В гостях у белки

:

Иванна Волкова

20 янв

МАША (2)

Автор : Наталья Павлинова
#МашаХореографУБелки
Уже через день Маша встала за прилавок Веры Николаевны.
– А Вера-то где? – сразу заинтересовались соседки.
Маша рассказала.
– Ох, девонька. Ты уж у нас спрашивай, если чего не поймешь тут, мы поможем, – заволновались соседки.
А чего волноваться-то? Маша не была новичком в торговле. Её мать всю жизнь работала в магазине, и там Маша бывала часто, помогала порой. А иногда и заменяла.
Ох, как Маша ошибалась.

МАША (2) - 984267349427
Как говорят: старики – всему верят, люди среднего возраста – во всем сомневаются, молодые – знают всё сами.

За место они платили не ежедневно, до конца недели место было оплачено. Торговля шла вяло, но покупатели у Маши были. Она по-детски радовалась каждой продаже, улыбалась, и люди тянулись к ней. Всем не хватало сейчас обычного людского тепла, а к улыбчивый девушке подойти хотелось. Но продавался товар все равно плохо.

Андрей прибегал, проведывал. Маша чувствовала себя под охраной. 

– Ты что, Маша, платишь что ль за туалет? – увидела ее у туалета соседка по лотку – Ольга.

– Но, он же платный.

– Да так разоришься, голубушка. Говорю же – спрашивай. У нас так – если за место платил, считай – и за туалет.

Вообще сообщество торговавших тут оказалось очень дружным. Через пару дней Маше вручили пакетик с деньгами.

– Вот держи, Маш. Мы тут сложились, кто сколько дал. Это на лекарства Вере. Пусть выздоравливает. Мы ее тут все очень любим, передай – ждём. Очень она хорошая женщина.

Маша взяла. Не имела право – не взять. Да и лекарства требовались.

Поправка у Веры Николаевны шла туго. Её несколько дней не переводили из реанимации и жизнь её висела на волоске. 

За эти дни Маша чего только не передумала. А что, если не станет вдруг бабушки Веры? Что делать? Андрей несовершеннолетний. Что с ним будет? От этих дум было нелегко. Но всё, что сейчас они могли сделать, это предоставлять всё то, что велели врачи.

Так казалось. 

Она написала Лёньке письмо, сообщила свой адрес. Но не терпелось, и она вызвала его на переговоры. Ох, надо бы экономить, но это особый случай... 

Поговорили. Конечно, свои мытарства Маша рассказывать не стала, сказала только, что со стройкой не вышло, но она немного задержится, велела запомнить адрес. Больше её интересовало, как там у них...

Лёнька рассказал, что мать, когда узнала, что Маша уехала, орала недолго. Потом успокоилась и теперь всем рассказывает, что дочь уехала учиться на товароведа. Почему на товароведа? Наверное, это была её мечта...

– Маш, а ты потом меня заберёшь?

Эх, Лёнька, Лёнька!

– Лень, потерпи чуток. Я ж и права не имею тебя забирать. Да и вернусь я скоро. Ничего, мы с тобой все переживём, да?

– Не возвращайся! Нечего тут делать. Ты не бойся, Маш, я не голодный, я делаю также, как и мы с тобой. Все нормально у меня, – говорил он с самоуверенностью в голосе. 

Маша уже понимала, что Лёнька пристрастился тырить деньги у материных друзей. Её это пугало, но она не стала сейчас ругать его. Парень жил так, как мог... И что тут поделаешь?

 Вышла из переговорного пункта она взволнованная, но все равно было некое облегчение – с братом поговорила.

Лёнька расстроил. Рассказал, что у матери в магазине была проверка, нашли недостачу и ещё чего-то. Она боится увольнения, но вместо того, чтобы взять себя в руки, опять пьет. Пьет и горюет – это худшее состояние матери. Маша знала.

Бедный Лёнька!

Заехала в больницу. Вере лучше не становилось. 

– Платить надо, – вздыхала утром на рынке Зинаида Сергеевна, торговавшая напротив семечкой и орехами, – Сейчас время такое – врачам не заплати, так и не вытащат. 

И на следующий день Маша направилась в ломбард. Он был тут же – на рынке. Андрею говорить не стала. Серьги же ее – имеет право. Ей и так-то было очень неловко, что живёт она сейчас за чужой счёт. Не так она хотела начать свою жизнь здесь...

«Что ты сделал для перестройки?» – красовался плакат на высоком здании рядом с ломбардом.

Как назло, в ломбарде встретила старого знакомого – укушенного Гену. Вот не повезло, – подумала она. Он что-то рассматривал. Но уходить она не стала.

Она, не обращая на него внимание, обратилась к скупщику. Верзила увидел ее, облокотился на прилавок, смотрел нагло.

У Маши в такие минуты откуда-то вырастало чувство самодостоинства и смелости. Именно так защищалась она от приставучих маминых гостей – дерзостью.

Пока скупщик взвешивал серьги, оценивал, она оглянулась на верзилу, посмотрела смело в глаза.

– Что, теперь серёжками поторговать решила? – развалившись, спросил он, – Или украла?

– Украла – ага, может купишь? Вставишь – в следующий раз от укусов спасут!

– Борзая, да?

– Какая есть!

Маша забрала столько, сколько ей предложили и вышла из ломбарда.

Все деньги, которые выручила за серьги, понесли в больницу. В этот день Андрей был с ней, пришлось рассказать о планах. 

– Взятку будем давать? – грустно назвал он своими словами то, что собираются они делать.

– Будем! Сейчас все дают. 

Но врач мужчина, посмотрел на сбивчиво объясняющую что-то и сующую ему деньги девушку, на стоящего поодаль пацаненка и деньги не взял. Зато устало присел на кушетку и, наконец, подробно и честно рассказал Маше о том, что сейчас происходит с Верой Николаевной. 

– Запустила ваша бабушка себя, – Маша здесь сразу представилась внучкой, –Пораньше бы, уже б дома была. А она поступила к нам уже поздновато. Вот отсюда и проблемы. Но сегодня вот и у меня появилась надежда. Видимо держит её что-то в этой жизни. Наверное, вы – внуки... – врач помолчал, а потом стукнул себя по коленкам, – Вот что я посоветую. Ей сейчас будет очень нужен хороший уход дня на два. И вот за это стоит и заплатить, иначе ... Завтра приходите, Галя будет, ей и заплатите. И треть от этой твоей суммы – вполне будет достаточно. Она от бабушки вашей два дня не отойдет, как переведём из реанимации. На Галю можно положиться.

Маше было и стыдно за это "сование" денег, и радостно оттого, что врач помог так по-человечески. Да и надежда появилась, медленно уползал страх. И Андрей после ее рассказа повеселел. Пока ехали в автобусе, кривлялся и смешил ее.

Вообще, Андрюха – парень был удивительный. Иногда Маше хотелось ему во всем подчиняться. Таким он казался сильным и самоуверенным. И он играл роль всезнающего старшего брата, снисходительно жалеющего и обучающего сестру. 

Но были моменты, когда он совсем превращался в ребенка. И тут Маша уже брала на себя роль старшей, в эти моменты она понимала: Андрею страшно. Он не хотел оказаться в детдоме, а больше перспектив никаких у него не было.

Конкретно сейчас никто, кроме знакомых Веры Николаевны, и не знал о случившемся с ней. Не могли знать и в школе у Андрея – шли каникулы, не знали органы опеки.

Получается: сейчас Андрей бы вообще был один, если б не Маша. Рыночный пацан без присмотра.

Небольшая надежда была лишь на соседку – Клавдию Ивановну, которая нет-нет, да и подбрасывала ребятам что-то из приготовленного, да ещё разве что – на соседок по рынку.

Маше иногда казалось, что рынок был наводнён такими вот пацанами, за которыми вообще никто не следит. И никому до них не было дела. Здесь не проводились проверки хоть какими-то социальными органами, не было никого, кто обратил бы на это внимание.

А местная публика уже привыкла к виду побирающихся детей, мальчишек, торгующих тем, чем торговать можно только из кармана, таскающих ящики подростков. Торговцы немного напрягались при виде одиноких пацанов, потому что многие здесь промышляли мелким воровством, тем и жили.

Но пацаны, кроме случайных залетных, знали конкретно, у кого можно воровать, а у кого – нет. Потому что и тут была своя система.

Подростки и детвора кучковалась, сбивалась в стаи. Так было проще, надёжнее. Да и там было хоть какое-то подобие родительского крыла – там были старшие, наставляющие, помогающие выжить. Дети есть дети – они ищут поддержку и заботу. Как без этого...

Теперь Маша начала понимать, почему Вера Николаевна так переживала за Андрея. Теперь переживала за него она ... Маша.

Андрей ничего не рассказывал. Но по каким-то доходившим до нее сообщениям, она уже знала, что компания Андрея так и стоит на своем: подчиняться и платить никому не хочет. А если и есть кто над ними, то об этом никому не известно. Поговаривали, что кто-то есть. И этот кто-то никак не хочет смириться с существующими порядками.

Наконец, Веру перевели в палату и они увиделись.

Из розовощекой пожилой женщины, она превратилась в старуху со впалыми щеками и черными глазницами. Маша даже не сразу нашла её среди больных палаты. Вера окликнула их первая.

– Как вы? – она пыталась улыбаться.

– Мы-то хорошо! Только за Вас волновались очень. Вы лечитесь и не о чем не думайте. Я вот вчера борщ варила, мы нормально едим, кормлю Андрея. Блины сейчас печь будем. Вот фрукты Вам, яблоки.

– Нет, нет, нельзя мне ещё. Забирайте. Я видать долго тут проваляюсь, Маш, располосовали, – Вера вяло махнула рукой, – Ты, Андрей, только не лезь не во что, Машу слушай. У меня немного денег есть на книжке. Но вот ведь – не снимешь...

– У нас есть деньги. Не думайте пока об этом.

Для первой встречи было достаточно. Вера устала, провожала детей с улыбкой, но видно было, что ей ещё очень тяжело. Андрюха молчал всю дорогу, впечатлился тем, как выглядела теперь бабушка. Санитарка Галина была рядом. Маше это придавало уверенности.

Маша заплатила за следующую неделю торговли на рынке. Собирала деньги старшая по их павильону. Но через некоторое время у её лотка появились двое. Один из них Маше был знаком. Это был один из тех верзил ... Гена...

– Страховку платим? – навалился локтем на женские трусы один из них.

– Товар не мните! – вытащила из-под локтя товар Маша, – Я уже платила. 

– Ааа! Старая знакомая! Опять кусаться собралась? – подходя, узнал ее Гена.

– Не тронь, и не укушу. Иди мимо!

– Да что ты говоришь! Никак горя хлебнуть решила? – говоря это, он улыбался. Казалось, что ему нравится издеваться.

– Я же сказала – я платила. 

Первый подошедший уже обходил прилавок, но Гена сделал ему знак рукой и тот остановился.

– Да что ж ты такая несговорчивая-то, а? – казалось, Гена расстроился.

Соседки, наконец, обратили на них внимание. Моментально подскочила Ольга. 

– Ой, привет, ребятушки. Да, она новенькая – не знает, – Ольга полезла в поясную сумку, – Сколько за неё? Вот, держите. А за меня сколько, пойдемте-пойдемте, я вам сразу и за меня отдам...

Она уводила верзил, отвлекала, но знакомый ещё долго оглядывался на Машу. Она твердо смотрела на него, не отводила глаз. Злость кипела. Хотелось крикнуть: "Уши береги", но сдержалась. 

– Ты что творишь, Машка! – налетела потом Ольга, – Жить надоело?

– Сколько я должна вам? И зачем вы заплатили? Мы ж уже оплатили лотки.

– Говорю же тебе: спрашивай. А ты решила, что всё тут знаешь. Ты заплатила за место. А за охрану? Страховку от воров? А продукция твоя сертифицирована? Нет, конечно... И за все за это мы тоже платим.

– За охрану? Вот, охранники, блин, – Маша посмотрела вслед уходящим.

Сумма была настолько большая, что им с Андрюхой придется вкалывать несколько дней за просто так. И то, если продажи будут. Маше до слёз было жаль этих денег.

Она всё время думала о том, как быстрее продать товар. Как сделать так, чтоб купили? Хорошо бы покупали эти полушерстяные костюмы. Тогда б и доход увеличился многократно. 

Маша уже вникала в потребности и интересы покупателей рынка. Сейчас, когда ширпотреб из Турции, Китая, Италии и Польши заполонил прилавки, когда челночные туры вошли в ритм, продавать стало вообще трудно. 

Она видела, как торговцы сами нашивали иностранные ярлыки, как перекраивали товар, ориентируясь на спрос...

А почему бы и не попробовать? Швейная машинка у Веры Николаевны была, причем производственная, очень хорошая. А ещё огромный запас ниток и прочей фурнитуры. Вера – мастер трикотажного производства со стажем. 

Маша прошлась по лоткам со спортивными костюмами, внимательно разглядела все. Ох! Качество... Да она может в сто раз лучше. 

Найти ярлыки и лейблы, фурнитуру для украшения молнии, отрезок ткани, труда не составило. Она потратилась, ещё не зная, получится ли у нее хоть что-нибудь, не испортит ли спортивный костюм, чужой товар?

Провозилась она всю ночь. Красивым красным вшитым треугольником продолжался рукав полушерстяного синего костюма с лампасами, два маленьких красных треугольника появились и снизу на штанах. 

Лейбл "Saller" красовался на груди, а ещё был вшит и внутри изделия, как и положено, вместо российского. Молнию украшала модная подвеска. Андрею понравился костюм очень. Но нужно было обратить внимание покупателя, а как?

И Маша взяла кусок ватмана и жирно фломастерами нарисовала на нем современного парня в стильном прикиде – таком вот именно спортивном костюме, кепке и черных очках. Андрей прибил его к доске. На рынке она аккуратно повесила рисунок на столб лотка. А рядом "новый" костюм.

В первый же день этот костюм купили. Маша приобрела ещё фурнитуры и длинную рамку со стеклом. Теперь она нарисует и повесит рисунок ещё лучше. И костюм сошьет.

Следующий костюм тоже ушёл. 

– Ну даёшь, Машка, молодец! А нарисуй мне такой же рисунок, но только в пеньюаре чтоб, ну и белье там просвечивает, я рамку куплю, – уже просила соседка, торгующая женским нижним.

– А мне тоже ...

Вскоре на многих лотках рядом с Машиным уже красовались длинные узкие рамки с её творчеством под стеклом. 

Она с трудом успевала перешивать костюмы, хотя бы по одному в день, и рисовать. 

Вскоре взялась писать своих моделей прямо на рынке. Там времени было больше. А потом поняла, что не стоит это и скрывать – народ интересовался, смотрел, как ловко она рисует линии, подходил, продажи это увеличивало. Вскоре они с Андреем пошли на фабрику за дополнительным товаром.

Её рисунки, в основном – женские стилизованные удлиненные фигуры с детальной прорисовкой одежды и ее отдельных элементов были и правда хороши. Сама модель оставалась загадкой, её лицо лишь угадывалось.

Здесь были и дамы в нижнем белье под вуалью, и в шляпах и пальто, и в куртках спортивного типа. Торговцы заказывали надписи, что-то типа: "Стильные блузки только у нас!" Маша буквы писать не любила, но старательно писала.

А когда к ней начали подходить незнакомые продавцы с просьбами о надписях или рисунках, она начала брать оплату. Ольга посоветовала.

– Маш, не будь дурой! Требуй деньги.

И сама же и подсобила – нарисовала прейскурант. 

И вот рисунки Маши уже появились и в других секторах рынка.

Как ни странно, но на жизнь им с Андрюхой денег хватало, хватало и на лечение Веры Николаевны. Андрей почти ежедневно приносил деньги, а ещё мог принести пару вилков капусты, или ещё что-то. А однажды притащил большой пакет свиных костей, да ещё и с остатками мяса – дали за работу. Маша старательно варила из них супы, покупая овощи тут же на рынке "со скидкой для своих". 

Они не шиковали, не покупали сладости. Но когда Маше первый раз заплатили за рисунок, она не удержалась и купила торт. Просто шла мимо, просто – купила...

– Тебе бабка сказала? – вдруг спросил Андрей, когда увидел у неё на прилавке торт. Они собирали товар домой.

– О чем?

– Ну, что у меня День рождения! 

– Нет..., – Маша вообще не спрашивала, когда у него День рождения. Андрюха был такой брутально-серьезный, что, казалось, ему не до таких милых радостей, – Я просто угадала!

Андрей улыбался, отпустив глаза. Ему было приятно. Вот ведь!

"Совсем мальчишка! – подумала Маша, – Надо ему чаще сладости покупать."

А на следующий день к ней подошла очень непохожая на людей местной публики женщина. Она была как будто из другого мира. Деловой костюм, сумочка, прическа – волосинка к волосинке. И даже не одежда, а что-то другое во взгляде отличало её очень.

– Здравствуй! Ты – Маша?

– Да.

– Это ты рисуешь для торговцев?

– Я...

– Маш, у меня к тебе деловое предложение – набросай мне платьев в таком же стиле, как тут рисуешь, – она махнула на рисунок, висящий на лотке у Маши, – Сколько сможешь. Деловых или вечерних. Любых пока. На твой вкус и цвет. Я оплачу. Вот держи пачку бумаги.

Она махнула рукой и тут же рядом нарисовался молодой человек в черном пиджаке, он выложил на стол толстую пачку белой бумаги.  

– На одном листе – один наряд, вот так примерно, – и она ловко набросала пример рисунка, – Хорошо? У тебя очень хорошо получается. В общем, пофантазируй. А это аванс. 

И она достала из сумки довольно приличную сумму. По мнению Маши – за простые рисунки это было слишком много. Она попыталась это сказать, но женщина только махнула рукой и ушла, сопровождаемая молодым спутником.


Вскоре, от местных кумушек Маша уже знала, что заказ ей сделала то ли жена, то ли любовница одного из больших ... то ли бизнесменов, то ли бандитов. Конкретно и точно никто это не знал, но что знали точно, так это то, что дружит её не то муж, не то любовник с самим Ступовым. 

– А кто этот Ступов? Вроде директор рынка?

– О!!! Бери выше, Машенька. Ступов, это тот, кто над директором. Директор ему только служит. Вот так.

Маша ничего так и не поняла в этих хитросплетениях, она бросилась в творчество. Выложила на страничках-рисунках все свои мысли и идеи, вскакивала ночами и рисовала новые, пришедшие в голову композиции. Она думала, что отрабатывает деньги, но вдруг и сама увлеклась этим процессом так, что ушла в него с головой. Удивлялась только – зачем её рисунки потребовались этой даме?

Сама дама за рисунками не явилась, прислала какую-то юную девушку. Девушка и заплатила Маше ещё такую же сумму. Маша уже думала, что эти деловые отношения и завершены, но вскоре женщина явилась опять.

– Маш, вот тут у меня наброски. Девочки мои рисовали. Посмотри, что-то подобное изобрази. Хорошо? Кстати, меня Маргарита Валерьевна зовут. И вот ещё деньги...

– Маргарита Валерьевна, а можно вместо денег просьбу. Я думаю, вы сможете...

– Говори, – Маргарита слушала внимательно.

– Мне кажется, что Вы можете сделать так, чтоб с меня не собирали дань. Эти...ну, в общем, кто тут всем командует. А рисовать я и бесплатно буду.

– Я подумаю,– сказала, Маргарита и убрала деньги, – А рисунков жду!

О том, что Маргарита договорилась, Маша поняла уже на следующий день. К ней подкатили двое, потом третий немного отставший – тот самый Гена укушенный, отозвал их в сторонку, что-то сказал, и с Маши "дань" не взяли.

Уходя, Гена оглянулся, и Маша ему клацнула пальцами, изображая укус, и взялась за свое ухо. Ей показалось, что он ухмыльнулся.

Потом она вспомнит эту ухмылку и очень будет переживать и думать, что сделала этот жест зря.


***

Вера Николаевна ждала сегодня в больнице своих. Они должны были приехать – договаривались. Ну, или кто-то один из них. Но, почему-то, не приехали. Значит – не смогли. 

Все было бы хорошо, Вера ничуть не переживала. Но в обед, в столовой, до которой она уже потихоньку "доползала" сама, вдруг услышала новость – на их рынке случилось что-то страшное: была стрельба, разборка группировок, потом облава. Кого-то даже убили. Ярославль – большой город, но такая новость долетела и до этой больницы.

И дети не приехали, ни Андрей, ни Маша...

Волнение накатывало постепенно, как снежный ком. Телефона у них в доме не было ни у кого. А номеров кого-нибудь с рынка она не знала. 

Вера собралась ехать домой. Её сборы пресекла санитарка Галина.

– Совсем с ума сошла! Нельзя тебе. По стеночке ж ходишь ещё! 

– Я справлюсь, а вдруг беда там. Чувствую – беда!

– Я поеду, говори, где живёшь. Проведаю и вернусь. 

***

А беда пришла неожиданно. В районе одиннадцати на рынке вдруг раздался взрыв, потом отдельные выстрелы. Маша насчитала четыре. 

Головы всех, и работников рынка, и покупателей обернулись туда. А потом толпа покупателей, хлынула в обратном направлении, продавцы оставались на местах, решая, что же делать дальше, переговариваясь и обсуждая.

Некоторые с интересом направились как раз туда – к месту взрыва. Первой туда рванула Маша, крикнув на ходу соседкам, чтоб присмотрели за товаром. Где-то там, в той стороне, мог быть Андрюха. 

Вскоре она уткнулись в спины наблюдателей. Перед автобусной остановкой лежали на боку и дымились красные Жигули. Площадь была наводнена здоровенными парнями, они раскали, совершая что-то непонятное.

Маша уже давно заметила, что все бандиты здесь очень спортивного телосложения. Как будто специально их подбирали. Она не могла знать, что в те годы Ярославская область славилась сильной школой классической борьбы. И первые группировки формировались как раз из молодых спортсменов, едва окончивших школу. Первые разборки бандитов были кулачные, и бывшие борцы идеально подходили под эту задачу.

Они и занимались крышеванием рынков и кооперативов, а потом и прочего Ярославского бизнеса.  

Но одновременно в Ярославле укреплялись и другие группировки. Они вооружались. Стало возможно обменять гранаты на самогон даже здесь, на этом рынке. 

В стране, где в упадок приходило все, легко можно было достать и оружие с военного склада. Например, недалеко от Ярославля, в Бурмакино, где размещалась часть по утилизации боеприпасов, можно было гулял практически свободно, и воровать тоже.

Бандиты вооружались, воевали, делили территории, и, конечно, убивали. Под пули, предназначенные авторитетам, попадали и "шестерки", и просто прохожие.

Долго Маше посмотреть не дали, толпу разогнали. И она направилась в те места, где обычно работал Андрей. И опять услышала выстрелы. Да что ж это!

Андрея нигде не было. Она встретила мальчонку из Андреевой компании.

– Стой, ты Андрюху не видел?

Парнишка стушевался, юркнул за игровой автомат "Гонки", но Маша ловко его поймала и схватила за плечи:

– Андрей где? – тряхнула.

– Он ... он там был, где стреляли. Они нашим помогать пошли.

– А ты там был?

– Нее, меня бабка не пустила!

Бабка – героическая женщина, – подумала Маша. Эх! Она бы тоже не пустила, и где теперь Андрей? Где его искать?

Она помчалась опять на площадь. Рынок быстро успокоился, опять развернулись наперсточники и картежники, продавцы продолжили торг.

 Но по дороге кто-то посоветовал ей на площадь не соваться, но она не слушала. На площади уже стояла машина ГАИ, из которой выскочили двое гаишников с автоматами и передергивая затворы побежали куда-то, они что-то кричали, приказывали стоять не двигаться. Затем подъехал автобус и туда кого-то посадили.

Из-за угла выбежали вооруженные люди прямо на неё, и Маша испугалась, отвернулась к стене и прочла от страха: "Выигрываем пять рублей для покупки "Жигулей" и еще полмиллиона для видеомагнитофона!"

 Шаги удалились, здесь было вообще не понятно кто есть кто. Люди рыскали по площади и рынку. Потом приехала ГАЗель с мужчинами без формы.

В автобус под руки запихивали и подростков, но среди них не было Андрея. Подъехала скорая, кого-то грузили, но Маше плохо было видно – кого. 

Да что же тут произошло? 

Она смотрела во все глаза, пока почти все машины не уехали. Прошло больше часа. Все ещё лежал на боку перевёрнутый Жигуленок, вокруг натягивали ленту. Но любопытный народ уже ходил по площади. Пошла и Маша. Она всё ещё искала глазами Андрея.

Торговать, вернувшись, она больше не могла. Ждала, смотрела в проходы. Вот, уже время ему появиться, но Андрей так и не пришел. Она отправилась в администрацию рынка, но все двери были закрыты. Она готова была упасть в ноги местной крыше, лишь бы помогли. Но встретила лишь одного из сборщиков дани, и он от неё отмахнулся. Понятно, у них тоже проблемы.

 Маша собрала товар и отправилась домой, с малой надеждой, что Андрей дома. Дома его тоже не было. Ехать к бабе Вере было невозможно. Надо было найти Андрея.

Куда идти? На рынке, вероятно, его нет, сейчас там все расходились, закрывали лотки и павильоны. А где он может быть? 

Маша поварешкой подчерпнула картофельный суп, съела, потом ещё. Было не до еды, но она ела и ела, не могла остановиться. 

Зашла в комнату и взгляд упал на угол с иконами. Она вытерла рот полотенцем, быстро достала из сумки свою икону, и поставила там же. Бабушка водила её в церковь, но Маша никогда не молилась. Как-то не пришлось. 

А тут она упала на колени, и молила-молила за Андрея, за Веру Николаевну, и, почему-то, за Леньку и за себя. Молилась так неистово, как даже не представляла, что может...

Две Богоматери смотрели на неё глазами, полными грусти, прижимая к себе младенцев. Казалось – жалеют, казалось – обе слышат.

И тут решение пришло. Она встала на ноги, полезла в шкафы – нашла свидетельство о рождении Андрея, подхватила сумочку, закрыла дом и направилась в милицейский участок.

В отделении милиции рынка её отфутболили, направили в отделение соседнего района. Это они, мол, занимаются, а мы, де, сами почти пострадавшие и теперь нам не доверяют.

Маша долго объясняла дежурному, что, возможно, по ошибке арестовали ее брата, совала ему свидетельство о рождении Андрея. Но ей сказали, что ни одного несовершеннолетнего у них в отделении нет. 

Но у Маши был и запасной план: традиционно не помогла родная милиция, значит, пусть помогут бандиты.

Маша приехала к Волге. Издали река дохнула на неё водной свежестью. Она знала где живёт Маргарита Валерьевна, вернее слышала, что их огромный дом стоит здесь, на этой улице.

– Ох, у них такой домина на Шальной...

Но конкретно – какой дом, Маша не знала. 

"Её муж, не то бандит, не то бизнесмен дружит с самим Ступовым ... "

Маша вспоминала рыночные сплетни. Это была её надежда, Андрея надо было найти. 

Но сейчас она сомневалась – найдет ли дом Маргариты? Она не знала даже фамилии. Вот из ворот одного из очень приличных домов выехала машина. Маша махнула рукой и, пытаясь говорить легко и приветливо, поинтересовалась – не знают ли где искать тут Маргариту Валерьевну, вот только фамилию она запамятовала....

И ей повезло – женщина, сидящая рядом с водителем знала Маргариту, рассказала куда идти и даже сказала фамилию – Раевская. Видимо, Маргарита была известной личностью.

Забор дома, на который указали Маше был глухим. Она постучала. Из-за забора через некоторое время ей ответили, а потом с опаской ей открыла калитку женщина, за ее спиной во дворе бегал ребенок. 

– А Маргарита Валерьевна на работе, – сказала она.

– А Вы не подскажете, где она работает?

– Ну, я не знаю её график, может она в училище сегодня, а может и в институте. 

– А в каком училище и институте?

– А вы разве– не её студентка?

– Нет, но я ее помощница, мне она очень нужна....

И вот уже Маша едет в институт. Нашла корпус с трудом, в хитросплетениях улиц. Когда выясняла, как до него доехать, перепутала название. И пока доехала, пока её переспрашивали, запуталась окончательно.

Вахтерша посмотрела на неё равнодушно, из-под очков – её приняли за студентку, в учебный корпус зашла она легко. Нашла преподавательскую, нашла кафедру.

 Но то ли ошиблась она в вузе, то ли спрашивала не там. Никто преподавателя под фамилией Раевская здесь не знал. " У нас таких нет" – уверяли её. 

Надежды таяли, а ехать опять к дому Маргариты и ждать ее там не хотелось. И Маша, уже мало надеясь, отправилась на Тутаевское шоссе, в училище, где, как ей сказали, могла сегодня преподавать Маргарита. 

Опять долгие поиски учреждения, опять вопросы и... Вот ей сказали, что Маргарита Валерьевна сейчас в аудитории номер...

Ждать перемены уже не было сил. За дверью звучал уверенный преподавательский голос Маргариты, Маша узнала его. Она решилась, постучала.

– Да! – раздалось за дверью, и Маша вошла в аудиторию. Голов тридцать дружно повернулось в ее сторону. 

Маргарита слегка повернула голову влево, в удивлении:

– Маша? 

А потом, как ни в чем не бывало, представила её группе. Это ее спокойствие и уверенность всегда восхищали Машу.

– Девочки! Это очень одаренная девушка, рисует те силуэты, которые я вам показывала на днях. Зовут ее Маша! – а потом повернулась к Марии, – Ты к нам?

– Я к Вам, здравствуйте. Мне очень нужно с Вами поговорить.

Маргарита извинилась и вышла с Машей за дверь.

– Что-то случилось, Маша! Как ты меня нашла?

– Мне Ваша домработница сказала...

– Домработница? А, наверное, Катя, она – няня.

– Да. Маргарита Валерьевна, у меня брат пропал! Сегодня на рынке стреляли и он не вернулся.

– А при чем тут я, Маша? – Маргарита широко открыла глаза, недоумевая.

– Мне сказали – Ваш муж или..., в общем. Вы можете... Может он поможет. Я не знаю где искать Андрея! Я вас искала, была в институте.

– В каком? 

– В техническом...

– Но я не там работаю, Маша, ты все перепутала... И, извини, но рыночные разборки не имеют ко мне никакого отношения. 

– Да? Простите тогда, я ... Простите, если обидела, я не хотела.

Маргарита смотрела, как Маша, опустив плечи, спускается по лестнице. Казалось, она просто сбрасывает ноги, не видя ступени перед собой. 

Маргарита уже приоткрыла дверь аудитории. Но...

– Маш, постой! Подожди меня тут. 

И она направилась куда-то по коридору. В аудитории стало шумно. Оттуда выглянула девушка. Маша ждала Маргариту. 

– Эй, – студентка огляделась, – Она ушла, да? А покажи нам, как ты рисуешь пока. А!

Маша зашла, опять поздоровалась, подошла к доске, взяла мел в руки. Постояла спиной ко всем несколько секунд и положила мел обратно.

– Простите, я не могу сейчас. Может потом ...

Группа притихла. 

– У тебя случилось что-то? – спросила одна из девчонок.

– Да, брат пропал, – и именно сейчас почему-то о накатили слезы. Маша расплакалась. 

В аудиторию вошла Маргарита, позвала её. 

– Ты чего? Никогда не плачь перед толпой! Перед массой надо быть сильной. Хочешь плакать – плачь, когда одна. Слушай! Скоро подъедет машина, отвезут тебя в одно место, объяснишь там свою проблему, поняла? Скажешь – от Владимира Иваныча. А пока слёзы прочь, садись, посиди, – и она подпихнула заплаканную Машу обратно в учебный кабинет.

Маша села на свободное место за пустую первую парту. Маргарита продолжила занятие.

– Продолжим ... Правильно выполненная иллюстрация выражает настроение, отношение, силуэт, пропорции и цвет и то, как будет выглядеть модель в завершенном образе. И у каждого рисунка есть автор, а там – его характер, его индивидуальность ....

Маша заслушалась. А преподаватель поглядывала в окно и вскоре махнула Маше рукой – выходить. 

С таким комфортом Маша не ездила никогда, ей даже открыли дверь. Приехали они на одну из центральных городских улиц, казалось, к какому-то торговому учреждению. Услужливый водитель долго вел её по коридорам, потом попросил подождать и пригласил в кабинет. 

В кабинете сидели двое. Один молодой в темно-бордовом пиджаке, очень представительный, другой – постарше, одет очень просто, даже как-то несоответственно богатому убранству кабинета.

– Садись. Это о тебе Иваныч звонил?

– Да, наверное. 

– Высоко ты забралась, надо же. Что нужно-то?

– У меня, после сегодняшней перестрелки на рынке, брат пропал. Помогите найти. Его Андрей зовут, Андрей Киселев, ему четырнадцать, но ростом он маленький, – смело выпалила Маша.

– Какой-такой перестрелки? Что ты говоришь, деточка? Надо же! И правда там стреляли?

– Ну да, и машину взорвали. Разве вы не слышали?

Мужчины переглянулись. На лице не дрогнул не один мускул. 

– Иди с Богом. Видно ты не туда попала, – ласково сказал тот, что постарше, – Ну, если узнаем чего, сообщим Иванычу, конечно. Уважим. Ты адресок свой водителю оставь, – он хлопнул себя по коленям, – Надо же, ты слышал – стреляли! Вот ведь – жизнь!

– Куда вас отвезти? – спросил водитель, когда они вышли на улицу.

И Маша назвала домашний адрес Веры. Всё зря! Она так и не нашла Андрея. На улице уже темнело. И Маша абсолютно вымоталась. 

Уже по темноте приволокла она ноги домой. 

Через минуту в дверь постучали, она бросилась, но это была соседка Клавдия и санитарка больницы – Галина.

Галина приехала сюда после пяти вечера, не достучалась. Выглянула соседка, они разговорились, и Клавдия предложила подождать хозяев у неё. 

Но дети не возвращались, женщины переживали. А Галина не знала, что сказать утром в больнице Вере. Предчувствия больную, видимо, не обманули. Было тревожно.

Маша эмоционально и сбивчиво рассказала им свои мытарства и опасения. Все горевали. 

– И всё-таки ты, Машенка, ложись. Утро вечера всегда мудренее, – советовала Клавдия, видя, что девушка совсем расстроена.

– А я пока Вере ничего говорить не буду. Нельзя ей сейчас впадать в отчаяние, погибнет. Придумаю что-нибудь, – обещала Галина.

Женщины ушли. 

Маша никак не могла заставить себя лечь. Она подошла к иконам и молча с укоризной посмотрела на них. 

Села на кровать Веры Николаевны, продолжая смотреть в красный угол с иконами и думать, что можно предпринять ещё. Но сон сморил. 

Проснулась Маша сидя, привалившись к высоким железным прутьям кровати. Проснулась от громкого стука в дверь. Громко лаяла Найда. Спина болела.

Спросонья она ещё туго соображала. А когда открыла дверь, сразу окончательно проснулась: за дверью стоял верзила Гена: рукава закатаны, руки мускулистые и волосатые – направлены на Найду, как бы сдерживая.

– Привет! Спишь че ли? Войду? А то тут ваша псина совсем с ума сошла.

Маша отстранилась. Он вошёл. Маша вспомнила, что так вчера и не нашла никого из смотрящих рынка.

– Слушай, я вчера вас искала, а вас там не было. У меня дело есть ... Все что хочешь возьми, хотели меня – забирайте меня. Говорили же, что я – ничего так. Только помоги! Просьба есть...

Он перебил:

– Да, вчера тот ещё денёк был! Я за фоткой ...

– За какой фоткой? – Маша сбилась с мысли.

– Как за какой? Брата. Он же у тебя пропал?

– Пропал. Так я про него и говорила ... А ты уже знаешь? 

– Знаю! Искать буду. Доверяешь? – сказал он с подковыркой, – Фотку тащи.

Маша складывала пазл. Только теперь поняла, что Гену направили к ней, а она и тут с порога бросилась в бой, уже и себя предложила. 

Она помнила, где лежат фотоальбомы и нашла пару фоток Андрюхи.

Гена сидел на табурете и ел сахар. 

– Прости, – второй день не жравши, вот и....

Маша молча подошла к плите и поставила суп, он так и не был убран в холодильник. 

– Накормишь? Спасибо, – погладив клеёнку огромной ладонью, сказал верзила.

– Только ты Андрюху найди. Я вчера где только ни была.

– Да уж. До таких верхов дошла, что о-го-го, и нашим по шеям прилетело. Ну ты даёшь, Маха!

Маша вообще не ожидала, что Гена знает её имя. Так её называл только Лёнька. И вообще она запуталась: кому – доверять, кого – бояться.

Он поел суп с аппетитом, велел сидеть дома и отчалил, рыча, как зверь на бросающуюся на него собаку.

Маша не знала: верить ему или нет, хотелось реветь. Но было и радостно – значит не зря она вчера посетила этих авторитетов, не зря искала Маргариту, значит – прилетело сверху распоряжение.... Лишь бы нашелся Андрюха!

Сегодня все валилось из рук. Сидеть на месте было даже тяжелее, чем бегать. После обеда надо было ехать к Вере Николаевне. А как? С такими новостями лучше не ехать вообще...

Она ходила по двору, сидела с Найдой. Собака успокаивала её.

– Да-да, Найдочка, вернётся твой хозяин, вернётся....

И они вернулись. Андрей опять в синяках, с перемотанной кистью, но живой, но вернулся. Маша летала от счастья, пытаясь накормить обоих: и спасителя Гену, и Андрея. 

– Ты давай в больницу брательника вези! Может и перелом там, – намазывая маргарин на хлеб, советовал Гена, – Драчун он у тебя, плохо воспитываешь брата, надо учить его нормально драться, без переломов.

– Я сам по себе таков, – буркнул Андрюха, жуя, – Она тут ни при чем. Она – хорошая сестра, – Маша и Андрей переглянулись.

Гена по дороге рассказал Андрею, на какие верхи пробралась Маша и на какие жертвы была готова, в поисках его. 

Пока ещё шли разборки между группировками, их всех – того, кого скрутили бойцы, закрыли в каком-то подвале до поры до времени. И что с ними было бы дальше, Андрей не знал. Вот только Сашки Трофимова там не было, говорят прострелили ему ногу... Живой ли?

Андрей переживал. Ярославль и, соответственно, рынок ещё делился на сферы влияния. Борьба за власть подхватила и совсем мелкие группировки. Андрей и его группа уже не подчинялись той организованной группе, которая крышевала рынок давно. Они были сторонниками новой власти, и им казалось, что они тоже играют в этом свою значительную роль. Но это только казалось...

Они не знали заранее, что готовится стычка, что будет облава, но когда узнали, сразу бросились на помощь своим. Малолеток туда никто не звал, их быстро скрутили, а некоторые попали и под серьезную раздачу ... 

Сейчас Андрей жалел о случившемся. Но в голове держал – их время ещё настанет... 

Гена валился с ног, было заметно. Он уходил. Чтоб успокоить Найду, Маша вышла его проводить. Найда, видя их вдвоем, уже виляла хвостом.

– А ты – молодец! Лихая девица. Люблю таких, – видимо для него это было слишком, "старый солдат не знал слов любви", он даже покраснел, говоря это, – Держи вот, – он полез в барсетку на поясе и протянул Маше что-то, – Я тогда их сразу выкупил.

– Что это? Ох! – она даже не успела нормально поблагодарить, он уже размашисто шёл от дома. Это были её сережки, бабушкины сережки.

– Спасибо! – крикнула она вслед.

 Андрей уже прилег, но Маша его подняла, бурча и ругая, потащила в травмпункт. Рентген показал перелом лучевой кости, ему наложили гипс. 

Маша решила, что Вере Николаевне все равно лучше показаться, тем более были они уже здесь, недалеко. Уж лучше с гипсом и в синяках внука увидеть, чем не увидеть вообще. Андрей бурчал, идти не хотел, но Маша усовестила.

 "Упал" – бездарно врал он. Вера Николаевна ругала его почем зря! Он сидел, опустив голову. Он был упрям. А ещё очень хотел спать.

***

Прошло несколько дней с момента выписки Веры Николаевны и к ней зашла бывшая коллега по работе.

– Вера, а я ж с хорошими вестями к тебе...

Кто-то очень богатый, такой, каких, казалось, и не было среди людей советских, приобрел их производство – фабрику и организовал там кооператив. Теперь шить они будут не по госзаказу, а то, что скажет хозяин. Во как! Требовались работники. 

Но Вера ещё была совсем слаба. Она долечивалась дома. Сможет ли она торговать? А работать ...

– Лен, а швеи вам нужны? У меня такая девушка сейчас живёт...

И вскоре Маша уже сидела за машинкой в швейном цехе. Только на второй день, в десятиминутный перерыв, она подошла к большому окну, и вдруг пришло состояние дежавю... "Я здесь была..."

Маша огляделась и поняла: вот здесь, по ту сторону окна, она стояла на тротуаре и слушала этот самый мерный гул швейных машин. Она совсем потерялась в пространстве этого большого города.

Тогда она смотрела как раз на эту закройщицу, режущую пласты ткани. Она опять посмотрела на неё, и закройщица ей опять улыбнулась ...

А в один из сентябрьских деньков, когда все ждали большое начальство, крахмалили косынки и чистили механизмы, когда это большое начальство осматривало цех, Маша вдруг встала из-за машины:

– Здравствуйте, Маргарита Валерьевна!

– Маша? Ты как здесь?

А вскоре вызов в кабинет директора. 

– Ты чего не сказала, что знакома с Маргаритой Валерьевной, что рисовала для неё? – в голосе директора слышалась некая укоризна.

– Откуда ж я знала, что она и есть – наше начальство.

 – Ну вот что! На учебу пойдешь! 

– Я не могу, мне работать надо. Разве что – заочно...

– Очно пойдешь, придумаем чего-нибудь. У нас же смены. И учиться уже с этого года будешь. Ступай в кадры, спроси, что надо из документов. А потом в училище...там уже ждут. И с общежитием помогут там.

Маше пришлось ехать "домой" за нужными документами. Так называла она уже дом Веры Николаевны и Андрея.

Вера, услыхав хорошие новости, перекрестилась на красный угол, из которого смотрели на неё две Владимирские иконы-близнецы.

– Вот и хорошо, Машенька, тебе надо учиться!

– Надо, надо, баб Вер, – Маша спешила, собирая документы, – А ещё мне очень нужна торговая точка для моих изделий. Я думаю, скоро их будет немало. Так что... Вы – моя надежда. Мне ещё с Ленькой надо вопрос решать.

У Маши были большие планы. Но эти планы требовали времени и сил, они ещё только маячили где-то там, на горизонтах 90-х. Маша ещё не могла знать, что времена изменятся. Наверное, станут лучше, но и определенные трудности тоже принесут.

Судьбы каждого из героев этой истории ещё переплетутся, и переплетутся они здесь, в этом городе, в Ярославле. Они соберутся и сомнутся рукой судьбы опять в одну массу, и каждый выполнит свою – такую решающую роль.

Сейчас Маша быстро шла по осенним улицам, спешила с документами в училище и ещё не осознавала: насколько значительным в её жизни был этот день. Она просто вдыхала осенний воздух улиц. Этих улиц.

Этот город с таким трудом, но все же принимал её.

Ярославль изменится, очистится, сбросит с себя лишнее, как сейчас его деревья сбрасывали листву. Он понемногу опять вернётся на потерянный было путь и достигнет той крепости, которая закладывалась сюда веками, вернёт себе совершенство архитектуры, науки, нравов, человеческих мыслей и добродетелей.

И останутся те года лишь в нашей памяти, ну и в наших книгах ...

***

"Хм, город!.. Город — страшная сила. А чем больше город, тем он сильнее. Он засасывает. Только сильный может… выкарабкаться" 

Фраза из фильма "Брат" 1997 г.


Когда девушке двадцать, она не может не заметить весны. Как бы широко она ни шагала – заметит. 

А Маша шагала широко, можно сказать – бежала, обходя и перескакивая Ярославские лужи. Сейчас было сложное время – дипломная и море работы. Женщины как будто специально притаились на зиму, чтоб весной с новой силой пуститься в пошив нарядов. 

Но на душе все равно было тепло, несмотря на усталость и вечную спешку. Весна вызывала трепещущую радость, дарила обновление, свежесть и чистоту. 

Хотелось стоять, жмуриться и улыбаться.

Так бы вот и плыть по течению ... Куда вынесет. 

Но Маша торопилась.

Она сейчас ещё не догадывалась, что вскоре жизнь ей преподнесет ещё сюрпризы. И никак она не пройдет мимо тех деяний, которые будут происходить вокруг.

Сейчас она всего лишь студентка швейного училища, слегка прикоснувшаяся к криминалу в прошлом. И об этом она уже забывала. 

Иногда, через Веру Николаевну, ей передавал приветы Гена. Баба Вера говорила, что он очень рос по какой-то своей неведомой иерархической бандитской линии.

Да, в Ярославле, по-прежнему, орудовал криминал. Уже сменились группировки, бандиты сводили друг с другом счеты, уже похоронили многих авторитетов и укреплялись группировки новые. Затишье сменялось волнами заказных убийств. Мелкие группировки лишались авторитетов, начинали действовать хаотично, их действия зачастую были непродуманными и импульсивными. 

Приватизация – вот, что стало главным приоритетом того времени. Дележ сносил головы.

Но шла весна.

И зачем это все двадцатилетней провинциальной барышне, не имеющей за душой ни гроша? Разве это ее дело?

Она перекручивала с подружками на карандаше кассеты, любила Талькова и Цоя. Она ещё помнила, как выглаживать колючую советскую форму и красный галстук, как прыгать "десяточку" на скакалке. И она до сих пор рисовала линейкой поля в рабочих своих тетрадях и читала книги про любовь. Она очень любила рисовать, умела дружить и неосознанно хотела любить.

А ещё Маша знала – чтобы жить, надо трудиться. Так всех учили в те годы.

Мария не была особенной, она была такой, какими были тысячи девчонок того времени. И ей совсем неинтересно, да и не нужно было знать о страстях криминального мира. Впрочем, как и всем остальным.

Она даже не подозревала, насколько закалена, насколько сильна. И если бы не обстоятельства, так бы никогда и не узнала.

Годы учебы пролетели быстро. Сейчас Мария уже работала в ателье, которым руководила Маргарита Валерьевна Раевская. Она ее туда и перетянула со швейного производства. 

Марию там сразу полюбили. Клиенты за талант кроя, а сотрудники за невероятное трудолюбие и безотказность. Сейчас уже у Маши была своя, так сказать, клиентура. 

Первое время она шила у бабы Веры для рынка. Теперь этим ей заниматься стало совсем некогда. Да и Вера Николаевна все меньше торговала. Сейчас – лишь по выходным и, можно сказать, по привычке. 

Маша часть денег отправляла Лёнька.

Бабушке Вере все время казалось, что ее внук Андрей с головой залез в какие -то криминальные структуры. А он, неожиданно для всех, вдруг завел знакомства в отделении милиции, стал дежурить на улицах.

Сейчас Андрей служил срочку. Недавно призвали. 

Бабушка Вера плакала, а Маша её успокаивала. Но и у самой на душе было не слишком спокойно. Обстановка на юге страны никак не способствовала покою. А именно туда Андрей и попал служить.

***

Маша немного срезала дорогу, прошлась по тенистым ярославским дворам, ещё стряхивающим остатки дождя на головы прохожих. В половине одиннадцатого Маша зашла в ателье через центральный вход. 

– Здравствуйте, Вы уже ждёте? Простите, транспорт задержал. Я сейчас, – и Маша направилась в раскройный.

Немолодая клиентка в длинном плаще и шляпке листала журнал, сидя в удобном кресле, ждала примерки. В раскройный зашла приемщица Зина Сановна, как звали ее девчата:

– Давай, Маш, скорей. Она уж полчаса ждёт.

– Ага, я быстро...

Их ателье находилось совсем недалеко от центра. Маше казалось, что принадлежит оно Маргарите. Но она сама там практически не появлялась. 

Её и Наташку, ещё одну девчонку из их училища, Маргарита определила сюда давно. Здесь они проходили практику, а вечерами подрабатывали. Последний год Маша практически уже и не ходила на занятия, так, на некоторые пары... 

Она шила выпускную коллекцию и, как и свойственно было ей, ушла в эту работу с головой. Изделия коллекции имели своих живых заказчиков, поэтому интерес был двойной – и денежный тоже.

Надо сказать, что их заказчицы частенько были дамами представительными, ателье считалось недешевым. 

Когда примерка закончилась, Маша направилась в швейку.

– Ну, чё там? – Наташка не отрываясь строчила и перекрикивала шум машинок.

– Да нормально все, Ксанка тебя отметила, как присутствующую.

– Отлично!

Наташка не успевала с курсовыми изделиями, она вообще не знала границ, набирала себе кучу заказов и все пыталась успеть. Оптимистка по жизни.

С Наташей они дружили. Жили на одном этаже общежития. Она тоже была неместная, но жила совсем недалеко от Ярославля. Наташка – из многодетной семьи и заработок для неё был всегда крайне важен. 

Иногда она "забивала" на качество, спешила, получала втыки от начальства, но не менялась... 

– Прикинь, я третье изделие дошиваю за утро. Продуктивненько.... 

Наташка подскочила и натянула на себя только что сшитое – такая вот дурацкая манера у неё, натягивать на себя чужие вещи.

Маша тоже взялась за работу. 

***

Из вагона СВ скорого поезда, прибывшего​ на Главный вокзал Ярославля, вышел мужчина. С ним не было чемодана, только сумка через плечо и кейс.

Одет он был не по-дорожному – в деловой костюм с галстуком.

Он был хмур, ему совсем не нравилась эта поездка. Не нравилось, что легко согласился на предложение босса, не нравилось дело, ради которого ехал, и даже город этот ему не нравился.

Его положение в московской фирме его тоже давно не устраивало. Босс это знал, вот и предложил – заняться большим делом, которое принесет немалые доходы, а по пути решить ещё кое-какие проблемы.

– С криминалом нельзя бороться, его можно только возглавить, – резюмировал босс.

Приехавшего даже опоздали встретить у поезда. Это раздражало. Уважение где?

Уже у здания вокзала нагнал его запыхавшийся встречавший, извинился, оправдывался,​ хотел подхватить сумку с плеча, но приехавший хмуро кивнул:

– Где машина? Веди...

"Вольво" стояла через дорогу. "Ну, хоть с машиной уважили" – подумал гость.

– В гостиницу? – спросил водитель.

– Нет, к своим давай, к Давиду.

Водитель остановил машину перед воротами особняка Давида. Заехать внутрь было невозможно, загорелые рабочие копали яму, видимо, Давид менял ворота.

Было жарко, приехавший стянул галстук с шеи и вошёл во двор.

– Виктар! Здравствуй, здравствуй, дарагой! – Давид вышел на крыльцо, – Будь гостем! Как дорога?

– Хорошо, Давид. Спасибо, что встретил. Мне бы позвонить сразу.

Виктор знал – радость встречи эта поддельная. Его приезду тут не особо рады, можно сказать – совсем не рады.

Но каждый ждал от этой встречи какую-то свою выгоду, а вот в чью сторону эта выгода повернет, никто не знал.


А может всем будет только хуже.

Виктор предполагал –​ его уже слушают, поэтому по телефону лишь кратко сообщил о том, что приехал на место.

– Отобедай с нами...

– Нет, поедем прямо сейчас, посмотрим производство, потом стройку и встречу назначай, вечером. 

Когда по дороге разговор зашёл о незначительном швейном производстве, которое, тем не менее приносило неплохой доход, Виктор спросил:

– Документы как?

– Полный крах с документами, Викта-ар, полный крах. Нет законов в этой стране, совсем нет. Ни ваучеров уже нет, ни власти. Все мы перепробовали, но пока остановились документы, никак...

– Плохо..

– Ох, плохо, Виктар, плохо..., – Давид качал головой.

– А кто руководит там?

– Та-ак Леонид руководит. Вернее, жена его – Маргарита Валерьевна. Ох, умная женщина! Только у вас такие, у нас нет таких. И краси-фа-я, – Давид поднес пальцы к губам и изобразил поцелуй.

Производство Виктора не впечатлило, хоть и понимал, что ничего значительного здесь не увидит. На заброшенном механическом заводе оборудовали пошивочный цех. 

Над машинками согнулись в три погибели трудолюбивые, боявшиеся поднять глаза, женщины-китаянки. Может тут были и не только китайцы, Виктор не вникал. Он знал – все они нелегалы. И само производство это тоже пока нелегальное. 

Тенденция времени – контингент китайских рабочих. Рассовали их жить по местным общежитиям, а кто-то ещё жил прямо здесь, в соседнем помещении без удобств.

 Терпеливый и боязливый народ готов был терпеть многое, ради того, зачем приехал сюда – ради заработка. Практически всё ими принималось безропотно, так как те крохи, которые они получали, были лучше, чем голод и полная нищета, а работа в кабальных условиях лучше, чем её отсутствие. 

Из руководства на производстве сейчас была только бойкая бригадирша, слабо говорящая по-русски. Виктора раздражало, что не встретили его основные руководители. В этом чувствовалось неуважение. Его должны были воспринять всерьез, но ....

– Вечером, Виктар, вечером всех увидищь, дарагой, – успокаивал Давид.

"Нам нужны миллионы собственников, а не горстка миллионеров"​ —​ сказал тогда президент новой России. Как делить будем? Да просто. Раздадим людям ваучеры и пусть сами делят. 

Финансово безграмотные по большей части люди в основном так и не поняли, что это за бумажка. Продали почти сразу. Начался дележ государственных предприятий. Рухнуло все: плановая экономика, бюджет ... 

Уже после начала приватизации стало ясно, что стоимость госимущества оценена была неверно. Активизировались криминальные структуры – время, когда урвать можно было даже и вполне себе законным путем. 

Когда государство обворовывает народ, народ начинает обворовывать государство – таков был благородный лозунг криминала.

Виктор знал –  сейчас, чем больше криминала, хватающего все подряд, соберётся под твоей крышей, чем богаче будешь ты. Ведь все можно будет со временем прибрать к своим рукам. Были б связи, а связи у него были ...

Надо было только не сидеть, сложа руки, а действовать...

Этим и занимался сейчас приехавший из Москвы в Ярославль криминальный авторитет Виктор Самойлов. Но не только его структура мечтала прибрать к рукам формировавшийся тут бизнес.

И Виктор это знал... Надо было спешить.

***

Экзамены и курсовик Маша сдала с блеском. А как могло быть иначе? Довольные и усталые они выкатывались из аудитории, бурно обсуждая результаты, когда их с Наташей окликнула Маргарита.

– Девочки, задержитесь. Они остались в аудитории, Маргарита закончила свои дела и вернулась к ним.

– Ещё раз поздравляю! Вы – молодцы. Девочки, ваша практика в ателье окончена.

Маша и Наташа переглянулись. Ранее было обговорено, что если все будет нормально, там они и останутся работать. Они надеялись. Ничего непонятно ...

– Нет, не пугайтесь. Возможно вы и будете вести нескольких клиентов, но у меня к вам другое предложение, более денежное и удобное для вас обеих. Хотя бы потому, что мы вас обеспечим общежитием.

Девчонки молчали. Они ещё ничего не могли понять.

Маргарита рассказала, что должности их будут сразу начальственными. Маша – заместитель директора производства, Наталья – старший закройщик.

– Директором там – Анастасия Борисовна, старый производственник, бухгалтера вы тоже знаете – по швейке, Леночка. В общем, все знакомы. А вот работницы вам точно будут незнакомы. Работают там женщины из Китая, Таджикистана, Киргизии. Они по-русски даже многие не говорят.

Ещё Маргарита попросила языком не трепать и обещала очень приличную зарплату.

И, в общем-то, после этого разговора, девчонки вышли окрыленные. Они с трудом, с передышками, тащили свои изделия в ателье и только об этом и щебетали.

Но Машу что-то очень напрягало, что-то не нравилось в этом раскладе. Уже вечером она поняла – ее встревожило само состояние Маргариты при этом разговоре.

Была она явно чем-то встревожена, напряжена, рассказывала им все быстро, а сама как будто анализировала что-то, как будто не решила ещё все до конца.

Может сомневается в них?

Ну, да ладно, – решила Маша. Но надо поговорить с бабой Верой.

А уже в понедельник они с Маргаритой поедут смотреть производство.

***

– Вера Николавна, ну, хватит плакать. Встрепенитесь чуток. Давайте вот мороженку съедим, – Маша пихнула бабе Вере мороженое.

На днях Вера получила от Андрея письмо – он в Чечне.

Она дала его Маше и, пока та читала, баба Вера сидела и плакала.

С экрана включенного телевизора орала навязчивая реклама:

– Коля любит Мамбу!

Оля любит Мамбу!

И Сережа – тоже! ...


***

Маша выключила телевизор. 

 Андрей, конечно, писал, что он и не в самой Чечне вовсе, что сидят на блокпосту далеко от тех мест, где стреляют, что кормят отлично, командиры просто классные, а кругом – живописные горы.

Но бабушка читала где-то между строк ... Внук в Чечне, и этим все было сказано.

Мороженое таяло, Вера Николаевна наконец, шмыгая носом, начала его есть.

Маша успокаивала бабу Веру, как умела.

А как она умела? Как учили. 

А учили их, что наше государство не даст в обиду, что защитит, обеспечит, обучит молодых бойцов. Не отправит сразу на позиции опасные. Не может такого быть!

Откуда было знать Маше, что государство наше в те годы было, по большому счету, не в состоянии вести войну — настолько плохим было состояние армии после распада СССР. Это касалось не только оружия. В бою оказывались и слабо обученные срочники — как «пушечное мясо».

И вся надежда вот таких мам и бабушек была только на то, что повезет их сыну с командиром, что будет он костьми своими ложиться, дабы сберечь своих бойцов, вернуть их матерям, на то, что обойдет волей случая пуля их детей. 

– Все будет хорошо, Вера Николаевна. Все хорошо. У нас же с Вами две иконы есть. Сразу две. Вот они и оберегут Андрея. 

– Молюсь, Машенька, целыми днями за него молюсь...., и за тебя тоже....– Вера Николаевна перекрестилась, – Пусть у вас, детки мои, все хорошо будет. Только этого и хочу.

Маша рассказала последние свои новости. Вера Николаевна завалила её вопросами, но пока у Маши на них ответа не было. Устроят ли ее по трудовой книжке? Сколько будут платить? Что за общежитие дадут?

Все должно было выясниться позже.

Маше вопрос с жильем тоже был интересен. Ленька-брат был предоставлен сам себе, мать периодически пила. Маша мечтала его забрать в Ярик. В этом году он переходил в девятый класс.

За это время Маша предпринимала несколько попыток устроить как-то дела брата. Договаривалась со знакомыми, чтоб присматривали и подкармливали в те периоды, когда мать в запоях, отправляла деньги ему. Но, в общем-то, ничего не менялось. 

Дело было ещё и в нем самом. Он был упрям. Неумело тратил деньги, отправленные сестрой, плохо питался. В магазинах появились новоявленные растворимые напитки, жвачки, конфеты, какие дети видели впервые. Лёнька тратился на них. 

Маша ездила в родной поселок нечасто, на каникулах работала почти всегда, брала на это время большие заказы, трудилась. 

Да и мать встречала её плохо. Сначала подзуживала и оскорбляла, а потом ревела, жаловалась на жизнь, а пьяная – просила прощения...

 В общем, все было стабильно.

Маша, конечно, переживала и очень ждала – когда начнет работать по-настоящему, когда появится хоть какой-то свой собственный угол, а не комната в общежитии колледжа на четверых девчонок. Мечта о своем собственном жилье витала где-то очень далеко, но уже витала...

Застывшие в своем росте новостройки Ярославля, которые когда-то и привели её сюда, казались недосягаемыми апартаментами, большой несбыточной мечтой. Где уж маленькой провинциальной девчонке, зарабатывающей только-только на пропитание, цепляющейся за любую возможность получить хоть чуточку большую стипендию, мечтать о квартире. Где уж...

Но оптимизм молодости не позволял унывать. А жизнь научила надеяться только на себя .. Ну, и ещё, иногда, на добрых людей.

 Вера в то, что таких людей куда больше Машу не покидала. Иногда, наткнувшись на обратное, она разочаровывалась, огорчалась, но вскоре забывала эти горести. Это качество – быстро забывать плохое выработалось у неё ещё в детстве. Иначе как получать радости?

Все равно хороших людей больше! Она верила...

***

Фабрика, на которую их привезла Маргарита в понедельник, произвела пагубное впечатление. Полуразрушенное здание старого завода, неухоженный, заваленный каким-то строительным мусором двор, угрюмые работницы, слабо понимающие русский язык. 

Вокруг здания – серый бетонный забор с колючей проволокой.

Но даже не это так огорчило Машу. Больше всего огорчил сам процесс пошива. Сырье некачественное, работницы некомпетентные, пошив просто ужасный.

Рынок тех времен предпочитал цену качеству, здесь не было большой потребности и в квалифицированных специалистах. Как раз только что закончившие училище девчонки и ещё несколько работниц – и были тут единственными квалифицированными рабочими. 

Шили однотипные изделия из джинса и ещё некоторых дешёвых китайских тканей. Где уж тут применить пошивочный талант!

– А что вы хотели..., – отвечала на их реплики Маргарита, – Чтоб на всё готовое? Это проще простого. А вы вот из этого постарайтесь сделать хоть что-то. 

Она поясняла ситуацию:

– Скажу сразу. Документы этого производства ещё у юристов, в разработке. Но вы будете трудоустроены в нашем ООО. Все соцпакеты, зарплата и прочее. А тут вы будете получать от дохода. Не обидим, если работать будете с душой. И главное, контакт найти с этими работницами. Их проблемы тоже придется решать. Никто кроме вас их не решит. 

Девчонкам показали общежитие. Пока это была комната на двоих, с душем, с электроплиткой. Позже Маргарита обещала каждой по комнате. Здесь же, в этом общежитии, жили и китайцы, только этажом ниже, и условия у них были похуже. 

Анастасия Борисовна, директор производства, шестидесятилетняя женщина с огненно рыжими волосами, глядя в тусклое, засиженное мухами окно своего типа-кабинета, отвечала на Машины вопросы вяло, как бы нехотя. 

Многих аспектов производства она то ли не знала, то ли пыталась скрыть. Но больше казалось, что ей это не интересно, что здесь она просто отбывает свой срок, зарабатывает, не ориентируясь на какие-то перспективы.

Поэтому, когда на производстве появился юрист, Маша не давала ему прохода. 

– Я-таки, не пойму Вас, Машенька. Вы шо, решили потеснить меня с работы, и взвалить все на эти свои худенькие плечи? – шутил он.

Ефим Соломонович ей пояснил гораздо больше, чем директор. А Маша уже разъясняла некоторые вопросы Леночке – бухгалтеру. Вместе с ней оформляла счета и платёжки, иногда консультируясь с Маргаритой и юристом.

Леночка хваталась за голову и постоянно лила слёзы, собиралась увольняться. Бухгалтерия здесь была не просто запущена , а вообще не существовала. Производство было практически нелегальным. 

Маша все же изыскала средства на уборку территории, выхлопотала ставку уборщицы и ещё некоторых просто необходимых рабочих. 

Её очень беспокоил вопрос официального трудоустройства швей, налогов, социальная сторона вопроса, но это было уже выше её компетенции. Здесь она была бессильна.

– Маша, не суйся не в свои дела, – уже огрызалась Маргарита.

Но Маша не могла иначе. По-дилетантски, неумело, но старательно, она пыталась разобраться во всем. Она дневала и ночевала здесь, ругалась с Анастасией Борисовной, помогала отмывать окна и полы, постепенно знакомилась с китайскими и прочими работницами. Она уже знала некоторые слова на их языках. Её полюбили.

Она забыла о личном, перестала брать заказы в ателье. Она вся растворилась в новой работе. Её личная жизнь перекочевала из общежития в общежитие, а больше, в принципе, и не изменилась. Через некоторое время к ним в комнату приехала ещё и Наташкина сестра – поступать в техникум. 

А Маша ждала случая – перевезти Леньку. Но он пацан, и с ними в одной комнате жить было невозможно. Маша искала варианты.

Наташка тоже оказалась на фабрике – на своем месте. Её вечное стремление – гнать коней, делать все стремительно и быстро, было тут на руку. Она никому не давала засиживаться, смело, даже нагло дёргала поставщиков сырья, моталась сама. План выполнялся стабильно, без срывов. 

В первый же месяц своей работы Маша знала о производстве практически все. И зарплата девчонок порадовала.

– Ого, нормально, Лен. Спасибо! – увидела сумму Наташа.

– Да, я-то о тут причем. Это вы столько наработали, молодцы! Ну, и от начальства – премия.

– Премия – это хорошо. Но нам оборудование надо менять, несколько оверлоков вообще дрянные. 

– Ох, Машка, кто о чем, а ты все о том же. Я не имею права говорить, сколько Борисовна получает, но, уж поверьте, поболе вашего. Значительно поболе. А сидит человек, и не дёргается...., – тихонько посекретничала Леночка.

Но, кроме Леночки, их не похвалил никто. Как будто изменения, произошедшие на производстве, были само собой разумеющиеся. 

Вера Николаевна хандрила. Маша стала оставаться на ночь в единственный выходной у нее. Андрей подозрительно долго ничего не писал, бабушка расстраивалась. 

 Днём они болтали в основном о производстве, Вера Николаевна предостерегала. Ей не нравилось буквально все, что происходило сейчас в жизни Маши. 

Уже окончательно был поставлен крест на всем наследии советского швейного производства. Такая развитая промышленность, которую Вера помнила, развалилась, превратилась в кустарное, мелкотоварное производство. И очень огорчало, что ещё непонятно, кому принадлежит производство, кто хозяин, на кого работают девчонки ...

А вечером Вера Николаевна становилась в своей комнате на колени перед иконами и молилась. А Маша лежала на диване и молилась про себя.

Андрей и ей был далеко не безразличен.

 Вести с тех мест приходили страшные. Уже и разговоры про груз 200 здесь в Ярославле все чаще доносились до них.

А Маша вспоминала робкую улыбку Андрюхи, его складку между бровями.

Вспоминался тот торт, который купила она совсем случайно, когда совсем не хватало им денег на пропитание. А она взяла и купила. Был такой порыв. А оказалось, у Андрюхи в этот день – День рождения. Просто совпало. И вся его брутальная серьезность расплылась в детской совсем радости ...

Вот скоро его День рождения, а он не отвечает на письма ...

Маша выходила на улицу, садилась на порог, утирала набегавшую слезу и обнимала ласковую Найду. 

– Эх, Андрюха! Где ты сейчас? Только вернись живым ... К нам вернись.


Продолжение здесь

https://ok.ru/group70000003315123/topic/157903144152499

Источник : канал автора на дзен

https://dzen.ru/persianochka1967
No image
Рассеянный хореограф | Дзен
Канал автора «Рассеянный хореограф» в Дзен ⭐: Рассказы и повести о мудрости жизни, о преклонном возрасте, о нас, о хороших людях) Все рассказы на канале – авторские. Распространению без согласия автора не подлежат. Автор со...
Дзен
•

Комментарии