10 мая
Нарисуй новую жизнь (рассказ)
Пустая квартира казалась совсем чужой: холодные белые стены, пустые полки, едва слышное эхо шагов. Единственные личные вещи — стопка книг на тумбе и старый плед, который когда-то купила для уютных семейных вечеров. На столе — бумаги о разделе имущества, фотография дочери Полины и бокал вина. Глаза Виктории задержались на снимке: юная, счастливая она держит маленькую дочь на руках, а рядом стоит Сергей, тогда еще любящий, заботливый. Тридцать лет брака перечеркнул один день. Так, словно ничего и не было. Словно все это ей приснилось.
В висок долбила настойчивая боль, и Виктория стиснула голову, прикрывая глаза. В пятьдесят два неудивительно, что стресс так сильно сказывался на здоровье. Хотелось покоя и умиротворения, но в голове все еще звучал голос судьи, что развела их с Сергеем три дня назад. Сказала — как отрезала, разрушая еще одну ячейку общества.
Виктория разочарованно смотрела в окно. За стеклом серый, дождливый вечер, а отражение ее заплаканного лица размывалось каплями, будто в знак поддержки. Природа плакала вместе с ней, а стоило ли? Несмотря на ощущение разбитости и опустошенности, Виктория понимала, что она не единственная, кто столкнулся с изменой. Ее обязательно нужно пережить и все наладится. В голове пронеслись воспоминания: жертвы, сделанные ради семьи, мечты о карьере художницы, которые так и остались мечтами. Теперь перед ней зияла пустота, и впервые за долгие годы ей не на кого было опереться.
***
Тридцать пять лет назад все было по-другому. Женщина грустно усмехнулась глупости своих размышлений. Конечно, тогда не было интернета и мобильных телефонов с чудовищными сообщениями о том, что Сергей… Подступивший к горлу ком окунул ее в прошлое. Своего мужа она встретила в университете на первом курсе, когда репетировала с подружками сценку для конкурса между учебными заведениями. Виктория училась на инязе, но покорил ее парень из медицинского. Обаятельный, амбициозный, он обещал ей красивую жизнь и стал ухаживать так, что Вика тогда едва дождалась окончания университете — ей очень сильно хотелось примерить свадебный наряд.
Сергей свое слово сдержал. Спустя положенное время после того, как они подали заявление в ЗАГС, их расписали. К тому времени Виктория уже была беременна Полиной, поэтому совсем скоро ее жизнь приобрела новые краски — пеленки, бессонные ночи, стирка, кормление, полчаса прикорнуть в кресле и снова кормить… Сергей поддерживал как мог, но в его ночные дежурства оставаться одной было особенно тяжело. А еще ей пришлось отказаться от своей мечты стать художницей, потому что «переводами ты заработаешь больше», «работать можно и на дому», «пока Полинка спит, переведи мне статью для конгресса» …
Так говорил Сергей, чья карьера стремительно летела вверх. Вместе с защищенной диссертацией добавилась должность заведующего хирургическим отделением, а вместе с ней и штат молодых медсестер. Одна из которых, как по классике, и стала любовницей шефа.
— Что это? — Виктория вспомнила, как подала мужу телефон, в котором высветилось сообщение от некой Аделины. Слова были не просто многозначительными. «Жду тебя в семь, любимая курочка уже в духовке, а Глеба забрала мама. Целую». Такое не оправдать. Трясущимися руками она держала гаджет, который не успел заблокироваться. — Сережа? Кто она?
Испуганные бегающие глазки Сергея были красноречивее любого ответа. Он отложил флакон с дорогим одеколоном, привезенным из Парижа после кардиологического конгресса, и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. Виктория опустилась в кресло, мысленно соображая, что никакого ночного дежурства у супруга сегодня не было и собирался он отнюдь не в клинику.
— Вика, я тебе все объясню…
Слушать это было одновременно и смешно, и горько. Стандартная фраза, с которой начинались многие скандалы.
— Сколько вы вместе? — не зная, зачем ей это, спросила Виктория, сдерживая истерику в голосе.
— Двенадцать лет.
Двенадцать лет… боже, как она только могла не заметить, что ее муж крутил интрижку у нее под носом целых двенадцать лет... А интрижка ли это?
— У нас есть сын, — добил ее Сергей. — Ему семь.
Вика совершенно не хотела это знать. Ощущалось как нож в спину, больно до спирающего в груди дыхания.
— Я подаю на развод, — прозвучала констатация факта.
Сергей промолчал.
***
— Мам, так больше нельзя. — Полина решительно зашла внутрь. — Я не собираюсь смотреть, как ты превращаешься в тень.
— Поля, я устала, — тихо ответила Виктория, садясь обратно на диван. — У меня просто нет сил.
— У тебя есть я. И у тебя есть жизнь, которую ты так и не прожила для себя, — Полина поставила пакет на стол и вытащила из него набор красок, кисти, холст. — Ты всегда мечтала рисовать. Давай попробуем?
Виктория посмотрела на краски, а ее пальцы непроизвольно коснулись баночек. Запах масляных красок пробудил в ней что-то далекое, но еще не совсем забытое.
— Поля… — ее неуверенный голос задрожал.
— Просто попробуй, — Полина взяла кисть, макнула ее в синюю краску и сделала первый мазок на холсте. — Видишь? Никаких правил. Просто цвет.
Виктория нерешительно взяла кисть. Рука все еще дрожала, но, сделав первый мазок, она вдруг почувствовала, как уверенность прибывала с каждой секундой, а в голове уже рождался сюжет для будущей картины. Грозовое море в закате, с фиолетово-багряными тенями на бушующей неспокойной воде. Где-то далеко одинокий корабль, которого бросает на волнах. Картина в воображении — отражение ее внутреннего мира. Виктория отчаянно хотела нарисовать картину так, чтобы дать смотрящему понять — этот кораблик сможет многое. Его не потопить грозным волнам, он еще способен противостоять непогоде…
Полина улыбнулась, глядя на задумчивое лицо матери. Она была явно увлечена процессом.
— Вот и отлично. Начинаем.
***
Виктория долго собиралась с духом, прежде чем открыть тяжелую деревянную дверь художественной студии. Полина настояла, чтобы она перестала затворничать и заниматься переводами. «Тупая механическая работа убивает все творчество», — твердила она.
Студия оказалась уютным пространством, наполненным запахом масла и акварели, с высокими окнами, пропускающими мягкий дневной свет. Полки вдоль стен были уставлены красками, кистями, эскизниками. Внутри пахло красками, растворителем и чем-то еще — легкой грустью старых полотен. Несколько учеников уже работали за мольбертами, кто-то тихо обсуждал цвета, кто-то задумчиво разглядывал свои мазки. Виктория невольно улыбнулась: здесь все было так, как она когда-то мечтала, чтобы было в ее собственной студии.
— Добрый вечер, — раздался мягкий голос, выводя женщину из размышлений, и Виктория обернулась.
Перед ней стоял мужчина лет пятидесяти, с легкой сединой на висках и добрыми, но уставшими глазами. Его лицо было отмечено тонкими морщинами — не от усталости, а от многолетнего сосредоточенного взгляда на холсты. Карие глаза светились тёплым интересом, будто в каждом человеке он видел возможного художника. Сверху на простой клетчатой рубашке старый, измазанный красками фартук — на темной ткани яркими пятнами выделялись мазки охры, ультрамарина и кармина. Казалось, краска въелась даже в кожу пальцев, став неотъемлемой частью его существа.
— Вы на занятия? — спросил он Викторию, которая засмотрелась на закатанные рукава и сильные мускулистые руки, привыкшие к работе, и едва смогла отвести взгляд.
— Да. Я... давно не рисовала, — призналась она сразу, чтобы этот человек не питал особых надежд. С ней еще придется повозиться.
— Ну, это как раз не беда, — улыбнулся мужчина. — Меня зовут Андрей.
Виктория кивнула, представилась и осторожно заняла место у свободного мольберта. Казалось, кисть в руке была чужой, движения неловкими, а мысли путались. Андрей подошел ближе, наблюдая, как она неуверенно держит кисть. Рисовать на виду у нескольких пар глаз было намного волнительнее. Стоило сделать первый мазок — мягкий, чуть неуверенный — как всё вокруг исчезло. Она не знала, что именно рисует, просто позволила руке двигаться, доверяя ощущениям.
— Не бойтесь холста, — сказал он, заметив ее нерешительность. — Он терпеливый.
Позже, когда урок закончился, Виктория задержалась, рассматривая картины на стенах. Она остановилась перед необычайно красивым портретом, задержав дыхание. На холсте на нее смотрела женщина средних лет с утонченными чертами — высокая изящная шея, легкая полуулыбка на губах, глубокие, словно хранящие тайну, глаза. Свет ложился на ее лицо мягкими бликами, подчеркивая тонкость скул и плавный изгиб бровей.
— Это моя жена, — раздался голос за спиной.
Виктория обернулась и увидела Андрея.
— Она… красивая, — тихо сказала она.
— Была, — ответил он. — Ушла два года назад. Неоперабельный рак.
Несколько секунд они просто молчали. В этой тишине не ощущалось неловкости, только понимание и сопереживание.
— Искусство помогло мне выжить, — добавил Андрей. — Возможно, поможет и вам.
Виктория посмотрела на свою картину. Силуэт женщины, стоящей у окна. Ее фигура была залита теплым светом, а за стеклом угадывались размытые очертания вечернего города. Ветер слегка трепал ее волосы, словно приглашая выйти наружу, но она колебалась, застыв между прошлым и будущим.
— Мне кажется, здесь нужно добавить больше света, — фраза Андрея прозвучала двусмысленно, но ее поняли оба. — И нарисовать новую жизнь.
Впервые за долгое время Виктории показалось, что она не одинока.
---
Автор: Yooniverse канал Дзен "Фантазии на тему"
Некоторые профессии по традиции еще делят на мужские и женские. Но есть люди, которые рвут шаблоны.
Если ты к ней относишься так трепетно, то она и идет на ура.
Бывает, я провожу консультации.
Говорю родителям: «Пожалуйста, приходите на занятия».
И советую им, когда занимаются с ребенком дома, убирать у него планшет.
Нет, я не ханжа, время такое, и я не говорю, что это устройство вообще не нужно.
Но, когда ребенок подходит к окну и начинает «приближать» пальцами снег, это уже звоночек, — объясняет преподаватель.
Вадим С.
Хочется расти, развиваться и как ведущему, и как педагогу.
Одна музыкальная ниша, но с двумя чашами весов, разных, а потому интересных. Вадим С.
🪗Утром в руках гармонь, вечером микрофон.