СОСЕДИ.

Оксана Кононова.
Светлана Славовна и Валерий Васильич были соседями по рыжей ободранной хрущёвке.
Ну, как.. соседями...? — Жили они в разных подъездах, но их балконы, разделённые тонкой фанерной перегородкой вполне позволяли считаться соседями.
На этом общность заканчивалась. Да и что может быть общего у сорокапятилетней разведёнки, тянувшей на свою зарплату себя и сына, и пятидесятилетнего полковника, помотавшегося по стране и осевшего в провинциальном городе, чтобы похоронить жену и тихо доживать во всей этой грязно-рыжей неустроенности? Ничего. Только одна на двоих фанерная перегородка и слово «доживать», потому что в стране СССР то, что «за сорок», считалось глубокой старостью.
Вот и доживали. Она, разрываясь между работой, сыном и дачным участком с бесконечными грядками, он — в парке на лавочке, с домино и мужиками. Изредка встречались во дворе и вежливо раскланивались. Чаще – гавкались, высовываясь из-за фанерки. То — музыка громко, то — бельё не так повешено или запах гнилой картошки с соседского балкона жить мешает.
Однажды разругались вдрызг. До проклятий и ненависти. До горящих глаз и перекошенных ртов. По мелочи разругались, не стоящей внимания. Но кто же будет признавать свою ошибку в таком важном деле, как скандал с соседями?
С тех пор так и жили, с ненавистью глядя на злосчастную фанерку с двух сторон.
А фанерке-то что? Она и не такое видала. Молчит и плечами даже не пожимает. Нет у неё плеч потому что.
А с обеих сторон — страсти.
У Славовны сына посадили за пьяную драку – Васильич неодобрительно качает головой: мол, воспитывать пацана нужно было. Распустила.
У Васильича дочка замуж в другой город собралась. Парень попался прохвост какой-то. И ведь как Васильич не давил авторитетом, ни в какую. «Люблю», - говорит и..... — за ним.
И тут уж Славовна злорадствует потихоньку. Стыдно оно, вроде, злорадствовать, но где-то в глубине души…
В общем, так и жили до глубокой осени.
А дальше в хрущёвке наступила тишина. Мужики перестали выходить в парк по причине дождя, Славовне некуда стало спешить – дача законсервирована до весны, свидания с сыном — строго по расписанию. Всё чаще соседи стали выходить на балкон.
Если бы это была сказка, то ровно в ту же минуту мимо хрущёвки пролетал бы игривый амурчик, пустивший стрелу в сердца обоих, перегородку снесли бы нафиг и зажили долго-счастливо до самой гробовой доски одним крепким хозяйством. Но в жизни у амуров — другие планы, да и «мажут» часто. Поэтому — нет...
Они просто стояли на балконах, разделённые перегородкой. Два взрослых уставших человека.
- Тяжело ей, наверное, без мужика, - думал Васильич, глядя, как соседка забивает гвоздь для бельевой верёвки.
- Совсем отощал, хрыч. Одними консервами, небось, питается. Ох, уж эти мужики, - рассуждала Славовна.
И, однажды, она решилась на поступок – утром, пока сосед спал, просунула через перегородку пару духовых пирожков и самоизобретённый чай: немного мяты, немного липы, ну… вы же в курсе, как колдуют женщины. Молча просунула... — ссора, всё-таки. И ушла на работу.
Вечером на том же месте стояла чистовымытая чашка и лежала нежно-алая роза.
Славовна носилась с розой по квартире полночи... — ей так давно никто не дарил цветов, что она начисто забыла это ощущение щекочущего счастья. Да и ваз у неё не было. Потом спохватилась, сунула розу в высокий бокал и начала готовить что-то, нереальное, волшебное. Ну, те, кто в курсе, как колдуют женщины, знают, как это бывает.
Через неделю Славовна купила хрустальную вазу. Для семи необыкновенных роз другая посуда не годилась.
Если вы думаете, что они после этого помирились и зажили одним крепким хозяйством, то, напоминаю, мы — не в сказке...
Молчаливое нечто, воздушное и немного химерное, связанное лишь завтраками и алыми розами, продолжалось довольно долго, больше полугода, уж точно.
Осязаемым для участников оно становилось днём, когда, в стране СССР нужно было найти алую розу или продукты на задуманный завтрак. Но к вечеру покрывалось дымкой, чтобы утром материализоваться волшебством на соседском балконе.
А потом вернулись дети. Как-то одновременно и внезапно. Отсидевший сын и неудачно сходившая замуж дочь. Вступили своими недетскими ножонками в чужое волшебство, размазали его по общей балконной фанерке и устроили скандал, обвиняя друг друга и родителей в попытке лишить именно эту, временно выписанную из квартиры кровинушку, законных метров.
«Люди как люди. Квартирный вопрос только их испортил», - сказал бы герой Булгакова, но, во-первых, его не было на этом балконе, а во-вторых, люди — не как люди, разные они бывают... Эти вот не удались. Поэтому, на весь балкон, да что там, на весь двор разносился «срач». Кровинушки извергали поток чужих слов, не относящихся ни к данной балконной реальности, ни к хрупкому волшебству последнего полугодия.
Волшебство отступало и убегало. Ваза без волшебства казалась лишь куском стекла, с увядающими бутонами, а двое героев — теми, кем они и были до этого – доживающими стариками.
- Дзынь..! - это, разлив любовно заваренный чай, разбилась чашка, разбросав по обоим балконам осколки. А на одном из них грузно начал оседать на пол Васильич.
Наверное, именно в эту минуту у Славовны выросли крылья. Иначе как она умудрилась за несколько секунд с третьего этажа одного подъезда взлететь на третий этаж другого, выбить дверь, отпихнуть молодую хозяйку и впервые зайти в соседскую квартиру? Забежать, вернее.
- Не вздумай засыпать, слышишь?, - кричала она.
- Ишь, чего удумал, умирать собрался старый хрыч! - тормошила его до приезда скорой.
А потом, были завтраки. Как и прежде. Каждое утро. Сначала возле реанимации: «Женщина! Вы с ума сошли? У него — инфаркт, а вы — со своими пирожками! Заберите немедленно!», затем в больничной палате.
И розы.. — куда же без них..?! Целый букет — ей..! В день выписки. И обещание не умирать, пока не подарит весь миллион алых...
Из больницы они вышли вдвоём, за руку. Медсёстры хихикали: мол, старики, а туда же: в любовь играются... Но им было всё равно...! В их волшебном мире больше не существовало ни медсестёр, ни рыжей хрущёвки.
Вышли и поехали прямиком на дачу... — тогда это был маленький сарайчик из одной комнатки с протекающей крышей.
Через три года там стоял дом. И сад. И розы...всех сортов.
А ещё..... Славовна родила мальчика. В «48», да..!
- Ненормальная, - говорили соседки по прежнему жилищу, когда приезжали в гости. - Возраст свой вспомни, внуков уже пора няньчить..!
А она смущалась, краснела и отвечала, что молодая, потому как только три года назад жить начала...
Так и живут до сих пор наши соседи по даче. Уже «за восемьдесят» обоим. И розы растят по-прежнему. И внуков нянькают (от младшего сына, успешного айтишника). Потому что понятие «я живу» всяко измеряется не годами...