Дагестанский поэт Расул Гамзатов написал стихотворение «Журавли» на родном языке, по-аварски, и тема журавлей была навеяна посещением расположенного в Хиросиме Мемориального парка мира и памятника японской девочке по имени Садако Сасаки, страдавшей от лейкемии после атомного взрыва в Хиросиме.
Садако Сасаки надеялась, что вылечится, если смастерит тысячу бумажных «журавликов», пользуясь искусством оригами. В Азии существует поверье, что желание человека исполнится, если он сложит из цветной бумаги тысячу оригами — журавлей. Журавли также имеют свой образ в русской культуре, с которой Гамзатов был очень близко знаком, как переводчик русской классической поэзии. Когда Гамзатов летел из Японии домой, в СССР, он думал о своей матери, весть о кончине которой пришла в Японию. Он также вспоминал старшего брата Магомеда, погибшего в боях под Севастополем, вспоминал другого старшего брата, без вести пропавшего военного моряка Ахильчи, вспоминал о других близких людях, погибших в Великую Отечественную войну, итогом которой была победа над нацистской Германией и её союзником — милитаристской Японией. Журавли у Гамзатова — это и аварские, и русские журавли. Стихотворение «Журавли» в переводе Наума Гребнева было напечатано в журнале «Новый мир» № 4 за 1968 год и оно могло остаться лишь одним из замечательных произведений Расула Гамзатова и Наума Гребнева, если бы на него не обратил внимание уже легендарный в то время Марк Бернес, всегда читавший множество стихов в поисках основы для новой песни. Одновременно с работой над текстом шла работа над музыкой. С просьбой о написании новой песни певец обратился к Яну Френкелю. Френкелю по окончании в 1941—1942 годах зенитного училища довелось участвовать в боях, он был тяжело ранен, военная тема была ему также близка. Впервые „Журавли“ прозвучали на редакционной „Землянке“ — традиционной встрече ветеранов войны в редакции газеты „Комсомольская правда“. Там были тогда маршал Конев и другие видные военачальники. Когда песня смолкла, в комнате долго стояла тишина. А потом Конев обнял Бернеса и со слезами на глазах сказал: „Спасибо! Как жаль, что нам отказано в праве плакать“.
Многонациональная команда "Сахалин Zа наших"
:Команда Сахалин zа наших
Дагестанский поэт Расул Гамзатов написал стихотворение «Журавли» на родном языке, по-аварски, и тема журавлей была навеяна посещением расположенного в Хиросиме Мемориального парка мира и памятника японской девочке по имени Садако Сасаки, страдавшей от лейкемии после атомного взрыва в Хиросиме.
Садако Сасаки надеялась, что вылечится, если смастерит тысячу бумажных «журавликов», пользуясь искусством оригами. В Азии существует поверье, что желание человека исполнится, если он сложит из цветной бумаги тысячу оригами — журавлей. Журавли также имеют свой образ в русской культуре, с которой Гамзатов был очень близко знаком, как переводчик русской классической поэзии.
Когда Гамзатов летел из Японии домой, в СССР, он думал о своей матери, весть о кончине которой пришла в Японию. Он также вспоминал старшего брата Магомеда, погибшего в боях под Севастополем, вспоминал другого старшего брата, без вести пропавшего военного моряка Ахильчи, вспоминал о других близких людях, погибших в Великую Отечественную войну, итогом которой была победа над нацистской Германией и её союзником — милитаристской Японией. Журавли у Гамзатова — это и аварские, и русские журавли.
Стихотворение «Журавли» в переводе Наума Гребнева было напечатано в журнале «Новый мир» № 4 за 1968 год и оно могло остаться лишь одним из замечательных произведений Расула Гамзатова и Наума Гребнева, если бы на него не обратил внимание уже легендарный в то время Марк Бернес, всегда читавший множество стихов в поисках основы для новой песни.
Одновременно с работой над текстом шла работа над музыкой. С просьбой о написании новой песни певец обратился к Яну Френкелю. Френкелю по окончании в 1941—1942 годах зенитного училища довелось участвовать в боях, он был тяжело ранен, военная тема была ему также близка.
Впервые „Журавли“ прозвучали на редакционной „Землянке“ — традиционной встрече ветеранов войны в редакции газеты „Комсомольская правда“. Там были тогда маршал Конев и другие видные военачальники. Когда песня смолкла, в комнате долго стояла тишина. А потом Конев обнял Бернеса и со слезами на глазах сказал: „Спасибо! Как жаль, что нам отказано в праве плакать“.