будет падать от усталости.
Зеленые огоньки на электронных часах показывали два ночи, можно еще успеть выспаться, но Аня медлила уйти. Дочь не любила вопросы «в лоб», поэтому мать спросила как бы между прочим:
А с Митей у тебя все нормально?
Да...
Фрося отвернулась к стене, укрылась одеялом почти по самую макушку. Аня еще постояла на пороге комнаты, точно ожидая каких-то слов, а потом тихо вышла.
К тому, что в жизни Фроси появился Митя, мать отнеслась с настороженностью.
Митя был актером. Высокий, красивый парень. Слишком красивый – на таких оборачиваются девчонки. Перед началом съемок нового фильма нескольких человек из актерского состава отправили учиться у каскадеров нужным навыкам. Понятно было, что самую оп-асную работу возьмут на себя трюкачи, но все-таки и герои должны были кое-что уметь.
Митя учился приемам рукопашного боя, работе с бичом.
Там, у каскадеров, он и познакомился с Фросей, которая вечно терлась в этой компании. Возможно, если бы он встретил ее в другой обстановке, то не обратил бы на девушку внимания.
Но в те минуты, когда Фрося жонглировала «огненным кубом» – от нее трудно было отвести глаза. То, что она делала - завораживало.
Митя самонадеянно решил попробовать тоже. Он был баловнем судьбы, и ему обычно все удавалось.
Но он не отметил для себя, что Фрося была в перчатках. Девушка протянула ему куб с улыбкой, которую можно было бы назвать... сложной. И он тут же понял – почему. Одного прикосновения к горячему металлу хватило Мите, чтобы зашипеть от боли.
... Эта их встреча не стала эпизодом. Митя начал время от времени звонить, а потом и приглашать Фросю куда-то.
Аня считала, что ничего путного из этих отношений не выйдет. Митя скоро сделается слишком популярным, и поймет, что Фрося – девушка с заурядной внешностью, нелегким характером и проблемами с речью – ему не пара.
Правда, в последнее время Фрося стала выговорить многие слова уже довольно четко. И новых знакомых порой не догадывались, что речь – слабое место девушки. Но Митя-то не мог этого не заметить.
...Утром Аня жарила сырники и варила кофе. Фрося сидела в кухне в ожидании завтрака и вдыхала вкусные ароматы.
Знаешь, меня вот такие вещи всегда спасали, – вдруг сказала мать, – Когда я чувствовала, что зашиваюсь, тону в тысяче дел, словом, полный цейтнот – я всегда говорила себе: «Стоп». И принималась делать то, что я люблю. Медленно, неторопливо, получая удовольствие от процесса. Взять и просто отжать творог. Добавить в него ваниль и изюм. Разбить яйцо... Ну и так далее, не стану грузить тебя рецептами. Можно покрасить волосы. Или пересадить цветок. Главное – сбросить скорость, выпрыгнуть из этого беличьего круга... Тогда удается перевести дыхание и появляются силы, чтобы жить дальше...
Фрося пила крепкий кофе маленькими глотками. Потом дернула подбородком. Аня поняла этот жест, он означал – что ты поручишь мне?
Начни с антресолей, – попросила Аня, – Я маленькая, мне трудно туда добраться... Там наверняка скопилась куча всего, что можно выбросить в мусорку...
Фрося босиком стояла на табуретке. Сбрасывала вещи с антресолей прямо на пол. Сначала она их рассортирует, а потом то, что решит оставить, станет складывать в стопки и вернет обратно.
Вот что здесь, например, делают эти обувные коробки? Судя по весу- они пусты...Но мама не выбрасывает их до последнего. Все думает, что можно там что-то хранить... Например, квитанции ЖКХ... А вот в этой коробке что-то есть...Перекатывается....
Фрося подняла крышку и замерла. Перед ней был тот самый приемник, которым так дорожил отец..
Когда его не стало, Фрося тщетно искала эту вещицу. Перерыла весь чулан, который был «кабинетом» Валентина. И с огорчением думала, что приемник, наверное, кому-то попался на глаза – и его выбросили. Старый, никчемный, махровое «ретро».
Он был маленьким и довольно тяжелым. Фрося ничего не смыслила в этом и не могла бы сказать – к какому времени относится корпус, что за марка... Это надо в интернете смотреть...Фрося поспешно спустилась с табуретки и попробовала включить приемник в сеть. Но он не оживал, вообще не подавал никаких признаков жизни. Будь отец здесь – он подсказал бы ей, как работает эта штука. Ведь Валентин говорил, что она полностью готова, что ему все удалось...
Одно Фрося знала – она сама приемник уж точно не выбросит. Пусть он не издаст ни единого звука – все равно он останется памятью об отце...
Фрося унесла «памятку» к себе, поставила на тумбочку, и только после этого вернулась к уборке.
Работы в тот день хватило им с мамой обеим, и поздним вечером ложась спать, Фрося надеялась, что уснет сама – крепко и без сновидений.
Она не говорила об этом матери, но давно уже попросила Митю достать ей какое-нибудь снот-ворное. В его среде это не составляло труда- он принес ей таб-летки на другой же день.
Главное, чтобы не было снов – в последнее время они приходили тяжелые, мучи-тельные. А в ту ночь, когда к ней прибежала мама, Фрося видела себя на кла-дбище, возле отцовской мо-гилы... Вот и сама она медленно погружается вниз, проходит сквозь толщу земли. Она боится увидеть ос-танки, ей страшно, но там, под землею – пустая пещера и в ней горит лампада...Настолько ясным было ощущение, что сейчас придет отец и заговорит с ней, что Фрося закричала.
А теперь ей казалось, что такая загадочная вещь, как этот старый приемник – живет своей жизнью, и ночью непременно пробудится. Девушке было страшно засыпать, она ждала, что ее разбудят звуки из потустороннего мира, но ничего не случилось – и она крепко проспала до утра.
На другой день Фрося не выдержала – и притащила приемник Мите. Он снимал квартиру, отличную модную студию, платил дорого, но приходил туда только ночевать. Один раз в шутку рассказал Фросе, устал настолько – что уснул в прихожей, сидя на банкетке, снимая ботинки. Проснулся утром – аккурат пора было идти на съемочную площадку.
-Красота, даже одеваться не надо... Выпил кофе –и бегом... – рассказывал он Фросе.
Так что застать Митю дома - было редкой удачей. Но Фросе это удалось. Она протянула приемник другу:
Не работает, – и выговорила трудное для нее слово, – Почини...
Митька как-то говорил ей, что разбирается в старой технике, отец у него коллекционирует модели. Но сейчас друг озадаченно крутил приемник в руках.
Это же за хре...., – он бросил взгляд на Фросю и поправился, – Странная штуковина...Не работает, говоришь... Так она и будет – старушка уже совсем... Ее даже ремонтировать вряд ли где возьмутся – тут надо специальные детали искать, антиквариат...Зачем она тебе?
Надо, – коротко ответила Фрося.
Митя ушел и вернулся с отверткой. Он бросил на Фросю красноречивый взгляд, спрашивая разрешения открыть приемник. Девушка кивнула.
Когда же задняя стенка была снята, Митя присвистнул:
Ничего себе....
Фрося подошла посмотреть. Митя указал ей на странную металлическую штуковину, похожую на украшение, на подвеску, она явно занимала место одной из деталей. Девушка вздрогнула, когда увидела ее. Амулет...
Вот в чем дело, наверное... Вытащить ее – и все заработает. Кому понадобилось ее сюда засунуть. И ведь потом приемник аккуратно закрыли... Прятали эту ерунду, что ли? Достаем?
Но Фрося схватила друга за руку и мотала головой из стороны в сторону, что не оставляло сомнений.
Нет... Отец хотел... Так... Собери...
Пришлось возвращать заднюю стенку на место, после чего Митя развел руками:
Вот и все... Не бойся, я там ничего не повредил...Только посмотрел, но больше ничего сделать не могу.Есть еще вариант – отнеси свой агрегат к спецам, пусть тебе поставят современную начинку, а корпус останется этот. Если ты любишь старину – самое то.... И звучать станет – и сможешь всех удивлять такой древностью.
Фрося снова покачала головой. Молча убрала приемник в сумку. Оставалась после этого она у Мити недолго. Выпила кофе, отдавая дань приличиям – мол, не только за делом приходила, но и тебя повидать, спасибо за помощь – и простилась.
Вечером в своей комнате, уже лежа в постели, Фрося долго не могла расстаться с отцовской памяткой. Держала приемник, поглаживала его пальцами, будто рассчитывала найти ту тайную кнопку, которую стоит только нажать, и радио оживет.
А потом со вздохом сожаления поставила вещицу на тумбочку.
...Проснулась девушка среди ночи. И не сразу поняла, что ее разбудило. Свет уличного фонаря привычно лился в комнату. Тишина...Нет... Фрося вдруг отметила, что привычной тишины нет. Внутри приемника что-то тихо потрескивало...
Ей бы обрадоваться, что желание ее исполнилось – радио заработало, но вместо этого Фрося перепугалась страшно, будто в комнату вошел чужой человек – и видел в этот момент ее, и что угодно мог с ней сделать.
Шкала слабо светилась. А звуки... Вроде и говорить не о чем... Легкий треск и все...Но он менялся, словно кто-то вращал колесико... Очень медленно, чтобы не пропустить нужную частоту...А потом кто-то закашлялся...Мужчина, старик...Фрося рывком села в постели, подняла одеяло до самого горла, точно щит.
Чер-тово место, – сквозь кашель сказал старик.
Казалось, он разговаривал сам с собой. Он и место назвал – Фрося слышала о нем. Старинное село, которое вероятно тихо и незаметно уме-рло бы, подобно своим собратьям. Но уж больно хороша здесь была природа. И стали строить тут дачи богатые люди, двухэтажные дачи-особняки. Говорили друг другу, что, уйдя со временем на покой, станут приезжать сюда на лето – отдыхать в тишине. С трех сторон окружено село горами, а с четвертой стороны – Волга...Два часа туда ехать – это тоже было Фросе известно. А в последние годы появилась в селе и своя диковинка, под которую стали возить туда туристов. Нашелся любитель, отреставрировал бывший помещичий дом, вернул ему былую красоту.
И хоть внутрь хозяин никого не пускал, и камеры наблюдения висели, а все же приезжали туристические автобусы, останавливались у ограды. Гиды рассказывали о помещике, что здесь жил – время перемешало правду с вымыслом, и теперь о человеке этом уже ходили легенды. Говорили, что увлекался он то ли алхимией, то ли спиритизмом, потому и поселился наособицу и дружбы ни с кем не водил. Другие слухи это опровергали, согласно им хозяин, наоборот, был сведущ в медицине и немало помощи оказал тем, кто к нему обращался...
Чер-тово место, – повторил старик.
И словно бы отошел... А потом... У Фроси оборвалось сердце, когда она услышала голос отца... В отдалении, словно он с кем-то разговаривал.
Они не выпустят меня отсюда, – говорил отец, – И в конце концов я исчезну по-настоящему...
Дорога была красивой – пожалуй, краше не было в их краях. С правой стороны поднимались невысокие, покрытые зеленью горы, и дорога огибала их серпантином. А слева синела Волга, удивительно яркая в этот солнечный день.
Там нет даже гостиницы, – сокрушался Митя, – Только один дол-баный туристический клуб. На месте бывшей школы...Наверняка там предложат спать вповалку, на матрасах и в спальниках...
Фрося выразительно посмотрела на него, и дернула плечом. Он научился понимать ее без слов. И сейчас она будто напоминала ему – местные богатые жители не желают видеть у себя туристов, что ж поделаешь...
Мы же не на разведку едем, – продолжал Митя, – Нам же за результатом...
Фросе нравилось, как друг ведет машину. Митя никогда не лихачил, не кичился своей дорогой тачкой, но был профессионалом. Когда он за рулем – можно закрывать глаза и спокойно дремать, зная, что с тобой ничего не случится.
Дня два...три..., – сказала Фрося, и махнула рукой – мол, ерунда, выдержим в любых условиях.
Минувшие вечера она просидела над картами, зрительная память у нее была отличная. И сейчас, на подъезде к селу, Фрося слегка сжала плечо Мити и махнула вправо, на совсем неприметную дорогу.
А что там? – поинтересовался Митя, но послушался подругу и свернул.
Машина, не торопясь, всползла на склон горы и остановилась на смотровой площадке. Молодые люди вышли. После салона с кондиционером здесь им показалось жарко, как в печке. Фрося взяла друга за руку и подвела его к краю площадки. Село лежало перед ними как на ладони.
Где? – спросил Митя, опять-таки понимая ее без слов.
Фрося показала пальцем туда, где село кончалось, где начиналась плотная стена зелени. Там стоял белый дом с колоннами резко контрастировавший с богатыми дачами из красного кирпича. За домом виднелось еще одно строение, деревянное, потемневшее от времени и несколько хозяйственных построек.
Это то самое поместье?
Фрося прикрыла глаза.
А сейчас нам куда ехать?
Девушка чуть повернулась и ткнула пальцем по направлению к центру села. В четырехэтажном каменном здании раньше была школа, в этом сомневаться не приходилось. Вот и характерный двор с турниками.
Там..теперь... .живут туристы,
На деле все оказалось не так уж плохо. Импровизированную гостиницу назвали «Привал путешественника» – в ней было несколько номеров, переоборудованных из бывших классов. Двухярусные кровати и общая кухня.
Испанцы тут хотели все по-настоящему устроить, – рассказывала хозяйка гостиницы, помогая ребятам устроиться, – Заказывали им местные власти проект. Приехали два здоровущих дядьки, смуглые такие, делали в клубе презентацию. Ох, сколько всего наворотили... Тут и горнолыжка с разными трассами, и водный спорт, и поля для гольфа... А только богатенькие наши разговаривали с ними через губу. А потом с мэром по свойски побеседовали. Мол, мы хотели тут старость в тишине и покое встречать, а ты нам проходной двор устроить собираешься. А вы, наверное, как и все, усадьбу посмотреть приехали? И на святой источник сходить?
Фрося неопределенно кивнула. И хозяйка тут же стала пояснять.
Вы как на улицу выйдете, сразу налево сворачивайте и ступайте до самого конца. Улица наша аккурат в забор усадьбы упирается. Только внутрь вас не пустят. Охрана там и всякие камеры. Но если на горочку подняться, то можно сделать фото сверху. Здание и вправду красивое...
...Они шли по улице, и Митя держал Фросю за руку, точно она могла убежать.
Не...пустят..., – сказала Фрося, что-то обдумывая.
Может быть, поднявшись на склон горы, она рассчитывала высмотреть какое-то «слабое место», через которое можно проникнуть в усадьбу.
Посмотрим, – с неожиданным спокойствием откликнулся Митя.
...Хозяйка оказалась права. Перед металлическими воротами художественной работы стояли несколько человек – заезжие, туристы. Их машины ожидали здесь же, на площадке. А люди тщетно пытались сделать хорошие снимки. Кто-то вставал на цыпочки, кто-то поднимал телефон над головой...
Фрося бросила взгляд на друга и отметила, что тот изменился. Лицо стало замкнутым, каким-то жестким. И шел Митя уже иначе, точно все должны были расступиться перед ним. Без колебаний он нажал кнопку звонка.
Кто? – через пару мгновений откликнулся мужской голос.
К Евгению Павловичу, – откликнулся Митя.
Так звали владельца усадьбы. И, как выяснили ребята, он сейчас должен был быть здесь.
Кто? – повторил свой вопрос голос, но уже не было в нем ни повелительных интонаций, ни небрежности. Учтиво звучал он, вежливо.
Митя взял паузу – и раньше, чем он ответил, открылась неприметная калитка сбоку. Мужчина в форме охранника выжидательно смотрел на них.
Митя все таким же жестом «хозяина жизни, которому никто не посмеет отказать» снял темные очки. Представился. Киноартист, здесь проездом. Много слышал о старинном доме, хотел посмотреть на него своими глазами. Охранник вздохнул и попросил ребят пройти – под завистливыми взглядами остальных туристов, которых не пускали внутрь.
Подождите здесь, – охранник кивнул на скамью у входа, – Я позвоню Евгению Павловичу... Если он разрешит....
Митя небрежно кивнул. Время от времени в этом старинном селе бывали известные люди, ничего удивительного. То популярный бард заедет, то художник с именем, то политик, чье имя на слуху. Такими гостями сельчане гордились.
Фрося беглым взглядом осматривала сад – явно творение рук профессионала-дизайнера, не любителя. Но, в основном, ее интересовал здешний подвал. А его отсюда не увидишь.
Времени прошло всего-ничего, а по дорожке, обрамленной кустами цветущих роз, к ним уже шел хозяин – мужчина средних лет, стройный, подтянутый, в футболке и легких брюках. Он улыбался, но Фросю обдало холодком. Девушка знала, что интуиция ее редко подводит.
Узнал, узнал..., – говорил Евгений Павлович, – Как же, смотрел...видел вас.... Этот.. .»Частный клуб» – даже жене моей фильм понравился...Приятно, что вы заехали. Прочитали где-то про это место?
И про то, что вы здесь – меценат, – Митя пожал руку хозяину, Фрося кивнула, – Если бы не вы – здание полностью разрушилось бы...
Да-да-да...Видели бы вы эти руины... С чего я начинал... Перекрытий между первым и вторым этажом не было вовсе. А восстанавливать чем попало нельзя...Надо выдерживать стиль, чтобы под старину... Хотите, чтобы я вам всё показал?
Да, пожалуйста, - разрешил Митя, – Было бы любопытно.
Бровями он сделал Фросе выразительный знак – мол, пока я отвлекаю хозяина – постарайся приметить то, что тебе нужно.
Хозяйство Евгений Павлович показывал с тем удовольствием, с каким люди говорят о самых больших своих достижениях. Зимний сад, оранжерея, небольшой фонтан...
Пройдемте в дом, там тоже есть на что посмотреть...
Что это? – вдруг подала голос Фрося.
Она указывала на строение сзади «господского дома». Это был настоящий терем, дом- башня, деревянный и очень старый. Пожалуй, старше всего, что находилось здесь.
Это, – Евгений Павлович поморщился, словно отвечать ему не очень хотелось. Но интонации почти сразу сделались снова любезными, – С этого тут все и начиналось. Первый дом того помещика, что тут жил. Все никак не решу, что с ним делать. Старое, потемневшее дерево. Пожалуй, восстанавливать не имеет смысла. Разобрать, сжечь...Когда дойдут руки...Пока все время что-то отвлекает.
Да в нем можно фильмы про привидения снимать, – Митя, почувствовав интерес Фроси, рассматривал «терем», – А внутрь войти можно?
Нет, – отрезал хозяин, – Там все в запустении. Можно ногу подвернуть, или на голову что-то свалится. Пойдемте в большой дом, там много интересного.
Хорошо, что он не заметил взгляда, которым обменялись ребята. Они словно сказали друг другу: «Сюда надо вернуться».
Там нет даже гостиницы, – сокрушался Митя, – Только один дол-баный туристический клуб. На месте бывшей школы...Наверняка там предложат спать вповалку, на матрасах и в спальниках...
Фрося выразительно посмотрела на него, и дернула плечом. Он научился понимать ее без слов. И сейчас она будто напоминала ему – местные богатые жители не желают видеть у себя туристов, что ж поделаешь...
Мы же не на разведку едем, – продолжал Митя, – Нам же за результатом...
Фросе нравилось, как друг ведет машину. Митя никогда не лихачил, не кичился своей дорогой тачкой, но был профессионалом. Когда он за рулем – можно закрывать глаза и спокойно дремать, зная, что с тобой ничего не случится.
Дня два...три..., – сказала Фрося, и махнула рукой – мол, ерунда, выдержим в любых условиях.
Минувшие вечера она просидела над картами, зрительная память у нее была отличная. И сейчас, на подъезде к селу, Фрося слегка сжала плечо Мити и махнула вправо, на совсем неприметную дорогу.
А что там? – поинтересовался Митя, но послушался подругу и свернул.
Машина, не торопясь, всползла на склон горы и остановилась на смотровой площадке. Молодые люди вышли. После салона с кондиционером здесь им показалось жарко, как в печке. Фрося взяла друга за руку и подвела его к краю площадки. Село лежало перед ними как на ладони.
Где? – спросил Митя, опять-таки понимая ее без слов.
Фрося показала пальцем туда, где село кончалось, где начиналась плотная стена зелени. Там стоял белый дом с колоннами резко контрастировавший с богатыми дачами из красного кирпича. За домом виднелось еще одно строение, деревянное, потемневшее от времени и несколько хозяйственных построек.
Это то самое поместье?
Фрося прикрыла глаза.
А сейчас нам куда ехать?
Девушка чуть повернулась и ткнула пальцем по направлению к центру села. В четырехэтажном каменном здании раньше была школа, в этом сомневаться не приходилось. Вот и характерный двор с турниками.
Там..теперь... .живут туристы,
На деле все оказалось не так уж плохо. Импровизированную гостиницу назвали «Привал путешественника» – в ней было несколько номеров, переоборудованных из бывших классов. Двухярусные кровати и общая кухня.
Испанцы тут хотели все по-настоящему устроить, – рассказывала хозяйка гостиницы, помогая ребятам устроиться, – Заказывали им местные власти проект. Приехали два здоровущих дядьки, смуглые такие, делали в клубе презентацию. Ох, сколько всего наворотили... Тут и горнолыжка с разными трассами, и водный спорт, и поля для гольфа... А только богатенькие наши разговаривали с ними через губу. А потом с мэром по свойски побеседовали. Мол, мы хотели тут старость в тишине и покое встречать, а ты нам проходной двор устроить собираешься. А вы, наверное, как и все, усадьбу посмотреть приехали? И на святой источник сходить?
Фрося неопределенно кивнула. И хозяйка тут же стала пояснять.
Вы как на улицу выйдете, сразу налево сворачивайте и ступайте до самого конца. Улица наша аккурат в забор усадьбы упирается. Только внутрь вас не пустят. Охрана там и всякие камеры. Но если на горочку подняться, то можно сделать фото сверху. Здание и вправду красивое...
...Они шли по улице, и Митя держал Фросю за руку, точно она могла убежать.
Не...пустят..., – сказала Фрося, что-то обдумывая.
Может быть, поднявшись на склон горы, она рассчитывала высмотреть какое-то «слабое место», через которое можно проникнуть в усадьбу.
Посмотрим, – с неожиданным спокойствием откликнулся Митя.
...Хозяйка оказалась права. Перед металлическими воротами художественной работы стояли несколько человек – заезжие, туристы. Их машины ожидали здесь же, на площадке. А люди тщетно пытались сделать хорошие снимки. Кто-то вставал на цыпочки, кто-то поднимал телефон над головой...
Фрося бросила взгляд на друга и отметила, что тот изменился. Лицо стало замкнутым, каким-то жестким. И шел Митя уже иначе, точно все должны были расступиться перед ним. Без колебаний он нажал кнопку звонка.
Кто? – через пару мгновений откликнулся мужской голос.
К Евгению Павловичу, – откликнулся Митя.
Так звали владельца усадьбы. И, как выяснили ребята, он сейчас должен был быть здесь.
Кто? – повторил свой вопрос голос, но уже не было в нем ни повелительных интонаций, ни небрежности. Учтиво звучал он, вежливо.
Митя взял паузу – и раньше, чем он ответил, открылась неприметная калитка сбоку. Мужчина в форме охранника выжидательно смотрел на них.
Митя все таким же жестом «хозяина жизни, которому никто не посмеет отказать» снял темные очки. Представился. Киноартист, здесь проездом. Много слышал о старинном доме, хотел посмотреть на него своими глазами. Охранник вздохнул и попросил ребят пройти – под завистливыми взглядами остальных туристов, которых не пускали внутрь.
Подождите здесь, – охранник кивнул на скамью у входа, – Я позвоню Евгению Павловичу... Если он разрешит....
Митя небрежно кивнул. Время от времени в этом старинном селе бывали известные люди, ничего удивительного. То популярный бард заедет, то художник с именем, то политик, чье имя на слуху. Такими гостями сельчане гордились.
Фрося беглым взглядом осматривала сад – явно творение рук профессионала-дизайнера, не любителя. Но, в основном, ее интересовал здешний подвал. А его отсюда не увидишь.
Времени прошло всего-ничего, а по дорожке, обрамленной кустами цветущих роз, к ним уже шел хозяин – мужчина средних лет, стройный, подтянутый, в футболке и легких брюках. Он улыбался, но Фросю обдало холодком. Девушка знала, что интуиция ее редко подводит.
Узнал, узнал..., – говорил Евгений Павлович, – Как же, смотрел...видел вас.... Этот.. .»Частный клуб» – даже жене моей фильм понравился...Приятно, что вы заехали. Прочитали где-то про это место?
И про то, что вы здесь – меценат, – Митя пожал руку хозяину, Фрося кивнула, – Если бы не вы – здание полностью разрушилось бы...
Да-да-да...Видели бы вы эти руины... С чего я начинал... Перекрытий между первым и вторым этажом не было вовсе. А восстанавливать чем попало нельзя...Надо выдерживать стиль, чтобы под старину... Хотите, чтобы я вам всё показал?
Да, пожалуйста, - разрешил Митя, – Было бы любопытно.
Бровями он сделал Фросе выразительный знак – мол, пока я отвлекаю хозяина – постарайся приметить то, что тебе нужно.
Хозяйство Евгений Павлович показывал с тем удовольствием, с каким люди говорят о самых больших своих достижениях. Зимний сад, оранжерея, небольшой фонтан...
Пройдемте в дом, там тоже есть на что посмотреть...
Что это? – вдруг подала голос Фрося.
Она указывала на строение сзади «господского дома». Это был настоящий терем, дом- башня, деревянный и очень старый. Пожалуй, старше всего, что находилось здесь.
Это, – Евгений Павлович поморщился, словно отвечать ему не очень хотелось. Но интонации почти сразу сделались снова любезными, – С этого тут все и начиналось. Первый дом того помещика, что тут жил. Все никак не решу, что с ним делать. Старое, потемневшее дерево. Пожалуй, восстанавливать не имеет смысла. Разобрать, сжечь...Когда дойдут руки...Пока все время что-то отвлекает.
Да в нем можно фильмы про привидения снимать, – Митя, почувствовав интерес Фроси, рассматривал «терем», – А внутрь войти можно?
Нет, – отрезал хозяин, – Там все в запустении. Можно ногу подвернуть, или на голову что-то свалится. Пойдемте в большой дом, там много интересного.
Хорошо, что он не заметил взгляда, которым обменялись ребята. Они словно сказали друг другу: «Сюда надо вернуться».
Часы, висевшие на стене «Приюта путешественника» тихо отзвонили полночь, и стрелки начали свое движение навстречу новому дню. В гостинице царила тишина. И тьма – фонарей в селе было не так много, на эту улицу достался всего один, и был от отсюда далеко.
Но мягко засветилась шкала приемника, и Фрося начала стучать по «потолку», то есть, по второму ярусу кровати. Не сразу свесилась вниз лохматая голова Мити. Парень явно видел уже не первый сон.
Чего тебе?
Иди сюда...
Фрося села на постели, поджав ноги, устроила приемник на подушке поудобнее.
Он говорит...
Митя тяжело спрыгнул вниз, примостился в ногах.
Старичок снова кашлял. Казалось, протяни руку к приемнику и услышишь колебания воздух.
Виноградник... Кхе...кхе... Кхе...
Чего? – не поняла Фрося.
Те, кто находился там, по ту сторону никогда не вели с ней диалог. Только сообщали то, что хотели. Но сейчас вопрос вырвался у нее невольно. И старик ответил.
Я растил виноград на склоне горы, – сказал он ворчливо, – оттуда есть вход в погреб. Прежде там хранилось вино. Петли ржавые, поднять крышку ничего не стоит...
Почему ты нам помогаешь?
А вам бы хотелось, чтобы ваш дом превратили в тю-рьму? Прежде там не держали уз-ников....
Он там? Да? – Фрося не сказала «отец», она думала, что старичок поймет ее.
Но раньше, чем тот ответил, Фрося почувствовала, что....
Погоди, ты что-то не договариваешь. Дело ведь не только в этом...
Тот, кому принадлежал амулет, мой пра.. Пра... Много раз прадед. Этот дар должен был перейти ко мне. Но прадед по-гиб, а те, кто преда-вал его земле – не знали про силу амулета и по-хор-онили их вместе...
Фрося медленно кивала. Она была очень бледна.
Потомков у хозяина усадьбы не было, – пояснила она Мите, – Так что род прервался. Но кое-какими способностями этот человек обладал, как и его предки... Видимо, это передавалось по наследству. Он ле-чил гипнозом, мог читать мысли... Немного...
Митя отметил про себя, что девушка говорит все лучше и лучше. Словно само общение со «старичком» исцеляло ее.
Короче, пойдем....
Фрося выбралась из постели и начала быстро одеваться.
Куда? Ты что, серьезно собралась туда ночью? Прямо, так сказать, в пасть....
Ага, – Фрося засте-гивала джинсы, – А ты хочешь прийти туда днем, постучаться в ворота и сказать, – Выпустите, пожалуйста, человека, которого вы держите в подвале.... Нам очень надо....И тебя сразу послушаются, да?
Сумасшедшая..., – Митя тоже взялся за свою одежду и подумал, что ни один фильм, в котором он снимался, не вызывал у него таких острых ощущений, как те, какие он испытывал рядом с этой девочкой.
...Никто не заботился о том, чтобы предоставить Валентину более-менее сносные условия существования. В погребе было сыро и холодно.
Топчан, матрас, подушка, одеяло – и никакого постельного белья.
Дощатый стол, табурет – вот и вся меблировка. Действительно, ка-мера уз-ника...И постоянная сырость.
Валентин думал, что он совсем уже не напоминает человека. Провести здесь, под землей, столько времени...Лицо заросло щетиной и взгляд, наверное, безумный
Валентин думал и о том, зачем богатый, могущественный человек держит его здесь...
То ли надеется на чудеса – и полагает, что у его пле-нника есть талант Вольфа Мессинга (совершенно напрасно, кстати.)
То ли просто не отпускает, чтобы эта история не была предала огласке. Ведь журналисты схватятся за подобное, и тогда – че-рт побери – как бы не пришлось хозяину отвечать...
Валентин уже смирился с тем, что проведет здесь всю свою – скорее всего, короткую, жизнь. Поэтому, услышав скрип двери (которая не открывалась никогда, он уже перестал обращать на нее внимание) Валентин не поверил своим ушам. А увидев дочь в компании молодого человека – не поверил глазам.
Фрося без слов бросилась к нему на шею, и долго стояла – прильнув. Валентин гладил ее по волосам и думал, что сердце его, наверное, бьется так, что как маятник ударяет в ее щеку.
И Митя смотрел на отца с дочерью во все глаза. Право, в жизни случается такое, чего не выдумать сценаристам.
Но Митя же первым и прервал эту сцену.
Надо уходить, – сказал он негромко, – И побыстрее...
Нас никто не видел, – бормотала Фрося, не отрываясь от отца...
Уходим, – настаивал Митя, – Иначе – в лучшем случае – эта камера превратится в «трехместный номер». А в худшем – нас всех просто не станет.
Это мы еще посмотрим...
Фрося достала из рюкзачка тот самый приемник, поставила его на стол. И, встретив потрясенный взгляд отца, сказала твердо:
Надо расплатиться. Пора. По всем счетам.
Митя хотел, чтобы обратно в дверь Фрося нырнула первой, но девушка задержалась дольше остальных. Когда же, наконец, она осталась одна на пороге опустевшего подвала, а отец и друг смотрели из-за ее плеча..
.Никто из них толком не понял, что Фрося сделала.
С вытянутой руки ее точно сорвалось пламя...И побежало дорожками, оплетая ножки стола, поднимаясь по кровати, вышивая огненный ковер.
Фрося скользнула в подземный ход со словами:
Вот теперь – всё. Бежим!
Но сама еще обернулась и крикнула туда, где бушевал огонь:
Теперь ты свободен!
... Они не задержались, чтобы посмотреть со склона горы на то, какая суета поднялась в усадьбе. Не до того им было. Они неслись туда, где Митя оставил свою машину, бежали так, как будто за ними уже гнались.
Валентин знал, что очень ослабел в зато-чении, и сейчас сам не понимал, откуда у него берутся силы. Глаза, которые привыкли видеть в темноте, позволяли ему замечать неровности на дороге, он не споткнулся ни разу.
Едва они прыгнули на сидения, как Митя завел мотор.
...Валентин и Фрося устроились на заднем сидении. Огромное нервное напряжение сказалось на обоих, вымотало, и через четверть часа, когда оно стало отпускать, оба задремали.
Митя вел машину, время от времени смотрел на них в зеркало, и улыбался слегка. Больше он никому не позволит их тронуть.
Он знал, что впереди его ждет долгий путь, будет скорее всего, и слава, зазвучат ее медные трубы. Но они не соб-лазнят его, потому что у него останется настоящее. Вот та девочка, что спит сейчас на заднем сидении.
*
Своей «пожарки» в селе не было.
Пожарная машина приехала из райцентра часа через два, когда тушить уже было нечего.
«Огонь до неба» стал главным событием для местных жителей, но все сходились на том, что урон нанесен небольшой. Главное – не пострадало главное «господское» здание усадьбы. Иные говорили об этом едва ли не с сожалением, потому что «печаль богача – радость для бедняка» И если бы Евгений Павлович лишился всего – нашлись бы те, кого это обрадовало.
А тут – подумаешь, сго-рел допотопный деревянный дом, рассадник крыс...
Настало утро, и бизнесмен ходил по пепелищу, которое еще дымилось. Надо было, наверное, перебрать тут все, просеять, чтобы убедиться – вот они, ос-танки... Но Евгений Павлович не стал этого делать. Он испытывал суеверный страх. Ведь му-чительный конец уз-ника был полностью на его совести... Разумеется, тот сго-рел, другого варианта просто не могло быть.
Хорошо хоть, искать его никто не будет, потому что для всех – даже для самых близких – Валентин давно уже не существовал.
Надо просто вызвать машину, чтобы вывезла мусор.
Среди пепла что-то блеснуло. Евгений Павлович нагнулся чисто машинально и поднял то, что привлекло его внимание. Через мгновение он с пробудившимся интересом держал в руках странный металлический кружок, напоминавший формой солнце и разглядывал камень в его центре. Бизнесмен хорошо разбирался в драгоценностях, но подобного камня никогда еще не видел.
...Амулет ждал нового затмения.
Конец
Автор Татьяна Дивергент
(ссылка на автора - в комментариях)
Но мягко засветилась шкала приемника, и Фрося начала стучать по «потолку», то есть, по второму ярусу кровати. Не сразу свесилась вниз лохматая голова Мити. Парень явно видел уже не первый сон.
Чего тебе?
Иди сюда...
Фрося села на постели, поджав ноги, устроила приемник на подушке поудобнее.
Он говорит...
Митя тяжело спрыгнул вниз, примостился в ногах.
Старичок снова кашлял. Казалось, протяни руку к приемнику и услышишь колебания воздух.
Виноградник... Кхе...кхе... Кхе...
Чего? – не поняла Фрося.
Те, кто находился там, по ту сторону никогда не вели с ней диалог. Только сообщали то, что хотели. Но сейчас вопрос вырвался у нее невольно. И старик ответил.
Я растил виноград на склоне горы, – сказал он ворчливо, – оттуда есть вход в погреб. Прежде там хранилось вино. Петли ржавые, поднять крышку ничего не стоит...
Почему ты нам помогаешь?
А вам бы хотелось, чтобы ваш дом превратили в тю-рьму? Прежде там не держали уз-ников....
Он там? Да? – Фрося не сказала «отец», она думала, что старичок поймет ее.
Но раньше, чем тот ответил, Фрося почувствовала, что....
Погоди, ты что-то не договариваешь. Дело ведь не только в этом...
Тот, кому принадлежал амулет, мой пра.. Пра... Много раз прадед. Этот дар должен был перейти ко мне. Но прадед по-гиб, а те, кто преда-вал его земле – не знали про силу амулета и по-хор-онили их вместе...
Фрося медленно кивала. Она была очень бледна.
Потомков у хозяина усадьбы не было, – пояснила она Мите, – Так что род прервался. Но кое-какими способностями этот человек обладал, как и его предки... Видимо, это передавалось по наследству. Он ле-чил гипнозом, мог читать мысли... Немного...
Митя отметил про себя, что девушка говорит все лучше и лучше. Словно само общение со «старичком» исцеляло ее.
Короче, пойдем....
Фрося выбралась из постели и начала быстро одеваться.
Куда? Ты что, серьезно собралась туда ночью? Прямо, так сказать, в пасть....
Ага, – Фрося засте-гивала джинсы, – А ты хочешь прийти туда днем, постучаться в ворота и сказать, – Выпустите, пожалуйста, человека, которого вы держите в подвале.... Нам очень надо....И тебя сразу послушаются, да?
Сумасшедшая..., – Митя тоже взялся за свою одежду и подумал, что ни один фильм, в котором он снимался, не вызывал у него таких острых ощущений, как те, какие он испытывал рядом с этой девочкой.
...Никто не заботился о том, чтобы предоставить Валентину более-менее сносные условия существования. В погребе было сыро и холодно.
Топчан, матрас, подушка, одеяло – и никакого постельного белья.
Дощатый стол, табурет – вот и вся меблировка. Действительно, ка-мера уз-ника...И постоянная сырость.
Валентин думал, что он совсем уже не напоминает человека. Провести здесь, под землей, столько времени...Лицо заросло щетиной и взгляд, наверное, безумный
Валентин думал и о том, зачем богатый, могущественный человек держит его здесь...
То ли надеется на чудеса – и полагает, что у его пле-нника есть талант Вольфа Мессинга (совершенно напрасно, кстати.)
То ли просто не отпускает, чтобы эта история не была предала огласке. Ведь журналисты схватятся за подобное, и тогда – че-рт побери – как бы не пришлось хозяину отвечать...
Валентин уже смирился с тем, что проведет здесь всю свою – скорее всего, короткую, жизнь. Поэтому, услышав скрип двери (которая не открывалась никогда, он уже перестал обращать на нее внимание) Валентин не поверил своим ушам. А увидев дочь в компании молодого человека – не поверил глазам.
Фрося без слов бросилась к нему на шею, и долго стояла – прильнув. Валентин гладил ее по волосам и думал, что сердце его, наверное, бьется так, что как маятник ударяет в ее щеку.
И Митя смотрел на отца с дочерью во все глаза. Право, в жизни случается такое, чего не выдумать сценаристам.
Но Митя же первым и прервал эту сцену.
Надо уходить, – сказал он негромко, – И побыстрее...
Нас никто не видел, – бормотала Фрося, не отрываясь от отца...
Уходим, – настаивал Митя, – Иначе – в лучшем случае – эта камера превратится в «трехместный номер». А в худшем – нас всех просто не станет.
Это мы еще посмотрим...
Фрося достала из рюкзачка тот самый приемник, поставила его на стол. И, встретив потрясенный взгляд отца, сказала твердо:
Надо расплатиться. Пора. По всем счетам.
Митя хотел, чтобы обратно в дверь Фрося нырнула первой, но девушка задержалась дольше остальных. Когда же, наконец, она осталась одна на пороге опустевшего подвала, а отец и друг смотрели из-за ее плеча..
.Никто из них толком не понял, что Фрося сделала.
С вытянутой руки ее точно сорвалось пламя...И побежало дорожками, оплетая ножки стола, поднимаясь по кровати, вышивая огненный ковер.
Фрося скользнула в подземный ход со словами:
Вот теперь – всё. Бежим!
Но сама еще обернулась и крикнула туда, где бушевал огонь:
Теперь ты свободен!
... Они не задержались, чтобы посмотреть со склона горы на то, какая суета поднялась в усадьбе. Не до того им было. Они неслись туда, где Митя оставил свою машину, бежали так, как будто за ними уже гнались.
Валентин знал, что очень ослабел в зато-чении, и сейчас сам не понимал, откуда у него берутся силы. Глаза, которые привыкли видеть в темноте, позволяли ему замечать неровности на дороге, он не споткнулся ни разу.
Едва они прыгнули на сидения, как Митя завел мотор.
...Валентин и Фрося устроились на заднем сидении. Огромное нервное напряжение сказалось на обоих, вымотало, и через четверть часа, когда оно стало отпускать, оба задремали.
Митя вел машину, время от времени смотрел на них в зеркало, и улыбался слегка. Больше он никому не позволит их тронуть.
Он знал, что впереди его ждет долгий путь, будет скорее всего, и слава, зазвучат ее медные трубы. Но они не соб-лазнят его, потому что у него останется настоящее. Вот та девочка, что спит сейчас на заднем сидении.
*
Своей «пожарки» в селе не было.
Пожарная машина приехала из райцентра часа через два, когда тушить уже было нечего.
«Огонь до неба» стал главным событием для местных жителей, но все сходились на том, что урон нанесен небольшой. Главное – не пострадало главное «господское» здание усадьбы. Иные говорили об этом едва ли не с сожалением, потому что «печаль богача – радость для бедняка» И если бы Евгений Павлович лишился всего – нашлись бы те, кого это обрадовало.
А тут – подумаешь, сго-рел допотопный деревянный дом, рассадник крыс...
Настало утро, и бизнесмен ходил по пепелищу, которое еще дымилось. Надо было, наверное, перебрать тут все, просеять, чтобы убедиться – вот они, ос-танки... Но Евгений Павлович не стал этого делать. Он испытывал суеверный страх. Ведь му-чительный конец уз-ника был полностью на его совести... Разумеется, тот сго-рел, другого варианта просто не могло быть.
Хорошо хоть, искать его никто не будет, потому что для всех – даже для самых близких – Валентин давно уже не существовал.
Надо просто вызвать машину, чтобы вывезла мусор.
Среди пепла что-то блеснуло. Евгений Павлович нагнулся чисто машинально и поднял то, что привлекло его внимание. Через мгновение он с пробудившимся интересом держал в руках странный металлический кружок, напоминавший формой солнце и разглядывал камень в его центре. Бизнесмен хорошо разбирался в драгоценностях, но подобного камня никогда еще не видел.
...Амулет ждал нового затмения.
Конец
Автор Татьяна Дивергент
(ссылка на автора - в комментариях)
https://dzen.ru/blocha?share_to=link
https://ok.ru/group/70000001811695/topic/158319149907439