Ольга стояла на высоком деревянном крыльце и сверху вниз смотрела на красующегося перед ней парня.
И ведь вроде ничего в нем нет, и росточком как будто не вышел, и ножки колесом, и лицо квадратное, и зубы кривые, а первый парень на деревне. Все девчонки от него млеют, только и ждут, когда на танец пригласит. Ольга усмехнулась. Сережа плохо танцует, ужасно даже. Медведем топчется по ногам, смешно качает головой, как гусак тети Милы. В особенно энергичных танцах приподнимает плечи в такт, от чего почему–то начинают шевелиться и его уши. Странно, и что в нем все находят? Да и он о себе всегда высокого мнения, ну король, не иначе!.. Вот и сейчас Сергей, жуя травинку, смотрит на нее, щурится и ждет, что она кинется вниз по ступенькам, повиснет у него на шее, а он, вальяжно развернувшись, пойдет моряцкой походочкой к клубу. Дудки! — Оль, ну и чего? Пойдешь? — хрипло спросил Серега, сплюнул, потоптался, немного удивленный, чего она медлит–то, потом проблеял чуть смущенно, потому как увидел в окошке Ольгину бабушку: — Со мной–то! Я же приглашаю… — Силы Небесные! Да что ж он траву–то ест?! — раздалось из домика, загремели ведра, запричитала баба Аня. — Лёлька, вертай назад! Дождь скоро будет, не добежите, размокните, как хлебушек. А с этим, — она кивнула в сторону Сергея, — вообще не пущу! Иди, Сереженька, иди отсель. Лёля мне помогать будет. С огурцами. — Баба Аня замахала рукой, прогоняя прочь неугодного ей внучкиного ухажера. Ольга, задрав нос, ушла, хлопнула дверью, а потом наблюдала из окошка, как Сережка плелся от их дома по дороге, как заплетал чуть ногами, думая, что это красиво. — Ну вот спеси на нем, а гонору–то этого городского — хоть ложкой ешь! — топчась за Ольгиной спиной, проговорила Анна Викторовна. — Что отец, что сын — всё одно, оба о себе большое мнение имеют. А сами — тьфу, — она сложила пальцы на руке щепоточкой. — Букашки. Правда, Оля? Девушка пожала плечами, ушла к себе в комнату. Там, лежа на кровати и подперев голову рукой, она задумчиво смотрела на стену, следила взглядом за древесными, с кружочками сучков узорами, различала оттенки — медовый, охристый, а там почти оранжевый, а здесь шоколадно–коричневый, с блестящей на солнышке капелькой смолы. Красиво. И Сережа красивый всё же, думала она. Но его красота Олю не привлекает. Уж очень много он из себя мнит, правильно бабушка говорит!.. Сережа медленно, рассматривая публику, подошел к веранде, куда высыпала молодежь, спасаясь от духоты. Закатное солнце лежало большими масляными, желто–красными пластами на досках пола. По ним топтались красивые девичьи ножки, за ними шли пыльные мужские ботинки. Тени ползли по стенам, делая всех еще выше, стройнее. Серега кивнул дружкам, встал сбоку, закурил. С кем бы потанцевать? Щелкни он пальцем, любая прибежит! ЛЮБАЯ! А ему нужна Ольга. Если бы не ее бабка, он бы Олю уговорил! Точно! Надо будет в следующий раз притащить ей, бабке, что–нибудь, черенок для лопаты или букет. Она растает и отпустит Лёльку… — Ну и где твоя недотрога? Не получилось? — спрыгнул с перил на землю Юрик. — Да тут и так цветник, глаза разбегаются. А хорошо, Серега, что мы сюда приехали, правда? — Ага, — Сергей запустил пятерню в свою густую шевелюру, облизал губы и задрыгался под музыку, кивая головой и поднимая плечи. Раскачиваясь, подошел к стайке девчонок, притерся к ним, засмеялся. Он король. Он везде и всегда король. Хоть с Ольгой, хоть без неё! Ребята приезжали в деревню почти каждый год, все друг друга знали. Ольгу сюда ссылали на все лето, ее мать не разделяла всеобщего увлечения пионерскими лагерями, предпочитала, чтобы дочь была под строгим доглядом. Серега же в деревне коротал обычно два месяца, помогая родителям, которые уцепились за дом–развалину и заросший участок, как проклятые копошились на нем, копали, рыхлили, пропалывали, потом тащили урожай в виде варенья и маринованных огурцов в город. Серега прямо чувствовал, как растягиваются его руки с этими бесконечными банками в сумках. Скоро станет он похожим на гориллу. Но зато тело парня приобретало красивый, стойкий загар и рельефы, которые прельщали девчонок в бассейне. Сергей специально медлил, взобравшись на вышку, выпячивал грудь, напрягал бицепсы, чтобы все–все, кто там муравьями семенит внизу, рассмотрели его неземную красоту. И даже Ольга пусть посмотрит. Ей он пошлет фотографию. Принести черенок для лопаты и заполучить Лёльку так и не вышло. У девушки что–то случилось дома, она быстро уехала, ни с кем толком не попрощалась. Баба Аня прогнала любопытного Серегу, велела больше не приходить, потому как надоел он ей хуже горькой редьки. Скоро разъехались и остальные ребята, кто перебирался в общежитие, кто возвращался в городские квартиры, готовясь к институту. Лёльку Сергей любил. Еще с детства. У них была одна песочница на двоих, один совок. Почему–то всегда один. Сережка свой постоянно терял, а Лёля всё аккуратненько складывала в ведерко, обтряхивала песок с юбочки и шла домой. Серега бежал следом, поддевая мыском сандалий камешки, рассказывал услышанные от отца анекдоты. Ольга смотрела по сторонам, вроде бы и слушала, потому что улыбалась, но выходило у нее это как–то свысока, благосклонно, как будто Сережка юродивый, а она его жалеет... Они вместе ходили на речку, у них был большой надувной матрас, на который они запрыгивали и плыли на середину речки. Однажды Ольга прыгнула неудачно, матрас перевернулся, накрыл её собой. Серёга, конечно, спас, а потом жутко важничал, что такой смелый. Они вместе росли, понимали, что мальчики и девочки вокруг делятся на красивых и не очень, любовались закатами, кормили комаров, гуляя по лесу и съедая с ладошки пригоршни дикой малины и земляники. Иногда Сережа приходил к Оле в дом, она угощала его молоком с клубникой, а он сидел за столом царем, откидывался на стуле, клал ногу на ногу и рассказывал, что поступит в МГИМО, станет дипломатом, поедет в другие страны. Ольга пропускала всё это мимо ушей, лакомилась клубникой, а вот баба Аня плевалась, слушая похвальбы мальчишки. Уж очень в нем было много зазнайства… Никогда он Ольге не признавался, что она ему нравится, всё ждал какого–то особенного момента, да и хотелось, чтобы она за ним побегала. А она не бегала. И вот вообще уехала… Года через четыре они опять увиделись. Баба Аня шумно, громко встречала внучку, сетовала, что не успела ничего путного приготовить, хотя дома уже так был накрыт стол, как будто Ольга приехала из голодного края. Хлопнула калитка, застучали каблучки по ступенькам, замелькали лица в окошке. Сергей, вытянув шею, наблюдал за соседским участком. Там ходила в купальнике Ольга, носила лейки с водой, помогала бабушке поливать огурцы. Потом, видимо, устав, присела на скамейку, захрумкала свежим огурчиком, уткнулась в какую–то книжку. Баба Аня ушла то ли за молоком, то ли за хлебом. Сережа, обобрав малиновый куст и глянув на себя в зеркало, не спеша подошел к забору. Здесь у ребят давно был лаз, одна доска отодвигалась в сторону, можно было, изловчившись, пролезть к соседям. Сережа, нацепив на лицо обворожительную улыбку, подергал доску, но та оказалась приколочена. Новый, совсем не ржавый гвоздь торчал на его стороне острым кончиком. — Ну бабка! — выругался парень. — Делать тебе не чего! Тогда парень обошел участок, как к себе домой вошел к Оле через калитку, неся в руках кузовочек с ягодами. — Привет! — прошептал он, садясь рядом с ней. От девушки приятно пахло духами, приятно было как будто случайно касаться рукой ее голой ноги, смотреть, как бьется жилка на ее шее. — Хорошо, что ты приехала. А я в лесу был, малину собрал. Будешь. Ну! Он зачерпнул ладонью ягоды, поднес их к ее губам. Оля отвернулась, вскочила. — Серег, ты чего?! Да в лесу малина совсем другая! И не буду я с твоей руки есть! Ну ты вообще! — она рассмеялась, закрыла книжку. — А раньше ела, — тихо, глядя на нее снизу вверх, сказал он. С этого ракурса было приятно рассматривать возвышенности и впадинки на ее теле. — Помнишь, нам лет по одиннадцать было. Ты ела с моей ладошки, а я с твоей. Оля… Девушка рассмеялась еще громче, поднялась на крылечко. — Сереж, ты иди, домой, ладно? Мне некогда, я к экзамену готовлюсь. — Оль! — он пошел за ней, в сенцах вдруг взял за плечи, развернул к себе, прижал к ямщицкому тулупу, который висел тут уже, кажется, сотню лет, полез целоваться. А она, глупая, почему–то брыкалась, потом огрела его подвернувшейся под руку шваброй, вытолкала на крыльцо и захлопнула дверь. Малина рассыпалась по ступенькам, Сережа со зла растоптал её, отшвырнул кузовок, сплетенный из березовой лозы, уже потемневший, внутри в пятнах от ягод, пнул ногой калитку, та шарахнула, сломалась одна из петель… Давно это было. Много зим с тех пор баба Аня куковала одна в своей избушке, ждала редких приездов внучки. Последний раз та приехала с родителями на бабушкины похороны. Тогда забили досками дверь в домике, занавесили окна, закрыли ставни. — Оль, что теперь делать–то с участком? — спросила девушку растерянная мать, потом стала плакать, уткнулась в Олино плечо, вздрагивала. — Оставим. Я буду приезжать. Не дам продавать, — решительно ответила Лёля, гладила маму по спине, а потом сама заревела. С соседнего участка за ними наблюдал прижившийся там бродячий пес. Сергей с родителями уж года три не приезжают, некогда. Сережа, говорят, за границей, на практике, мать с отцом работают… … Через много лет к дому Сергея подъехал огромный черный внедорожник. Медленно опустились стекла, высунулись две головы. Одна, Сережина, с модной прической, загеленная и от того блестящая, привлекающая своим запахом насекомых, покрутилась и нырнула обратно. Вторая, женская, с простым «хвостиком», без макияжа, с очень милым личиком, в веснушках и с носиком–пуговкой, улыбнулась. — Ой, Сережа! Какая красота! А воздух! — женщина втянула «пуговкой» воздух, звонко рассмеялась. — Какой ты молодец, что привез нас сюда! Митя, Даша! Просыпайтесь! Мы приехали! На заднем сидении в машине завозились, защелкали ремни безопасности, забубнили детские голоса. Потом девичий голос взвизгнул. — Да ничего вы не понимаете! — распахнула дверцу женщина, выпрыгнула наружу. Ее легкое, длинное платье, хлопковое, на тонких бретельках, очень ей шло. Не хватало только соломенной шляпки и букетика цветов. — Подумаешь, пчела! Зато смотрите, какая она красивая, пушок какой, лапки… Милашка! — Ир, хватит. Противно это слышать. Пчела — милашка… Дети, мы останемся тут на ночь, — Сергей брезгливо поморщился. К подошве его туфель прилипла какая–то веточка. — Да, это мои родные края. Здесь я становился мужчиной, — гордо добавил он. — Что, пил и курил? Да этого и дома у тебя хватало, судя по рассказам друзей, — хихикнула Ирина. — Ладно, не обижайся, ты у нас молодец! Так, Даша, давай–ка разберемся с продуктами, сварганим нам поздний завтрак. Ох, расположимся на веранде, а можно и прямо на траве расстелить плед, сесть и поесть. А? Отличная идея? Сереж, поможешь нам? Мужчина отрицательно помотал головой. — Извини, хочу пройтись. Всё же сто лет тут не был. Ключи от дома, ключи от сарая, от бани, — сунул он в руки жене связки ключей. — Дмитрий, помоги матери. — Я не хочу! Поехали домой, а, пап? Ну чего здесь, а? — заныл мальчик лет девяти. Но отец его уже не слышал, схватил поводок с мордастенькой животинкой, ушел, вздыхая и смотря по сторонам, всем своим видом выражая ностальгическую грусть. Ирина вздохнула, пошла открывать и проветривать дом. Она тут была один раз, еще до рождения детей. Сережа привозил ее, они мило переночевали тут три ночи, сладкие, мятно–ежевичные ночи. Купались, парились в баньке, жарили шашлыки. А потом больше не появлялись. Теперь Сережины родители умерли, нужно было что–то решать с домом. Сергей надумал продавать участок, завтра пойдет в какую–то контору за документами. А сегодня решили устроить пикник. Ну как решили… Решили–то решили, но устраивать его «от и до» должна была Ира. Сереже некогда, он в воспоминаниях, у него тоска по родным местам… Ира заранее наготовила дома закусок, замариновала мясо, заказала в магазине продукты, посуду, чтобы не морочить себе голову в деревне. — Даша, Митя! Смотрите, малина! Идите скорее! — позвала детей Ирина, показала им на куст, а сама стала возиться с ключами. Она напрочь забыла, какой от чего, все перепутала и теперь не могла вытащить ключ из двери. — Да что же это такое?! — пнула она дверь ногой, оглянулась, хотела позвать мужа, но тот стоял к ней спиной, любовался своим отражением в окошке чужой машины, потом привстал на мысочки, заглянул за высокий забор соседнего участка. — Сережа! Никак не могу открыть! Мужчина недовольно дернул головой, пошел обратно. — Ну я же сказал, этот от дома! Этот, неужели так трудно догадаться?! — выхватил он связку ключей из Ириных рук. — По–моему, я говорю всегда четко и ясно. По крайней мере все, кроме тебя, меня понимают. — Ну ладно, извини, Сереж. Я запуталась, устала, жарко еще… — Ничего, ты сейчас всё быстренько организуй, а я пройдусь. Родные все же места… Ира кивнула, а он опять вышел за калитку, медленно пошел по дороге. Важный, гордый тем, что одет в льняной, уже ужасно мятый, но дорогущий костюм, что приехал не на чем–нибудь, а на машине модной нынче, статусной марки, что на его руке часы за сто косарей. — Ой, глядите, да это Серега–мухобойка! — вдруг гнусаво сказали из–за трухлявого забора. — Вырядился, как на свадьбу! Привет, Сереженька! А я всегда говорила, что родная земля притягивает! — Это соседка тетя Геля узнала в барине мальчишку, который вечно ловил мух электромухобойкой, купленной на станции. Так и приклеилась к Сергею такая кличка. Сережа кивнул, натянуто улыбнулся, оглянулся, не слышала ли жена, что он «мухобойка». — Здравствуйте, тетя Геля. Да какая там земля?! Продавать эту халупу буду. Гнилье одно! А вы тут как? Всё путем? — Он прилепил выпавший из общего гелевого шлепочка волосок обратно, на его место, расстегнул поглубже рубашку, как бы ненароком показав Геле толстенную цепь с крестом на своей шее. — Мощная штука у тебя какая! — оценила соседка, Сережа довольно кивнул. У него вообще всё мощное — и машина, и жена, и работа. — А чего же ты, милый, крестик–то нацепил? Ведь нехристь ты! — вдруг громко припечатала тетя Геля, сплюнула и ушла, не дождавшись ответа. — И чучело какое–то на поводке водишь! Раздосадованный, Сережа поплелся прочь, услышал, что Ира с кем–то уже болтает. — Оля? Очень приятно! Я Ирина. А мы вот только приехали, голова кругом, за что хвататься. Ночку переночуем и уедем. А вы тут живете? Ну надо же! Да! Сергей со мной, он пройтись решил. Ой, какой у вас забавный щенок! Спаниель, да? Оля, а вы к нам заходите попозже. Я сейчас тут немного… Стоящая рядом с натянутой между участками сеткой–рабицей Ольга, взрослая, пополневшая немного, в легком коротком платье, кивнула, хотела уйти, но потом вдруг, глядя, как Ира испуганно оглядывает запущенный участок, предложила: — Слушайте, а лучше вы к нам приходите! С дороги устали, детям поесть нужно. У вас трава по шею, недолго клеща подхватить. А я обед уже приготовила. А потом я вам помогу в доме. Ира сначала отказывалась, потом кивнула. Ей с утра не здоровилось, побаливало сердце, будь оно неладно, даже думала перенести поездку, но муж настоял… — Вот! Вот у нас здесь закуски разные, я салатов нарезала. Оль, всё из холодильника, вы не думайте! У Сережи в машине мощный холодильник, — щебетала Ирина, неся контейнеры к Ольге на участок. — Ой, а можно я немножко посижу, голова что–то кружится. Лёля кивнула, поставила в тенечке стул, подала гостье холодного морса. — У вас точно всё хорошо? Вы бледная какая–то. Мой муж врач, может, позвать? Яша! Яш, подойди пожалуйста! Он у нас шашлыки делает. По такой жаре я не хотела, но он всё это любит, вот и жарит… — говорила Ольга, а сама всё смотрела на выступившие оранжевыми пятнышками веснушки Иры. — Вот, посидите, я еще принесу попить. Митя, Даша! Меня зовут Ольга Андреевна, заходите, пожалуйста. Там, за домом, качели, идите, вам понравится! — улыбнулась она. Подошел Яков, посчитал Ирин пульс, хмыкнул. — Шалит? — Бывает, — тихо кивнула Ира. Оля вренулась, тревожно уставилась на мужа. — Лекарства с собой? А то у нас тоже есть. Мы тут за фельдшерский пункт, — пояснил Яша. — Да, в сумочке. Я ее на крыльце оставила. Даже не знаю, что такое, но с утра болит… Я… — Оль, сходи, пожалуйста, принеси. Вы не против, если моя жена вашу сумку сюда доставит? — тихо просил мужчина. Ира кивнула. — А что же Сергей? Где он? — уже направляясь в сторону калитки, поинтересовалась Лёля. — А… Он пошел пройтись. Он Шерлока выгуливает, — пояснила Ира. — Шерлоку надо много двигаться. — Интересная какая у вашего питомца кличка, — улыбнулся Яков. — Ну, вы тут устраивайтесь поудобнее. Сейчас кресло, пожалуй, вынесу. Ой, мои шашлыки! Я сейчас! По саду уже плыл аромат поджаренного мяса с каким–то изысканно–прованским маринадом. Ирина кивнула, улыбнулась и, откинувшись на удобном стуле, закрыла глаза. Хорошо вот так сидеть летом, ничего не делать и слушать, как щебечут в листве корявых, побеленных снизу и от того кажущихся одетыми в юбочки яблонь, птицы, как шуршит сама эта листва, шепчется, как звонко лает, играя с детьми, спаниель, как звенит в доме подвешенный у окошка «ловец снов». Его тонкие, переливчатые звуки, как будто подвески хрустальной люстры бьющиеся друг о друга, делают этот сад каким–то таинственным, волшебным… — Ольга? — услышала женщина за спиной скрип калитки и хрипловатый мужской голос. Сережа считал, что это очень брутально, вот так хрипло говорить, как моряк, чуть простуженно и томно. — Ну надо же! Лёля, держа в руках Ирину сумку, кстати очень дорогую, название фирмы вышито спереди золотистыми нитями, оглянулась. По тропинке к дому шел Сережа, а впереди него гарцевал своими тонкими ножками Шерлок. — Господи! — Ольга не смогла удержаться, расхохоталась. — Вот ты какой, Шерлок! Сережа, ну вы даете! На поводке Сергея, хрюкая и дергая головой, вышагивал поросёнок, серый, в черных полосочках, похожий на арбуз в черно–белом варианте. Грузное, откормленное тельце того гляди переломит ножки–палочки, пятачок смешно шевелится, принюхиваясь к шашлычному духу. — Ты ничего не понимаешь! — усмехнулся мужчина. — Все эти ваши собаки надоели, это не модно. У нас дома еще живет игуана и паук. Здравствуй, кстати. — Привет. Сколько лет сколько зим… — кивнула Оля. Мужчина выпятил вперед грудь, тряхнул головой. — Твоя жена и дети у нас. Ирине нехорошо, она отдыхает. Не ожидала, что вы приедете. — А вы, я смотрю, отстроились. Живете? — чуть разочарованно, что его обскакали, посмотрел Сергей на кирпичный дом, выстроенный на месте старенького, деревянного. — Стараемся. Ладно, дело к обеду. Бери вот Ирину сумку и дуй к нам. Она ждет лекарства. Ольга хотела уже сбежать вниз по ступенькам, но у ее ног топтался Шерлок, путал их своим поводком. Сережа наклонился, как будто освободить Лёлькины ноги от пут, как будто случайно провел рукой по ее лодыжке. От Оли пахло духами, малиной и женщиной. Это не запах, это флюид. Да, именно что–то такое, что Сережа не мог упустить. — Оль, я скучал… — выдохнул он, выпрямился, дернул свинку за поводок, та хрюкнула. — А ты? Женщина закатила глаза, помахала стоящему у забора мужу. — Иду, Яш! Это Сережа, я тебе про него рассказывала! — крикнула она. — Приходи уже! — кинула она Сергею через плечо и убежала. А он улыбался. Оля скучала по нему, это же ясно!.. Обедать сели в беседке, построенной на месте той самой песочницы, где играли когда–то Оля и Сережа. Теперь здесь была забетонированная площадка, на которой стояли подпирающие большой, увитый виноградом купол, столбы. В середине купола висели светильники, медные абажуры которых, раскачиваясь, вспыхивали на солнце. Митя и Даша притихли, сосредоточенно ели. Яков принес шашлыки, Оля поставила на стол миски с салатами. Ира нарезала хлеб, налила в два больших, только что из холодильника, графина квас. — И что же вы будете делать с участком? — поинтересовался Яша. — Ломать и строить? — Да ну что ты! — усмехнулся Сережа, вытер пальцы салфеткой, подмигнул Оле, попросил у жены передать ему салатик. — Разве оно того стоит? Эта такая дыра! Да и люди здесь через одного воры. Косилку у нас украли несколько лет назад, болгарку, в дом пару раз залезали. А может, это ваши рабочие? Ну, что дом такой отгрохали, а? — задиристо вскинулся Серега. Он немного выпил привезенного виски, «поплыл». — Небось не следили за ними, а? — Сереж, — покраснела Ирина. — Ну ты чего?.. — Я строил этот дом сам, с коллегами. За каждого из них я могу поручиться. Еще вопросы есть? — спокойно, взяв Ольгу за руку, ответил Яков. На лужайке взвизгнул Шерлок. Он уже давно подружился с Олиной собакой, играл, как настоящий щенок, похрюкивал, валялся на спинке, дрыгая вверху копытцами. — Да нет, нет… — Ну, если у тебя нет, то я спрошу. Продай нам участок. Вам все равно, кому, а мы хотим расширяться. Сколько хочешь? — Яша почувствовал, как жена тыкнула его под столом ногой, но виду не подал. — Тебе продать? — прищурившись, как будто раздумывал вслух Сергей. — За два ляма. Вот так. Он смотрел на сидящую напротив Ольгу, улыбался ей. «Вот я какой! Твой–то Яшенька таких денег и не держал в руках, поди! Вон, шорты на нем затрапезные и рубаха выцветшая. И весь он простой, как доска. Ох, Оля, Оля, за кого ты вышла?.. Ты просто заметалась, запереживала, что я пропал, вот и кинулась в омут с головой…» — думал он, поглаживая выпирающий живот, потом взял лежащую рядом гитару, перебрал пальцами струны, устроился поудобнее и, глядя на Олю, запел: «Нааалеееей мнееее, мояяя красивая, налеееей мне последнююю, и я споююююю!» Он упивался своим голосом, закрывал глаза, а Оля едва сдерживалась, чтобы не рассмеяться. Ира хмыкнула. — Я думаю, пора закругляться, — испортил всю романтику Яков. — Оль, я пойду, самовар поставлю. Дети, вы пока поиграйте идите, а потом будем пить чай из настоящего самовара, на шишках вскипячённого. Во как! Мужчина сунул Мите и Даше в руки по конфете, они поблагодарили и убежали. — А мы посуду помоем. Оль, давай, я всё уберу, — Ира встала. — Конечно. Сергей, поможете нам отнести всё на кухню? — улыбнулась Лёлька. — Ноете вы отменно. — Нет, пусть он отдохнет, — покачала головой Ира, потом шепнула новой подруге на ухо: — Он выпил, сейчас всё перебьет. Я его знаю… В Олином доме была большая, светлая кухня, на шкафчиках резные фасады, стены выкрашены в светло–оливковый оттенок, на окошках полупрозрачные шторки. — Складываем в посудомойку, а потом я сделаю нам кофе. Ириша… Можно я вас так буду называть? — вдруг смутилась Оля. — Просто я очень люблю это имя, хотела, если дочка родится, так назвать. Ирина, Иришка, Ирочка… — Да хоть горшком, — махнула рукой Ира. — Это очень неудобно, что мы к вам перекочевали! — вдруг сокрушенно сказала она. — У вас свои дела, заботы, тебе отдохнуть надо, а мы тут… Оля, вы сядьте, берегите себя. Лёлька покраснела, невольно обхватила животик руками, оберегая свою тайну. — Это наша шестая попытка. Если опять не получится, я не смогу больше, не смогу! — вдруг заплакала она. Она ни с кем это не обсуждала, никому не говорила, даже маме. О проблемах знали только Яков и её лечащий врач. А Ира была такая уютная со своими веснушками, такая нежная… — Оля, милая! — Ириша села рядом, обняла женщину. — Ты что! Всё будет хорошо! Знаешь, — тихо добавила она. — У тебя такой надежный фронт, муж твой, я имею в виду, — они обе засмеялись, потому что у Оли был достаточно большой бюст, мог бы сойти за «фронт». — Такой надежный! Ты не думай о плохом. Оленька, Оль, ну не плачь! Ты же под наблюдением, ты всё зависящее от себя делаешь. Всё будет ХОРОШО! — Ира говорила так жарко, так уверенно, что Оля улыбнулась. Ей всё больше нравилась эта хрупкая, красивая женщина. Жаль, что она не будет Олиной соседкой… Яша принес пыхтящий самовар, водрузил его на большой потемневший от времени поднос, запахло вкусно и по–домашнему. Это Ира несла с кухни пирог, который испекла хозяйка, и привезенные с собой пирожные. Сережа хотел похлопать этого неудачника Яшеньку по плечу, мол, молодец, угодил барину, но не достал, стул покачнулся, Сережа упал на землю. Шерлок тут же полез у нему в лицо своим пятачком. — Фу, проваливай, парась! Брысь! А то на мясо пущу! — оттолкнул мужчина животное, случайно зажал ему копытце, Шерлок взвизгнул. — Надо было хорька заводить. Они хоть выглядят солидней. — Хорьки пахнут, и достаточно сильно, — подав гостю руку и помогая ему встать, сказал Яша. — Давайте–ка с дороги крепкого чая. Вот, Сергей, ваша чашка. Яша не любил неловких ситуаций, не любил, когда кто–то падал, ударялся, «садился в лужу», позорился, оговаривался, не попадал в ноты, напевая песню. Ему всегда было всех жалко, хотелось помочь, защитить, вытащить, начать петь тоже, чтобы никто не услышал, что певец не в голосе. Такой он сердобольный. Оля даже посмеивалась над мужем, а потом благодарила Небеса, что он такой добрый и какой–то чистый, светлый что ли. Хорошо, что она его встретила! Серега, отхлебывая из чашки и откусывая от большого куска малинового пирога, бросал на Ольгу жадные взгляды. Еще немножко, и она сама бросится к нему на шею. Они все бросаются. И на работе, и в компаниях. Кому–то он благосклонно разрешает насладиться его обществом, кого–то, кто не такой красивый, отталкивает. Это даже приятно — смотреть, как из–за тебя плачут и страдают. Хорошо, Ира о его приключениях не знает. Она наивная, глупенькая, да и славно! Он еще немного помолчал, а потом, как будто что–то придумав, предложил пойти к реке. — Речка? Тут есть речка? — заверещали дети. — А можно искупаться? А лодка есть? Папа, надо было взять надувную лодку! — Надо было. Потом. Ну, пойдем? — Сережа встал, глянул на своё отражение в самоваре — хорош! — Давайте вечером, мне поработать надо, а Ире прилечь. Мне кажется, вы устали с дороги, — покачала головой Ольга. Сережа едва стоял на ногах, ну куда ему еще на речку! — Да? Ну и ладно. Я к себе пойду. А вы, как хотите. Ира, ты со мной? Надо постелить к ночи, комнаты проветрить. Он оглянулся на Ирину, но Лёлька схватила ту за руку. — Сделай сам. Ирина будет отдыхать. — Да, вашей жене надо полежать. Не шутите с сердцем, — встрял Яша. Сергей, если надо, я помогу. — Что? Простыни стелить? — хохотнул мужчина. — Да не надо. Успеется! Шерлок, ко мне! Поросёнок весело подбежал к Сереже, пошел рядом. — Красивая пара. Созданы друг для друга! — прошептал Яша, потом, увидев, как жена качает головой, добавил: — Извините, Ира. Та пожала плечами. — Пойдем, я покажу тебе комнату, — Ольга увела гостью в дом, Яков стал убирать со стола. — Ребят! — крикнул он Даше и Мите. — Поможете? Дети кивнули, стали собирать тарелки… Сергей зашел в избу, улегся на диван, что стоял в его комнате, и тут же уснул. Ему снилась Оля, она пришла к нему сама, встала на колени, гладит его по лицу, шепчет что–то, целует. Она сама пришла, он даже не звал. Она просто знает, что с ним ей будет хорошо, он лучше всяких там Яшенек. Мужчина открыл глаза, потому что Ольга во сне как–то странно то ли хохотнула, то ли икнула. На диване стоял Шерлок, а вовсе не Оля, парась ласкался к хозяину, похрюкивал. — Пошел вон! Зверюга! Зажарю! — пьяно зарычал мужчина, бросил в поросенка ботинок. — Ольгу позови!.. Сережа поворочался еще немного, сна не дождался. Потом сел на кровати, улыбнулся своим мыслям, сходил в машину за чемоданом, бросил его на пол, открыл, переоделся и направился к реке… … Ира лежала на кровати, закинув руки за голову. Из открытого окна тянуло костром и рекой. Она была тут, недалеко. Осенью, когда деревья сбрасывали листья, было видно, как она блестит мелкими вспышками, точно расплавленное серебро. — Сережа сегодня странный, — подумала она. — Затеит какую–нибудь ерунду опять… Она не заметила, как уснула, а проснулась от того, что Ольга теребила ее за плечо. Её напряженное лицо было каким–то бледным, строгим. — Ир! Ир, вставай! Извини, что разбудила, но Яша сказал, твой муж пошел к реке, а он всё же пьян. И вот нет и нет его… Ира резко села, поискала под кроватью босоножки, вскочила и побежала на улицу. — Куда? Оль, где эта ваша река? — Туда. Ир, ты не волнуйся, он же хорошо плавает! — Оля за соседкой не успевала. Яша уже был на берегу, смотрел на воду. — Ну вот куда ж он делся? Я на минут десять позже за ним пошел, а его уже нет… Может, дальше ушел, по тропинке? — растерянно спросил он Ольгу. — Не мог. Он знает, что там болотце, — покачала она головой. — Вон его полотенце! — закричала Ира, побежала, упала на песок, испуганно всхлипнула. Много лет назад почти на ее глазах утонула девочка. Они были тогда маленькими, девочка пришла на пруд с родителями, играла, возилась в воде, потом что–то случилось, ее искали… Девочку нашли быстро, едва–едва откачали. Ира видела ее синие губы, бледное, серое лицо, слышала, как плакала ее мама… — Ну где же он? Сережа! Сережа! — кричала она, отмахивалась от хватающей ее за плечи Ольги. — Сережа! — Надо нырнуть, — решил Яков. — Течение, зараза, быстрое, мутно там всё, но я попробую. Оль, ты не волнуйся только, ладно? Ты–то знаешь, что со мной всё хорошо будет! Позвони Петру Петровичу, может помогут! Мужчина быстро разделся до плавок, забежал в воду, поплыл. — Ир, надо телефон, слышишь? Даша, Митя, бегите домой за сотовым, он у меня на столе, в беседке лежит. Сходите, вы шустрые, быстро обернетесь! — схватив старшую Дашеньку за плечи, четко и медленно сказала Лёля. — Мы вызовем спасателей, они помогут. Слышишь, Даша?! Девочка закивала, побежала к дому, спотыкалась, падала, зацепившись ногами за корни. Митя, испуганный, кинулся за ней… Оля села на песок. Ей было нехорошо. Ей всегда было нехорошо, когда Сережа рядом. От него всегда пахло угрозой, бедой. Заболел живот, Оля старательно дышала, успокаивалась. Вон Яша, он вынырнул, помахал ей рукой, он сильный и хорошо плавает, с ним ничего не случится. А Сергей… Если волноваться за него, то станет худо, совсем худо. Да и не стоит он волнений. Иру только жалко. Вот она, стоит, как тростиночка, подкормить бы ее, холить, лелеять, обнимать, а этот Сергей… — Ира! Иди сюда, сядь рядом. Голова кружится? Ну вот! — Ольга медленно встала, подошла к подруге. — Сядь, Яша всё сделает, как нужно. — Оль, я не переживу! Я не смогу, Оля! Да, Сережа сложный человек, самовлюбленный, но он хороший, правда! Он много другим помогает, мне тоже… Он, знаешь, всегда сделает что–то и так преданно смотрит, ждет, что я его похвалю… Когда Даша родилась, он светился весь, хотя мальчика ждал. Узист ошиблась. У всех его друзей пацаны, а у него дочка, очень ему это понравилось. Глупо… — Ну, он же человек, уж какой есть, — пожала плечами Оля. — Да, есть в нем эта привычка — собой любоваться. Всегда таким был. С другой стороны, не пьет особо, не курит — тоже хорошо. Только вот сегодня учудил, конечно… Женщины смотрели, как Яков метался по реке, Ирина всхлипывала, оглядывалась, ждала детей. Прибежала обратно запыхавшаяся Даша, принесла телефон, за ее руки цеплялся плачущий Митя. Ольга позвонила на спасательную станцию, Дядя Петя обозвал Сергея некрасивым словом, сказал, что скоро приедут. — Оль, Яша где? — спросил он. — Ныряет… — Пусть вылезает, а то мы его винтом зацепим. Позови его, хорошо? — Ага! Лёлька вскочила, стала махать мужу, показывать на телефон, потом еле удержала Иру, чтобы та не бросилась в реку сама. Но Ириша плохо плавала, она боялась нырять, что уж говорить о поиске утонувшего мужа… …Женщины обнялись, всхлипывая и дрожа, прижали к себе детей. Яша уже стоял рядом, сжимал и разжимал кулаки. — Оля, иди домой. Прими лекарства и ляг. Ну пожалуйста! — всё приставал он к жене, но та отмахивалась. — Я побуду с Ирой, я тут, с вами. Всё хорошо, Яш. Я контролирую ситуацию, — тихо сжала она его руку. Прибежали деревенские мужики, хотели помогать, но Яков сказал, что ждут катер, в воде опасно будет. Юрка, Юрец, тот самый, что когда–то ходил с Серегой на танцы в клуб, хмуро смотрел на сидящих женщин, на ревущих детей рядом с ними. А потом, выругавшись, кинулся в воду. Он долго плыл под водой, а когда вынырнул, издалека на него шел катер. Еле увернулся… В кустах сбоку зашуршало. Оттуда вышел, презрительно усмехаясь, Сергей, совершенно сухой и поглаживающий своё бледное брюхо. — Ну что, испугались? Я тут спрятался, слышу, вопли. Ох, ну дел вы наворотили, ребята! — Он улыбался мужикам, опять приглаживал нагеленные свои волосы, а потом увидел, как Ира оседает на песок, как бледнеет ее лицо, а губы становятся синими. Она падала как будто в замедленной съемке, Оля тянула ее за руки, какой–то мужик, ах, да, это Яков, кинулся к ней, закричали дети. Ира плакала, очень некрасиво и громко. Деревенские, прибежавшие на помощь, испуганно смотрели на неё. — Скончается девка от твоих шуток, дурной ты, дурной! — прошипела тетя Геля, стала обмахивать Иру полотенцем. Сергей моргал, жмурился, улыбался, а потом перестал. Стало страшно. Он кинулся к Ире, сел на корточки. — Ир, ты чего?! Ну я же пошутил! Ну не плачь, дурочка! Вот я, живой, живой же. Перепугалась? Значит, любишь, любишь меня. Ирка, перестань реветь. Ты от этого становишься некрасивая. Оль, а говорила, что я тебе безразличен. Вот и нет! Он хотел, было, похлопать жену по плечу, но тут она села и своей тоненькой ручонкой рубанула его по челюсти. От неожиданности Сережа качнулся, завалился набок. Мужики, тоже уже хотевшие наподдать как следует шутнику, застыли. С катера за всеми наблюдали спасатели, что–то говорили в рацию. Юра, вышедший на берег, замер, глядя на Ирину. Она раскраснелась, волосы растрепались, голос стал звонким, высоким. — Да как же ты смеешь, а?! Да что же ты за животное такое?! Топиться он собрался! Пошутил он глупенько! Маленький ты пакостник! Да слабо тебе, понял? Слабо, потому что ты себя бережешь! Митя, Даша, закройте уши, мама будет ругаться. — Дети послушно заткнули пальцами уши. — Ну любишь ты себя, Сережа, люби на здоровье! Хотел нам показать, что без тебя все тут изрыдаются? Олю проверял? Поросенок ты недожаренный! Оля мне сказала, что в детстве ты на нее глаз положил, а она тебя прогнала. Обидно? Столько лет прошло, а самолюбие твое всё еще хнычет, да? И ты придумал эту шутку с утоплением. Ай да молодец! Ай да умница! Не трогайте меня! — Ира сбросила руки Яши со своих плеч. — Самовлюбленный индюк. Эгоист! Думаешь только о себе! Свинью в доме завел, игуану, пауков этих отвратительных, чтобы все в гости к тебе ходили и завидовали, да? Да пропади ты пропадом со всем этим. Пойдём, я тебя сама притоплю, там в камышах, а! Ну, что ты стоишь?! Пойдем, это будет эпично! — она дернула его за плечо, Сережа как–то жалобно заскулил. Последняя порция выпитого виски сделала своё дело. Мужчину совсем развезло. — А знаешь, почему я еще с тобой? — продолжала Ирина. — А я скажу. Дети тебя любят и им с тобой хорошо. Ты, чтобы быть самым лучшим отцом, всё для них сделаешь. Ты же должен быть во всем лучшим! Ты идеальный папа. Твои дети ни в чем не нуждаются, все развлечения, все музеи, книги и репетиторы у них есть. В бассейн ты их возишь, на теннис возишь, в парки возишь. Я бы не потянула. И ты гордишься собой, ах, какой молодец Сережа! Садись, Сережа, пятерка! Пусть ты любишь только себя, но детям от этого выгода. Смешно, правда? Ну, что же ты не смеешься?! — звонко крикнула она. Сережа оглядел слушающих Иру мужчин, хотел посмеяться над ней вместе с ними, но никто его не поддержал. — Ты всегда любуешься собой, —не унималась Ирина. — Все зеркала в доме обглядел, там тебя показывают, всего такого загадочного, красивого и самого–самого. А я… Знаешь, почему я до сих пор с тобой? Потому что мне так удобно. Гадко звучит, но… Ты должен быть идеальным мужем, поэтому жить с тобой достаточно легко, надо просто знать, на какие «кнопочки» нажимать. Сначала за тобой такого я не замечала, жили, как все. А потом угасла былая страсть, я тебе приелась, ты переключился на самолюбование. Подожди, Оля! Сядь, я не досказала! — оттолкнула она подругу. — Все должны хвалить тебя, хорошо о тебе думать, Сереженька. А я это поддерживаю. Научилась потихоньку. Я могу позволить себе работать так, как хочу, а не пахать с утра до ночи, у меня есть время для детей, себя, дом и тебя потому, что ты очень дорожишь званием лучшего, а у лучшего в семье только так. Тобой легко манипулировать, тебя надо хвалить и возвеличивать, и тогда я получу всё, что хочу. Хорошо. Но… Но я устала. Понимаешь, я устала. Я люблю тебя, слабая я женщина, люблю. Но устала нажимать эти самые кнопочки, запускающие в тебе программу «Я–король и отличный муж». А еще я устала думать, что ты облагодетельствовал меня, ты, великий и самый–самый, взял в жены такую нелепую девчонку, как я. Ты вбивал мне это в голову много лет. Но, знаешь, что? Хватит! Или ты снимаешь корону, или мы разводимся. Ну, или иди, топись. Обещаю, на твоей могилке будет добротный памятник, из мрамора, с надписью… Я потом придумаю. Всё. Ирина топнула ногой, отступила назад, боясь, что не удержится и ударит мужа опять. У нее всё тряслось, все тело, и хотелось плакать. Но она не станет. Велика честь! — А мне на тебя вообще наплевать, если честно, — вставила Оля. — Если бы ты утонул, я бы не плакала. Неприятно, детей жалко, Иру, у нее сердце слабое... А тебя… Ну просто по–человечески было бы чуть жаль. А шутка твоя глупая чуть Юре не стоила жизни. — Так! — оттеснив Сергея в сторону, сказал Яша, решив прервать затянувшийся балет. — Я предлагаю всем по случаю того, что мы здесь собрались и никто не утоп, пойти к нам и доесть шашлыки и всё остальное. Даша, Митя, бегом домой, там в холодильнике мороженое. Только чур сразу всё не есть, а то заболеете. Дети, шмыгая, кивнули, посмотрели на Иру. — Спасибо, ребята, — прошептала она Яше и Ольге. — Оля, тебе надо полежать. Пойдемте… Тетя Геля зашагала вперед. У нее дома две банки огурцов маринованных, к шашлыку самое то. "Ух, этот Сережа, ух, чудик!" - всё думала она, глядя себе под ноги. Сергей стоял на берегу, смотрел на спины уходящих людей, глупо улыбался, как нашкодивший ребенок. Юрец хотел ему что–то сказать, но потом передумал, покачал головой только. — Юр! Юрик! У меня виски есть! Божественный! — крикнул ему вслед Сережа, но мужчина даже не обернулся. Он любит выпить, чего уж тут говорить, но не со всяким… … Приехав домой, Серега поснимал все зеркала, продал живность, оставив только Шерлока, а потом сидел в пустой, пахнущей рептилиями комнате и всё думал: разведется с ним Ира или нет. Она молчала всю дорогу до города, одно только сказала, что продавать дом не разрешает. Вот интересно, если уступить, это ему в плюс пойдет или нет? Или всё равно она его бросит? А что скажут на работе, если узнают, что он развелся, и придет бумага об алиментах?.. Ох, надо срочно что–то придумать. Но сначала сходить в парикмахерскую, сделать стрижку, а то оброс совсем. — Ты куда? — строго спросила Ира из кухни. — Опять в зеркало любуешься? — Я? Ну… Ириш, а тебе помочь чем–нибудь? — За продуктами сходи. Я список тебе скинула. Быстро только давай, — ответила она, услышала, как вздохнул муж. — И не смей идти топиться. Второй раз не поверю! И спасать тебя никто не будет. Шерлок, проследи за ним! Вильнув колечком–хвостиком, поросенок поклацал копытцами по паркету, встал у двери, пошевелил пятачком. «Ну, раз за продуктами, значит не разведется!» — почему–то решил Сережа, схватил сумку, поводок и пошел в магазин. Поехал. В дальний. Самый лучший. Потому что такие мужчины, как он, в местных супермаркетах не отовариваются. А Ира вообще–то еще ничего не решила. Она взяла паузу, подумает, скажет… --- Зюзинские истории https://dzen.ru/a/ZyIvdEDnClrEhh39 #проза
Горница
Ольга стояла на высоком деревянном крыльце и сверху вниз смотрела на красующегося перед ней парня.
И ведь вроде ничего в нем нет, и росточком как будто не вышел, и ножки колесом, и лицо квадратное, и зубы кривые, а первый парень на деревне. Все девчонки от него млеют, только и ждут, когда на танец пригласит.
Ольга усмехнулась. Сережа плохо танцует, ужасно даже. Медведем топчется по ногам, смешно качает головой, как гусак тети Милы. В особенно энергичных танцах приподнимает плечи в такт, от чего почему–то начинают шевелиться и его уши. Странно, и что в нем все находят? Да и он о себе всегда высокого мнения, ну король, не иначе!..
Вот и сейчас Сергей, жуя травинку, смотрит на нее, щурится и ждет, что она кинется вниз по ступенькам, повиснет у него на шее, а он, вальяжно развернувшись, пойдет моряцкой походочкой к клубу.
Дудки!
— Оль, ну и чего? Пойдешь? — хрипло спросил Серега, сплюнул, потоптался, немного удивленный, чего она медлит–то, потом проблеял чуть смущенно, потому как увидел в окошке Ольгину бабушку:
— Со мной–то! Я же приглашаю…
— Силы Небесные! Да что ж он траву–то ест?! — раздалось из домика, загремели ведра, запричитала баба Аня. — Лёлька, вертай назад! Дождь скоро будет, не добежите, размокните, как хлебушек. А с этим, — она кивнула в сторону Сергея, — вообще не пущу! Иди, Сереженька, иди отсель. Лёля мне помогать будет. С огурцами. — Баба Аня замахала рукой, прогоняя прочь неугодного ей внучкиного ухажера.
Ольга, задрав нос, ушла, хлопнула дверью, а потом наблюдала из окошка, как Сережка плелся от их дома по дороге, как заплетал чуть ногами, думая, что это красиво.
— Ну вот спеси на нем, а гонору–то этого городского — хоть ложкой ешь! — топчась за Ольгиной спиной, проговорила Анна Викторовна. — Что отец, что сын — всё одно, оба о себе большое мнение имеют. А сами — тьфу, — она сложила пальцы на руке щепоточкой. — Букашки. Правда, Оля?
Девушка пожала плечами, ушла к себе в комнату. Там, лежа на кровати и подперев голову рукой, она задумчиво смотрела на стену, следила взглядом за древесными, с кружочками сучков узорами, различала оттенки — медовый, охристый, а там почти оранжевый, а здесь шоколадно–коричневый, с блестящей на солнышке капелькой смолы. Красиво. И Сережа красивый всё же, думала она. Но его красота Олю не привлекает. Уж очень много он из себя мнит, правильно бабушка говорит!..
Сережа медленно, рассматривая публику, подошел к веранде, куда высыпала молодежь, спасаясь от духоты. Закатное солнце лежало большими масляными, желто–красными пластами на досках пола. По ним топтались красивые девичьи ножки, за ними шли пыльные мужские ботинки. Тени ползли по стенам, делая всех еще выше, стройнее.
Серега кивнул дружкам, встал сбоку, закурил. С кем бы потанцевать? Щелкни он пальцем, любая прибежит! ЛЮБАЯ! А ему нужна Ольга. Если бы не ее бабка, он бы Олю уговорил! Точно! Надо будет в следующий раз притащить ей, бабке, что–нибудь, черенок для лопаты или букет. Она растает и отпустит Лёльку…
— Ну и где твоя недотрога? Не получилось? — спрыгнул с перил на землю Юрик. — Да тут и так цветник, глаза разбегаются. А хорошо, Серега, что мы сюда приехали, правда?
— Ага, — Сергей запустил пятерню в свою густую шевелюру, облизал губы и задрыгался под музыку, кивая головой и поднимая плечи. Раскачиваясь, подошел к стайке девчонок, притерся к ним, засмеялся. Он король. Он везде и всегда король. Хоть с Ольгой, хоть без неё!
Ребята приезжали в деревню почти каждый год, все друг друга знали. Ольгу сюда ссылали на все лето, ее мать не разделяла всеобщего увлечения пионерскими лагерями, предпочитала, чтобы дочь была под строгим доглядом. Серега же в деревне коротал обычно два месяца, помогая родителям, которые уцепились за дом–развалину и заросший участок, как проклятые копошились на нем, копали, рыхлили, пропалывали, потом тащили урожай в виде варенья и маринованных огурцов в город. Серега прямо чувствовал, как растягиваются его руки с этими бесконечными банками в сумках. Скоро станет он похожим на гориллу. Но зато тело парня приобретало красивый, стойкий загар и рельефы, которые прельщали девчонок в бассейне. Сергей специально медлил, взобравшись на вышку, выпячивал грудь, напрягал бицепсы, чтобы все–все, кто там муравьями семенит внизу, рассмотрели его неземную красоту. И даже Ольга пусть посмотрит. Ей он пошлет фотографию.
Принести черенок для лопаты и заполучить Лёльку так и не вышло. У девушки что–то случилось дома, она быстро уехала, ни с кем толком не попрощалась. Баба Аня прогнала любопытного Серегу, велела больше не приходить, потому как надоел он ей хуже горькой редьки.
Скоро разъехались и остальные ребята, кто перебирался в общежитие, кто возвращался в городские квартиры, готовясь к институту.
Лёльку Сергей любил. Еще с детства. У них была одна песочница на двоих, один совок. Почему–то всегда один. Сережка свой постоянно терял, а Лёля всё аккуратненько складывала в ведерко, обтряхивала песок с юбочки и шла домой. Серега бежал следом, поддевая мыском сандалий камешки, рассказывал услышанные от отца анекдоты. Ольга смотрела по сторонам, вроде бы и слушала, потому что улыбалась, но выходило у нее это как–то свысока, благосклонно, как будто Сережка юродивый, а она его жалеет... Они вместе ходили на речку, у них был большой надувной матрас, на который они запрыгивали и плыли на середину речки. Однажды Ольга прыгнула неудачно, матрас перевернулся, накрыл её собой. Серёга, конечно, спас, а потом жутко важничал, что такой смелый.
Они вместе росли, понимали, что мальчики и девочки вокруг делятся на красивых и не очень, любовались закатами, кормили комаров, гуляя по лесу и съедая с ладошки пригоршни дикой малины и земляники. Иногда Сережа приходил к Оле в дом, она угощала его молоком с клубникой, а он сидел за столом царем, откидывался на стуле, клал ногу на ногу и рассказывал, что поступит в МГИМО, станет дипломатом, поедет в другие страны.
Ольга пропускала всё это мимо ушей, лакомилась клубникой, а вот баба Аня плевалась, слушая похвальбы мальчишки. Уж очень в нем было много зазнайства…
Никогда он Ольге не признавался, что она ему нравится, всё ждал какого–то особенного момента, да и хотелось, чтобы она за ним побегала. А она не бегала. И вот вообще уехала…
Года через четыре они опять увиделись. Баба Аня шумно, громко встречала внучку, сетовала, что не успела ничего путного приготовить, хотя дома уже так был накрыт стол, как будто Ольга приехала из голодного края. Хлопнула калитка, застучали каблучки по ступенькам, замелькали лица в окошке.
Сергей, вытянув шею, наблюдал за соседским участком. Там ходила в купальнике Ольга, носила лейки с водой, помогала бабушке поливать огурцы. Потом, видимо, устав, присела на скамейку, захрумкала свежим огурчиком, уткнулась в какую–то книжку. Баба Аня ушла то ли за молоком, то ли за хлебом.
Сережа, обобрав малиновый куст и глянув на себя в зеркало, не спеша подошел к забору. Здесь у ребят давно был лаз, одна доска отодвигалась в сторону, можно было, изловчившись, пролезть к соседям. Сережа, нацепив на лицо обворожительную улыбку, подергал доску, но та оказалась приколочена. Новый, совсем не ржавый гвоздь торчал на его стороне острым кончиком.
— Ну бабка! — выругался парень. — Делать тебе не чего!
Тогда парень обошел участок, как к себе домой вошел к Оле через калитку, неся в руках кузовочек с ягодами.
— Привет! — прошептал он, садясь рядом с ней. От девушки приятно пахло духами, приятно было как будто случайно касаться рукой ее голой ноги, смотреть, как бьется жилка на ее шее. — Хорошо, что ты приехала. А я в лесу был, малину собрал. Будешь. Ну!
Он зачерпнул ладонью ягоды, поднес их к ее губам.
Оля отвернулась, вскочила.
— Серег, ты чего?! Да в лесу малина совсем другая! И не буду я с твоей руки есть! Ну ты вообще! — она рассмеялась, закрыла книжку.
— А раньше ела, — тихо, глядя на нее снизу вверх, сказал он. С этого ракурса было приятно рассматривать возвышенности и впадинки на ее теле. — Помнишь, нам лет по одиннадцать было. Ты ела с моей ладошки, а я с твоей. Оля…
Девушка рассмеялась еще громче, поднялась на крылечко.
— Сереж, ты иди, домой, ладно? Мне некогда, я к экзамену готовлюсь.
— Оль! — он пошел за ней, в сенцах вдруг взял за плечи, развернул к себе, прижал к ямщицкому тулупу, который висел тут уже, кажется, сотню лет, полез целоваться. А она, глупая, почему–то брыкалась, потом огрела его подвернувшейся под руку шваброй, вытолкала на крыльцо и захлопнула дверь. Малина рассыпалась по ступенькам, Сережа со зла растоптал её, отшвырнул кузовок, сплетенный из березовой лозы, уже потемневший, внутри в пятнах от ягод, пнул ногой калитку, та шарахнула, сломалась одна из петель…
Давно это было. Много зим с тех пор баба Аня куковала одна в своей избушке, ждала редких приездов внучки. Последний раз та приехала с родителями на бабушкины похороны. Тогда забили досками дверь в домике, занавесили окна, закрыли ставни.
— Оль, что теперь делать–то с участком? — спросила девушку растерянная мать, потом стала плакать, уткнулась в Олино плечо, вздрагивала.
— Оставим. Я буду приезжать. Не дам продавать, — решительно ответила Лёля, гладила маму по спине, а потом сама заревела.
С соседнего участка за ними наблюдал прижившийся там бродячий пес. Сергей с родителями уж года три не приезжают, некогда. Сережа, говорят, за границей, на практике, мать с отцом работают…
… Через много лет к дому Сергея подъехал огромный черный внедорожник. Медленно опустились стекла, высунулись две головы. Одна, Сережина, с модной прической, загеленная и от того блестящая, привлекающая своим запахом насекомых, покрутилась и нырнула обратно.
Вторая, женская, с простым «хвостиком», без макияжа, с очень милым личиком, в веснушках и с носиком–пуговкой, улыбнулась.
— Ой, Сережа! Какая красота! А воздух! — женщина втянула «пуговкой» воздух, звонко рассмеялась. — Какой ты молодец, что привез нас сюда! Митя, Даша! Просыпайтесь! Мы приехали!
На заднем сидении в машине завозились, защелкали ремни безопасности, забубнили детские голоса. Потом девичий голос взвизгнул.
— Да ничего вы не понимаете! — распахнула дверцу женщина, выпрыгнула наружу. Ее легкое, длинное платье, хлопковое, на тонких бретельках, очень ей шло. Не хватало только соломенной шляпки и букетика цветов. — Подумаешь, пчела! Зато смотрите, какая она красивая, пушок какой, лапки… Милашка!
— Ир, хватит. Противно это слышать. Пчела — милашка… Дети, мы останемся тут на ночь, — Сергей брезгливо поморщился. К подошве его туфель прилипла какая–то веточка. — Да, это мои родные края. Здесь я становился мужчиной, — гордо добавил он.
— Что, пил и курил? Да этого и дома у тебя хватало, судя по рассказам друзей, — хихикнула Ирина. — Ладно, не обижайся, ты у нас молодец! Так, Даша, давай–ка разберемся с продуктами, сварганим нам поздний завтрак. Ох, расположимся на веранде, а можно и прямо на траве расстелить плед, сесть и поесть. А? Отличная идея? Сереж, поможешь нам?
Мужчина отрицательно помотал головой.
— Извини, хочу пройтись. Всё же сто лет тут не был. Ключи от дома, ключи от сарая, от бани, — сунул он в руки жене связки ключей. — Дмитрий, помоги матери.
— Я не хочу! Поехали домой, а, пап? Ну чего здесь, а? — заныл мальчик лет девяти. Но отец его уже не слышал, схватил поводок с мордастенькой животинкой, ушел, вздыхая и смотря по сторонам, всем своим видом выражая ностальгическую грусть.
Ирина вздохнула, пошла открывать и проветривать дом. Она тут была один раз, еще до рождения детей. Сережа привозил ее, они мило переночевали тут три ночи, сладкие, мятно–ежевичные ночи. Купались, парились в баньке, жарили шашлыки. А потом больше не появлялись. Теперь Сережины родители умерли, нужно было что–то решать с домом. Сергей надумал продавать участок, завтра пойдет в какую–то контору за документами. А сегодня решили устроить пикник. Ну как решили… Решили–то решили, но устраивать его «от и до» должна была Ира. Сереже некогда, он в воспоминаниях, у него тоска по родным местам… Ира заранее наготовила дома закусок, замариновала мясо, заказала в магазине продукты, посуду, чтобы не морочить себе голову в деревне.
— Даша, Митя! Смотрите, малина! Идите скорее! — позвала детей Ирина, показала им на куст, а сама стала возиться с ключами. Она напрочь забыла, какой от чего, все перепутала и теперь не могла вытащить ключ из двери. — Да что же это такое?! — пнула она дверь ногой, оглянулась, хотела позвать мужа, но тот стоял к ней спиной, любовался своим отражением в окошке чужой машины, потом привстал на мысочки, заглянул за высокий забор соседнего участка. — Сережа! Никак не могу открыть!
Мужчина недовольно дернул головой, пошел обратно.
— Ну я же сказал, этот от дома! Этот, неужели так трудно догадаться?! — выхватил он связку ключей из Ириных рук. — По–моему, я говорю всегда четко и ясно. По крайней мере все, кроме тебя, меня понимают.
— Ну ладно, извини, Сереж. Я запуталась, устала, жарко еще…
— Ничего, ты сейчас всё быстренько организуй, а я пройдусь. Родные все же места…
Ира кивнула, а он опять вышел за калитку, медленно пошел по дороге. Важный, гордый тем, что одет в льняной, уже ужасно мятый, но дорогущий костюм, что приехал не на чем–нибудь, а на машине модной нынче, статусной марки, что на его руке часы за сто косарей.
— Ой, глядите, да это Серега–мухобойка! — вдруг гнусаво сказали из–за трухлявого забора. — Вырядился, как на свадьбу! Привет, Сереженька! А я всегда говорила, что родная земля притягивает! — Это соседка тетя Геля узнала в барине мальчишку, который вечно ловил мух электромухобойкой, купленной на станции. Так и приклеилась к Сергею такая кличка.
Сережа кивнул, натянуто улыбнулся, оглянулся, не слышала ли жена, что он «мухобойка».
— Здравствуйте, тетя Геля. Да какая там земля?! Продавать эту халупу буду. Гнилье одно! А вы тут как? Всё путем? — Он прилепил выпавший из общего гелевого шлепочка волосок обратно, на его место, расстегнул поглубже рубашку, как бы ненароком показав Геле толстенную цепь с крестом на своей шее.
— Мощная штука у тебя какая! — оценила соседка, Сережа довольно кивнул. У него вообще всё мощное — и машина, и жена, и работа. — А чего же ты, милый, крестик–то нацепил? Ведь нехристь ты! — вдруг громко припечатала тетя Геля, сплюнула и ушла, не дождавшись ответа. — И чучело какое–то на поводке водишь!
Раздосадованный, Сережа поплелся прочь, услышал, что Ира с кем–то уже болтает.
— Оля? Очень приятно! Я Ирина. А мы вот только приехали, голова кругом, за что хвататься. Ночку переночуем и уедем. А вы тут живете? Ну надо же! Да! Сергей со мной, он пройтись решил. Ой, какой у вас забавный щенок! Спаниель, да? Оля, а вы к нам заходите попозже. Я сейчас тут немного…
Стоящая рядом с натянутой между участками сеткой–рабицей Ольга, взрослая, пополневшая немного, в легком коротком платье, кивнула, хотела уйти, но потом вдруг, глядя, как Ира испуганно оглядывает запущенный участок, предложила:
— Слушайте, а лучше вы к нам приходите! С дороги устали, детям поесть нужно. У вас трава по шею, недолго клеща подхватить. А я обед уже приготовила. А потом я вам помогу в доме.
Ира сначала отказывалась, потом кивнула. Ей с утра не здоровилось, побаливало сердце, будь оно неладно, даже думала перенести поездку, но муж настоял…
— Вот! Вот у нас здесь закуски разные, я салатов нарезала. Оль, всё из холодильника, вы не думайте! У Сережи в машине мощный холодильник, — щебетала Ирина, неся контейнеры к Ольге на участок. — Ой, а можно я немножко посижу, голова что–то кружится.
Лёля кивнула, поставила в тенечке стул, подала гостье холодного морса.
— У вас точно всё хорошо? Вы бледная какая–то. Мой муж врач, может, позвать? Яша! Яш, подойди пожалуйста! Он у нас шашлыки делает. По такой жаре я не хотела, но он всё это любит, вот и жарит… — говорила Ольга, а сама всё смотрела на выступившие оранжевыми пятнышками веснушки Иры. — Вот, посидите, я еще принесу попить. Митя, Даша! Меня зовут Ольга Андреевна, заходите, пожалуйста. Там, за домом, качели, идите, вам понравится! — улыбнулась она.
Подошел Яков, посчитал Ирин пульс, хмыкнул.
— Шалит?
— Бывает, — тихо кивнула Ира. Оля вренулась, тревожно уставилась на мужа.
— Лекарства с собой? А то у нас тоже есть. Мы тут за фельдшерский пункт, — пояснил Яша.
— Да, в сумочке. Я ее на крыльце оставила. Даже не знаю, что такое, но с утра болит… Я…
— Оль, сходи, пожалуйста, принеси. Вы не против, если моя жена вашу сумку сюда доставит? — тихо просил мужчина. Ира кивнула.
— А что же Сергей? Где он? — уже направляясь в сторону калитки, поинтересовалась Лёля.
— А… Он пошел пройтись. Он Шерлока выгуливает, — пояснила Ира. — Шерлоку надо много двигаться.
— Интересная какая у вашего питомца кличка, — улыбнулся Яков. — Ну, вы тут устраивайтесь поудобнее. Сейчас кресло, пожалуй, вынесу. Ой, мои шашлыки! Я сейчас!
По саду уже плыл аромат поджаренного мяса с каким–то изысканно–прованским маринадом.
Ирина кивнула, улыбнулась и, откинувшись на удобном стуле, закрыла глаза. Хорошо вот так сидеть летом, ничего не делать и слушать, как щебечут в листве корявых, побеленных снизу и от того кажущихся одетыми в юбочки яблонь, птицы, как шуршит сама эта листва, шепчется, как звонко лает, играя с детьми, спаниель, как звенит в доме подвешенный у окошка «ловец снов». Его тонкие, переливчатые звуки, как будто подвески хрустальной люстры бьющиеся друг о друга, делают этот сад каким–то таинственным, волшебным…
— Ольга? — услышала женщина за спиной скрип калитки и хрипловатый мужской голос. Сережа считал, что это очень брутально, вот так хрипло говорить, как моряк, чуть простуженно и томно. — Ну надо же!
Лёля, держа в руках Ирину сумку, кстати очень дорогую, название фирмы вышито спереди золотистыми нитями, оглянулась. По тропинке к дому шел Сережа, а впереди него гарцевал своими тонкими ножками Шерлок.
— Господи! — Ольга не смогла удержаться, расхохоталась. — Вот ты какой, Шерлок! Сережа, ну вы даете!
На поводке Сергея, хрюкая и дергая головой, вышагивал поросёнок, серый, в черных полосочках, похожий на арбуз в черно–белом варианте. Грузное, откормленное тельце того гляди переломит ножки–палочки, пятачок смешно шевелится, принюхиваясь к шашлычному духу.
— Ты ничего не понимаешь! — усмехнулся мужчина. — Все эти ваши собаки надоели, это не модно. У нас дома еще живет игуана и паук. Здравствуй, кстати.
— Привет. Сколько лет сколько зим… — кивнула Оля. Мужчина выпятил вперед грудь, тряхнул головой. — Твоя жена и дети у нас. Ирине нехорошо, она отдыхает. Не ожидала, что вы приедете.
— А вы, я смотрю, отстроились. Живете? — чуть разочарованно, что его обскакали, посмотрел Сергей на кирпичный дом, выстроенный на месте старенького, деревянного.
— Стараемся. Ладно, дело к обеду. Бери вот Ирину сумку и дуй к нам. Она ждет лекарства.
Ольга хотела уже сбежать вниз по ступенькам, но у ее ног топтался Шерлок, путал их своим поводком. Сережа наклонился, как будто освободить Лёлькины ноги от пут, как будто случайно провел рукой по ее лодыжке. От Оли пахло духами, малиной и женщиной. Это не запах, это флюид. Да, именно что–то такое, что Сережа не мог упустить.
— Оль, я скучал… — выдохнул он, выпрямился, дернул свинку за поводок, та хрюкнула. — А ты?
Женщина закатила глаза, помахала стоящему у забора мужу.
— Иду, Яш! Это Сережа, я тебе про него рассказывала! — крикнула она. — Приходи уже! — кинула она Сергею через плечо и убежала.
А он улыбался. Оля скучала по нему, это же ясно!..
Обедать сели в беседке, построенной на месте той самой песочницы, где играли когда–то Оля и Сережа. Теперь здесь была забетонированная площадка, на которой стояли подпирающие большой, увитый виноградом купол, столбы. В середине купола висели светильники, медные абажуры которых, раскачиваясь, вспыхивали на солнце.
Митя и Даша притихли, сосредоточенно ели. Яков принес шашлыки, Оля поставила на стол миски с салатами. Ира нарезала хлеб, налила в два больших, только что из холодильника, графина квас.
— И что же вы будете делать с участком? — поинтересовался Яша. — Ломать и строить?
— Да ну что ты! — усмехнулся Сережа, вытер пальцы салфеткой, подмигнул Оле, попросил у жены передать ему салатик. — Разве оно того стоит? Эта такая дыра! Да и люди здесь через одного воры. Косилку у нас украли несколько лет назад, болгарку, в дом пару раз залезали. А может, это ваши рабочие? Ну, что дом такой отгрохали, а? — задиристо вскинулся Серега. Он немного выпил привезенного виски, «поплыл». — Небось не следили за ними, а?
— Сереж, — покраснела Ирина. — Ну ты чего?..
— Я строил этот дом сам, с коллегами. За каждого из них я могу поручиться. Еще вопросы есть? — спокойно, взяв Ольгу за руку, ответил Яков.
На лужайке взвизгнул Шерлок. Он уже давно подружился с Олиной собакой, играл, как настоящий щенок, похрюкивал, валялся на спинке, дрыгая вверху копытцами.
— Да нет, нет…
— Ну, если у тебя нет, то я спрошу. Продай нам участок. Вам все равно, кому, а мы хотим расширяться. Сколько хочешь? — Яша почувствовал, как жена тыкнула его под столом ногой, но виду не подал.
— Тебе продать? — прищурившись, как будто раздумывал вслух Сергей. — За два ляма. Вот так.
Он смотрел на сидящую напротив Ольгу, улыбался ей. «Вот я какой! Твой–то Яшенька таких денег и не держал в руках, поди! Вон, шорты на нем затрапезные и рубаха выцветшая. И весь он простой, как доска. Ох, Оля, Оля, за кого ты вышла?.. Ты просто заметалась, запереживала, что я пропал, вот и кинулась в омут с головой…» — думал он, поглаживая выпирающий живот, потом взял лежащую рядом гитару, перебрал пальцами струны, устроился поудобнее и, глядя на Олю, запел: «Нааалеееей мнееее, мояяя красивая, налеееей мне последнююю, и я споююююю!» Он упивался своим голосом, закрывал глаза, а Оля едва сдерживалась, чтобы не рассмеяться. Ира хмыкнула.
— Я думаю, пора закругляться, — испортил всю романтику Яков. — Оль, я пойду, самовар поставлю. Дети, вы пока поиграйте идите, а потом будем пить чай из настоящего самовара, на шишках вскипячённого. Во как!
Мужчина сунул Мите и Даше в руки по конфете, они поблагодарили и убежали.
— А мы посуду помоем. Оль, давай, я всё уберу, — Ира встала.
— Конечно. Сергей, поможете нам отнести всё на кухню? — улыбнулась Лёлька. — Ноете вы отменно.
— Нет, пусть он отдохнет, — покачала головой Ира, потом шепнула новой подруге на ухо:
— Он выпил, сейчас всё перебьет. Я его знаю…
В Олином доме была большая, светлая кухня, на шкафчиках резные фасады, стены выкрашены в светло–оливковый оттенок, на окошках полупрозрачные шторки.
— Складываем в посудомойку, а потом я сделаю нам кофе. Ириша… Можно я вас так буду называть? — вдруг смутилась Оля. — Просто я очень люблю это имя, хотела, если дочка родится, так назвать. Ирина, Иришка, Ирочка…
— Да хоть горшком, — махнула рукой Ира. — Это очень неудобно, что мы к вам перекочевали! — вдруг сокрушенно сказала она. — У вас свои дела, заботы, тебе отдохнуть надо, а мы тут… Оля, вы сядьте, берегите себя.
Лёлька покраснела, невольно обхватила животик руками, оберегая свою тайну.
— Это наша шестая попытка. Если опять не получится, я не смогу больше, не смогу! — вдруг заплакала она. Она ни с кем это не обсуждала, никому не говорила, даже маме. О проблемах знали только Яков и её лечащий врач. А Ира была такая уютная со своими веснушками, такая нежная…
— Оля, милая! — Ириша села рядом, обняла женщину. — Ты что! Всё будет хорошо! Знаешь, — тихо добавила она. — У тебя такой надежный фронт, муж твой, я имею в виду, — они обе засмеялись, потому что у Оли был достаточно большой бюст, мог бы сойти за «фронт». — Такой надежный! Ты не думай о плохом. Оленька, Оль, ну не плачь! Ты же под наблюдением, ты всё зависящее от себя делаешь. Всё будет ХОРОШО! — Ира говорила так жарко, так уверенно, что Оля улыбнулась. Ей всё больше нравилась эта хрупкая, красивая женщина. Жаль, что она не будет Олиной соседкой…
Яша принес пыхтящий самовар, водрузил его на большой потемневший от времени поднос, запахло вкусно и по–домашнему. Это Ира несла с кухни пирог, который испекла хозяйка, и привезенные с собой пирожные. Сережа хотел похлопать этого неудачника Яшеньку по плечу, мол, молодец, угодил барину, но не достал, стул покачнулся, Сережа упал на землю. Шерлок тут же полез у нему в лицо своим пятачком.
— Фу, проваливай, парась! Брысь! А то на мясо пущу! — оттолкнул мужчина животное, случайно зажал ему копытце, Шерлок взвизгнул. — Надо было хорька заводить. Они хоть выглядят солидней.
— Хорьки пахнут, и достаточно сильно, — подав гостю руку и помогая ему встать, сказал Яша. — Давайте–ка с дороги крепкого чая. Вот, Сергей, ваша чашка.
Яша не любил неловких ситуаций, не любил, когда кто–то падал, ударялся, «садился в лужу», позорился, оговаривался, не попадал в ноты, напевая песню. Ему всегда было всех жалко, хотелось помочь, защитить, вытащить, начать петь тоже, чтобы никто не услышал, что певец не в голосе. Такой он сердобольный. Оля даже посмеивалась над мужем, а потом благодарила Небеса, что он такой добрый и какой–то чистый, светлый что ли. Хорошо, что она его встретила!
Серега, отхлебывая из чашки и откусывая от большого куска малинового пирога, бросал на Ольгу жадные взгляды. Еще немножко, и она сама бросится к нему на шею. Они все бросаются. И на работе, и в компаниях. Кому–то он благосклонно разрешает насладиться его обществом, кого–то, кто не такой красивый, отталкивает. Это даже приятно — смотреть, как из–за тебя плачут и страдают. Хорошо, Ира о его приключениях не знает. Она наивная, глупенькая, да и славно!
Он еще немного помолчал, а потом, как будто что–то придумав, предложил пойти к реке.
— Речка? Тут есть речка? — заверещали дети. — А можно искупаться? А лодка есть? Папа, надо было взять надувную лодку!
— Надо было. Потом. Ну, пойдем? — Сережа встал, глянул на своё отражение в самоваре — хорош!
— Давайте вечером, мне поработать надо, а Ире прилечь. Мне кажется, вы устали с дороги, — покачала головой Ольга. Сережа едва стоял на ногах, ну куда ему еще на речку!
— Да? Ну и ладно. Я к себе пойду. А вы, как хотите. Ира, ты со мной? Надо постелить к ночи, комнаты проветрить.
Он оглянулся на Ирину, но Лёлька схватила ту за руку.
— Сделай сам. Ирина будет отдыхать.
— Да, вашей жене надо полежать. Не шутите с сердцем, — встрял Яша. Сергей, если надо, я помогу.
— Что? Простыни стелить? — хохотнул мужчина. — Да не надо. Успеется! Шерлок, ко мне!
Поросёнок весело подбежал к Сереже, пошел рядом.
— Красивая пара. Созданы друг для друга! — прошептал Яша, потом, увидев, как жена качает головой, добавил:
— Извините, Ира.
Та пожала плечами.
— Пойдем, я покажу тебе комнату, — Ольга увела гостью в дом, Яков стал убирать со стола. — Ребят! — крикнул он Даше и Мите. — Поможете?
Дети кивнули, стали собирать тарелки…
Сергей зашел в избу, улегся на диван, что стоял в его комнате, и тут же уснул. Ему снилась Оля, она пришла к нему сама, встала на колени, гладит его по лицу, шепчет что–то, целует. Она сама пришла, он даже не звал. Она просто знает, что с ним ей будет хорошо, он лучше всяких там Яшенек.
Мужчина открыл глаза, потому что Ольга во сне как–то странно то ли хохотнула, то ли икнула. На диване стоял Шерлок, а вовсе не Оля, парась ласкался к хозяину, похрюкивал.
— Пошел вон! Зверюга! Зажарю! — пьяно зарычал мужчина, бросил в поросенка ботинок. — Ольгу позови!..
Сережа поворочался еще немного, сна не дождался. Потом сел на кровати, улыбнулся своим мыслям, сходил в машину за чемоданом, бросил его на пол, открыл, переоделся и направился к реке…
… Ира лежала на кровати, закинув руки за голову. Из открытого окна тянуло костром и рекой. Она была тут, недалеко. Осенью, когда деревья сбрасывали листья, было видно, как она блестит мелкими вспышками, точно расплавленное серебро.
— Сережа сегодня странный, — подумала она. — Затеит какую–нибудь ерунду опять…
Она не заметила, как уснула, а проснулась от того, что Ольга теребила ее за плечо. Её напряженное лицо было каким–то бледным, строгим.
— Ир! Ир, вставай! Извини, что разбудила, но Яша сказал, твой муж пошел к реке, а он всё же пьян. И вот нет и нет его…
Ира резко села, поискала под кроватью босоножки, вскочила и побежала на улицу.
— Куда? Оль, где эта ваша река?
— Туда. Ир, ты не волнуйся, он же хорошо плавает! — Оля за соседкой не успевала. Яша уже был на берегу, смотрел на воду.
— Ну вот куда ж он делся? Я на минут десять позже за ним пошел, а его уже нет… Может, дальше ушел, по тропинке? — растерянно спросил он Ольгу.
— Не мог. Он знает, что там болотце, — покачала она головой.
— Вон его полотенце! — закричала Ира, побежала, упала на песок, испуганно всхлипнула. Много лет назад почти на ее глазах утонула девочка. Они были тогда маленькими, девочка пришла на пруд с родителями, играла, возилась в воде, потом что–то случилось, ее искали… Девочку нашли быстро, едва–едва откачали. Ира видела ее синие губы, бледное, серое лицо, слышала, как плакала ее мама… — Ну где же он? Сережа! Сережа! — кричала она, отмахивалась от хватающей ее за плечи Ольги. — Сережа!
— Надо нырнуть, — решил Яков. — Течение, зараза, быстрое, мутно там всё, но я попробую. Оль, ты не волнуйся только, ладно? Ты–то знаешь, что со мной всё хорошо будет! Позвони Петру Петровичу, может помогут!
Мужчина быстро разделся до плавок, забежал в воду, поплыл.
— Ир, надо телефон, слышишь? Даша, Митя, бегите домой за сотовым, он у меня на столе, в беседке лежит. Сходите, вы шустрые, быстро обернетесь! — схватив старшую Дашеньку за плечи, четко и медленно сказала Лёля. — Мы вызовем спасателей, они помогут. Слышишь, Даша?!
Девочка закивала, побежала к дому, спотыкалась, падала, зацепившись ногами за корни. Митя, испуганный, кинулся за ней…
Оля села на песок. Ей было нехорошо. Ей всегда было нехорошо, когда Сережа рядом. От него всегда пахло угрозой, бедой.
Заболел живот, Оля старательно дышала, успокаивалась. Вон Яша, он вынырнул, помахал ей рукой, он сильный и хорошо плавает, с ним ничего не случится. А Сергей… Если волноваться за него, то станет худо, совсем худо. Да и не стоит он волнений. Иру только жалко. Вот она, стоит, как тростиночка, подкормить бы ее, холить, лелеять, обнимать, а этот Сергей…
— Ира! Иди сюда, сядь рядом. Голова кружится? Ну вот! — Ольга медленно встала, подошла к подруге. — Сядь, Яша всё сделает, как нужно.
— Оль, я не переживу! Я не смогу, Оля! Да, Сережа сложный человек, самовлюбленный, но он хороший, правда! Он много другим помогает, мне тоже… Он, знаешь, всегда сделает что–то и так преданно смотрит, ждет, что я его похвалю… Когда Даша родилась, он светился весь, хотя мальчика ждал. Узист ошиблась. У всех его друзей пацаны, а у него дочка, очень ему это понравилось. Глупо…
— Ну, он же человек, уж какой есть, — пожала плечами Оля. — Да, есть в нем эта привычка — собой любоваться. Всегда таким был. С другой стороны, не пьет особо, не курит — тоже хорошо. Только вот сегодня учудил, конечно…
Женщины смотрели, как Яков метался по реке, Ирина всхлипывала, оглядывалась, ждала детей. Прибежала обратно запыхавшаяся Даша, принесла телефон, за ее руки цеплялся плачущий Митя. Ольга позвонила на спасательную станцию, Дядя Петя обозвал Сергея некрасивым словом, сказал, что скоро приедут.
— Оль, Яша где? — спросил он.
— Ныряет…
— Пусть вылезает, а то мы его винтом зацепим. Позови его, хорошо?
— Ага!
Лёлька вскочила, стала махать мужу, показывать на телефон, потом еле удержала Иру, чтобы та не бросилась в реку сама. Но Ириша плохо плавала, она боялась нырять, что уж говорить о поиске утонувшего мужа…
…Женщины обнялись, всхлипывая и дрожа, прижали к себе детей.
Яша уже стоял рядом, сжимал и разжимал кулаки.
— Оля, иди домой. Прими лекарства и ляг. Ну пожалуйста! — всё приставал он к жене, но та отмахивалась.
— Я побуду с Ирой, я тут, с вами. Всё хорошо, Яш. Я контролирую ситуацию, — тихо сжала она его руку.
Прибежали деревенские мужики, хотели помогать, но Яков сказал, что ждут катер, в воде опасно будет. Юрка, Юрец, тот самый, что когда–то ходил с Серегой на танцы в клуб, хмуро смотрел на сидящих женщин, на ревущих детей рядом с ними. А потом, выругавшись, кинулся в воду. Он долго плыл под водой, а когда вынырнул, издалека на него шел катер. Еле увернулся…
В кустах сбоку зашуршало. Оттуда вышел, презрительно усмехаясь, Сергей, совершенно сухой и поглаживающий своё бледное брюхо.
— Ну что, испугались? Я тут спрятался, слышу, вопли. Ох, ну дел вы наворотили, ребята! — Он улыбался мужикам, опять приглаживал нагеленные свои волосы, а потом увидел, как Ира оседает на песок, как бледнеет ее лицо, а губы становятся синими. Она падала как будто в замедленной съемке, Оля тянула ее за руки, какой–то мужик, ах, да, это Яков, кинулся к ней, закричали дети. Ира плакала, очень некрасиво и громко. Деревенские, прибежавшие на помощь, испуганно смотрели на неё.
— Скончается девка от твоих шуток, дурной ты, дурной! — прошипела тетя Геля, стала обмахивать Иру полотенцем.
Сергей моргал, жмурился, улыбался, а потом перестал. Стало страшно.
Он кинулся к Ире, сел на корточки.
— Ир, ты чего?! Ну я же пошутил! Ну не плачь, дурочка! Вот я, живой, живой же. Перепугалась? Значит, любишь, любишь меня. Ирка, перестань реветь. Ты от этого становишься некрасивая. Оль, а говорила, что я тебе безразличен. Вот и нет!
Он хотел, было, похлопать жену по плечу, но тут она села и своей тоненькой ручонкой рубанула его по челюсти.
От неожиданности Сережа качнулся, завалился набок. Мужики, тоже уже хотевшие наподдать как следует шутнику, застыли. С катера за всеми наблюдали спасатели, что–то говорили в рацию. Юра, вышедший на берег, замер, глядя на Ирину.
Она раскраснелась, волосы растрепались, голос стал звонким, высоким.
— Да как же ты смеешь, а?! Да что же ты за животное такое?! Топиться он собрался! Пошутил он глупенько! Маленький ты пакостник! Да слабо тебе, понял? Слабо, потому что ты себя бережешь! Митя, Даша, закройте уши, мама будет ругаться. — Дети послушно заткнули пальцами уши. — Ну любишь ты себя, Сережа, люби на здоровье! Хотел нам показать, что без тебя все тут изрыдаются? Олю проверял? Поросенок ты недожаренный! Оля мне сказала, что в детстве ты на нее глаз положил, а она тебя прогнала. Обидно? Столько лет прошло, а самолюбие твое всё еще хнычет, да? И ты придумал эту шутку с утоплением. Ай да молодец! Ай да умница! Не трогайте меня! — Ира сбросила руки Яши со своих плеч. — Самовлюбленный индюк. Эгоист! Думаешь только о себе! Свинью в доме завел, игуану, пауков этих отвратительных, чтобы все в гости к тебе ходили и завидовали, да? Да пропади ты пропадом со всем этим. Пойдём, я тебя сама притоплю, там в камышах, а! Ну, что ты стоишь?! Пойдем, это будет эпично! — она дернула его за плечо, Сережа как–то жалобно заскулил. Последняя порция выпитого виски сделала своё дело. Мужчину совсем развезло. — А знаешь, почему я еще с тобой? — продолжала Ирина. — А я скажу. Дети тебя любят и им с тобой хорошо. Ты, чтобы быть самым лучшим отцом, всё для них сделаешь. Ты же должен быть во всем лучшим! Ты идеальный папа. Твои дети ни в чем не нуждаются, все развлечения, все музеи, книги и репетиторы у них есть. В бассейн ты их возишь, на теннис возишь, в парки возишь. Я бы не потянула. И ты гордишься собой, ах, какой молодец Сережа! Садись, Сережа, пятерка! Пусть ты любишь только себя, но детям от этого выгода. Смешно, правда? Ну, что же ты не смеешься?! — звонко крикнула она. Сережа оглядел слушающих Иру мужчин, хотел посмеяться над ней вместе с ними, но никто его не поддержал.
— Ты всегда любуешься собой, —не унималась Ирина. — Все зеркала в доме обглядел, там тебя показывают, всего такого загадочного, красивого и самого–самого. А я… Знаешь, почему я до сих пор с тобой? Потому что мне так удобно. Гадко звучит, но… Ты должен быть идеальным мужем, поэтому жить с тобой достаточно легко, надо просто знать, на какие «кнопочки» нажимать. Сначала за тобой такого я не замечала, жили, как все. А потом угасла былая страсть, я тебе приелась, ты переключился на самолюбование. Подожди, Оля! Сядь, я не досказала! — оттолкнула она подругу. — Все должны хвалить тебя, хорошо о тебе думать, Сереженька. А я это поддерживаю. Научилась потихоньку. Я могу позволить себе работать так, как хочу, а не пахать с утра до ночи, у меня есть время для детей, себя, дом и тебя потому, что ты очень дорожишь званием лучшего, а у лучшего в семье только так. Тобой легко манипулировать, тебя надо хвалить и возвеличивать, и тогда я получу всё, что хочу. Хорошо. Но… Но я устала. Понимаешь, я устала. Я люблю тебя, слабая я женщина, люблю. Но устала нажимать эти самые кнопочки, запускающие в тебе программу «Я–король и отличный муж». А еще я устала думать, что ты облагодетельствовал меня, ты, великий и самый–самый, взял в жены такую нелепую девчонку, как я. Ты вбивал мне это в голову много лет. Но, знаешь, что? Хватит! Или ты снимаешь корону, или мы разводимся. Ну, или иди, топись. Обещаю, на твоей могилке будет добротный памятник, из мрамора, с надписью… Я потом придумаю. Всё.
Ирина топнула ногой, отступила назад, боясь, что не удержится и ударит мужа опять. У нее всё тряслось, все тело, и хотелось плакать. Но она не станет. Велика честь!
— А мне на тебя вообще наплевать, если честно, — вставила Оля. — Если бы ты утонул, я бы не плакала. Неприятно, детей жалко, Иру, у нее сердце слабое... А тебя… Ну просто по–человечески было бы чуть жаль. А шутка твоя глупая чуть Юре не стоила жизни.
— Так! — оттеснив Сергея в сторону, сказал Яша, решив прервать затянувшийся балет. — Я предлагаю всем по случаю того, что мы здесь собрались и никто не утоп, пойти к нам и доесть шашлыки и всё остальное. Даша, Митя, бегом домой, там в холодильнике мороженое. Только чур сразу всё не есть, а то заболеете.
Дети, шмыгая, кивнули, посмотрели на Иру.
— Спасибо, ребята, — прошептала она Яше и Ольге. — Оля, тебе надо полежать. Пойдемте…
Тетя Геля зашагала вперед. У нее дома две банки огурцов маринованных, к шашлыку самое то. "Ух, этот Сережа, ух, чудик!" - всё думала она, глядя себе под ноги.
Сергей стоял на берегу, смотрел на спины уходящих людей, глупо улыбался, как нашкодивший ребенок. Юрец хотел ему что–то сказать, но потом передумал, покачал головой только.
— Юр! Юрик! У меня виски есть! Божественный! — крикнул ему вслед Сережа, но мужчина даже не обернулся. Он любит выпить, чего уж тут говорить, но не со всяким…
… Приехав домой, Серега поснимал все зеркала, продал живность, оставив только Шерлока, а потом сидел в пустой, пахнущей рептилиями комнате и всё думал: разведется с ним Ира или нет. Она молчала всю дорогу до города, одно только сказала, что продавать дом не разрешает. Вот интересно, если уступить, это ему в плюс пойдет или нет? Или всё равно она его бросит? А что скажут на работе, если узнают, что он развелся, и придет бумага об алиментах?.. Ох, надо срочно что–то придумать. Но сначала сходить в парикмахерскую, сделать стрижку, а то оброс совсем.
— Ты куда? — строго спросила Ира из кухни. — Опять в зеркало любуешься?
— Я? Ну… Ириш, а тебе помочь чем–нибудь?
— За продуктами сходи. Я список тебе скинула. Быстро только давай, — ответила она, услышала, как вздохнул муж. — И не смей идти топиться. Второй раз не поверю! И спасать тебя никто не будет. Шерлок, проследи за ним!
Вильнув колечком–хвостиком, поросенок поклацал копытцами по паркету, встал у двери, пошевелил пятачком.
«Ну, раз за продуктами, значит не разведется!» — почему–то решил Сережа, схватил сумку, поводок и пошел в магазин. Поехал. В дальний. Самый лучший. Потому что такие мужчины, как он, в местных супермаркетах не отовариваются.
А Ира вообще–то еще ничего не решила. Она взяла паузу, подумает, скажет…
---
Зюзинские истории https://dzen.ru/a/ZyIvdEDnClrEhh39 #проза