Комментарии
- 10 ноя 2024 14:16Светлана Антонченко (Гурман)Вера, порой, каким- то зверем становится...читаем дальше.
- 16 ноя 2024 15:18Машенька МарияДа, и правда звереет, черствеет. Неприятная становится
- 16 ноя 2024 21:16Елена Худякова (Шелестова)
Для того чтобы оставить комментарий, войдите или зарегистрируйтесь
В гостях у белки
:Иванна Волкова
ПАУЧИХА-2
Книга вторая - " Надя"
Автор : Татьяна Фильченкова
(4)
#паучихаубелки
Вера стояла в растерянности. Ей нужно было спешить к дочери и внучке, но она не могла оставить Риту, иначе та кинется в бега, как только опомнится.
– Подержи сумку, что-то мне нехорошо. – Вера схватилась за грудь. – Надю вчера прооперировали: преждевременные роды с отслойкой плаценты. Ребёночек тяжёлый родился. Поехали к ней в больницу, а то одна, боюсь, упаду по дороге.
Хитрость сработала. Отказать, когда нуждались в её помощи, Рита не могла.
Наденьку застали в слезах. Увидев Веру с Ритой, она с трудом проговорила сквозь рыдания:
– Это правда? У меня больше не будет детей? А девочка скоро умрёт?
Оказалось, две медсестры, уверенные, что Надя спит под транквилизаторами, обсуждали в палате свалившиеся на дочь главврача поликлиники напасти.
– Что ты слушаешь этих лахудр? Ребёночек на поправку идёт, состояние стабильное. Утром сосательный рефлекс появился. Дня через три, как окрепнешь, принесут на кормление. – Вера достала банку с бульоном из сумки. – А пока ты должна есть, отдыхать и не расстраиваться по пустяками. Иначе молоко пропадёт.
От запаха еды у Риты рефлекторно задёргались крылья носа. Она судорожно сглотнула, не в силах отвести взгляд от душистого бульона с золотистыми кружочками жира.
Надя черед силу проглотила пять ложек и отказалась. Вера сокрушённо покачала головой:
– Почти полная банка осталась. Куда его теперь? Испортится же. Рита, сходи вылей в туалет.
Выйдя из палаты, Рита выпила остатки бульона.
Убедившись, что дочь с внучкой в порядке, Вера приступила к следующему делу. Ей предстояло заманить Риту к себе и сообщить Алле о беременности.
– Я за сутки только пустой чай и выпила. Голова кружится. Рита, помоги мне до дома дойти, боюсь, сознание потеряю.
Вера вцепилась в Ритину руку и не выпускала её, пока не вошли в квартиру.
– Пообедаешь со мной? А то у нас полная кастрюля супа в холодильнике, а есть теперь некому.
Младшую Матецкую не пришлось долго уговаривать. Два месяца жёсткой экономии привили ей чувство хронического голода.
После обеда Вера приступила к разговору:
– Надо сообщить маме.
Рита вскочила, готовая бежать, затрясла головой. Вера перехватила её за руку, снова усадила.
– Как ты жить собираешься? Бродяжничать и побираться с ребёнком? А люди что скажут? Что Алла Владимировна выгнала беременную дочь на улицу? Что ж ты её так позоришь?
Упоминание о том, что Божество может страдать по её вине, отрезвило Риту. Вера же досадовала, что утратила способности в такой неподходящий момент. Ей бы хватило и пяти минут, чтоб заставить отца ребёнка испытать муки совести и вернуться к отвергнутой девушке. Сейчас же она не могла даже отыскать парня.
Алла восприняла новость на удивление спокойно. Она давно ожидала чего-то подобного от дочери-неудачницы.
– Верочка, я понимаю, у тебя сейчас своих проблем выше головы, но по возможности проследи, чтобы она хорошо питалась. Я возьму отпуск и приеду ближе к родам.
Рита, сидевшая как на иголках во время разговора, с облегчением выдохнула, узнав о реакции матери.
Глава 12. Отработка
Вера дождалась, когда Надя начнёт кормить дочь грудью, и принялась подготовиться к отработке. Чёрные конверты лежали в ящике секретера, но раздавать их в Былинске не хотелось. Вера собралась в дорогу.
Добравшись до Новгорода, купила там тёмный платок, длинную простую юбку, душегрейку из овчины, в какие любили рядиться деревенские бабушки, и очки в массивной оправе, скрывающей половину лица. Затем отправилась на вокзал. Переодевшись в туалете в обновки, Вера превратилась в сгорбленную хромую старуху.
Пригородным поездом и рейсовым автобусом ряженая ведьма добралась до деревеньки в Псковской области, нашла там соломенную вдову с кучей детишек и попросилась на постой. Хозяйка, молодая сивая баба, оглядев гостью, гаркнула:
– А живите, коли не брезгуете. Ток дети у меня малые, за стеснение им гостинчик полагается.
Вера достала из кармана душегрейки червонец. Глаза вдовушки подобрели:
– Заходьте. Меня Фросей кличут.
Утром Вера завела разговор с хозяйкой:
– Вот что, Ефросиния, вижу, что живёшь ты тяжело. Хочу помочь тебе, но не просто так.
Фрося недоверчиво подняла белёсую бровь:
– А чего делать-то надо?
– Я сниму у тебя комнату. Буду приезжать раз в месяц по воскресеньям и принимать людей. Знахарка я. А ты будешь искать мне клиентов. С каждого приведённого тебе пятьдесят копеек полагается.
– Вы взаправду или так, деньгу сшибать будете?
– Платы за лечение я не беру. Так и говори всем.
– В чём интерес тогда?
– А это уже не твоего ума дело. Ты слушай, что от тебя требуется.
Фросе надо было ездить в Псков в базарные дни и пускать байки о том, какие старушка-знахарка из её села творит чудеса, совершенно бесплатно излечивая безнадёжно больных. Заодно давать адресок и указывать день, в который состоится очередной приём. Ударив по рукам и условившись, когда Вера приступит к работе, подельницы разошлись.
Наденька назвала дочь Ниной. Вера не стала спорить. Как только девочка пошла на поправку, Вера с Надей забыли обиды, давшаяся им такой ценой Ниночка должна была расти в мире. Через месяц наблюдения в больнице она достаточно окрепла, чтобы вернуться домой.
Девочка быстро догоняла сверстников. Рефлексы пришли в норму, аппетит был отменным. Однако Веру немного беспокоило, что внучка не улыбается. К месяцу младенцы узнавали родных и радовались при их появлении. Ниночка же оставалась безучастной. Только когда у Наденьки пропало молоко, и девочке дали бутылочку со смесью, она вдруг радостно загулила.
Вернувшись в субботу с работы, Вера сказала дочери, что выходные проведёт у внезапно найденной племянницы своей матери. Дескать, та находится в бедственном положении и нуждается в помощи. Наденька восприняла новость равнодушно. Бедные деревенские родственницы с кучей детей её не интересовали.
К Вериному приезду Фрося навела порядок в комнате, даже раздобыла новую скатерть, которой накрыла старенький обшарпанный стол. В воскресенье знахарка приступила к приёму.
Первой посетительницей оказалась женщина лет тридцати. Она недоверчиво осмотрела обстановку:
– Я думала, у вас тут травы и карты будут.
– Это всё мишура, чтоб впечатление на простаков произвести. Самое главное – в глазах. Садись! – Вера указала на стул напротив себя.
– У меня беда с… – начала было клиентка. Вера предупреждающе подняла руку:
– Помолчи, я сама всё увижу. Муж у тебя болен. Три года назад травму на работе получил, с тех пор не встаёт.
– Так и есть. Вы можете помочь?
– Ты сама ему поможешь. – Вера всмотрелась в свечение. Просительницу терзало чувство вины. Причина крылась в старом родственнике, выжившем из ума и требующем постоянного присмотра. Женщина разрывалась между чувством любви к нему и усталостью. Порой желала смерти, а после мучилась от угрызений совести за такие мысли. Вдруг перед глазами промелькнули картины вероятностей смерти деда. Увиденное явно указывало на то, что следует предпринять. – Никакая болезнь просто так не даётся, за избавление нужно платить.
– Но мне сказали… Хотя я на всё готова. – Женщина достала кошелёк из кармана.
– Оставь свои деньги. На них здоровье не купишь. Для спасения мужа ты должна убить старика.
– Дедушку?! Что вы такое говорите? Он же вырастил меня без родителей!
– Исцеление дорогого стоит. Сколько твоему деду осталось? Никому и в голову не придёт обвинить тебя в его смерти. А здоровый молодой мужик так и останется парализованным, если не решишься. Я тебя не тороплю. Такой шаг обдумать надо. Как будешь готова – открой это. – Вера протянула чёрный конверт.
В тот день к обеду явилась ещё одна посетительница. Больше клиентов не было. Фрося приуныла. Вера подбодрила её трёшкой сверх положенного:
– Не печалься. Мы с тобой только начинаем. Скоро слухи сами к нам людей приведут.
К майским праздникам приехала Алла. Наскоро обняв дочь, будущая бабушка кинулась по магазинам скупать приданое для внука. По каким-то неведомым причинам Матецкая была уверена, что родится мальчик. И оказалась права: в начале мая Рита разрешилась сыном, крепеньким бутузом со светлыми завитушками на темечке.
Однажды возмущённая Алла прибежала к Вере и протянула вырванный из блокнота лист.
– Нет, ты только посмотри на это! Она решила назвать ребёнка в честь мерзавца, который её обрюхатил. Хорошо, что заглянула, прежде чем в ЗАГС отнести.
В бумажке Рита писала данные сына для свидетельства о рождении. Под ФИО значилось Матецкий Сергей Сергеевич.
– Алла, оставь. Кто знает, что там произошло между ними. Другое имя отцовства не изменит.
Матецкая покорно кивнула и сложила листок.
«А она изменилась. Когда это Алла так быстро сдавалась? Раньше неистовствовала, пока не добивалась своего. Интересно, замужество так её смирило или возраст?»
В конце мая установилась летняя жара. Воскресным утром, наступившим вслед за душной и беспокойной ночью, Вера собрала внучку и отправилась с ней на прогулку, чтобы дать Наденьке возможность выспаться. Несмотря на ранний час, уже припекало. Вера поставила коляску с Ниночкой в тень, а сама устроилась с книгой на скамье. Девочка быстро уснула в прохладе.
– Вера Алексеевна, напрасно вы ребёнка под осинами оставили.
Вера подняла глаза. Перед ней стоял пожилой, смутно знакомый мужчина. Увидев её растерянность, подошедший улыбнулся:
– Что, не признали без метлы? Выходной у меня сегодня.
Вера всплеснула руками:
– Степаныч! Простите, что-то совсем я замоталась.
– Ничего, вы ж с людьми работаете, где упомнить всех.
– А что вы про осины говорили?
– Что слишком уж боязливые они. Дрожат вечно, будто плохого чего ждут. Их тревожность дитю передаться может. Идите лучше под ясень. Это доброе дерево, сильное и весёлое.
Вера перекатила коляску и в изумлении повернулась к собеседнику:
– Как вы это видите?
– Не вижу, а слышу. Я ведь музыкант в прошлом. У каждой вещи или явления своя мелодия есть, надо только уловить её.
– Музыкант? И пошли в дворники?!
Степаныч показал скрюченную кисть:
– В войну осколком. На этом карьера пианиста и закончилась. А что в дворниках, так работа не хуже остальных. Я ленинградец, с первых дней на фронт ушёл, жена с дочками от войны на Урал бежали. Только, если написано на роду умереть, смерть тебя везде найдёт. Барак, в котором жили они, загорелся ночью. Все погибли. Дом наш в Ленинграде разбомбили, мне с такой конечностью в консерваторию путь заказан был. Я и отправился бродить по земле, место своё искать. Так и оказался в Былинске. Зима тогда шибко снежная выдалась. Однажды в одном из дворов увидел, как крошечная девчушка снег разгребает, шатается от напряжения, лопата её перевешивает. Отобрал я инструмент у пигалицы, да так накидался, сугробы расчищая, что с усталостью на меня спокойствие сошло. Понял вдруг ясно, что не место ищу, а от пустоты своей скрыться хочу. Только как от самого себя скроешься? Вот и остановился здесь, на работу устроился. И как-то само собой всё наладилось, подметаешь себе, музыку деревьев слушаешь, а в душе умиротворение разливается.
Вера молчала, поражённая. Почти двадцать лет прожила она в этом дворе. Степаныч появился здесь ещё до их с Надей переезда. И только сегодня ей открылась история человека, с которым приходилось видеться каждый день.
«Почему же я раньше не разглядела, когда могла? Считала, что дворник – слишком ничтожная фигура, чтобы обращать на него внимание? Сколько же ещё интересного прошло мимо? Всё гналась за чем-то, боялась не успеть. А куда бежала? Я ведь тоже пыталась от своей пустоты скрыться, вот и ставила себе цели, а получилось, что из одной пустоты стремилась в другую. Единственное наполнение только с Исгаром и было… Нет! Нет-нет-нет, нельзя об этом. О Ниночке лучше думай, в ней умиротворение твоё».
– Рита, ты ведь грудью кормишь. Так откуда колики? Признавайся: зеленухи наелась? – Рита виновато кивнула. – Как дитё малое, ей Богу. Ладно, ничего страшного с твоим карапузом. На животике полежит, чтоб газы отходили, а мы пока ему семя льна заварим. Правда, Ниночка?
Вера взглянула на внучку и едва сдержалась, чтобы не вскрикнуть: девочка впервые улыбалась, а по бесцветному свечению разливалось тепло. Неужели она радовалась Серёже? Вера присмотрелась к мальчику. Подобной чувственности у младенцев она не встречала. Возможно, жизнь с безмолвной матерью заставила ребёнка развить в себе иные чувства, чтобы понимать её. Эмоционально нищая Ниночка потянулась к Серёже как к щедрому источнику.
С того дня Вера стала зазывать Рита с сыном в гости. Рита с удовольствием принимала приглашения, Серёже ведь нужно было учиться говорить. В молчании он эту науку не освоит.
С тех пор, как родилась Ниночка, незначительное мести Коли в семье стало и вовсе ничтожным. Вера бдительно следила за каждым шагом зятя. Едва он переступал порог, вернувшись с работы, как раздавался её командирский тон:
– Прими ванну и переоденься в чистое, а после уже руки к жене протягивай. Нечего бацилл через неё дитю передавать.
Стоило Коле чихнуть, как он немедленно выдворялся жить в гостиную и ел из отдельной посуды. Ещё Вера потребовала, чтобы он сбрил усы – они же сборником бактерий.
Единственным временем, когда Коля мог побыть с семьёй без Вериного надзора, стали её ежемесячные отлучки в деревню. В субботу после обеда Вера собиралась в дорогу, а возвращалась в понедельник утром и сразу с вокзала ехала на работу.
С отработкой дела довольно быстро пошли на лад. Слух о знахарке, не берущей денег, распространяли и побывавшие у неё клиенты. Вера подозревала, что делились адресом они не с целью помочь знакомым в беде, а ища себе своего рода сообщников и оправдания, мол, не мы одни ради близкого готовы убить, вот же и эти на всё согласны. Либо на других проверить, сработает ли предложенный ведьмой метод.
Фрося было забеспокоилась, что Вера не станет выплачивать полтинник за сторонних клиентов. Но постоялица не стала мелочиться и выяснять, кто навёл их на точку. Фрося облегчённо вздохнула и потирала руки, подсчитывая прибыли. Однако один случай чуть не лишил Веру места для приёма. Очередная посетительница, услышав, что для излечения сына требуется извести соседку-язву, подняла крик. Грозилась заявить в милицию и проследить, чтобы шарлатанок упекли за решётку.
Вдовушка испугалась до полусмерти. Запричитала, что на мошенничество она не подписывалась, а теперь её, наивную дуру, арестуют, а детей расселят по детдомам.
– А ну, сядь и замолчи! – Вера хлопнула ладонью по столу. – Головой подумай, прежде чем блажить. С чем она в милицию пойдёт? Какие у неё доказательства? Её слова против моих только.
– А если проверить решат да подошлют кого?
– За это не беспокойся. Подосланных я быстро раскушу.
Вера всё-таки опасалась, что дама выполнит угрозу. Даже подумывала о смене места. Но тогда пришлось бы потерять время на поиски очередной вдовушки и клиентуры. А слова Исгара о мучительной смерти, как Вера ни гнала их из головы, стучали назойливым молоточком. Пугали Веру не боль и страдания, а то, что она не успеет отработать долг, и расплачиваться придётся Ниночке.
Однако в следующий приезд знахарку встречала не милиция, а скандальная дама. Она со слезами просила прощения, уверяла, что Вера – её последняя надежда, и впредь скандал не повторится. Правда, получив конверт, спросила:
– А если меня найдут и посадят.
Вера пожала плечами:
– За всё в жизни приходится платить. Исцеление вашего сына разве не стоит того? Но о наказании можете не беспокоиться: я подскажу, как устроить несчастный случай и отвести от себя подозрения.
Больше подобных историй не было. Вера не знала, Исгар ли позаботился о том, чтобы Ирий без задержек получал причитающееся, или ей везло, но отработка шла без эксцессов. Стопка чёрных конвертов уже несколько раз иссякала и вновь пополнялась.
Глава 13. Ненависть
После щедрого на тепло марта наступил зябкий апрель с пронизывающим ветром и колким дождём. Дети учились ходить. Серёжа первым отпустил палец матери и, размахивая ручонками, добежал до дивана. Нина, хоть и была старше друга, долго боялась отойти от опоры. Надя с Ритой с тоской смотрели на голый и мокрый двор, гадая, когда выглянет солнце и можно будет вынести непосед на молодую травку.
Близился май, а холода не отступали. Одевшись потеплее, Вера отправилась на работу. Но, оказавшись на улице, вместо промозглой сырости она попала в ласковые потоки тёплого ветра, разгонявшего обложные тучи. В образовавшиеся просветы заглядывало любопытное солнце.
Очень уж не хотелось карабкаться на третий этаж переодеваться. Вера помахала Степанычу, подметавшему раскиданный ветром мусор, расстегнула пальто и убрала в сумку шарф. Дворник вдруг зашатался и выронил метлу.
– Степаныч, что с вами? – Вера поспешила к нему.
Он опёрся о её плечо.
– Сердце шалит. Отпустит сейчас. Отдохну только чуток. – Он указал на скамью под ясенем. – Вы мне дойти помогите.
Вера усадила Степаныча, но оставить не решалась. Он отмахнулся:
– Идите, Вера Алексеевна, опоздаете. Это мне спешить некуда. Хорошо-то как. – Бывший музыкант поднял лицо, глядя сквозь голые ветви в голубеющее небо. Губы тронула тихая улыбка. Сияние погасло.
– Степаныч! – Вера тронула его за плечо, почему-то надеясь, что прикосновение сможет разбудит. Она неожиданно поняла, что не знает его имени. Взяла досада, почему не спросила вовремя. И закричала в окна:
– Надя! Надя!!!
Дочь выглянула в форточку.
– Что-то забыла?
– Нет. Вызови скорую, Степанычу плохо.
Вера знала, что скорой уже некого спасать, но не могла кричать на весь двор о смерти старика. Как не могла и бросить его одного. Ей казалось, что душа Степаныча где-то рядом, она растеряна и, может быть, напугана.
Призыв о помощи услышала не только Надя: из подъездов выбегали соседи-врачи и спешили к скамейке под ясенем. Вера наконец решилась уйти.
Тяжело опираясь о трость, она нырнула с людской поток на улице. Беспечно улыбающиеся солнцу советские труженики расступались перед хмурой хромой. Музыкант покинул мир вместе с беседами об искусстве, гармонии, довоенном Ленинграде времён Вериной безмятежной юности, оставив взамен горечь по отнятой последней светлой отдушине.
В майские праздники во двор вполз старенький грузовик. На узлах в открытом кузове сидел мужчина с тремя чернявыми пацанятами. Машина фыркнула и заглохла у первого подъезда. Из кабины выбралась беременная смуглянка с ребёнком на руках. Посадив малыша в траву, семейство принялось разгружать пожитки и заносить их в подъезд.
Вера Алексеевна наблюдала в окно.
– Это кто же заезжает? Не припомню таких сотрудников у нас.
– Мам, ты в лицо всех знаешь? – Наденька собирала дочь на прогулку.
– Мне и знать не надо, чтобы понять – к медицине они отношения не имеют. Надюш, давай-ка я с Ниночкой погуляю.
Во дворе катала коляску Люда Климова, терапевт. Вера Алексеевна присоединилась к ней, спросила:
– Что за цыган к нам подселяют?
Грузовик к тому времени уехал, оставив перед подъездом гору узлов и самодельную мебель, сколоченную из досок. Новые жильцы мелькали в окнах квартиры на первом этаже.
– Новая дворничиха с семьёй.
– С каких это пор дворникам квартиры выделяют?
– Муж её, Глеб Хворостов, плотником в стационаре работает, да и многодетные они, где им в каморке Степаныча размещаться.
– Я семь кругов ада прошла, чтобы получить образование и жить в отдельной квартире, а всего-то и надо было, что детей клепать.
Людмила равнодушно пожала плечами.
Смуглянка, завидев женщин, помахала им:
– Здравствуйте! Будем знакомы, меня Катей зовут.
Вера всмотрелась в свечение новой соседки и снова поразилась: гармоничное, искристое, без следов пороков и зависти.
Катя подхватила ребёнка с травы, устроилась с ним на скамейке, приложила к груди. С гордой улыбкой объявила:
– Дочка моя, Леночка. Первая после троих сыновей.
В июне дворничиха родила очередного сына. Выписавшись из роддома, сразу вернулась к работе и всюду таскала за собой старую перекособоченную коляску с младенцем. Леночка тем временем делала первые шаги, исследовала двор, деловито возилась в мусоре и пробовала на вкус всё, что попадалось. Возмущению Веры Алексеевны не было предела. Они с Надей и Ритой заливали песочницу кипятком, прежде чем пустить в неё детей. А эта замарашка тянулась грязными руками к ярким игрушкам малышей! Однажды, когда Ленка в очередной раз взяла Ниночкин совочек, терпение Веры лопнуло, и на Катю вылилось всё накопившееся недовольство:
– Забирай свою замазулю, пока заразу какую не принесла, и чтоб близко её рядом с детьми не видела!
Дочь дворничихи оказалась в одиночестве. Предоставленная самой себе любопытная девчушка забиралась в самые укромные уголки, находя там места для игр. С приходом зимы, когда Ниночка с Серёжей, закутанные в шубы и шали, едва переваливались по снегу, точно неуклюжие пингвинята, Ленка, одетая в лёгкую курточку, ныряла в сугробы, ела снег и каталась с горки на попе. И, что удивительно, никогда не болела. Вера нашла объяснение этому феномену:
– Ничего странного, зараза к заразе не пристаёт.
Но Вера кривила душой. Она понимала истинную причину крепкого здоровья девочки. Насыщенное и сбалансированное свечение, расцвеченное фиолетовыми искорками, говорило о гармоничном характере. А вот Ниночка, несмотря на все Верины усилия, оставалась тусклой и безучастной. По-прежнему только Серёжа вызывал слабенькое золотистое сияние. Ленка же с братьями росли как трава, и вот вам пожалуйста, идеальное соотношение чувств.
До поры до времени маленького сорванца удавалось держать на расстоянии. Но дети взрослели, ограничивать территорию их игр песочницей получалось всё сложнее. Младшие Хворостовы придумывали шумные игры и собирали вокруг себя дворовую ребятню. Тогда же Вера заметила появившиеся в свечении внучки ревность и некое чувство, схожее с голодом. Эмоционально бедная Ниночка будто чувствовала, что вместе с дружбой Ленка отбирает и энергетическую подпитку. Вера покупала яркие игрушки, пытаясь с их помощью приманить компанию для внучки, но малышня предпочитала весело гонять с Ленкой на палках, чем чинно сидеть в песочнице.
А детворы одного возраста с Ниночкой во дворе появилось вдоволь. Не считая Маринки Климовой и Ильи Артюха, в дом, вслед за семьёй дворника, въехали новые жильцы с детьми: Вакуловы с мальчиками близнецами и чета Баграмян с дочерью Арминэ. И если Риту можно было убедить не допускать сына до игр с цыганским отродьем, то с другими родителями этот номер у Веры не проходил. К тому же вскоре Рита отдала Серёжу в ясли, а сама вышла на работу лаборантом на кафедру химии в политехе. Ниночка же оставалась дома под присмотром мамы и бабушки. Чтобы не отправлять дочь в сад, Надя устроилась на завод в вечернюю смену. Теперь Нина с Серёжей играли только в выходные.
Дождливым сентябрьским вечером Николай задержался на работе. Вернувшись, расстегнул мокрый плащ и подозвал дочь:
– Нинуль, смотри-ка, кого я тебе принёс. – В его огромных ручищах спал крошечный грязный котёнок.
Вера встала между зверем и внучкой:
– Коль, ты нормальный? Зачем заразу в дом притащил, да ещё и ребёнку суёшь?
– Почему зараза-то? Он промок под дождём, испачкался. Сейчас помою, будет не кот, а загляденье.
– А если у него лишай или глисты? Унеси немедленно, пока Ниночку не заразил.
– Нет у него лишая, а глистов вывести можно. Завтра к ветеринару отнесу.
На крики выглянула Надя. Увидев котёнка, засветилась тёплой улыбкой:
– Ой, какой хорошенький!
– И ты туда же! – Вера метнула в дочь полный праведного гнева взгляд. – Тебе дитё слишком легко досталось, чтоб так бездумно рисковать его здоровьем?
Упоминание о Ниночкином хрупком организме отрезвило Надю:
– Правда, Коль, зачем бездомного брать?
– Куда ж его сейчас? На улице ночь и дождь. Пусть до выходных останется, а там матери отвезу.
– Тебе зверь дороже дочери? – Вера не собиралась идти на уступки. – Много ли ей надо, чтоб болезнь какую подцепить? Уноси немедленно! И не вздумай в подъезде оставить, к утру зассыт всё. А как вернёшься – одежду с хлоркой замочи.
Николай посмотрел на жену, но Наденька отвела взгляд. Он пробормотал с обидой: «Эх, Вер Лексевна», – махнул рукой и ушёл с котёнком.
Когда за отцом закрылась дверь, Ниночка сморщила недовольную гримасу и захныкала. Вера поспешила с утешениями:
– Не плачь, моя ненаглядная. Не нужен нам этот заморыш. В субботу поедем с тобой в детский мир и выберем самую красивую заводную игрушку.
На самом деле Веру пугали не глисты и прочая зараза. Этот маленький лохматый комочек грозил перетянуть на себя толику родительского внимания, отнять крупинку любви, в которой так нуждалась Ниночка. Ради неё Вера выдавала разрешения на убийство людей, значит, и зять должен чем-то пожертвовать, не велика потеря.
«Как всегда не вовремя появилась эта заноза. А зятёк-то хорош, удружил, нечего сказать. Догадался же, как отомстить».
Ниночка, лишившись публики, потускнела и наполнилась обидой. Вера горько вздохнула: «Маленькие детки – маленькие бедки. То ли ещё будет! Кого ей суждено потерять вслед за котёнком? Девочка-то наша не красавица».
К Вериному сожалению, Ниночка не унаследовала шуваловской грациозности. Коробовская порода проглядывала в коротких толстых ножках, тяжёлом сложении и широких ладонях. Вера надеялась, что танцы помогут выправить осанку, и отдала внучку в кружок хореографии.
Ниночка стенала от запредельного напряжения и плакала от боли в мышцах. Надя беспокоилась:
– Мама, зачем её так мучить?
– Скоро привыкнет, через месяц растянется, больно не будет.
Через месяц Ниночка возненавидела танцы. Как только бабушка начинала собирать сумку с гимнастическим трико и чешками, Ниночка залезала в шкаф, но Веру не могли разжалобить ни слёзы, ни мольбы, каждый раз она вытягивала ревущую внучку из укрытия и тащила на занятия.
Наконец не выдержала Надя:
– Мама, ты деспот! Хватит над ней издеваться! Она уже по ночам кричит.
– А кто её таким задом наградил? Я только результат твоего замужества исправляю. Надо было думать, от кого рожаешь!
На крики вышел Николай, взял дочь на руки.
– Вот что, Вер Лексевна. Я вас, конечно, уважаю, но тут вы палку перегибаете. Зад моим сёстрам не помешал замуж выйти. Главное, чтобы Нина человеком хорошим выросла, а фигура – дело десятое.
Вера сдалась. Не объяснить ведь, что она пытается вырастить из Ниночки просто человека, что внешняя ущербность душу девочки не расширит. Что ж, оставалось надеяться, что удастся удержать рядом с Ниночкой Серёжу, с ним она сможет быть счастливой. И уж Вере хватит сил контролировать привязанность детей.
Но вскоре и эта дружба дала трещину. И виновата в разладе была вечно послушная Рита. Началось с того, что на работе в институтской лаборатории она познакомилась с аспирантом Димой. Поначалу он пугал Риту тем, что разговаривал с ней так, будто она могла ему ответить. Он стал приносить ей книги, а после спрашивал, что она думает о прочитанном и жадно вглядывался в лицо, пытаясь разгадать мысли. Димины вопросы будоражили. Чем больше Рита размышляла над ними, тем сильнее хотелось ответить. Однажды, уходя с работы, она протянула ему исписанную тетрадь.
Следующим вечером Дима остановил её:
– Рита, я всё прочитал. У тебя смелые суждения.
Она покраснела. Дима же, воодушевлённый её откровением, решился на следующий шаг:
– Давай сходим в кино. Идут «Генералы песчаных карьеров». Потом я скажу, что думаю о фильме, а ты напишешь.
Она покачала головой.
– Ты не хочешь со мной встречаться?
Рита сглотнула, прогоняя привычный спазм, и ответила хриплым, давно неиспользуемым голосом:
– Я. Хо-чу. Го-во-рить.
Вскоре Рита заговорила так бойко, будто и не молчала двадцать лет. Спустя полгода Дима сделал ей предложение, а после свадьбы переехал к в квартиру Матецких.
Погожим воскресным днём на прогулку Серёжа вышел не с мамой, а с отчимом. Бросив быстрый тоскливый взгляд на ребятню, гоняющую под предводительством Ленки, Серёжа привычно засеменил к песочнице, где его ждала Ниночка под присмотром бабушки.
– Сергей, а ты не вырос из куличиков? Четыре года как никак. Почему не идёшь к ребятам? – спросил Дмитрий.
– Мне нельзя с ними.
– Это отчего же?
– Ленка нехорошая.
– Что ж такого она успела натворить в своей жизни?
– Не знаю. Бабушка Нины так говорит. – Серёжа кивком указал на Веру.
– Разберёмся. Вот что, друг, давай поступим следующим образом: ты сейчас подружишься с Леной, а я договорюсь со взрослыми. Идёт?
– Идёт! – большой и маленький мужчины пожали друг другу руки.
Вера слышала разговор, но не помешала Серёже пойти к ребятам. Она не смогла бы объяснить Дмитрию истиной причины, по которой взъелась на дворничиху и её семью. Теперь же замарашка завладела единственным другом внучки, что только увеличило Верину ненависть.
Вскоре всё-таки Вере выпала возможность поквитаться с семейством Хвороставых. Младшему сыну дворничихи поставили порок сердца, и теперь его участь напрямую зависела от Веры, главврача детской поликлиники. Катя должна была вскоре явиться к ней, чтобы подписать направление на обследование в Московском кардиоцентре.
В назначенный срок дворничиха несмело вошла в кабинет. Вера без промедления подписала бумаги и убрала их в ящик стола. Указала на стул:
– Присядь и послушай, что я тебе скажу. Не переживай, препятствий чинить не собираюсь. Но ты должна знать, что ждёт твоего сына. Его, конечно, поставят в очередь на операцию и даже поспособствуют скорейшему продвижению. Но таких, как он, тысячи. Ждать придётся лет пять. Сколько он сможет прожить без хирургического вмешательства?
– Три года. – Катя ответила глухо, не поднимая глаз.
– Можно помочь ему, по-другому… – Вера держала паузу, чтобы дворничиха сама спросила, что для этого требуется. Но она молчала, уставившись в пол. Вера снова заговорила: – Ты слышала меня?
– Да. Заплатить надо?
– Надо. Но не деньгами.
– А чем? – Катя впервые оживилась.
– Чем ты готова пожертвовать ради жизни ребёнка?
– На всё готова, всё отработаю. Только скажите, что делать нужно.
– Украсть, предать или убить тоже сможешь?
Катя побледнела. Неуверенно повела подбородком в сторону. Вера почувствовала, что дальше давить не стоит:
– Я не требую от тебя ответа. И давать его ты будешь не мне. – Она достала подписанные документы и чёрный конверт. – Езжайте в Москву, ждите операцию, но, когда надежды не останется, вспомни наш разговор. Если будешь готова заплатить, открой конверт.
Дворничиха ушла, так ничего и не сказав. Вера видела, что конверт она взяла лишь из своеобразной вежливости, открывать же его не собиралась.
«Что ж, подождём, и не таких жизнь ломала. Что ты скажешь, когда дитё на твоих глазах умирать будет?»
Вера нарушила собственный принцип не раздавать конверты в городе, где жила и работала. Но слишком уж велико было желание убедиться, что и чистое Катино сияние потускнеет от преступления, пусть и ради спасения ребёнка. Вере не приходилось наблюдать, как менялось свечение у открывших конверты, как и не знала она, что происходило после этого. За четыре года её отработки ещё никто из клиентов не пришёл повторно.
Глава 14. Чёрный конверт
Фрося за последние месяцы похорошела, приоделась, да и в доме появились новые вещи. Тех двадцати пяти рублей, что давала ей Вера ежемесячно, едва хватало, чтоб залатать дыры в бюджете, разбогатела баба не с них. Глазки вдовушки воровато бегали, да и вообще она стала напряжённой, дёрганной.
«С женатым, видимо, роман завела. Не моё дело, сама разберётся, не маленькая», – рассудила Вера и думать забыла о Фросе.
В следующий приезд Вера не сразу узнала хозяйку: жиденькие бесцветные волосы превратились в буйную каштановую копну, прежде белёсые брови выделялись чёрными нарисованными пиявками, на губах – яркая помада. Да и щеголяла Фрося в модной импортной кофточке, какую можно было купить у спекулянтов за бешеные деньги.
«Ей не любовник помогает, не станет деревенский на пустое тратиться, тем более от семьи отрывать. Тут другое. Ладно, сейчас для приёма силы нужны, после попробую разобраться».
Но тайна открылась раньше. Когда в комнату вошёл очередной клиент, за дверью послышались возмущённые крики. Женский взволнованный голос требовал немедленно пустить к знахарке, Фрося держала оборону, заявляла, что мужчина вошёл по записи, а время скандалистки настанет вечером. Посетительница не сдавалась, отвечала, что уже приходила, а сейчас ей «только спросить».
«Чёрт-те что творится. Какая ещё запись?»
Сидящий напротив мужичок ёрзал на стуле, не зная, начинать ли ему или дождаться окончания склоки.
– А вам во сколько назначено? – Вера начала догадываться, в чём дело.
– У меня по ускоренной, на девять тридцать. Я всё оплатил, ваша секретарша в списки внесла.
– И сколько?
– Как положено, червонец. Да вы у помощницы спросите, она в блокноте всё отметила.
– Та-ак… Подождите минутку. – Вера распахнула дверь, приложив ею Фросю: – Что тут происходит?
Навстречу бросилась растрёпанная молодая женщина.
– Помните меня? Я была у вас четыре года назад.
Вера узнала свою первую клиентку:
– Да. Зайдёте следующей. – Смерила взглядом хотевшую было возразить Фросю: – С тобой мы после поговорим.
Наскоро отделавшись от просителя, Вера пригласила женщину. Никто из получивших конверты прежде не возвращался. Вера не имела представления, какие изменения с ними происходили. Она не помнила, как выглядело свечение женщины при их первой встрече, сейчас же в нём преобладали подавленность и мука. И метка убийцы.
– Рассказывай!
– А сами вы не видите? – зло усмехнулась та.
– Вижу. Конверт открыла. Так?
– Не сразу, но открыла. Поначалу даже думать об этом не могла, но после того, как дедушка ночью поджёг шторы, и мы чуть не угорели, решилась. Сломала печать, а внутри-то пусто. Даже от сердца тогда отлегло. Только он уже передо мной стоял!
– Кто стоял?
– Тот страшный человек. Да какой человек, чёрт самый настоящий. Сказал, что ещё не поздно отказаться. А мне вдруг подумалось – вот откажусь сейчас, и никто уже Сашке не поможет, так мужику и лежать бревном до смерти, а мне при нём нянькой быть, без детей, без радости. Ну и скрепили мы договор с бесом этим. Рука у него ледяная и ногти длинные, чёрные. А лица не видела, жутко было глаза поднять. Он напоследок предупредил, что если на попятную пойду, то собственной жизнью платить придётся. В выходной посадила я мужа в коляску и повезла в парк. А деду снотворного дала и газ открыла. Когда вернулись, соседи уже пожарных и скорую вызвали. Но дедушку не откачали. Хорошо, что никто не пострадал больше. Сашка ничего не сказал, но я-то видела, что понял, чьих рук дело. А после похорон он пальцы на ногах почувствовал. Его в больницу отправили, лечение назначили. Полгода не прошло, как он на ноги встал. Только после этого у нас с ним наперекосяк всё пошло. Влюбился он во врачиху, считал, что это она спасла его. Даже уйти к ней собирался, да у неё семья, не захотела рушить. А Сашка пить начал, обвиняет меня в смерти деда, говорит, что и его бы со свету сжила, лежачего. Баб в дом водит, руку поднять может… Нет моих сил больше терпеть!
– Чего же ты от меня хочешь?
– Чтоб у нас с ним всё как раньше было!
– Думаешь, можно убить и прежней остаться? Это твоя плата за исцеление.
– Я же не знала, как всё обернётся! Пожалуйста, сделайте что-нибудь. Невыносимо жить так!
– Что сделать? Ещё кого-то убить?
Женщина побелела, отпрянула. Вера же продолжала жёстко, со злостью:
– Мы с тобой по рукам не ударяли. Обращайся к тому, с кем заключала сделку. Только беда твоя в том, что терпеть ты не привыкла. Отпусти мужа, построй жизнь заново, искупи, что натворила, а не чуда выпрашивай! И уясни: только то желание стоит исполнения, за которое жизнь отдать не жалко. Всё остальное – блажь. Теперь уходи! – Она поднялась, открыла дверь и крикнула вглубь избы: – Фрося, зайди ко мне!
Вдовушка успела подготовиться и принять воинственный вид:
– Дом мой, я тут стеснения терплю, посетители огород топчут, грязь в комнаты несут, так что имею право. Нет бы спасибо сказать, что порядок навела, а то ж ехали табором. Если вы деньгу не берёте, это ваше личное право. А мне за неудобства компенсация полагается.
– Ты бы аппетиты убавила. Четвертного за день неудобств в месяц вполне достаточно.
– Вам, может, и достаточно, а мне детей поднимать надо.
– Не прикрывайся детьми, не на них ты компенсацию переводишь. Фрося, ты понимаешь, чем могут нам грозить твои поборы?
– Вы сами говорили, что моё слово против их, доказательств нет. Или чего, от прикормленного места откажетесь?
– Молись, чтоб самым страшным мой отказ оказался. На мошенничество сквозь пальцы смотреть не станут. Всё, скажи людям, что приём закончен. Я уезжаю.
– Так вы ж не приняли никого почти, как же… Что мне им говорить?
– Сама сообразишь. Платную очередь догадалась устроить, и здесь выкрутишься.
От этой мысли внутренности скрутило тягучей болью.
«О чём я думаю? Неужели жизнь полоумного старика, который не сегодня, так завтра сам бы отправился на тот свет, дороже Ниночкиной? И потом, я только о нём и знаю. Не все же убивали. Да и убивать я велела далеко не всегда, то украсть подсказывала, то предать, то оговорить. Хватит, приказы Исгара не обсуждаются, значит, так и должно быть, так необходимо. Я нейтральная сила, исполняющая свою миссию».
Весь следующий месяц Вера Алексеевна провела в раздумьях и метаниях. Здравый смысл подсказывал отказаться от отработки, но все разумные доводы рассыпались в прах, стоило представить, чем это грозит Ниночке. Ирий не станет давать отсрочки, выданную взаймы жизнь придётся вернуть. Вера успокаивала себя тем, что в жертвы назначала людей недостойных, к которым клиенты испытывали ненависть. И боялась себе признаться, что не может судить объективно, поскольку не видела свечения приговорённых.
Была ещё одна причина для волнений – Фросины поборы с очередников. Нехорошее предчувствие стучало в висок, чем ближе к дню отработки, тем больнее. Вера старалась не думать о возможной опасности, в конце концов она сможет распознать подставных клиентов.
Накануне поездки в деревню у Веры от переживаний поднялось давление. Приняв лекарство, она отправилась спать, надеясь, что к утру поправится. Однако на следующий день стало только хуже. К головной боли добавилась тошнота. Пришлось вызвать врача и все выходные пролежать под капельницей.
Глава 15. Благодатка
В понедельник Вера проснулась бодрой и здоровой, будто приступа, свалившего её на два дня, и не было. Через неделю она собралась к Фросе. Добравшись с Псковского вокзала до автостанции, Вера купила в кассе билет и прогуливалась в ожидании нужного автобуса. Задумавшись, не заметила, как оказалась на пути выезжающего транспорта и вздрогнула от сигнала ПАЗа. Вера подняла глаза на табличку с названием конечной остановки. «Благодатка». Передняя дверь ещё оставалась открытой, и Веру вдруг нестерпимо потянуло забраться внутрь и уехать в эту Благодатку. Повинуясь почти физической тяге, она схватилась за поручень и забралась на ступеньку тронувшегося автобуса.
– Бабуля, чего вытворяешь? Если тебя на колесо намотает – срок мне тянуть! – гаркнул шофёр.
– Прости, милый, иначе ты бы уехал.
– Ладно. Билет свой давай.
Вера хотела было протянуть купленный билет, но спохватилась, что, увидав иной пункт назначения, водитель её высадит.
– Билет… Так не успела купить-то. А мы по-другому решим. – Вера сунула ему трёшку и отмахнулась, дескать, сдачи не надо.
– Мать, ты за кого меня держишь? До Благодатки рупь-двадцать. А ну, забери лишнее!
Возмущение водителя развеселило. В этом виделся добрый знак. Тяжесть последнего месяца вдруг исчезла. Значит, Вера поступила правильно, поддавшись шальному порыву. Она прошла в конец салона, устроилась на свободном сиденье и наблюдала в окно за проплывающими мимо полями, покрытыми нежными весенними всходами. В душе разливалась безмятежность.
Благодатка оказалась шумным и неопрятным селом. Автобус остановился посреди площади. Водитель выпустил пассажиров, развернулся и заглушил двигатель. Вера осмотрелась: площадь окружали магазин, почта, клуб и сельсовет с флагом на крыше. Было всё равно куда идти, поэтому Вера двинулась наугад по одной из улиц. Вопреки названию, благодати в деревне не ощущалось. Мимо с рёвом проносились грузовики, поднимая клубы рыжей пыли. Повисев в воздухе, она оседала на молодую листву, придавая свежей зелени ржавый окрас. Вера уже корила себя за бездумное сумасбродство, как улица вдруг кончилась тихой околицей. Неподалёку шелестела берёзовая рощица. Через луг к ней вела едва заметная тропка.
«Раз уж занесло меня сюда, так хоть на природе поброжу. Когда я в последний раз в лесу была?»
Недавно распустившиеся листья давали пятнистую тень. Вера устроилась на бревне. Закрыв глаза, слушала шум ветра и птичий щебет. В звуки леса вкрадывался отдалённый назойливый гул.
«Провода, что ли, гудят? Нигде не спрячешься от благ цивилизации!»
Она поднялась и огляделась в поисках источника звука. В просветах между стволами, по другую сторону рощи, виднелся дом.
«Интересно, кому это вздумалось поселиться на отшибе? Вроде с той стороны гудит».
Вера направилась к жилью и рядом заметила ульи. Надо же, такой шум от пчёл! На огороде возле избы копался мужчина. Она вошла во двор. Лохматый серый пёс разразился злобным лаем. Хозяин обернулся:
– Цыц, Полкан! – В наступившей тишине вопросительно уставился на гостью.
– Добрый день! Можно у вас остановиться до завтра?
– А чего в деревне не остановились?
– Мне не надо в деревне. Мне бы к лугу и лесу поближе. – И, не зная, как объяснить своё желание, добавила первое, что пришло в голову: – Я травы собирать приехала.
Мужчина воткнул лопату в землю и подошёл.
– Травница, значит. – Он снял кепку и вытер пот со лба. Уже не молодой, с залысинами на висках. Смотрит спокойно, без суеты и волнения. – Бабушка моя травницей была. Скоро десять лет как померла, а люди всё идут. Ты тоже лечить умеешь?
– Может, и умею. Так как насчёт комнаты? Я заплачу.
Он отмахнулся.
– Не бедствую. Живи, коли травница. Как звать-то тебя?
Вера уже придумала назваться Марией, но язык вдруг не повернулся соврать.
– Вера, значит. Ну, а я Алексей. Пойдём в дом, покажу, где устроиться.
Сруб посерел от времени, но ветхости ещё не поддался. Внутри оказалось просторно, будто прежде здесь обитала большая семья. Алексей пояснял:
– Мать три года назад похоронил, отца с братьями ещё в войну потеряли. Бабушка скоро десять лет как… ну, я говорил уже. В её светёлке и поселю тебя. А прежде много нас было, да выкосили время с лихолетьем…
Комната, или светёлка, как назвал её хозяин, и правда оказалась светлой, в два окна с белыми кружевными занавесками. Из мебели – кровать, сундук да небольшой столик.
– Располагайся. Рукомойник перед кухней, второй – во дворе. Скоро баню истоплю. Ты издалека приехала?
– Не особо. – Вера боялась, что Алексей станет допытываться, но он не проявил любопытства.
После бани и нехитрого ужина из козьего молока, хлеба и яиц Алексей отправился спать. В это время даже не стемнело. Зато встал до рассвета. Веру разбудил звон вёдер. Она выглянула из комнаты.
– Проснулась, травница? Спала бы ещё, это мне надо коз доить, скотину кормить, да на работу.
– Давай я подою.
– Умеешь? Я думал, ты городская.
– Умею. Держала козу, давно, правда. – Сама же поразилась его проницательности.
– Добро. Процеди потом. – Алексей указал на белую тряпицу, висевшую на верёвке.
Закончив с дойкой, Вера отправилась на луг возле рощи – приходилось поддерживать легенду о травнице. О том, что следовало собирать, она и представления не имела. Как и не знала названий большинства растений. Подсказка пришла сама собой: вспомнился вдруг Степаныч с музыкой деревьев. Если они умеют звучать, значит, и светиться должны. Прежде как-то в голову не приходило рассматривать травы, но Вера надеялась, что остатков её способностей на это хватит.
Предположение оказалось верным: растения источали сияние. У одних оно только набирало силу, у других уже вошло в цвет. Не всегда удавалось понять его предназначение, пока у кромки леса не встретился яркий солнечный цветок. Рассмотрев его, Вера почувствовала, как уходит сердечная тяжесть, усмиряются гнев и обиды. Сорвав несколько стеблей, спохватилась, что не взяла с собой никакого мешочка или коробки. Пришлось снять платок и складывать цветы в него.
Что делать дальше, Вера не знала. Догадывалась только, что траву надо высушить, и разложила её на веранде. Алексей, вернувшись с пасеки, одобрительно кивнул.
– Горицвет. У него научное название есть, только я его забыл. Бабушка ещё крапиву по весне собирала.
– Время крапивы не пришло. Через неделю пора будет. – Благо, крапива была хорошо знакома, и Вера обратила внимание на её свечение.
– Хм, разбираешься. Пойдём-ка со мной.
Он показал сарай с верёвками и перекладинами внутри.
– Здесь бабушка травы сушила. Снаружи, с солнечной стороны, тоже рейки для сушки есть. Горицвет, как помню, тень любит.
Развесив цветы, Вера засобиралась домой, пообещав напоследок приехать через неделю. Сама же не была уверена, что снова окажется в этих местах. Однако в городе при первой возможности отправилась в библиотеку и набрала справочников и учебников по траволечению.
Как оказалось, для каждого растения существовал не только свой срок, а также время суток и погодные условия для сбора. Порой корни несли чуть не противоположное плодам и цветкам действие. И методы заготовки были разными: некоторые травы сушили в темноте, другие – на солнце, из третьих делали настойки, а то и применяли всё сразу, получая из одного растения несколько видов лекарств.
Среди иллюстраций нашлось изображение горицвета, по-другому называемого адонисом. Встречались картинки и с другими знакомыми растениями. Вера отмечала страницы с теми, чей срок вот-вот должен был подойти. Свойства трав настолько увлекли её, что уже со среды она отсчитывала дни до субботы, когда могла вновь отправиться в Благодатку. О Фросе же думать совсем не хотелось.
Алексей обрадовался её приезду:
– Здравствуй, травница! Не думал, что вернёшься. А тут народ за лечением на днях заглядывал. Что отвечать-то, если снова придут? Будешь принимать?
– Буду. Назначь на воскресенье.
Он нахмурился:
– Нехорошо такими делами по воскресеньям заниматься. Бабушка говорила, грех это.
Вера не понимала, в чём суть греха, но спорить не стала.
– Как скажешь. А в субботу не грех?
– В субботу, пожалуй, можно.
От мысли, что придётся осквернить это место чёрными конвертами, сделалось тоскливо. Вера взяла купленную по дороге корзинку и отправилась за крапивой в овраг. Алексей нехотя показал дорогу.
– По тропинке вдоль рощи пойдёшь, там сама увидишь. Только шла бы утром, чего подорвалась на ночь глядя?
– Я ненадолго, а утром ещё прогуляюсь. – Вере хотелось уединиться и подумать в тишине.
Непуганая крапива вытянулась выше человеческого роста. Вечерний свет не решался проникнуть в её заросли на дне оврага. Вера надела рукавицы и принялась ломать ворсистые стволы. Едкий сок проникал через плотную ткань, и вскоре на ладонях вздулись волдыри. Вера едва почувствовала жжение, сейчас её занимали куда более важные проблемы. Как воспримет Алексей её отработку? Долго дурить ему голову с травами не получится, рано или поздно правда о конвертах вылезет наружу. А дальше? Вернуться к Фросе или искать новое место? Покинуть Благодатку, где впервые за много лет Вера почувствовала умиротворение, даже тревоги за Ниночку улеглись на время. И придётся оставить травы, в которых только начала разбираться.
Ветка крапивы хлестнула по щеке. Вера вскрикнула от боли и неожиданности, потёрла обожжённую кожу.
«Травы… Что ж я сразу о них не подумала? – Она рассмеялась от собственной недогадливости. – Совсем не обязательно начинать с конвертов. Можно лечить преодолением, как прежде в травматологии. А искушение давать только тем, кто его заслуживает».
Найдя решение, Вера принялась за исполнение. Надо было запастись травами. В Пскове и Новгороде она заглянула на рынки и скупила у старушек пучки сухоцветов. Прошлась по аптекам в Былинске. К следующей поездке набрался приличный арсенал кулёчков и мешочков со снадобьями от всех болезней.
Клиенты в Благодатке разительно отличались от тех, кого приводила Фрося. Приходили либо с мелкими проблемами из разряда диатеза и беспокойного сна у детей, либо просили облегчить страдания.
Преодоление работало безотказно, вскоре слух о новой травнице разлетелся по окрестностям, и уже к августу от посетителей не было отбоя. Алексей, не терпящий столпотворения, смастерил у рощицы лавки и навес от дождя и солнца. Приёмы проходили без суеты и шума. Вера отдыхала душой. От неспешной жизни на природе она смягчилась, движения стали плавными, кожа посвежела, глаза лучились. Даже отпуск провела не в Ялте, а в Благодатке за сбором трав. И надеялась, что энергия с преодоления идёт в уплату Ниночкиной жизни.
В августе Надя с Ниной уехали на море. Вера впервые надолго разлучилась с внучкой, но не тосковала по ней, хоть и стыдилась этого.
В один из вечеров телефон разразился протяжным междугородним звонком. Вера поспешила к аппарату, гадая, Алла это или Надя. На том конце раздался надрывный голос дочери:
– Мама, у нас беда! Ниночка заболела скарлатиной! Что делать?
– Господи, Надя! Зачем так пугать?!
– Нина заболела! Это недостаточный повод для испуга?
– Прежде всего – успокойся. Своей истерикой ты ей не поможешь. Врач, как понимаю, уже был. Какие назначения?
Надя, запинаясь, зачитывала названия препаратов. Вера воспользовалась паузой и кинула валидол под язык. Сердце бешено билось, но голос оставался бесстрастным.
– Надюша, лечение составили грамотно, выполняйте все предписания и быстро пойдёте на поправку. Ещё смазывай ладошки и горло облепиховым маслом.
– Ты не приедешь?
– Я же работаю. И билетов сейчас не достать. Ты взрослая женщина, уж со скарлатиной справишься без меня.
Вера дала ещё несколько советов и поспешила закончить разговор. Вот она, расплата за беспечность! Пока любящая бабушка отдыхала душой и помогала прыщавым девицам с их пустыми проблемами, Ирий ждал платы. За четыре месяца раздала только два конверта! Спасти Ниночку можно срочной отработкой, а потому в пятницу надо ехать не в Благодатку, а к Фросе. Люди ещё нескоро забудут дорогу к знахарке. Если щедро заплатить вдовушке и пообещать дальнейшее вознаграждение, она направит всех обратившихся по новому адресу.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ
#паучихаубелки
https://vk.com/makingstyle