16 июл
Юмор а-ля франсе... Александр Ланжерон...
Рассказывая об этом ярком, достойном человеке, нельзя не вспомнить о его великолепном остроумии. Приведу пример. Как-то Ланжерон, ехавший украинской степью, встретил в корчме княгиню Голицыну, которой немедленно сообщил: «Пейзажи вокруг совершенно великолепные! Но вот из удобств имеется только водка…».И еще такой любопытный факт. Как пишет Р. Феденев, «…в то время в Петербурге выходило множество журналов и журнальчиков, и литературная братия, когда граф бывал в Петербурге, приглашала его к сотрудничеству. В этой среде графа знали как парижского литератора, автора комедии «Le duel suppose» («Предполагаемая дуэль»), единственный экземпляр которой, изданный в 1789 году, автор этих строк обнаружил в Парижской национальной библиотеке. Эта комедия с успехом шла в парижском театре «Амбигю-комик». Кроме того, граф Ланжерон был постоянным автором парижского сатирического издания «Акты апостолов».
И вообще человек, который, утешая жену умершего одесского плац-майора, бесшабашного гуляки, мог сказать вдове: «Утешьтесь. Теперь, по крайней мере, вы точно будете знать, где он проводит все ночи…» — просто должен был жить (если не родиться) именно в нашем городе!
#16июля
И вообще человек, который, утешая жену умершего одесского плац-майора, бесшабашного гуляки, мог сказать вдове: «Утешьтесь. Теперь, по крайней мере, вы точно будете знать, где он проводит все ночи…» — просто должен был жить (если не родиться) именно в нашем городе!
#16июля
17 іюля 1918 гъ.
Домъ Ипатьева, Екатеринбургъ.
...Юровскій попросилъ всѣхъ пройти къ восточной стѣнѣ. Вѣжливо и дѣловито разставлялъ, онъ же былъ фотографомъ. Вотъ и теперь, какъ фотографъ, регулировалъ — кому правѣе, лѣвѣе, кому въ первый рядъ, кому во второй. Послѣ чего вошли убійцы. Юровскій зачиталъ приговоръ. Царь попытался переспросить: «Какъ, я не понялъ?». Есть и другія версіи — о вопросѣ «такъ насъ никуда не повезутъ?» Но Юровскій выстрѣлилъ въ него. И сразу же началась бѣшеная пальба. Палачи поспѣшно разряжали револьверы и пистолеты. Комнату заволокло дымомъ, летѣла крошка известки, пули рикошетили, грозя задѣть «своихъ». Юровскій далъ команду прекратить огонь.
Многія были еще живыми. Охранникъ Стрекотинъ вспоминалъ: «…Наслѣдникъ все еще сидѣлъ на стулѣ. Онъ почему-то долго не упадалъ со стула и оставался еще живымъ. Впритруть начали стрѣлять ему въ голову и въ грудь, наконецъ и онъ свалился со стула… Второй на носилки стали ложить одну изъ дочерей царя, но она оказалась живой, закричала и закрыла лицо рукой. Кромѣ того, живыми оказались еще одна изъ дочерей и та особа, дама, которая находилась при царской семьѣ… тогда товъ. Ермаковъ, видя, что я держу въ рукахъ винтовку со штыкомъ, предложилъ мнѣ докончить оставшихся въ живыхъ. Я отказался, тогда онъ взялъ винтовку и началъ ихъ доканчивать. Это былъ самый ужасный моментъ ихъ смерти. Они долго не умирали, кричали, стонали, передергивались. Въ особенности тяжело умирала та особа, дама. Ермаковъ ей всю грудь искололъ…»
Охранникъ Нетребинъ писалъ, что «младшая дочь бъ. Царя упала на спину и притаилась убитой. Замѣченная товъ. Ермаковымъ, она была убита выстрѣломъ въ грудь. Онъ всталъ на обѣ руки и выстрѣлилъ ей въ грудь». По воспоминаніямъ Мъ. А. Медвѣдева, Демидова, закрывшаяся при разстрѣлѣ подушкой, закричала: «Слава Богу! Меня Богъ спасъ!» Подошли, ударили штыками. А охранникъ Кабановъ писалъ: «Одинъ изъ товарищей въ грудь фрельны сталъ вонзать штыкъ американской винтовки «Винчестеръ». Штыкъ вродѣ кинжала, но тупой, и грудь не пронзалъ, а фрельна ухватилась обѣими руками за штыкъ и стала кричать». И ее «добили прикладами ружей»...