Тяготы домохозяйства.

#ГоспожаНабекреньРайнАлександр
Кое-как выхватив Пусю из цепких рук мужа, Катя на ходу устроила семейный совет.
― Я её сейчас уволю, прямо сейчас! Не смейте меня останавливать! ― верещала девушка, поднимаясь по ступенькам задней террасы, которая, к слову, больше не скрипела. Набекрень, между делом, притянула отошедшие доски саморезами и прошлась по дереву свежим слоем масла.
― Думаю, что после разворота в доме творится бардак, наверняка, вся техника и посуда вдребезги, она нам ещё должна останется! ― поддерживал сзади Паша. ― Я найму юристов!
К великому разочарованию хозяев всё осталось на своих местах, даже солонка на столе по-прежнему стояла вертикально, не потеряв ни одной крупинки соли.
― Плевать! Всё равно уволю! ― не унималась Катя.
В дом влетела лёгкая как летний ветерок Набекрень. Она бесшумно, точно ниндзя, бежала, неся в обеих руках наполненные до краёв вёдра с водой. Буквально взлетев на второй этаж, она не проронила ни капли, словно сдавала древний воинский экзамен, и вышла через окно второго этажа, чтобы не попасться семейству с пустыми вёдрами (Прокофьевна была суеверна). Катя попыталась ей что-то крикнуть вдогонку, но не успела.
Пока хозяйка поднималась по узкой лестнице на второй этаж, Набекрень пробежала мимо неё ещё дважды, даже не задев. Катя пыталась её окрикнуть, но не успевала.
Когда девушка зашла в ванную комнату, она была удивлена и смущена одновременно. Вся комната была уставлена горящими свечами, в ванну со всех сторон, точно удочки, были опущены десятки погружных кипятильников, чьи кабеля косой уходили в приоткрытое окно.
Наконец Набекрень вылила последнее ведро воды и остановила свой ход.
― Что это такое?! ― указала Катя на кипятильники и свечи.
― Электричество подключат только с утра. Я попросила у соседей немного взаймы, ― указала она на кипятильники.
― У меня к вам серьёзный разговор! ― прорычала Катя.
― Прошу, ― Набекрень в этот момент была сама любезность, ― сначала вам стоит принять ванну, я должна закончить назначенные вами с утра поручения. А позже дадите новые.
Катя хотела было возразить, но сама не заметила, как Ольга Прокофьевна погрузила её в горячую воду, которая была нагрета соседским электричеством.
Набекрень достала из кармана бутылочку бальзама и налила Кате в напёрсток. Девушка хотела отказаться, но от запаха трав начала выделяться слюна, и она отпила. Ещё сто грамм алтайской смеси было вылито в ванну.
― Универсальное средство. Расслабляет тело и дух, а заодно пробивает засоры, ― объяснила Набекрень.
Паша и Платон всё это время стояли на кухне и молча, точно загипнотизированные, смотрели на подогревающийся ужин.
Через полчаса вниз спустилась Катя. Девушка выглядела отдохнувшей и спокойной как плывущий по реке воин, что проиграл войну, но обрёл дзен. Вся кухня точно так же горела расставленными свечами, а на столе стояла ваза с розами.
― Откуда цветы? ― удивилась Катя.
― Павел вам купил, ― ответила Набекрень и сурово глянула на Павла.
― Да-да, ― неуклюже подыграл хозяин, — это тебе, дорогая.
Ольга Прокофьевна открыла шампанское, которое было куплено в честь её увольнения, и разлила по бокалам. Затем она достала из чемодана аккордеон и, сев в тёмный угол, заиграла что-то из французской классики.
Увольнение было снова перенесено на завтра.
***
― Вот это да. Я никогда ещё так не высыпалась, ― потянулась Катя в кровати, ― похоже, что перестановка дома, и правда, была отличной идеей. Я чувствую себя очень хорошо. А ты? ― спросила она у мужа, который собирался на пробежку.
― Да, согласен, я спал как убитый.
― Знаешь, я думаю, что нам стоит её оставить, ― сказала Катя.
― Возможно, ты права. Но я бы заключил с ней официальный договор. Укажем в нём все наши требования и обязанности сторон, на всякий случай.
С этими словами Паша покинул спальню и спустился вниз, где его ждал небольшой сюрприз в виде сына, который был одет по-спортивному.
― Куда-то собрался? ― спросил Паша у Платона.
― Да, ― ответила за мальчика Набекрень. ― Я тут подумала, Платон совсем не занимается спортом. Мальчик слаб и неповоротлив — и это при таком-то спортивном отце!
Паша как-то резко изменился в лице: сначала покраснел, затем позеленел, а потом сказал:
— Знаете, ему лучше начать с зарядки. Боюсь, что он за мной просто не успеет, да и дистанции немаленькие. Я же не первый год бегаю, маршрут постоянно увеличивается. Когда он выдохнется, мне придётся вести его домой, а я должен пробежать весь круг.
― Ничего страшного, ― махнула рукой Набекрень, ― я побегу с вами, как только Платоша устанет, я его заберу домой.
― Но…
― Какие могут быть возражения? Вы же — настоящий пример! Гордость сына! Вы — его ориентир! ― сыпала похвалами Набекрень, и Паша был вынужден согласиться, тем более, что сын выглядел заинтересованным.
Все трое вышли на улицу, где ещё горели ночные фонари. Возле дома стояла машина такси, которая кого-то ждала. Паша почему-то посмотрел на неё с грустью, затем издал что-то вроде всхлипа и побежал. Сзади за ним бежал сын, а замыкала колонну Ольга Прокофьевна, которая проводила таксиста таким злобным взглядом, что тот сорвался с места с пробуксовкой и по дороге снёс соседский мусорный бак.
Через пять минут был сделан первый привал.
― Ну вы что, Павел, я только-только набрала скорость! ― запротестовала Набекрень.
― Я…я…― задыхался мужчина, уперев руки в колени, ― я за сына переживаю, он же….он… на ногах еле стоит, не успевает за мной! ― обливался потом заботливый «спортсмен».
Платон выглядел озадаченным, он чувствовал себя прекрасно, но с отцом спорить не стал.
― Не переживайте, можете уходить в отрыв, мы вас не будем задерживать, ― сказала Набекрень, которая в эту минуту делала разминку и выполняла бег с высоким подниманием бедра на месте.
Тронулись. Паша бежал, прихрамывая, словно больная лошадь, пахло от него примерно так же. Платон держал дистанцию и выглядел пусть и подуставшим, но не сдавался, Набекрень перешла с бега на быстрый шаг и периодически зевала, причём так сильно, что люди в проезжающих мимо автобусах вместе с водителем хором повторяли за ней.
Ещё через пять минут Платон с отцом поменялись лидерством, через три минуты Пашу уже скрывала могучая спина Ольги Прокофьевны. А спустя сто метров запланированный круг превратился в отрезок.
― Думаю, на сегодня хватит, ― простонал Паша, завалившись на скамейку и еле сдерживая рвотные позывы, ― первый раз лучше не перегружаться, а то всё желание бегать пропадёт, если уже не пропало, ― посмотрел он с надеждой на сына, но тот лишь помотал головой.
Назад шли пешком. Набекрень обсуждала с Платоном Жюля Верна и домашнее задание по математике, которое мальчик не понял, а Паша плёлся сзади и разговаривал по телефону, объясняя кому-то, что утреннее совещание придётся перенести на вечер.
За завтраком Катя попросила Ольгу Прокофьевну сопровождать её сегодня на встрече с поставщиками, на что та охотно согласилась, лишь попросив разрешение взять с собой крючок для вязания и несколько клубков.
Семейство разъехалось по своим делам.
Офис Кати находился на двадцать первом этаже бизнес-центра, его окна выходили на центральный проспект. Набекрень мыла стёкла со стороны проспекта в тот момент, когда Катя пригласила совет директоров и поставщика к себе в кабинет, чтобы сдвинуть с места то, что не сдвигалось уже несколько месяцев.
Завидев тучную женщину, спокойно разгуливающую с вёдрами по карнизу, мужчины запаниковали, но Катя попросила их не обращать внимания и спокойно говорить о делах, а сама подала Ольге Прокофьевне кружку кофе, которую та выпила снаружи, спокойно покуривая при этом и наслаждаясь видами города.
Начались переговоры. Юристы Кати давили на юристов поставщика, который пропустил все сроки.
В кабинете поднимался шум, внутри людских черепов поднималось давление, Ольга Прокофьевна снаружи подняла ручку закрытого окна и вошла внутрь — наступила тишина. Её прервал поставщик. Он начал затяжную философскую речь, которую никто не должен был прерывать.
Набекрень в это время встала рядом со своей начальницей, достала крючок и начала вязать.
― Мы вам ничего не должны. Ваши проблемы ― это ваши проблемы. У нас сломалось оборудование, мы имеем полное право продлевать сроки поставок хоть на год, прочтите договор, ― пафосно бухтел мужчина с модной бородкой, одетый в чёрный костюм.
Когда он закончил, Ольга Прокофьевна тоже закончила. Она продемонстрировала бывшему оратору и всем остальным элегантную петлю, которую связала из шерсти, а затем заботливо накинула одному из его юристов на шею, сказав, что такой шарфик может связать хоть всей их конторе.
В кабинете снова воцарилась тишина, нарушаемая лишь симфонией кишечных спазмов, которые разом случились у всей бригады поставщика.
― Екатерина Валерьевна, ― обратилась Набекрень к начальнице, ― разрешите мне взять выходной. Я бы хотела сходить на экскурсию, на производство к вашему поставщику — давно не выходила в люди. Заодно проверю оборудование.
Катя кивнула.
― В этом нет необходимости, ― дрожащим голосом произнёс бородатый, ― думаю, что в ближайший месяц всё будет налажено.
Ольга Прокофьевна взяла со стола карандаш и заточила его в зубах, затем подошла к календарю и попросила назвать точную дату, чтобы ей спланировать свой выходной.
― В понедельник будет готово, ― ответил мужчина и спешно покинул офис вместе со всей своей командой.
В кабинете раздались бурные аплодисменты, а Набекрень попросила всех немедленно выйти вон и больше не топтаться здесь. Она вязала тряпки и собиралась отмыть кабинет, но перед этим вышла на карниз покурить.
Катя рассыпалась в благодарностях перед Ольгой Прокофьевной и обещала, что даст ей выходной в любой день, когда та попросит. Весь офис был накормлен позитивом и обедом, который Ольга Прокофьевна принесла с собой в двух баулах. Но счастье длилось недолго. Через час после обеда позвонил директор школы, в которой учился Платон и сказал, что мальчик участвовал в драке и ему грозит отчисление.
― Надо позвонить Паше! ― запаниковала Катя.
― Я разберусь, ― остановила её Набекрень, ― мальчику нужен настоящий мужской разговор.