Курт Зуккерт, ставший писателем и не хотевший "инородно звучать" в родной Италии, почему и взявший себе псевдоним Курцио Малапарте - писатель очень необычный. Протеже Муссолини и пламенный фашист, он сидел в тюрьме и был сослан на острова за сочинения, "воспевающие классового врага и порочащие светлый образ Гитлера" (памфлет "Техника государственного переворота" и публицистическое сочинение "Дедушка Ленин"). Так что пришлось ему еще до конца войны переквалифицировАться в друзья Пальмиро Тольятти и пламенного антифашистско-антинацистского писателя, оставившего "весьма своеобразные" романы "Капут" и "Шкура", отразившие его впечатления военной поры, когда он, будучи "дипломатическим журналистом" и военным корреспондентом, еще "вращался в нацистско-фашистском бомонде" 1941-1943 годов. Под конец же жизни он вообще стал уверовавшим маоистом и даже ездил на паломничество в Китай - что не помешало ему на смертном одре принимать того же Тольятти прямо после кардиналов, возвернувших его в лоно католической церкви...
Всё это нагромождение парадоксов объяснялось очень просто - Малапарте был отчаянным нарциссом и очень хотел "оставить след" в истории и литературе, "постоянно быть в тренде" и прославиться как "новый Пруст". Это было бы смешно и нелепо, если бы "товарищ Курцио" не был на самом деле талантливым, хоть и не совсем ровным, писателем. Несмотря на метания между разнообразными "измами", в душе он вседа оставался анархистом-индивидуалистом, ненавидящим любую власть и жестко, цинично, безжалостно и с издевкой троллящим ее в своих произведениях. Немалую часть его военных романов составляют диалоги с разнообразными бонзами Италии, Германии, Венгрии, Финляндии, Хорватии и пр. - стран "антисоветской коалиции", которые предстают мелочными, пустыми и отвратительными мещанами, нечистоплотными людьми и довольно грязными политиканами.
Вс это присуще и его грандиозному по замыслу, но, увы, далеко не законченному роману "Бал в Кремле", от которого осталось несколько больших фрагментов, примерно на 200 страниц текста. Это - "сильно художественно обработанные" впечатления от его поездки в 1929 году в СССР и от общения с "красной аристократией", которую он на политическом жаргоне того времени обзывает "троцкистскими вырожденцами" (тут, надо сказать, он попросту идет на поводу у сталинской пропаганды - ничего достоверного ни о самом Троцком, ни о взглядах его и поддерживающих его людей Малапарте не знает, и юзает клише из газеты "Правда"). Перед нами предстают яркие и сочные портретные зарисовки "красных жен" (мадам Луначарской, Бубновой, Буденной, балерины Соколовой, маршальши Егоровой, Каменевой-Троцкой), "больших шишек" (Карахан, Литвинов, Луначарский), воинствующего "поэта-безбожника" Демьяна Бедного, "коммунистического анфантеррибля", "красного гея" и чиновника НКИД Флоринского и пр.
С высоты своей "революционности" (фашисты и нацисты искренне считали себя революционерами, ненавидя "поганую буржуазию" - чего никогда не могла, а того паче не хотела понимать советская пропаганда) Малапарте и клеймит их "вырожденцами", которые, будучи выскочками, нелепо подражают сверженной ими аристократии. Довольно мудро предсказав, что их всех скоро поставят к стенке, Курцио в романтическом бреду "рождения нового мира" мечтал о появлении "рабочей аристократии пятилеток" (ну, поскольку он помер в 1957 году, то и не увидел, в какой морально-интеллектуальный компост превратилась эта его "новая аристократия").
При всем этом текст очень неровный - блестящие фрагменты бала в английском посольстве, разговоров с Луначарским, Литвиновым и поездки в "последнем ландо в Москве" с Флоринским перемежаются какими-то истеричными "прогонами" про "тему страдания в советской России" и "кто в советской России сегодня Христос", а также откровенными фантазиями о встрече с Маяковским за два дня до его смерти, или общении с бывшими аристократами на блошином рынке - написано очень неубедительно, шито белыми нитками. Булгакову автор явно симпатизирует, но его образ получился каким-то мутным и расплывающимся вот как раз в этой теме "христов и страданий". Зато эмоционально достоверна большая сцена общения с юной переводчицой Марикой, в которую Малапарте влюблен, но так и не признается читателям в этом.
В общем, на самом деле, это действительно наброски к роману - оттого, видимо, и неровность, невыделанность материала, лишние куски необработанной породы, что-то, брошенное не половине. И потому "Бал в Кремле" сильно уступает тем же "Капуту" со "Шкурой". Но именно нам, россиянам, ИМХО, особенно интересно читать про всё это "красное гуано", плававшее сверху того компота, который заварили на крови и слезах своего народа господа большевики. Ведь, по сути, жизнь "партийной элиты" 1920-х годов в советской литературе не отражена от слова совсем - писателям в СССР разрешено было "ваять" лишь о пролетариях, крестьянах и "немножко творческой интеллигенции", которые "дружно и в едином порыве". А о бриллиантах из Парижа для мадам Луначарской, мячах для тенниса из Англии для Карахана или конфетах из Вены для Флоринского писать было как-то не принято...
В общем, явно не Пруст, но кое в чем, пожалуй, и "посильнее, чем Фауст Гёте" - разок почитать очень стоит, особенно тем, кто ностальгирует по "хрусту булочки за три копейки".
ЛИСТАЯ СТРАНИЦЫ ИСТОРИИ
КНИЖНАЯ ПОЛКА - 182.
ТЕАТР КРАСНЫХ МАРИОНЕТОК КАМРАДА МАЛАПАРТЕ
Всё это нагромождение парадоксов объяснялось очень просто - Малапарте был отчаянным нарциссом и очень хотел "оставить след" в истории и литературе, "постоянно быть в тренде" и прославиться как "новый Пруст". Это было бы смешно и нелепо, если бы "товарищ Курцио" не был на самом деле талантливым, хоть и не совсем ровным, писателем. Несмотря на метания между разнообразными "измами", в душе он вседа оставался анархистом-индивидуалистом, ненавидящим любую власть и жестко, цинично, безжалостно и с издевкой троллящим ее в своих произведениях. Немалую часть его военных романов составляют диалоги с разнообразными бонзами Италии, Германии, Венгрии, Финляндии, Хорватии и пр. - стран "антисоветской коалиции", которые предстают мелочными, пустыми и отвратительными мещанами, нечистоплотными людьми и довольно грязными политиканами.
Вс это присуще и его грандиозному по замыслу, но, увы, далеко не законченному роману "Бал в Кремле", от которого осталось несколько больших фрагментов, примерно на 200 страниц текста. Это - "сильно художественно обработанные" впечатления от его поездки в 1929 году в СССР и от общения с "красной аристократией", которую он на политическом жаргоне того времени обзывает "троцкистскими вырожденцами" (тут, надо сказать, он попросту идет на поводу у сталинской пропаганды - ничего достоверного ни о самом Троцком, ни о взглядах его и поддерживающих его людей Малапарте не знает, и юзает клише из газеты "Правда"). Перед нами предстают яркие и сочные портретные зарисовки "красных жен" (мадам Луначарской, Бубновой, Буденной, балерины Соколовой, маршальши Егоровой, Каменевой-Троцкой), "больших шишек" (Карахан, Литвинов, Луначарский), воинствующего "поэта-безбожника" Демьяна Бедного, "коммунистического анфантеррибля", "красного гея" и чиновника НКИД Флоринского и пр.
С высоты своей "революционности" (фашисты и нацисты искренне считали себя революционерами, ненавидя "поганую буржуазию" - чего никогда не могла, а того паче не хотела понимать советская пропаганда) Малапарте и клеймит их "вырожденцами", которые, будучи выскочками, нелепо подражают сверженной ими аристократии. Довольно мудро предсказав, что их всех скоро поставят к стенке, Курцио в романтическом бреду "рождения нового мира" мечтал о появлении "рабочей аристократии пятилеток" (ну, поскольку он помер в 1957 году, то и не увидел, в какой морально-интеллектуальный компост превратилась эта его "новая аристократия").
При всем этом текст очень неровный - блестящие фрагменты бала в английском посольстве, разговоров с Луначарским, Литвиновым и поездки в "последнем ландо в Москве" с Флоринским перемежаются какими-то истеричными "прогонами" про "тему страдания в советской России" и "кто в советской России сегодня Христос", а также откровенными фантазиями о встрече с Маяковским за два дня до его смерти, или общении с бывшими аристократами на блошином рынке - написано очень неубедительно, шито белыми нитками. Булгакову автор явно симпатизирует, но его образ получился каким-то мутным и расплывающимся вот как раз в этой теме "христов и страданий". Зато эмоционально достоверна большая сцена общения с юной переводчицой Марикой, в которую Малапарте влюблен, но так и не признается читателям в этом.
В общем, на самом деле, это действительно наброски к роману - оттого, видимо, и неровность, невыделанность материала, лишние куски необработанной породы, что-то, брошенное не половине. И потому "Бал в Кремле" сильно уступает тем же "Капуту" со "Шкурой". Но именно нам, россиянам, ИМХО, особенно интересно читать про всё это "красное гуано", плававшее сверху того компота, который заварили на крови и слезах своего народа господа большевики. Ведь, по сути, жизнь "партийной элиты" 1920-х годов в советской литературе не отражена от слова совсем - писателям в СССР разрешено было "ваять" лишь о пролетариях, крестьянах и "немножко творческой интеллигенции", которые "дружно и в едином порыве". А о бриллиантах из Парижа для мадам Луначарской, мячах для тенниса из Англии для Карахана или конфетах из Вены для Флоринского писать было как-то не принято...
В общем, явно не Пруст, но кое в чем, пожалуй, и "посильнее, чем Фауст Гёте" - разок почитать очень стоит, особенно тем, кто ностальгирует по "хрусту булочки за три копейки".