Космогония Пушкина:

сказка о рыбаке и рыбке
мир входящему 🙏
Во многих сказках нашего "солнца русской поэзии" совершенно очевидно просматриваются символы первых этапов творения нашей вселенной. Сложно сказать, видел ли Пушкин эти символы в тех народных версиях, что брал для своих художественной обработки, понимал ли их смысл или в нём проявлялось интуитивное ощущение древней красоты, но, так или иначе, его сказки откровенно космогоничны.
Рассмотрим сегодня достаточно простую сказку - "о рыбаке и рыбке".
...Жил старик со своею старухой
У самого синего моря;
Они жили в ветхой землянке
Ровно тридцать лет и три года.
Старик ловил неводом рыбу,
Старуха пряла свою пряжу...
Первые строки описывают нам некую устоявшуюся норму. Причём, она длится без каких-то изменений бесконечно долго, на что указывает символ слов - "тридцать лет и три года". Всё это образ непроявленного, незримого и неизменного, абсолютного "божественного мира", из которого позже появилась вся наша вселенная.
Далее, мы видим изменение устоявшегося положения вещей:
...Раз он в море закинул невод, —
Пришел невод с одною тиной.
Он в другой раз закинул невод,
Пришел невод с травой морскою...
Эти строки символическим образом говорят нам о том самом переходе от абсолютной наполненности и счастливого единения, в которых находилось самое первое во вселенной "Я", к одинокому пробуждению в полной пустоте.
...В третий раз закинул он невод, —
Пришел невод с одною рыбкой,
С непростою рыбкой, — золотою.
Как взмолится золотая рыбка!
Голосом молвит человечьим:
«Отпусти ты, старче, меня в море,
Дорогой за себя дам откуп:
Откуплюсь чем только пожелаешь.»...
Страдая от крайнего неуюта своего одинокого пребывания в пустоте, "первое Я" пытается вспомнить потерянное состояние наполненности и счастья, пытается вновь вернуть его. Именно это устремление "Я" к "божественному миру", краткий контакт с ним и символизирует золотая рыбка пойманная стариком. Именно в результате этого краткого контакта и происходит воспламенение первого большого взрыва, что символизирует предложение рыбки об исполнении любого желания. Это воспламенение большого взрыва происходит в результате невольно созданного "первым Я" "триединства", объединяющего в себе три существующих на тот момент начала вселенной. Именно благодаря этому "триединству", в пустоте практически из ничего впервые возникает что-то. Именно отсюда берёт начало каноническое значение цифры "три". О началах образующих этот принцип мы подробно поговорим в другой раз, пока же можно сказать, что одним из них является само "первое Я" как автор происходящего, а другим - частица "божественного мира" или, иначе говоря, краткий контакт "Я" с этим миром.
Можно уверенно предположить, что это не Пушкин преобразовал символ "триединства" в три однотипных повторяющихся действия старика. Я имею в виду невод закидываемый им в воду. Подобное преобразование этого символа очень часто встречается в мифах, сказаниях и сказках разных народов. А вот, что действительно, скорее всего привнёс в эту символику автор, так это благородный жест нашего героя:
...Удивился старик, испугался:
Он рыбачил тридцать лет и три года
И не слыхивал, чтоб рыба говорила.
Отпустил он рыбку золотую
И сказал ей ласковое слово:
«Бог с тобою, золотая рыбка!
Твоего мне откупа не надо;
Ступай себе в синее море,
Гуляй там себе на просторе»...
...Воротился старик ко старухе,
Рассказал ей великое чудо.
«Я сегодня поймал было рыбку,
Золотую рыбку, не простую;
По-нашему говорила рыбка,
Домой в море синее просилась,
Дорогою ценою откупалась:
Откупалась чем только пожелаю.
Не посмел я взять с нее выкуп;
Так пустил ее в синее море».
Старика старуха забранила:
«Дурачина ты, простофиля!
Не умел ты взять выкупа с рыбки!
Хоть бы взял ты с нее корыто,
Наше-то совсем раскололось»...
По сути, в этом эпизоде мы видим возвращение к началу событий, ведь только после этого старик вернётся к рыбке, чтобы произнести своё желание, что будет символизировать начало творения вселенной. Об этом же говорит нам символ "корыта", которое - "совсем раскололось". Ведь корыто, а тем более расколотое, что значит - гарантированно пустое, это очевидный символ окружающей пустоты, в которой пробуждается "первое Я" в самом начале творения вселенной.
По сути, несколько дальнейших этапов повествования вплоть до его конца, это вновь преобразование единого реального космогонического события в последовательность однообразных символических событий. Только это уже не преобразование цифры "три", говорящей о "триединстве" в три последовательных события, это преобразование цифры говорящей о составляющих первого большого взрыва, а значит, о нём самом. Иначе говоря, все дальнейшие события со всё более растущими потребностями старухи, это символы единого первого большого взрыва. Составляющих его на самом деле шесть или семь. Эта вариативность объясняется тем, что иногда образ самого взрыва в целом учитывается как один из образов его составляющих, а иногда нет. Реже, первый большой взрыв и, соответственно, его составляющие символизируются цифрой - "пять". Строго говоря, это неверно, но этот символ берётся из представления первого большого взрыва как - "космического человека", китайского Паньгу, индуистского Пуруши, скандинавского великана Имира, "космического Христа" средневековых мистиков Европы. Именно из пятиконечности присущей образу тела человека, берётся идея пяти составляющих первого большого взрыва и символа цифры "пять" применительно к нему в целом.
Таким образом, дальнейшие события сказки являются развёрнутыми символами одного единственного первого большого взрыва. Правда, в образе растущих аппетитов старухи можно увидеть кое-что еще, что нередко встречается в мировой мифологической символике. Это стремление первого большого взрыва стать буквально всем, заполнить собой всю бескрайнюю пустоту окружающего пространства. Вот прекрасное драматическое преобразование этих мифологических символов:
...Вот пошел он к синему морю;
Видит, — море слегка разыгралось.
Стал он кликать золотую рыбку,
Приплыла к нему рыбка и спросила:
«Чего тебе надобно, старче?»
Ей с поклоном старик отвечает:
«Смилуйся, государыня рыбка,
Разбранила меня моя старуха,
Не дает старику мне покою:
Надобно ей новое корыто;
Наше-то совсем раскололось».
Отвечает золотая рыбка:
«Не печалься, ступай себе с богом,
Будет вам новое корыто».
Воротился старик ко старухе,
У старухи новое корыто.
Еще пуще старуха бранится:
«Дурачина ты, простофиля!
Выпросил, дурачина, корыто!
В корыте много ль корысти?
Воротись, дурачина, ты к рыбке;
Поклонись ей, выпроси уж избу».
Вот пошел он к синему морю,
(Помутилося синее море.)
Стал он кликать золотую рыбку,
Приплыла к нему рыбка, спросила:
«Чего тебе надобно, старче?»
Ей старик с поклоном отвечает:
«Смилуйся, государыня рыбка!
Еще пуще старуха бранится,
Не дает старику мне покою:
Избу просит сварливая баба».
Отвечает золотая рыбка:
«Не печалься, ступай себе с богом,
Так и быть: изба вам уж будет».
Пошел он ко своей землянке,
А землянки нет уж и следа;
Перед ним изба со светелкой,
С кирпичною, беленою трубою,
С дубовыми, тесовыми вороты.
Старуха сидит под окошком,
На чем свет стоит мужа ругает.
«Дурачина ты, прямой простофиля!
Выпросил, простофиля, избу!
Воротись, поклонися рыбке:
Не хочу быть черной крестьянкой,
Хочу быть столбовою дворянкой».
Пошел старик к синему морю;
(Не спокойно синее море.)
Стал он кликать золотую рыбку.
Приплыла к нему рыбка, спросила:
«Чего тебе надобно, старче?»
Ей с поклоном старик отвечает:
«Смилуйся, государыня рыбка!
Пуще прежнего старуха вздурилась,
Не дает старику мне покою:
Уж не хочет быть она крестьянкой,
Хочет быть столбовою дворянкой».
Отвечает золотая рыбка:
«Не печалься, ступай себе с богом».
Воротился старик ко старухе.
Что ж он видит? Высокий терем.
На крыльце стоит его старуха
В дорогой собольей душегрейке,
Парчовая на маковке кичка,
Жемчуги огрузили шею,
На руках золотые перстни,
На ногах красные сапожки.
Перед нею усердные слуги;
Она бьет их, за чупрун таскает.
Говорит старик своей старухе:
«Здравствуй, барыня сударыня дворянка!
Чай, теперь твоя душенька довольна».
На него прикрикнула старуха,
На конюшне служить его послала.
Вот неделя, другая проходит,
Еще пуще старуха вздурилась:
Опять к рыбке старика посылает.
«Воротись, поклонися рыбке:
Не хочу быть столбовою дворянкой,
А хочу быть вольною царицей».
Испугался старик, взмолился:
«Что ты, баба, белены объелась?
Ни ступить, ни молвить не умеешь,
Насмешишь ты целое царство».
Осердилася пуще старуха,
По щеке ударила мужа.
«Как ты смеешь, мужик, спорить со мною,
Со мною, дворянкой столбовою? —
Ступай к морю, говорят тебе честью,
Не пойдешь, поведут поневоле».
Старичок отправился к морю,
(Почернело синее море.)
Стал он кликать золотую рыбку.
Приплыла к нему рыбка, спросила:
«Чего тебе надобно, старче?»
Ей с поклоном старик отвечает:
«Смилуйся, государыня рыбка!
Опять моя старуха бунтует:
Уж не хочет быть она дворянкой,
Хочет быть вольною царицей».
Отвечает золотая рыбка:
«Не печалься, ступай себе с богом!
Добро! будет старуха царицей!»
Старичок к старухе воротился.
Что ж? пред ним царские палаты.
В палатах видит свою старуху,
За столом сидит она царицей,
Служат ей бояре да дворяне,
Наливают ей заморские вины;
Заедает она пряником печатным;
Вкруг ее стоит грозная стража,
На плечах топорики держат.
Как увидел старик, — испугался!
В ноги он старухе поклонился,
Молвил: «Здравствуй, грозная царица!
Ну, теперь твоя душенька довольна».
На него старуха не взглянула,
Лишь с очей прогнать его велела.
Подбежали бояре и дворяне,
Старика взашеи затолкали.
А в дверях-то стража подбежала,
Топорами чуть не изрубила.
А народ-то над ним насмеялся:
«Поделом тебе, старый невежа!
Впредь тебе, невежа, наука:
Не садися не в свои сани!»
Вот неделя, другая проходит,
Еще пуще старуха вздурилась:
Царедворцев за мужем посылает,
Отыскали старика, привели к ней.
Говорит старику старуха:
«Воротись, поклонися рыбке.
Не хочу быть вольною царицей,
Хочу быть владычицей морскою,
Чтобы жить мне в Окияне-море,
Чтоб служила мне рыбка золотая
И была б у меня на посылках»...
Последнее желание старухи лишь на первый взгляд кажется моментом моральным, указывающим на безграничность человеческой жадности, особенно в ситуациях, когда что-то достаётся даром. На деле, и здесь мы видим совершенно ясную космогонию. "Первое Я", устремляясь от неуюта окружающей пустоты назад к "божественному миру", из которого оно непостижимым образом проявилось сюда, действительно надеется вновь вернуться в него, вновь стать им, неразрывно единым с абсолютным всем. Вот на что символически указывает последнее желание старухи. Строго говоря, все предыдущие желания можно было бы вычеркнуть из повествования, ведь здесь, во всей полноте мы видим именно первое желание, символизирующее то самое первое и единственное устремление "Я" к "божественному миру ".
...Старик не осмелился перечить,
Не дерзнул поперек слова молвить.
Вот идет он к синему морю,
Видит, на море черная буря:
Так и вздулись сердитые волны,
Так и ходят, так воем и воют.
Стал он кликать золотую рыбку.
Приплыла к нему рыбка, спросила:
«Чего тебе надобно, старче?»
Ей старик с поклоном отвечает:
«Смилуйся, государыня рыбка!
Что мне делать с проклятою бабой?
Уж не хочет быть она царицей,
Хочет быть владычицей морскою;
Чтобы жить ей в Окияне-море,
Чтобы ты сама ей служила
И была бы у ней на посылках».
Ничего не сказала рыбка,
Лишь хвостом по воде плеснула
И ушла в глубокое море.
Долго у моря ждал он ответа,
Не дождался, к старухе воротился —
Глядь: опять перед ним землянка;
На пороге сидит его старуха,
А пред нею разбитое корыто...
Здесь мы вновь, лишь на первый взгляд видим понятную человеческую мораль. На деле, и финал сказки совершенно космогоничен. Дело в том, что первый большой взрыв действительно возникает для "первого Я" невольно. Оно не собиралось отдаваться пространству, не собиралось разворачиваться в нём, оно собиралось убежать от него назад в "божественный мир". Первый большой взрыв возник случайно в результате краткого касания к этому миру и существовал лишь пока "Я" казалось, что оно действительно вернулось назад в "божественное".
Как только "первое Я" осознало, что вместо возвращения в "божественный мир", вместо спасения от леденящей пустоты пространства, оно полностью отдалось, вывалилось в эту ужасающую пустоту и вот-вот затеряется, растворится и погибнет в ней, оно прекратило расширение взрыва и стало, ради своего спасения, стягивать его назад, к точке его истока. Иначе говоря, первый большой взрыв очень скоро прекратил своё расширение и вновь схлопнулся в точку. Строго говоря, символ выбирания стариком из воды невода заброшенного туда, также указывает на этап схлопывания взрыва. но и он, как и символ самого взрыва, развёрнут в повествовании сказки в несколько однотипных повторений. Так или иначе, исход один, - первый большой взрыв схлопывается в точку.
Вот, о чём говорят последние строки сказки:
...Глядь: опять перед ним землянка;
На пороге сидит его старуха,
А пред нею разбитое корыто...
Первый большой взрыв схлопывается к своему началу, и "первое Я" вновь остаётся одиноким, затерянным в пустоте. Правда, это нельзя назвать полным повторением начала творения. Ведь в результате устремления "Я" к "божественному миру" и возникшего в связи с этим первого большого взрыва во вселенной возникло нечто новое, возникло вещество, к тому же, ещё и уплотнившееся на этапе сжатия, на этапе схлопывания взрыва, но подробнее об этом в другой раз.
мир 🙏
Эта тема раскрыта в моей книге - "тайны мифологии: рождение вселенной - 1". Её легко отыскать по названию на озон, amazon, wildberries, ЛитРес и Ридеро в бумажном и электронном форматах.
все умности
#мельхиоровыйзамок
смыслы мифологии
#правдамифа
смыслы мифов
о возникновении вселенной #мифы_о_вселенной