...

и вспомнила я свою бабу Шуру.
«О, дошли и до моей обители слухи о том, как надо быть да жить, если тебе сорок с хвостом.
Да боже ж ты мой, сколько у людей может быть проблем! Горячо сочувствую, от всей души.
Там лицо поплыло, там брови с брылями до колен спустились, и колени со страху тоже провисли.
Это же ад, а не жизнь, бабоньки!
Рыдаю вместе с вами.
Подошла к зеркалу, придирчиво осмотрела брыли с носогубами, ногой решительно задвинула весы куда подальше... Все , что надо - висит, что не надо - стоит (ус недощипанный, выхватила его тут-же, конечно).
Но в целом, то в целом - бабочка хоть куда. Хоть вагоны разгружать, хоть борща наварить человек на триста, че еще надо-то?
И вспомнила я свою баб Шуру, двоюродная бабка моя.
Имела головокружительный роман в 82 года, со свадьбой, переездом в соседнее село и последующими похоронами молодого мужа (на 10 лет ее был моложе сокол ясный).
Познакомились в романтической обстановке - в очереди на анализы. То ли на сахар, то ли на биохимию, не помню. Баб Шура помнит.
И он ее там, значит "приглядел" (со слов потерпевшей).
И начал "ходить".
А ходить надо было из соседней деревни, на минуточку.
20 километров.
А (соединяет юные сердца седой паромщик (с)) автобус мотается меж деревнями по магическому расписанию , которое ведомо только архангелам и ангелам, седому паромщику, но не простым человекам.
Старший сын "жениха" два месяца в режиме нон-стоп возил влюблённого отца своего, семидесяти двух лет на "свиданки".
Потом уж не выдержал "расходов" и поставил вопрос ребром :"Ты, батя, или женись, или уже не морочь Александре Ефремовне голову"!
(И бензин не дармовой!!!).
А голову баб Шуры к тому времени уже украсил мелкий "барашек-химия" огненно-морковного цвета, тело не менее огненные, кровавые велюровые халаты на блестящих молниях, ноги из вечных войлочных тапочек переобулись в кожаные, хранимые для "особых случАев"с 1955 года.
Готовились к похоронам, а вышла свадьба, так бывает.
Невеста к бракосочетанию была готова, жениха, как обычно - принудили. Уже пожилые дети не выдержали страстей и женили родителей в один день.
В сельсовет пришло пол села вдовиц и разбитных разведенок, прикоснуться к чужому счастью и обрести надежду. Обрели ее в тот день все.
Баб Шура была в фате и кримпленовом платье цвета "слоновая кость", хранимом для погребения.
Фата, как ни бились, была ей отвоевана :"Троих детей я родила, а свадьбы у меня так и не было, то война, то целина - отстаньте!". Все и отстали.
На свадьбе пели и плясали две деревни. Дети, внуки и правнуки.
В отдалении рыдали вдовицы.
Баяны дымились, самогон варился тут-же, в бане, запасенного категорически не хватало.
Пир шел неделю.
Все десять лет, что прожили, как голубки , молодые, мы ездили к ним в гости по лету. Годовщину свадебных торжеств праздновать. Баб Шура всегда с причёской и в огненном халате, молодой муж с аккуратно постриженными к приезду гостей бровями.
А потом он умер. Быстро.
Диабет.
А она не поверила.
Дети забрали баб Шуру к себе, в ее родную деревню.
Она до сих пор жива.
Красит волосы, не ходит, правда уже, но до сих пор ждет своего "миленочка". Не верит, не помнит, ни похорон, ни переезда, да оно и к лучшему.
Все равно скоро увидятся.
А вы все про брыли свои в сорок лет».
Автор: Ульяна Меньшикова