Большая пустая квартира с высокими потолками, приподнятыми, положенными на подоконник шторами, оголенными батареями и трубами пахла пылью.

Ключи он взял у соседей. Он прошёлся по комнатам, заглянул в ванную, поразился ее размерам и ее запущенности, прошел в просторный зал, открыл балкон и опустился на широкое кресло.
Да! Квартирка великолепная. Даже лучше, чем он ожидал. Сколько тут комнат? Только запущена так, что жить в ней казалось невозможным.
Он немного посидел, потом подошёл к окну, выглянул во двор. Сомневался ... Он знал, что в Москве с местами для стоянки машин туго, возможно он занял чье-то законное место. Но пока возле его Хундая не было никого, и места свободного достаточно. Надо спуститься за сумкой.
Здесь, в этой квартире предстояло жить ему больше месяца – пока отпуск. И жить не одному.
Идея убраться за пару дней как-то поблекла перед глобальной запущенностью жилища. Серые высоченные окна-арки с засохшими цветами в горшках, тяжелые шторы с пыльными складками на воланах, рыжая проржавевшая ванна и трубы.
Потолок с ажурной лепниной, но весь потрескавшийся, серая хрустальная круглая люстра, с нее свисает тряпка. Видимо, люстру пытались прикрыть от пыли. Паркет местами рассохся. Древняя совсем плита, круглая стиралка "Волга" с валиками ручного отжима, пузатый холодильник ЗИЛ – не промытый, пожелтевший от недомытости. И пыль, пыль, пыль уже вперемешку с песком –повсюду.
Он зашёл в неуютный кабинет с массивным темным столом, книжными шкафами до потолка. Здесь было темно, мебель почти черная, он раздвинул тёмно-синие бархатные шторы. На столе каменная карандашница, малахитовые ручки, календарь. Дима заглянул на дату – 12 января 1995 года.
Время здесь остановилось ...
В спальне тоже уюта не было. Из шкафа вывалена одежда, похоже, что сломалась полка, шторы подняты, голые порыжевшие батареи... Он выдвинул ящик комода, увидел ажурную шкатулку, открыл и ... отступил назад.
– Да поди ты! – вырвалось...
Шкатулка была полна золотых украшений: кольца, перстни, браслеты, цепочки, серьги, броши ... Сколько тут золота! Кольца широкие, тяжелые, серьги с янтарем и не только... Первая мысль – положить чуточку в карман. От пары колец не прибудет – не убудет...
Но мысль как пришла, так и ушла. Если уж и соседи не тронули... А вдруг есть опись, или видеокамера... Он огляделся. Да какая камера, тут и света-то, вроде, нет.
Он убрал шкатулку, закрыл комод, пощелкал выключателем – света не было. Нашел в коридоре щиток – электричество включилось.
Ну, хоть это... Он поставил телефон на зарядку, спустился за сумкой и через некоторое время уже спал мертвым сном на высокой скрипящей кровати в спальне хозяев квартиры. Сутки почти он был за рулем.
***
– Здравствуйте, это Дмитрий Сергеевич Копылов? Туда я попала? – голос старческий.
– Да. Слушаю Вас...
–Дмитрий Сергеевич, Дмитрий... Я так рада, так рада, что дозвонилась. Меня Софья Михайловна зовут, я нянечкой тут, мне внучка помогла найти Вас, а то б я ... разве б я ... В общем, у нас тут дедушка Ваш – Копылов Лев Иваныч. Дима, Димочка... Уж позвольте мне так называть Вас? Я – человек в возрасте.
– Называйте...
–Дима. Вы ведь единственный внук евонный, единственный. Деда своего. Он молчаливый, не говорит больно-то, болеет он, но ждёт Вас. Очень ждёт... Может...
– Извините... Как Вас...
– Софья Михайловна.
– Софья Михайловна, спасибо Вам за заботу, но я его совсем не знаю. Думаю, вы говорите о родителе моего отца. Но родители мои развелись, когда мне было четыре года, я...
– Я знаю, знаю... Отец Ваш давненько помер. И мама Ваша умерла недавно, Царство небесное. Она ведь приезжала к нам.
– Что? Мама? Этого не может быть. Вы путаете...
– Нет-нет. Просто... Просто она ж скоропостижно... вот и не успела Вам рассказать, наверное. Или не хотела. Не знаю я... Но была у нас Юлечка, была. Хорошая женщина, заботливая. Жаль ее...
–Извините, Вы ... Мама?
– Да-да, приезжала. Дима...
– Простите, Вы хотели б, чтоб я приехал? Но я все равно не смогу. Далеко я живу, работа ...
– Да...конечно-конечно. Но... Тут, знаете, дело такое. У Льва ж Иваныча в Москве жилплощадь имеется. Большая, вроде. Так нашлись тут дельцы, уговаривают его квартиру оформить на наш пансионат, в лице зама директора. Ух! Дотошный тип, неприятный. Боюсь я ...
– Ну и пусть. Для меня дед – человек чужой. Его дело...
Собеседница продолжала, как и не слышала.
– А Лев Иваныч плохо говорит. По закону-то не имеют права, но ведь они найдут методы. А ему ж хочется – внуку. Говорит, дескать, ему я не нужен. Вот бы нужен был, так ему б квартиру-то. Я его понимаю хорошо. А так ведь заберут, Димочка. А нынче жилье-то дорогое. Только побывать он в квартире мечтает, пожить напоследок. Так мечтает! Он ведь обезножел почти, не ходит уж... Много у него болячек-то. Вот я начала Вас искать. Думаю, а вдруг да найду, и нашла..., – говорила она сумбурно.
– Хорошо, я подумаю. Это Ваш номер?
– Мой, мой...
– Я перезвоню...
Ну, прям, как в кино: наследство привалило. Только Дмитрий не верил. И перезванивать не собирался.
Слышал он от матери, что дед этот – человек тяжёлый. Когда умер отец, они уж с мамой давно были в разводе. Но и тогда мать сказала: "Довел Лев Иваныч и сына"
Поэтому и не верил Дима, что мать навещала деда. Разве что... разве что из-за жилплощади. Может хотела, чтоб ему досталось?
– В Москву б тебе, сынок..., – вспомнил он мамины мечты.
Да, это вот, кстати, вполне возможно. Ради него мама могла переступить и через себя. Любила она его очень.
Квартира в Москве! Э-эх...
Мама говорила, что дед был большой партийной шишкой, что квартира у них где-то в центре, большая. Когда привел ее отец знакомиться с родителями, она потерялась в комнатах. Больше никаких подробностей она не рассказывала, потому что семейная жизнь не сложилась, и мама уехала к себе на Кубань. Там и вырос Дима. Об отце он не вспоминал, а уж о существовании бабки и деда с той стороны не думал вообще.
Дед и бабушка у него были. Лучшие! Мамины родители.
Благодаря им приобрёл он в Краснодаре квартиру. Вот только совершил ошибку, оформил и на жену. Жизнь их шла кувырком, десять лет промучились и разошлись. Дочка выросла у тещи, жена не очень-то желала заниматься ребенком.
Квартиру делили по суду. В результате Дмитрий купил небольшой флигель – четырнадцати метровая комнатка и пятиметровая кухня-прихожка. Когда брал, ему было все равно –где б приткнуться, да и только. А когда понял, что жить тут практически невозможно, начал откладывать на нормальное жилье, считал каждую копейку. Алименты, коммуналка, продукты, бензин...
А жена все звонила и требовала денег на дочь... Алименты считала копеечными. С дочкой он общался хорошо, забирал порой на каникулы в свою холупу, баловал.
– Ой, папа, ты так никогда на квартиру не накопишь. Столько сладостей!
– Это факт...
Ого-го... квартира в Москве... Мысли крутились крутились...
И через пару часов размышлений за выкладкой плитки на очередной шабашке, он все же перезвонил.
– Софья Михайловна, это Дмитрий. Так что этот дед хочет? Можете ещё раз пояснить.
Софья Михайловна звонку не удивилась, была рада. Рассказала, что Лев Иваныч болен, но мечтает дожить свой век дома, в своей квартире, или хоть побывать там. Мечтает увидеть внука, но вслух об этом не говорит. Но она-то понимает, что мечтает...
***
И вот шкурный интерес привез Дмитрия в Москву. Только шкурный интерес. Он это от себя самого и не скрывал.
Здесь, в квартире, на фотках, висящих на стене, он впервые увидел деда и бабку. Дед – важный, дородный толстяк, и даже с виду – неприятный. А вот бабушка ничего так. Он даже нашел сходство со своей Стешкой, дочкой.
И вот этого незнакомого толстяка он должен будет забрать завтра из пансионата и привезти сюда... В это запущенное жилище.
Дима прошел на кухню, открыл газовый кран. Газ шел, но в квартире неприятно запахло. Нет, определенно надо вызывать газовиков. Столько лет квартира стояла закрыта. А сколько? Неуж с 95-го? Он забыл спросить Софью Михайловну, как давно дед у них.
В дверь постучали робко. За дверью – соседка. Та самая немолодая женщина, у которой он взял ключ.
– Я подумала, тут ведь ничего не работает. Может чаю?
Они сидели на просторной уютной кухне соседки.
– Не я ведь ключи-то забирала у деда Вашего, свекровь моя. Мы позже приехали. Уж нет ни свекрови, ни мужа... Я тут с семьёй дочки живу.
– А сколько лет он в доме... в пансионате?
– Ой, и не знаю. Думаю, лет пятнадцать или больше. Мы уж тут двенадцать лет живём. Свекровь ещё цветы поливала там, убиралась. А мы не стали, уж простите. Хозяин не вернется. Решили, что квартиру все равно продадут. Я – больной человек, а дочка ... работа, дети... Дома б всё успеть.
– Значит, Вы его не знали, деда моего?
– Нет. Только от свекрови слышала. Она уважала его. Но мне кажется, как будто побаивалась. Знаете, они все из прошлого... Он же в Министерстве работал, а наши – простые люди. Квартиру ещё отец свекрови получил, он моряком был, капитаном. Там какая-то семейная история тоже была. Но я уж забыла.
– А у Вас нет телефона газовой службы? Проверить бы...
– Есть, найду сейчас, – она пошла в комнату, но в дверях оглянулась, – Неужели и правда привезёте его? А сколько ему лет-то уже?
– Не знаю... Я и сам о нем недавно узнал. Думал уж померли все давно. Да, хочу привезти. Он хочет. Но я только на месяц-полтора. Пока отпуск.
В глазах соседки – сомнение:
– Старики ... они тяжёлые бывают. Лишь бы – в уме...
***
Газовиков в этот день Дмитрий так и не дождался. Отзвонились – на аварии. Он решил прогуляться, сходить в кафе пообедать, закупить моющие средства и что-нибудь съестное.
Завтра он собрался ехать в пансионат, уже созвонился с Софьей Михайловной. Та суетилась, почему-то говорила, что ничего покупать не надо, что на первое время они деда соберут.
Покупать Дмитрий ничего и не собирался, он так и не понял – о чем она. Он заберёт деда с личными вещами, да и все... Чего там старику надо-то? С едой вот только разобраться бы. Ну, по ходу...
Рано утром Дмитрий выехал в подмосковный пансионат по указанному адресу. Вернее, в дом престарелых. Может и не поедет дед, но тогда хоть повидаются.
Шкурный интерес не отпускал. А вдруг да хватит одной встречи, чтоб у деда проснулись чувства. Старики, они ж сентиментальны. Посмотрит на внука, да и оставит квартиру ему... Хотя, если там такие дельцы, о каких говорила Софья Михайловна, обманут старика. Но если объявится внук, есть надежда...
И все же Дмитрий очень надеялся, что эта поездка будет не попусту. О такой квартире только мечтать. Никаких чувств к чужому для него человеку он не испытывал. Ну, а уж если всё зря, то погуляет по Москве, сходит в Третьяковку, проедет по магазинам техники и стройматериалов, да и направится обратно. Жаль, конечно, затрат... но ... Чудес не бывает, нечего уж сильно рассчитывать.
Дом престарелых оказался совсем небольшим, располагался в двухэтажном длинном здании. Территория его была ухожена, охрана, шлагбаум, красивые клумбы, скамейки. В общем, Дмитрию понравилось.
Понравилось и то, что его там ждали, встретили практически на пороге. Худощавая пожилая женщина с непокрытой головой, торчащими кудряшками – Софья Михайловна.
– Здравствуйте, Дмитрий Сергеевич. Волнуюсь я. К директору сейчас пойдете, только про меня не говорите ничего, пожалуйста. Скажете, что дед Вам сам звонил. Он немного-то говорить может. Скажете, просил забрать.
– Софья Михайловна, а он правда просил? – что-то Дмитрию тут не нравилось.
– Конечно. Но потом потом, – махала она руками, – Идите, ждут Вас. Свидетельство о рождении свое взяли?
Директор позвал врача, они долго говорили о состоянии здоровья Копылова Льва Ивановича, убеждали, что с ним будет нелегко, что и физически, и психически пациент не здоров. А у Дмитрия в голове сидело одно – хотят отжать квартиру.
– Нет, нет. Я его забираю. Мы справимся, – делал вид, что такое решение принял он не один, говорил убеждённо и деловито.
– Ну, что ж, дело Ваше, – развел руками главврач, казалось, что смотрит с сочувствием, – Бумаги будут готовы через час, а пока можете пойти к деду.
Дмитрий кивнул, даже не стал спрашивать, куда идти. Сделал вид, что знает. Софья Михайловна перекрестилась и велела ему ждать в коридоре.
Дмитрий разглядывал стенды, цветы, когда вдруг услышал звук: по коридору на довольно большой скорости мимо него пролетел старикашка-сморчок на инвалидной коляске. Дмитрий даже испугался. Казалось, кто-то управляет этой коляской радиоуправлением, безумно разогнав. Но коляска неожиданно встала у противоположной стены, развернулась и подъехала к нему.
"Местный спринтер" – подумал Дмитрий. Неужели и здесь такие есть?
Правой рукой старик держал рычаг. Казалось, что коляска слишком большая для него. Он скособочился на правый бок, одет был в черный спортивный костюм, на ногах шерстяные вязаные носки, серая кепка. А лицо – печёное яблоко. Щеки покрыты коростой, седая щетина, нос – красный, взгляд из-под бровей.
Дмитрий огляделся. По коридору шла девушка с двумя большими сумками.
– Лев Иваныч, сказала же, подождите! – она была недовольна, подошла к старику, резко пристегнула ремни, прикрыла его колени пледом.
Он стал сидеть чуть прямее, но на нее никак не реагировал, он смотрел на Дмитрия.
И тут до Димы стало доходить, что вот этот старик и есть его дед. А как же фото? В квартире на фото – полный, солидный представительный немолодой мужчина. Такого старика и ожидал увидеть Дима, но этот... Он смотрел на руки деда – коричневые, в пятнах, какие-то неживые, как будто вырезанные из дерева.
– Здравствуйте, – кивнул он.
Дед продолжал на него смотреть, никак не реагировал.
– Сейчас ещё Софья Михайловна там соберёт последнее. Памперсы мы тоже положили, но он отказывается. Чего мы только не делали, никак, – медсестра говорила так, как будто деда тут не было, – Вы, пожалуйста, не давайте ему гонять. Пока он тут, пока Вы не расписались, мы ещё за него отвечаем. Погуляйте пока, все равно ждать.
Медсестра ушла, а Дмитрий совсем растерялся. Дед, наклонив голову, так и смотрел в одну точку, туда, где только что сидел Дмитрий. Дима аккуратно взялся за ручки коляски, развернул ее и отправился к выходу.
Он не знал, понимает ли его дед, слышит ли, поэтому ехал молча. Но метров через двести остановился, повернул кресло к скамье и сел перед дедом.
– Ну вот, дед. Я и приехал. Меня Софья Михайловна нашла, – Дмитрий смотрел на старика, но тот смотрел на рукоять коляски, на которой лежала его рука, и никак не реагировал. Но Дмитрию почему-то показалось, что он его слышит, – Дед, а ты правда хочешь отсюда уехать? Здесь хорошо, вроде... Хочешь?
Реакции – ноль.
– А ты вообще слышишь меня? А? – он спросил чуть громче, но реакции опять не последовало. Дмитрий опустил голову, – Глухой, значит. Вот те и на...
Глаза старика так и остались опущены, но чуть дернулся уголок рта, как будто в сдержанной усмешке.
Ага... Дмитрий поднял брови. И тут пришла в голову идея. Он встал, отошёл так, чтоб дед его не видел и громко крикнул:
– Задняя передача!
Коляска рванула назад, чуть не сбив Дмитрия, он отскочил.
– Стоп! – коляска встала, – Рулим вон к тем качелям, – показал на качели возле здания.
Но дед помедлил, а потом коляска его развернулась и помчалась вдоль аллеи в обратную сторону. Помчалась с большой скоростью. Аллея заворачивала, Дмитрий проскочил сквозь кусты прямо по клумбе, поймал коляску за ручки.
– Стоять! Тпррру... Лихой ты, однако,– Дмитрий тяжело дышал. Да, скучать с этим стариком не придется.
Он катил коляску по кругу и размышлял. Только теперь он начал понимать, какую обузу на себя взваливает, только сейчас начал вникать в слова, сказанные врачом. Что он знает об уходе за такими вот больными, полусумасшедшими стариками? Да ничего... И сейчас ему сунут документы, и он распишется за ответственность.
Может вернуться в кабинет, объяснить, что ошибся, что переоценил свои возможности, не знал, что дед такой больной, и ехать себе спокойно домой? Сейчас этого очень хотелось.
А как же квартира? Уплывёт... Нет, надо все ж постараться. Софья Михайловна говорила, что дед хочет в квартире пожить. Просто немного пожить. Уж месяц-то можно и потерпеть, ради такой хаты. Хотя... Возможно, он и опоздал. Есть завещание или нет? Где документы на квартиру? У кого...
Медсестра сменила его, осталась с дедом.
– Все документы забирать будете? Ведь не на совсем забираете...
– Буду.
Он расписывался за каждый документ, полученный здесь. Паспорт – распишитесь, мед полис – распишитесь, медкнижка – распишитесь, сберкнижку, сертификат собственности, ещё сертификат, еще..
– А что это?
– Документы Копылова Льва Ивановича. Это гараж, это дом, это квартира. Тут целая папка, расписывайтесь, ещё много... Все до единого должны быть в целости и сохранности, когда вернёте его. В общем, все должно быть оформлено юридически. И имейте в виду, у него признанная пять лет назад недееспособность, так что ... сами понимаете. Никакие юридические процедуры совершать он не может. К вам придет сотрудник социальной службы, проверит условия содержания. Мы обязаны сообщить...
Завещания среди документов не было. Сумок оказалось четыре, каталка с трудом вошла в багажник, деда усадили на переднее сиденье. Тело его было каким-то безжизненным, Дмитрий с санитаром справились быстро.
– Димочка, подгузники не суй ему, он злится, – советовала Софья Михайловна, – Кашу овсяную ненавидит, еду – через блендер, мяса много нельзя. Там доктор написал и диету. На унитаз тут у нас сам залезал, а уж там у вас как, и не знаю. Ох! Начнёшь помогать, злится. Уколы не любит, но там успокоительные... Я написала вам всё, да и доктор. Ночью я насильно колола, приж, да и... Злится, конечно, дерется, а я отбегу, да и всё, – она утирала слезу.
– А есть что-нибудь, на что он не злится? – Дмитрия уже раздражала вся эта суета.
– Жаль мне его. Хороший он, но тут всех бесил, только я вот и приспособилась... Чего и делаем! Верно ли поступаем, уж и не знаю. Ты звони мне. Хошь днём, хошь ночью... Звони... Как родной он мне стал.
Ворота закрылись, плачущая Софья Михайловна осталась за ними, а Дмитрий выдохнул.
В голове крутился тот самый шкурный вопрос: что имел в виду директор, когда говорил о недееспособности деда? Дмитрий был не силен в делах юридических. Надо будет проконсультироваться. Квартирный вопрос был для него сейчас основным.
А этот старик... Он совсем больной и старый. Зачем ему это всё?
Он покосился на деда. Тот привалился к окну, смотрел вперёд. Дорога серой лентой катила через лес.
"Ничего. Может, без всяких наставителей и легче будет... Справятся!" – подумал Дмитрий и надавил на газ.
***
В дороге случилась неприятность. Дмитрий подумал, что дед уснул, но голова его моталась как-то уж совсем неестественно.
– Дед, эй, дед....
Дед не реагировал. Эстакада – машину не остановить. Дмитрия захолонуло – уж не помер ли дед? Как только появилась возможность, остановился. Выскочил из машины, обежал, взял деда за голову, приподнял, стукнул по щетинистой щеке.
– Эй, ты чего? Дед!
Дед открыл глаза, сдвинув брови глянул на него, с обидой резко оттолкнул его руки.
– О, Господи! Напугал... Ты так больше меня не пугай, пожалуйста. Скоро приедем, потерпи.
Начало рассказа
Квест: собрать коляску, пандус, сумки, лестница, лифт ... Дмитрий радовался, что многое для инвалидов было предусмотрено, но и трудности были: долго не мог открыть двойную дверь подъезда – заело задвижку. Дед сидел в коляске, смотрел на окна дома.
Но вот, наконец, въехали в квартиру. Дмитрий побежал за оставшимися сумками, а когда вернулся, деда в прихожей уже не было. Коляска стояла в зале перед фотографией семьи, дед смотрел на нее.
Вот и хорошо. Пусть ... Есть время разобрать сумки. И зачем столько одному старому человеку?
Но оказалось, что одежды там минимум. Памперсы, пакеты с лекарствами, шприцами, какие-то кружки, колбы, медицинские трубки, аппараты. Дмитрий вспомнил про то, что где-то в документах есть назначение врача.
"Надо будет потом посмотреть".
– Дед, в туалет хочешь? Нет? А полежать?
Дед молчал. Значит не хочет... Хорошо...
– Дед, у нас с тобой газа нет, так что... Поесть хочешь? Колбаса есть хорошая, бананы..., – Дмитрий суетился, кричал уже с кухни.
Дед молчал. Он переехал к высокому резному комоду, мял в руке угол вязаной, посеревшей от времени скатёрки.
– Ладно. Тогда я слетаю за электроплиткой и этим... как его... блендером. Побудь тут.
В машине – неприятный запах. Дима открыл окна и тут взгляд его упал на соседнее сиденье, он потрогал... сиденье было мокрым.
– О,... мать его! – выругался.
Свой автомобиль он любил, следил за ним, и это обстоятельство выбесило. Дед не любит памперсы – вспомнил.
"Ничего, у меня быстро полюбит!" – злился Дмитрий, набрасывая на сиденье салфетки.
На мойке машин – очередь часа на два... Он бы, конечно, дождался, но дома – дед. И ещё непонятно, можно ли его оставлять одного надолго. Раздосадованный Дмитрий после магазинов поехал домой. Решил, что будет мыть сиденье сам.
Эх!
Когда вернулся, дед спал, сидя в коляске у окна. Дмитрий пожалел, что не стал стоять в очереди на мойке.
Он осторожно опустил спинку кресла – нужно было ещё разобраться в этом агрегате. А пока разбирал, пахнуло... Вспомнил, что дед мокрый.
Он осторожно снял плед, закутал деда одеялом. Пусть уж поспит.
– Софья Михайловна, звоню. Все хорошо у нас, доехали.
– А не уделался он?
–Уделался, – чего скрывать.
–Так и знала! Ведь говорила, да разве его убедишь. Там подспинница есть удобная, когда переодевали, брали?
– Он спит, не переодевал ещё. Призакутал, чтоб не замёрз.
– Так он низ свой не чувствует, не замерзнет. Оттого и... Но переоденьте. Разбудите! Кожа ведь уж стариковская, опрелости, а потом беды не оберешься... Он же сидит только. Там Бепантен найдете, мажьте. Только не Вы, а ему дайте, а то злиться будет. Только следите, чтоб намазал– обманывает он.
– Софья Михайловна, что б я без Вас делал. Спасибо!
Поблагодарить то поблагодарил, но вот как осуществить совет, не придумал. Он смотрел на спящего деда, и делать вообще ничего не хотелось. Он тоже устал.
Махнул рукой, пускай дед выспится. Это важнее.
Дмитрий перекусил, потянулся и улёгся спать тут же, в зале –на диване.
Но проспал недолго, проснулся от монотонного стука. Коляски на месте не было, побежал на звук.
Дед пытался заехать в туалет, но высокий порог не давал, а узкий коридор не позволял разогнаться. Дед отъезжал и бился о порог безрезультатно.
– Дед! Ты чего? В туалет хочешь? Так меня б разбудил.
Дмитрий помог преодолеть порог, развернул коляску.
– Давай помогу. Ты тут обделался, заодно и переоденемся. Да?
Он протянул руку к резинке штанов, наклонился, хотел подхватить деда и спустить штаны. Но получил неожиданный отпор – дед толкнул его в плечо, больно и сильно.
– Ой! Ты чего? Я ж помочь... Переодеться ж надо, – Дима растерялся.
Дед сдвинул брови, указал ему на дверь.
Дмитрий вышел, но остался тут. Как знал... Что-то бухнуло...
Дмитрий рванул обратно. Дед лежал со спущенными штанами меж унитазом и коляской. Голова его пришлась на колесо отъехавшей коляски. От боли лицо деда превратилось в ещё более печеное яблоко, глаза крепко сжаты.
–Дед! О Господи... Говорю же..., – Дмитрий злился.
Он осторожно взял руками голову деда, откатил коляску и вдруг почувствовал, что дед обхватил его шершавой рукой за шею, ища спасения. Это объятие было столь неожиданным, столь говорящим. И Дмитрий вдруг понял, что сейчас нужно делать.
Он опустился на кафель, встал на колени, подтянул дедовы мокрые штаны на голый зад, подложил руку ему под голову. Не нужно его пока поднимать, деду нужна передышка. И нотации деду сейчас тоже не нужны.
–Давай полежим. Чего уж... Я рядом, дед.
Вскоре дед сам приподнялся, уселся, взял его за шею. Был дед довольно лёгким, но не невесомым, Дмитрий поднял его на унитаз, помог приспустить штаны и трусы.
– Снимем? Я другие дам.
Дед кивнул, но опять махнул на дверь, прогоняя...
"Гордый какой. Не хочет сидеть на унитазе при нем."
Дмитрий нашел другие трусы, штаны, вернулся, постучал ...
Дед уже натянул сырые штаны.
– Дед, сухие же вот. Но дед выхватил у него сухое и показал глазами, чтоб пересадил он его на коляску.
И только оказавшись на кровати, начал переодеваться сам. Дмитрий принес салфетки, крем. Он уже все понял – дед самостоятельный.
Ладно... Постельного белья тут было достаточно. Слежавшееся за годы, но вполне себе пригодное. Вот только стиралка в ванной стояла старая. "Волга". Выглядела она хорошо. Белая, круглая, на скобах ножках, с валиками отжима. Как будто вчера из магазина. Такую стиралку Дмитрий видел в детстве у бабушки с дедом.
Но включится ли?
Это Дмитрий отложил на потом. Сейчас нужно было накормить деда.
– Дед, картошку будешь?
Он заглянул в комнату, в надежде, что дед уже переоделся, но тот ещё натягивал трусы. Вернее, старался натянуть. Он лежал на боку, скрючившись, пытался попасть, как петлей, трусами на ногу.
Дмитрий вышел. Не стал мешать.
"Пущай... Раз человеку хочется мучаться..."
Он начистил картошки и кинул ее в закипевшую воду. На кухне этой ему было неуютно. Он никак не мог найти толкушку, заглядывал во все ящики. Тут уже поработали мыши. Продуктов практически не было, но мыши в клочья порвали какие-то пакеты с травами. Кухня требовала большой уборки, но Дмитрию все казалось, что затея эта с дедом нелепая. Поэтому желание что-то делать не просыпалось.
"Потерпеть бы месяц как-нибудь, да и всё..."
Холодильник, хоть и грязненький, но включился – морозил от души, электроплитка теперь есть, деда он накормит чем-нибудь. А сам и в кафе иногда может сбегать. Продержатся...
Дед лежал на постели одетый, оглядывал спальню, гладил рукой простынь. Видно было, как скучал он по своем жилищу.
– Дед, сейчас картошку намну. Принесу.
Дед замотал головой, показал на коляску.
–Чего? Зачем? Ее мыть надо, ты ж... Я принесу.
Но дед оттолкнул принесенную тарелку, сел и опять показал на коляску. Сам начал руками перетягивать свои ноги.
– Вот ты упрямый! – Дмитрий уж понял, что дед "желает кушать" на кухне за столом, – Ну, ладно...
Он свернул плед, положил его на влажное кресло коляски, помог пересесть деду. И опять понял, что это легко... Странно, но казалось, что дед опирается на ноги.
Дед тарелку отпихнул. Он подъехал к шкафу и указал вверх.
– Дед, ты одурел? Зачем нам такая посуда?
В шкафу стоял сервиз с золочёными широкими тарелками с темно зелёным центром и медальонами с дамами с двух сторон.
Но дед из другой есть не желал. Дмитрий достал тарелку, она была пыльной, помыл ее, переложил в нее пюре. Но дед не угомонился, всё было не так.
Он требовал, чтоб по центру стояла фарфоровая супница. Чтоб все пюре было в ней.
– А ты не офигел? Я тебе чего, официантка что ли?
Дмитрий ворчал, но подчинялся. Пюре остывало, а он мыл супницу. По требованию деда искал пожелтевшие от времени тряпичные салфетки. Дед сам их свернул и себе, и Дмитрию, засунул внутрь их вилки и чинно положил рядом с тарелками.
Он сидел такой небритый, скукоженный, свалившийся чуть набок, на сырой от мочи коляске, он только что валялся возле унитаза, но теперь сидел важно, желал есть из золочёной фарфоровой посуды.
– И чего? Ты хочешь, чтоб мы всегда так ели?
Дед медленно кивнул, провел пальцем по пыльному подоконнику и выразительно посмотрел на Дмитрия
– Ну, знаешь ли... Я тебе в няньки не нанимался. Ты сам...
Дед взял свою тарелку и направился к раковине.
– Да не надо, я сам...
Дмитрию уже неловко было за последние слова, он схватился за тарелку, но дед хотел вырвать ее. Тарелка выскользнула из его рук и вдребезги разбилась о пол.
– Да, блин! – отпрыгнул Дмитрий.
Дед хмуро посмотрел на него и прямо по разбитому фарфору проехал из кухни.
– Де-ед! – уже рычал Дмитрий.
Дед обиделся. В этот день он больше не ел. Ездил по залу, а когда Дмитрий попытался включить телевизор, дед демонстративно вытащил его из розетки и показал Дмитрию на дверь.
А Дмитрий уже психовал. Ишь ты... Раскомандовался! Он поглядывал на деда проходя мимо спальни. Сегодня он решил все же почистить кухню от мышиных проделок, ходил туда - сюда.
И вдруг увидел, что дед сидит перед комодом, где лежало золото, в руках его та самая шкатулка.
"Ага, считает? Вот так и знал, что дедуля скупой... Именно поэтому и гнал его, сбережения проверяет."
Он пригляделся, прошел мимо будто бы по делу. И вдруг увидел, что дед плачет. Мнет в руках какое-то украшение и плачет...
В груди встал ком...
Вспоминает жену, вспоминает прошлое... Да, именно за этим он и хотел приехать сюда – последний раз приехать, – догадался Дмитрий.
"Ох, какая ж он свинья. Дед не считает золото. Нет. С этим золотом связаны воспоминания. Эти украшения носила его жена. Этот дом был их домом, каждая вещь куплена вместе, каждый уголок – родной... И ели они именно из этой посуды. Он хочет вернуться туда, в прошлое, хоть ненадолго вернуться."
***
Ночью Дмитрий проснулся от стона. Дед метался и стонал. Он просыпался, когда будил его внук, но и проснувшись, стонал.
Дмитрий позвонил Софье Михайловне.
– Димочка, ну, как же так? Почему Вы не проследили за таблетками. Доктор же все написал. Он пьет семь таблеток утром и шесть вечером. Как Вы могли!
– Забыл. И он не напомнил.
–Он старый человек, ему девяносто второй год. Он может и забыть, а Вы... Ведь Вы взяли ответственность, уж простите... Но я так переживаю...
– И что теперь?
– Укол. Там найдете ампулы. Но учтите, он не даст.
– И чего?
– Силой ставьте, Вы ж мужчина. Справитесь. Вы уколы-то делать умеете?
– Я? Я ...нас учили в армии, но...
– Вспоминайте.
Да чего тут вспоминать – есть же интернет. Дмитрий быстро включил видеозапись, отсмотрел. Легко...
Ампула не ломалась, он порезался. Дед метался, Дмитрий нервничал, спешил. Но вот, наконец, шприц готов, воздух спущен...
– Дед, давай уколемся.
Дед как-то замер. Но стоило Дмитрию приблизится, чтоб спиртом обработать зад деда, тот перевернулся, лег на спину, выставил вперёд руку.
Уговоры не помогали. Дед стонал уже с открытыми глазами.
– Давай, дед. Ну, болит же у тебя! Давай!
Ладно... Обойдёмся без обработки. Дмитрий взял шприц. И... Ого... Дед оказался настолько сильным, что Дмитрий полетел с кровати, едва удержавшись на ногах.
– Ах так, да? Ах так! Ну, держись.
Дмитрий вспомнил приемы из борьбы, положил шприц на край кровати, скрутил деду руки и перевернул, лег на него. Теперь правая рука его была свободна, он взял вату, обработал ягодицу. Уколом целился долго, очень боялся, но как только дед встрепенулся, всадил иглу.
– Тихо дед, тихо, – шептал, лёжа на старике сверху.
Сделал и расслабил хватку, а зря. Тут же получил коленом в грудь. Было очень больно, он закашлялся.
– Ну ты, и гад, дедуля! Ну и гад!
А потом лежал в тишине и думал о том, что ноги деда периодически очень даже действуют. Странно все это... С этим и уснул...
В пять утра дед опять бился в туалет. Опять не позволил ему быть рядом, но на этот раз, хоть на унитаз Дима его подсадил. Всё со скандалом, с боем, с хмурым взглядом из-под бровей.
Утром Дмитрий не знал за что хвататься. Дед отодвинул рисовую кашу. Отвернулся. Дмитрий сварил макароны – дед отодвинул и их.
– И чего ты хочешь? Чего?
Дед указал на чайник. Выяснили – дед требует кофе.
Дмитрий вспомнил про записку врача, полез туда.
– Нельзя тебе кофе, дед. Чаю хочешь? Нет? Катись тогда...
И дед укатился. Завтракать не стал.
"Да и пожалуйста!"
– Таблетки пить будем? Написано после еды. А ты не ел... Как быть?
Дед отворачивался от него, уезжал в другую комнату. Дима вздыхал...
"Да и фиг с тобой!"
– В догонялки играть не стану, – деланно весело кричал он деду.
Дмитрий наелся рисовой каши и решил заняться машиной. Мыл долго, ругался про себя. Отмыть это было невозможно.
А когда вернулся, нашел деда в кабинете. Он сидел в коляске, а вокруг его валялись книги. На щеке деда – синяк и кровь.
– Дед, что случилось?
Дмитрий посмотрел на стеллажи. Одна из высоких верхних полок была пуста – книги упали оттуда. Зачем туда полез дед?
– Ты зачем туда полез? Зачем? – дед объезжал его, пытался уехать, но Дмитрий встал перед коляской, – Дед, я что бегать за тобой буду? Очень надо. Я не собираюсь ...
Дед отъехал назад и вдруг со всей дури врезался Дмитрию в ноги так, что тот от боли взвыл, ухватился за стол, чуть не упал на деда, от неожиданности уступил ему дорогу, но дед наехал на книги, замешкался.
Эта история окончательно вывела Дмитрия из себя, он схватил коляску спереди за подлокотники и начал трясти, стуча передними колесами о пол. Он наклонился и кричал деду в лицо:
– Ты достал! Достал! Ты думаешь, раз я внук, раз квартиру хочу, можно издеваться? Можно делать всё, что захочешь? Да пошел ты... Не нужно мне ничего! Слышишь? Не – нуж – но! Пошел ты вместе со своей квартирой подальше. Завтра же едем обратно! Завтра же!
Дед вцепился в подлокотники, голова его тряслась, смотрел на внука испуганно.
В дверь позвонили. Звонок был такой неожиданный. Дмитрий со злобой катнул коляску назад, она наехала на книги, чуть не опрокинулась, дед испугался ещё больше, ухватился за подлокотники. Но коляска устояла.
Дмитрий сжал кулаки, пошел к двери. Он понимал, что переборщил, но нервы...
В коридоре стояли две женщины средних лет.
– Здравствуйте. Копылов Лев Иванович здесь проживает? Мы из соцслужбы по заявлению Петровского пансионата.
– Здесь, – грубовато ответил Дмитрий и отошёл, приглашая.
Сейчас ему хотелось одного – сдать деда обратно. Поэтому присмыкаться перед этими сотрудницами он не собирался.
– Мы должны посмотреть условия содержания пенсионера, назначить соцработника вам.
– Не разувайтесь, у нас грязно. Пол я ещё не мыл...
Они прошли в комнату, сели за стол, начали писать данные. Дмитрий пошел за дедом, молча помог ему вырулить средь книг.
– Здравствуйте, – она заглянула в бумаги, – Лев Иванович, как Вы себя чувствуете? – обратилась дама к деду, но он молчал, – Ой, а у Вас тут кровь. Что это?
– Дед книжку на себя уронил. Только-что. Он не говорит.
Дед кивнул.
– Книжку? Надо же... А можно... как Вас... Дмитрий Сергеевич, дайте, пожалуйста пластырь и, будьте добры, оставьте нас наедине с Вашим опекаемым.
– А я имею право его оставлять? Я ж опекун, – криво усмехнулся Дмитрий.
– Мы должны побеседовать наедине, – ответила дама строго, перебирая бумаги, не глядя на него.
Дмитрий поднял руки и вышел. Пластырь пластырь... да где ж его взять? Он покопался в лекарствах деда и, о чудо, нашел и пластырь и перекись. Отнес и удалился на кухню.
"Как они собираются общаться с дедом? Вот интересно."
Он поставил чайник, прибрался. Двигался нервно, представлял, ЧТО сейчас там накивает дед.
"Да, не очень-то и хотелось! Пусть забирают обратно. Наступит покой. Почему он собственно обязан чем-то этому деду? Тот ни разу о нем не вспомнил за всю его жизнь. Вот дед Вася – был настоящий дед. Он и мастеровитым стал именно благодаря деду Васе, иногда ловил себя на том, что думает словами дедули.
А этот...
Квартира? Ой... Что-то кажется, что не перепадёт она ему. Столько народу вокруг деда много лет крутилось, а внука и на горизонте не было."
Минут через двадцать на кухне появилась коляска. Катила ее одна из дам. Дед показывал что-то рукой.
– Лев Иванович хочет показать, чем он завтракал. Ой, а почему у Вас электроплитка?
– Газ экономим, – буркнул Дмитрий.
Дед подъехал к плите, показал на кастрюлю с рисовой кашей.
– Будьте добры, откройте холодильник, нам всё надо зафиксировать.
– А для каких таких целей? – спросил Дима, открывая дверцу холодильника.
– Ну, что Вы так волнуетесь. Всё хорошо. Дедушка Ваш очень доволен уходом. Вами доволен. И мы даём положительную оценку. Вот только... Дмитрий Сергеевич, уборка нужна...
Дмитрий поднял брови, наклонил голову в удивлении, посмотрел на деда. На лице того – театральное довольство. Ну, прям, душка, а не дед. Кивает, преданно смотрит в глаза.
Изменился он сразу, как только за дамами закрылась дверь: развернулся и уехал в спальню.
Но оба они нуждались друг в друге. Дед опять не мог заехать в туалет. Нуждался в помощи внука, а Дмитрия грызла совесть – дед голодный, лекарства не принял, задница не мыта ...
Дед смотрел в окно.
– Дед, так может поешь? Я котлеты потушил, как написано в твоей диете.
Дед молчал.
– А может..., – Дмитрий направился к телевизору, но дед смотрел круто – Что, не надо? А там новости, программы разные. Хоть попробовать, работает или нет...
Дед перекрыл ему дорогу к телевизору.
– Ооох, – Дмитрий опять сцепил зубы, направился на балкон, а вышел оттуда с топором.
Дед покосился, а Дима демонстративно перед ним покачал топором, рассматривая лезвие.
"Ага, дедуля, испугался?"
Он направился к туалету – порог рубился легко. Дмитрий был парнем мастеровым. Он увлекся, оглянулся – дед сидел тут, наблюдал.
А после дед сам заехал на кухню, подкатил к столу. Дмитрий молча размял котлету, рис, немного подогрел, наложил в красивую тарелку, положил рядом салфетки и вилку, театрально повесил полотенце на руку и поклонился, как официант. Дед покосился, казалось, усмехнулся. Он поел, убрал за собой, а потом привез на кухню таблетки. Дмитрий так же молча, налил ему воды.
Будем считать, что это прогресс, – подумал Дима. Обмыться деду сегодня он не предлагал, хватит на сегодня. Вечером таблетки тоже выпили. Но укол все равно делать пришлось, деда ночью колотило, он выл. И опять Дмитрий делал укол силой.
Странно, но пришедшая на следующий день женщина – социальный работник влияла на деда плохо. Он раздражался. Когда она убиралась, уезжал в другую комнату, психовал.
– Спасибо Вам! Так помогаете. А на деда внимания не обращайте, он такой...
– Ой, да чё Вы... Мы на каких только не насмотрелись. Ваш ещё нормальный.
– Нормальный? Я этого нормального уж три дня искупать не могу.
Ванну Дмитрий залил каким-то термоядерным средством, ее рыжина из темной стала светлой – вот и всё достижение. К ним таки пришли газовики, наладили газ, но плиту посоветовали сменить в ближайшее время.
Дмитрий продумал процесс купания досконально. Основная сложность была не в том, как раздеть деда и пересадить его на табурет в ванне, а в том, как его заставить это сделать. Эх, если б он сам этого хотел – не проблема, но дед об этом не хотел и слушать.
Он требовал одного – достать ему то, что напоминало о прошлом. Старые газеты и журналы, которые он не читал, зрение не позволяло, а просто рассматривал, какие-то вещи, фотоальбомы. Сам лазал по ящикам, подолгу сидел около вещей, крутил в руках мелочи, смотрел на семейный портрет.
– Дед, смотри, что я купил, – пока соцработница была тут, Дмитрий сгонял в магазин, приобрел дешёвый кнопочный телефон, – Понятно, что ты не говоришь, но хоть слушать можешь... Мало ли. Я же уеду, в конце концов, расстанемся же. Позвоню тебе, расскажу, как дела мои...
Дед смотрел на телефон равнодушно, слушал объяснение Дмитрия рассеянно. Отложил его в сторону – игрушку не принял.
***
– Софья Михайловна, ночи всё такие же. Никак без уколов. Просто беда...
– Димочка, Вы не беспокойтесь, эти уколы привыкания не вызывают, но... Угнетают, конечно... Что ж такое-то... Я думала, квартира ему поможет. Надеялись мы...
– Вы?
– Ну да. Я и он.
– Софья Михайловна, а Вы мне говорили, что дед немного говорить может, но при мне ни слова он не сказал.
– Не знаю, Димочка. Говорю же, думала лучше ему будет дома-то, а видно – нет. Возраст... Не свой уж век живёт.
Лада меж ними не выходило. Часто оставался дед голодным – иногда съедал ложку, отодвигал тарелку, сморщив лицо. Так вышло и с борщом, на который Дмитрий потратил полдня.
– Что? Что тебе не нравится? Горячий? Или холодный? Или недосоленный, или пересоленный? Что? – Дима уже не мог сдержаться, кричал.
Даже чай деду требовался определенной температуры: не кипяток, но и не теплый. Дмитрий приспособился, в кипяток лил холодной заварки с палец, но если случайно плескал чуть больше, дед пить отказывался.
А потом вдруг выяснилось, что с наливанием чая дед великолепно справляется и сам. Только терпеть не мог, если заварка разбавлялась.
– Так да? Так..., – он схватил кастрюлю и направился в туалет – борщ вылил в унитаз. Большой кусок мяса плавал в дырке. Дмитрий достал его, кинул в ведро, и вдруг слезы потекли из глаз!
"Надоело всё! Как же всё надоело!"
Хотелось домой, на работу, в люди... Он умылся. Дед так и сидел за столом, низко опустив голову.
– Дед, я так больше не могу. Не могу я готовить, как баба Люба твоя, понимаешь? Потому что я – не она! Потому что не вернёшь то, что было! Не вернёшь! И жизнь ту с золочёными тарелками и вязаными скатертями не вернёшь! Ее нет, той жизни, нет, понимаешь? – Дмитрий опёрся о стол, пытался говорить спокойно, но получалось плохо.
По логике, дед уж давно должен был развернуться и уехать, так он делал всегда. Но он сидел, низко опустив голову, молчал.
Дмитрий немного взял себя в руки.
– Ну, вот что... От жизни такой тебе только хуже. Вон, похудел даже, уж вторую неделю не мыт. Завтра звоню в пансионат. Мне – хватит. Да и тебе. Там врачи, уход, Софья Михайловна. Но грязным не повезу. Сегодня же в душ! Ещё не факт, что завтра тебя и примут. В общем, как хошь, но сегодня – баня.
Купание состоялось. Это был кошмар, вспоминать который не хотелось. Дед решил, что перелезет в ванну сам, внука выгнал, опять пытался задавить своей каталкой. Дмитрий бросил его там одного, вышел, а потом вынимал его из ванны: дед упал спиной, ударился затылком, на него – табурет с тяжёлыми ножками-перекладинами.
Дед после падения сдался, отдался во власть внука. Дима окатил его водой, гелем, под свое бурчание и тревожность. Не понять было: не то скорую вызывать деду, ударился же, не то продолжать купание. Дед вдруг обмяк, перестал стесняться, совсем сник.
– Да ладно тебе, дед. Чего ты? Нормально всё. Мы ж мужики, чего ты стесняешься? Кого? Всё хорошо, дед... Болит где? Может скорую? Ноги, руки?
Дед мотал головой, смотрел испуганно – в больницу не хотел. Только не в больницу.
Чистое белье, постель. Дед даже согласился выпить чай в постели. Казалось, всё налаживалось. Но Дмитрий уже решил: эксперимент этот надо кончать, иначе он доведет деда до точки.
Что подняло его в эту ночь, Дмитрий так и не понял. Проснулся, скорее, от тишины. Только начало светать, в окна заходило утро.
Теперь дед не будил его для похода в туалет – порог был начисто срублен, перелезать на коляску навострился он сам. Засыпал дед рано, часов в семь. А в час – в два его начинало колотить, он стонал и метался – укол требовался.
Дмитрий проснулся и вдруг понял, что укол сегодня он не делал. Он встал, в трусах направился в спальню – ни коляски, ни деда в постели. Дмитрий заглянул в туалет, в кабинет ... прошел в зал.
Коляска стояла у двери балкона, а дед подтягивался на перила. Руки его были сильными, но они дрожали. Он смог подтянуться, перегнулся через перила, но одна нога его скользнула в сторону, он прыгал на руках, перебирал, подтягивал ее. Всё это заняло несколько секунд.
Дмитрий уже стоял за его спиной, он подошёл очень тихо. Обеими руками он обхватил деда: одной рукой – подмышку, другой – через плечо, прижался к нему всем телом и прошептал:
– Поживи ещё, дед. Поживи...
Тело деда напряглось, оцепенело, а потом размякло. Грудь его заходила ходуном, он зарыдал. Не беззвучно, как раньше, а в голос. Дмитрий впервые услышал его голос: басовитый, хриплый и такой отдаленно знакомый. Как будто из сна.
Он приподнял его, вытащил с балкона, усадил в коляску, перевез в спальню. Дед рыдал, не видя ничего вокруг. Дмитрий перетащил его в постель. Говорить что-то тут было бессмысленно. Старик только что пытался выброситься с шестого этажа.
Чего тут говорить?
И Дмитрий лег рядом, закутался с дедом одним одеялом, обхватил скрюченного старика руками со спины, молча лежал, слушал его рыдания, всем своим молодым организмом ощущая больное стариковский тело. И казалось, что каждый всхлип отзывается в сердце. Дима прижимал его к себе крепче, давая понять, что всё-всё понимает.
Через пару минут рыдания стали тише, вот дед уже лишь всхлипывает, вот уж и замолк. Дмитрий ещё полежал, потом расслабил объятия, осторожно вытащил руку, привстал на локте, заглянул: дед спал. Челюсть его съехала чуть всторону, рот приоткрыт, дышит ровно.
Дима откинулся, посмотрел за окно... Рассвело. Ну что ж... Это ещё не последнее утро в жизни его деда.
Он спустил ноги с высокой постели, посидел так. Вдруг увидел бархатные фотоальбомы возле комода на полу. Их листал дед. Дмитрий не смотрел, ему были не интересны чужие воспоминания.
Но сейчас он сел на колени, прямо на старый паркет, открыл альбом. Старые фото его предков. Совсем старые – довоенные, а может и дореволюционные. Большая кепка на голове главы семьи, сто пуговок по кофточке его жены, коса вокруг головы, ребенок в белом платье...мальчик. Раньше как-то так одевали маленьких мальчиков.
Дмитрий листал дальше. Незнакомые лица, собрания, общие массовые фото. А вот и дед – молодой совсем. Только по фото на стене и можно узнать. Стройка... Вот он – моряк. Надо же... Кажется, свадьба. Это жена его. Бабушка. Да, Стеша очень на нее похожа. Надо будет сфоткать, отправить ей.
А это... Мама! Его мама и отец. А вот на фото все они за столом, свадьба матери и отца. А это...
Дмитрий маленький сидел на руках у деда на диване с высокой спинкой, дед наклонил голову, смотрел на него любя.
Так дед нянчился с ним с маленьким? И бабушка... Ничего себе. Мама об этом не рассказывала. А здесь она такая счастливая, улыбается, обнимает свекровь.
Вот только сейчас у Дмитрия уходило ощущение, что тут он случайно. До этого времени Диме казалось, что произошла какая-то ошибка, и к этому деду, к этой квартире он не имеет никакого отношения. А ведь имеет... Да, имеет... И дед не просто так позвал его. Не просто так...
И всего скорей ... Что-то неопределенное крутилось в голове. Хотелось позвонить Софье Михайловне, задать вопросы... Но было очень рано. Да и знает ли она ответы?
Какая-то новая энергия подняла его. Он направился на кухню, перевернул в блендере деду творог на завтрак, заварил чай и полез в интернет – нужна была новая плита. И вообще, тут столько всего нужно. Деньги у него есть, сделает. И наплевать, если не себе. Для деда сделает.
Дед творог съел, и таблетки выпил безропотно. Был он в этот день немного вялый и рассеянный.
– Дед, я тут фотки посмотрел. Мы что с мамой жили тут? Вон на том диване сидим.
Дед помотал головой – нет. И вдруг зашевелил губами, готовясь произнести:
– Не тут... На Котельниче..., – говорить ему было трудно, он хрипел.
Дмитрий удивился, но виду не подал, спросил легко:
– На Котельнической? Там тоже квартира была?
Дед кивнул.
– Дача..., – он набирал воздуха, – Продали и дача...
– Я понял, дед, понял. Квартиру продали и купили дачу.
Дед кивнул, махнул рукой и отвернулся... Не хотел говорить, видимо.
– Дед, я подумал. Не буду звонить в пансионат. В общем... Я с женой развелся, живу один. Дочка у меня, Стеша, большая уж. Вон, по видео с ней наговоримся. Она поймет, она умная. С работой улажу, а шабашку какую и тут найду. Москва же... Я так понял, не хочешь ты обратно-то в пансионат?
Дед дал задний, поехал в комнату, обернулся, махнул ему. Он позвал его в кабинет, указал на верхние полки. Дмитрий достал из тома Ленина сберкнижку, заглянул. Сумма приличная, но частично потерянная в горниле инфляции.
– Нет, дед. Так не пойдет. Не нужно. Есть у меня деньги, проживем.
Тогда дед проехал в спальню и протянул внуку карточку.
– Пенсия, – сказал хрипло и закашлялся.
– Вот это давай, хоть за квартиру... Надо этим вопросом заняться.
Потихоньку слово за словом, дед не то, чтоб рассказал, но пояснил историю семьи.
Они сидели рядом, рассматривали фотографии. Очень много фоток было с морских поездок. Дмитрий в детстве был похож на отца. Иногда казалось, что это он – в спущенных трусиках рядом с надувным полосатым мячом на пляже.
А вот и молодая бабушка, молодой совсем дед – стройный, сильный , поджарый.
А дальше... Дальше всё не так весело.
Мать Дмитрия жить с Сергеем не смогла. Он вел себя, как и многие ухватившие куш в те времена, получившие большие деньги, но не умеющие их применить правильно. Безразличие к семье, бани с девочками, рестораны ...
Лев Иваныч невестку обвинял. Считал, что нужно было потерпеть чуток. Поедом ел жену – все женщины дуры.
А потом Сергей свой бизнес провалил. Залез в долги, связался с бандюками. С отцом и матерью – конфликт. И однажды получили они послание – мол, сын в заложниках, везите деньги. По тем временам соразмерные стоимости вот этой квартиры. Мать умоляла деньги найти и отвезти, а Лев Иваныч не поверил. Нанял людей. Они и выяснили: ни какой сын не заложник. Просто в сговоре требует деньги с родителей.
Говоря о жене, дед плакал, винил себя... Он тогда вину взвалил на нее. Не досмотрела, дескать, не довоспитала, пока он занимался делами государственными, развалила семью. Характер у него был суровый.
И не заметил, как начала она чахнуть с горя, болеть. А когда хватился, было поздно. Сердце жены было подорвано. Жену похоронил.
Да только остался бестолковый сын. Это ведь из-за него... Стрелки перевелись, и обвинил в смерти матери Лев Иваныч сына. На поминках при всех наорал тогда...
Через некоторое время сын приезжал к нему, просил помощи, но отец был непреклонен. Они так и не помирились. Позже сына убили в какой-то бандитской передряге – перестрелке.
Винить больше было некого, кроме самого себя. Вот тогда Лев Иваныч и сдал, начал болеть и всё чаще и чаще попадал в больницу. А потом и в дом престарелых.
– Виноват...я виноват... Люба так старалась..., – твердил дед.
– Если б я тогда помог, – говорил о сыне.
– Дед, а поехали на кладбище. Покажешь, где похоронен мой отец и бабушка. В церковь зайдём, свечку там, ну, я не знаю, но там скажут...
Дед повернул голову, смотрел и не дышал. В глазах – благодарность.
Дед долго сидел у могил, склонив голову, а потом перед иконами в храме вдруг ухватился за аналой и встал на ноги. Дмитрий подскочить не успел, дед упал на колени.
Внук застыл, не мешал. Спешить было некуда. Теперь некуда.
Дмитрий решил– он остаётся с дедом.
***
– Софья Михайловна, а приезжайте к нам. Мы Вам зарплату платить будем.
– Ох, Димочка, спасибо тебе, но я ведь уж старая. И тут уж думаю увольняться. Помоложе поищите.
– Так ведь уйти всегда успеете, насильно держать не будем. Я ведь все на Вас не взвалю. Мне б только, когда на работе... Меня тут в автосервис зовут. А дед, между прочим, с ходунками ходит. Чуток, но ходит.
– Ох, Димочка! Радость. А ночами так и кричит? Колете?
– Нет. Знаете, ночью, когда у деда начинается приступ, я с ним ложусь рядом и обнимаю так, ну, крепко. Минут через пять приступ кончается, и дед засыпает. Уколы больше не требуются.
И в конце сентября Софья Михайловна приехала. Дед был рад.
Теперь Лев Иваныч жил дома. Рядом – внук, рядом – хорошая женщина...
А квартира...
Дмитрий потихоньку приводил ее в порядок. Мастером он был хорошим, здесь бы всё сломать, но деда волновать не хотелось, поэтому сменил только самое необходимое. Уже красовалась в ванной новая душевая кабина, гудела современная стиралка, они с Софьей Михайловной сняли и отмыли хрустальные люстры, и не только дед, но и Дима не мог оторвать от них глаз.
"Да, таких точно сейчас не делают."
– Але, дед. Ну, как вы там? – звонил он с работы специально деду, приучал к телефону.
– Нормально, – буркал дед и откладывал телефон, забывая выключить.
А Дмитрий слушал говор Софьи Михайловны, стук ее спиц и гул телевизора. Каким-то образом Софья Михайловна уломала деда, и они купили новый большой телевизор.
И однажды, в разговоре о каких-то больших затратах, Софья Михайловна вдруг сказала, что никаких дельцов, желающих отнять квартиру, в пансионате не было. Просто по закону она должна была перейти пансионату, если б Дмитрий не отозвался, не вступил в права наследства.
Но Софья знала, как дед мечтает попасть домой, как винит себя, как мечтает увидеть внука. Вот и присочинила. Совсем слегка...
– Но ведь всё хорошо, Димочка. У деда есть внук, а у тебя есть дед, а значит – корни. И он воспрял духом, видно же. А вся собственность по закону – твоя. Тут уж не поспоришь.
И Дмитрий поймал себя на мысли, что, даже если это не так, он всё делает правильно. Он здесь не ради квартиры, не ради дачи. Он здесь не столько потому, что нужен деду. Скорее, дед нужен ему.
Он раньше болтался в каком-то вакууме. Одинокий, по большому счету, злой и скупой. Весь мир вокруг казался ему враждебным. А сейчас поселился в душе покой, такой, какой чувствовал он лишь в детстве.
Вскоре к Дмитрию приехала Стешка, знакомиться с дедом приехала. Дед смотрел на нее во все глаза.
– Да, дед, да... Жизнь продолжается в правнуках. Похожа на бабушку, да?
Дед кивнул и уехал в спальню. Вернулся с ажурной шкатулкой, протянул правнучке.
– Пап, это чего? Это мне?
А потом Дмитрий встретил ее – Надю. Привел к деду, но дед к тому времени уж плохо понимал – возраст. И не разобрать было, понял ли он, что это за женщина.
Дед прожил с внуком еще два года и умер в его руках. Ночью. Просто вздохнул в его объятиях и перестал дышать.
А Дмитрий всё прижимал и прижимал его к себе, шептал:
– Поживи ещё, дед... Ну, поживи...
---
Рассеянный хореограф https://dzen.ru/a/Z-LQICyMCHXQ8jwC #проза