— Тараканов мы победим.

А смеситель… ну, у него шансов меньше…

— Тараканов мы победим. - 984873748460
Коридор встретил их запахом плесени и чем-то, напоминающим мокрый картон. Воздух в квартире стоял, как в погребе: тяжелый, затхлый, настороженный. Сквозь мутное окно пробивался не свет — скорее намек на то, что снаружи день.

— Это шутка? — Ирина замерла на пороге, сжимая ключи так, что побелели костяшки пальцев.

Артем не ответил. Сделал шаг вперед, толкнул плечом дверь. Она заскрипела и отозвалась эхом — гулко, как в заброшенном кинотеатре.

— Нет, — сказал он после паузы, — это наш новый дом.

Он улыбался, как будто все происходящее — часть тщательно спланированного квеста. Пыль закружилась вокруг его ботинок. С потолка свисал одинокий провод. Ирина ступила внутрь. Пол под ее ногами скрипнул, прогибаясь.

— Тут же грибок, — она показала на угол, где стена цветом напоминала мокрый мох, — и, возможно, кто-то умер в этой кухне.

— Зато недорого, — отозвался он.

Ирина сняла куртку, хотела повесить ее на ручку двери — та осталась у нее в руке. Они переглянулись.

— Символично, — пробормотала она и аккуратно положила ручку на подоконник.

Квартира была как тело после автокатастрофы: все на месте, но везде вмятины, трещины, потеки. Потолок в разводах, стены облезлые. Где-то глубоко в трубах что-то булькнуло.

— Представь, — сказал Артем, указывая на стену, — вот здесь будет полка с книгами, а напротив — диван.

— С этой стеной? Она развалится, если на нее посмотреть не так.

— Именно. Будет шанс выровнять по уровню.

Он ходил по комнате с выражением лица, будто в голове уже собирал мебель. Ирина следила за ним — с усталостью, в которой пряталась тревога.

— Ты правда веришь, что мы это осилим?

— Конечно. А ты? — с энтузиазмом ребенка спросил он.

— Я — не очень.

— Ну, мы уже на дне. Хуже некуда.

— Артем, это не дно. Это подвальное днище с бонусом в виде тараканов и сломанного смесителя.

— Тараканов мы победим. А смеситель… ну, у него шансов меньше.

Он подмигнул. Ирина попыталась улыбнуться, но взгляд у нее оставался тяжелым. Она подошла к окну, провела пальцем по стеклу — осталась жирная серая полоска.

— Без ремонта мы тут даже не переспим, — сказала она.

— Ну, не надо сразу про личное. Начнем с зачистки.

— С чего конкретно? — развела руками молодая женщина, охватывая взглядом всю квартиру.

— С твоего доверия.

Она резко повернулась, и посмотрела на него как на умалишенного.

— Нет, правда: я не дизайнер, не умею ремонтировать, у меня нет плана, и, я не знаю, сколько денег уйдет. Но я знаю, что ты — не одна тут все будешь делать. Я здесь. И я не сбегу. И потом, деньги на ремонт есть.

Он говорил это просто, без пафоса. Ирина всмотрелась в его лицо. В какой-то момент там что-то дрогнуло — будто он и сам только сейчас понял, во что влез.

— Хорошо, — сказала она, — тогда пошли в ванную. Там самое страшное, по-моему. Оценим масштаб трагедии.

— Ванную? Надо ж как-то сразу погрузиться в реалии.

— Или утонуть.

Они двинулись дальше, обходя коробки и странные пятна на полу. За дверью ванной оказался белый кафель, сломанный смеситель и труба с подтеками.

— Вот она — жесть, — Артем присвистнул.

— Добро пожаловать в нашу новую реальность, — съязвила жена.

— Ну, зато будет что вспомнить.

— Только если выживем.

Он посмотрел на нее и улыбнулся.

— Мы не просто выживем. Мы сделаем тут конфетку. С гнилыми стенами и чуткой сантехникой.

Ирина засмеялась впервые за день. Не потому, что стало легче, а потому что стало понятно — назад они не пойдут.

На следующий день, вооружившись всеми инструментами что были, взяв с собой матрас и пару покрывал (на всякий случай), они погрузились в такси и приехали, в свою уже квартиру. Первым делом решили ободрать старые обои. Ирина надела резиновые перчатки и старую толстовку. Артем — просто снял футболку, остался в майке и джинсах. Уже через пятнадцать минут квартира наполнилась звуками: шелест бумаги, скрип ножа по стене, звяканье падающего скребка.

— Ты не так держишь, — сказала Ирина, глядя, как он тянет обрывки обоев вверх, оставляя неровные клочья.

— В чем разница? А как надо?

— Снизу вверх. Или сверху вниз. Главное — не вот так, абы как.

Артем выпрямился, стряхнул пыль с рук.

— Мы снимаем обои, а не производим хирургическую операцию.

— Именно. Но если все делать тяп-ляп, потом придется переделывать.

Он молча вернулся к стене. Потянул следующий участок — тот порвался. Он закусил губу, аккуратно зацепил угол ножом. Пауза.

— Довольна?

— Пока нет. Но уже теплее.

В углу стоял пластиковый таз, куда они бросали клочки бумаги. Он был уже наполовину полон. В ванной кто-то капал — ритмично, навязчиво. Оба делали вид, что не слышат.

— Я думал, будет романтика, — сказал Артем, — как в кино. Вместе делаем ремонт, пачкаемся краской, смеемся, обнимаемся. А тут — скучно, жарко и ты командуешь.

— А я думала, ты будешь внимательный, — ответила Ирина, не оборачиваясь, — что мы будем работать вместе, а не соревноваться, кто быстрее устанет.

Он промолчал. Потом подошел к розетке, попробовал открутить рамку.

— Ты умеешь?

— Нет. Но как иначе научиться?

— Может, сначала загуглить?

— Может, сначала довериться?— начиная сердиться, фыркнул он.

Ирина вздохнула, выпрямилась, сняла перчатки. Подошла ближе.

— Покажи.

Он отошел в сторону. Розетка была старая, облезлая, провода торчали наружу. Она провела пальцем по краю.

— Стоп, отключили же электричество?

— Эм… уже почти.

— Что значит “почти”? — она подняла бровь.

— Я снял пробки. Но только на половину квартиры.

— Прекрасно, — она сделала шаг назад, — вот в такие моменты я понимаю, почему люди просто нанимают мастеров.

— Потому что им лень?

— Потому что они хотят жить.

Они снова молчали. С улицы донесся звук дрели — у кого-то ремонт был на следующем этапе. Артем сел на корточки, потер лицо.

— Я просто хочу, чтобы у нас получилось, — устало сказал он.

— У нас получится. Только если будем друг друга слушать.

Она сказала это спокойно, без укора. Просто как факт. Он кивнул, посмотрел на стену, она была в пятнах клея, с отпечатками чьих-то старых рук — будто тени прежних жильцов.

— Знаешь, — сказал он, — когда я был мелким, мы с отцом клеили обои. Он всегда злился, что я их мну, кричал, один раз даже швырнул ведро с клеем.

— Хорошее воспоминание?

— Нет, но настоящее. И, странно, я именно тогда почувствовал, что я ему нужен.

Ирина смотрела на него. Тихо подошла, присела рядом.

— Я не хочу, чтобы ты чувствовал себя ненужным. Я просто… когда все не по плану, у меня начинается паника. И я начинаю ворчать. Я же дева по гороскопу.

— У меня наоборот. Я злюсь, когда кто-то говорит, что я все делаю неправильно.

— Значит, идеальный дуэт.

— Или рецепт катастрофы, — он улыбнулся, и на секунду напряжение ушло.

Они снова подошли к стене. Обои теперь шли легче, сыпались длинными лентами.

— Может, музыку включим? — предложила она.

— Только не твой плейлист. Там одни грустные женщины.

— А у тебя — подростковый рок.

— В нем есть энергия.

— В нем есть гитары, от которых дрожат стекла.

Он достал колонку, поставил ее на подоконник. Заиграл старый трек — ритмичный, простой. Они работали в такт и перестали спорить. Иногда обменивались взглядами, иногда шутили. В какой-то момент Ирина случайно плеснула водой ему на спину.

— Эй! — он обернулся.

— Это за розетку.

— Тогда получай! — он взял губку и швырнул в нее. Промазал.

Они рассмеялись — и в этом смехе не было усталости, только облегчение. На какое-то мгновение квартира перестала быть руинами, это был просто фон — для двоих, которые учатся не просто жить вместе, а делать что-то общее. Даже если обои все еще не сдираются с первого раза. День закончился усталостью, и матрас все таки очень пригодился еще и потому, что ехать домой сил не было никаких. Они не раздеваясь “упали “ вдвоем на него и просто отключились.

Утро началось с тишины. Оба проснулись на полу, на тонком матрасе среди строительной пыли. Артем первым открыл глаза, посмотрел в потолок — там, где когда-то была люстра, торчали провода, обмотанные изолентой.

— Пора в магазин, — пробормотал он и потянулся.

Ирина уже сидела на корточках у списка, который писала вчера вечером. Он был в ее телефоне, но она все равно набросала дублирующую версию на листке бумаги — “нагляднее”, как она сказала.

— Если мы сегодня не купим все для санузла, у нас не будет возможности даже умыться нормально, — сказала она, не отрывая взгляда от записей, — и заодно определимся с плиткой.

— Главное, чтобы там был кофе, — Артем зевнул.

Они приехали в огромный строительный гипермаркет. Он был холодным, ровно освещенным, как ангар. Повсюду — тележки, суета, капающие краны, образцы унитазов и смесителей, будто на выставке арт-объектов.

— Держи список, — Ирина передала ему бумажку, — разделимся. Ты — электрика и инструменты. Я — сантехника и плитка.

— А как насчет того, чтобы пройтись вместе?

— Как насчет того, чтобы скупиться хотя бы до заката?

Он ничего не ответил. Пошел в отдел, где продавались шуруповерты. Через десять минут вернулся с коробкой и в приподнятом настроении.

— Смотри! У него крутящий момент 65 ньютон-метров. Это больше, чем у моей машины.

Ирина взглянула на коробку.

— Мы не собираемся сверлить скалу.

— Ну, пусть будет запас. Вдруг ты захочешь прикрутить зеркало весом в полтонны.

Она ничего не ответила. В ее корзине уже лежали краны, силикон, какие-то детали, названия которых он не мог даже выговорить.

— Плитку выбрала? — осторожно спросил он.

— Почти, — загадочно сказала Ира.

Они подошли к стенду. Образцов было не меньше сотни. Серые, бежевые, под мрамор, под бетон, под дерево, под все сразу. Она ходила от одного к другому, щурилась, то фотографировала, то стирала.

— Смотри, вот эта — с текстурой. Интересная.

— Это же просто шлакоблок, только глянцевый, — сказал он.

— Нет, это стиль “лофт”.

— Лофт — это когда ничего не закончили и сказали, что так и надо?

Она не засмеялась. Он посмотрел на нее внимательнее — лицо напряженное, будто она принимает решение, от которого зависит спасение человечества.

— А эта? — он ткнул в глянцево-бирюзовую плитку.

— Слишком яркая. Мы же не в бассейне.

— Ну вот! Ты отвергла уже 24 варианта. Дай мне хотя бы один выбрать.

— Артем, это ванная. Мы будем смотреть на нее каждое утро. Она должна быть спокойной, чистой, без визуального шума.

— У тебя плитка — как медитация. А я хочу, чтобы она бодрила.

— Может, тебе кофе тогда в глаза плеснуть по утрам?

Он замер, Ирина тоже, несколько секунд — тишина. Где-то за перегородкой щелкнула касса.

— Прости, — сказала она тише, — я просто… у меня голова кругом. Столько решений. Все дорого, все навсегда, а ты шутишь.

— Я не шучу. Я правда хочу, чтобы тут было и твое, и мое, — обиделся Артем.

— Тогда, может, выберем нейтральную?

— Нейтральную — это “никакую”. Давай тогда отделаем стены черновиком списка и будем надеяться, что он всех устроит.

— Тема…

— Ладно. Извини. Просто… я чувствую себя тут как школьник, ничего не понимаю, а должен быть мужиком, который во всем шарит, — он поднял руки капитулируя.

Она подошла ближе. Положила руку ему на плечо.

— А я чувствую, что должна все держать под контролем. Иначе рухнет. Не плитка — мы.

Они постояли так несколько секунд. Потом снова подошли к образцам. На этот раз — молча. Через пятнадцать минут они выбрали плитку: светло-серую, с легкой текстурой, не слишком модную, но спокойную. Обеим сторонам — по чуть-чуть.

На выходе из магазина стояли с двумя тележками. В одной — коробки с инструментами и лампами. В другой — плитка, силикон, унитаз, зеркала, раковина. Артем смотрел на все это, как на груз, который вот-вот перевесит тележку и рухнет на него с полной силой взрослой жизни.

— Это все у нас поместится в машину? — спросил он.

— Если ты не будешь надувать губы — да, — ответила Ирина.

— А ты можешь пореже командовать?

Она усмехнулась.

— Могу. Но только если ты поможешь все это затащить домой.

— Тогда у нас сделка.

Он взялся за ручку, она — за другую. Тележка качнулась, но устояла. Как и они — после первого совместного похода туда, где рушатся не только стены, но и иллюзии.

Квартира встретила их молчанием и затхлым воздухом. Пока тащили коробки с парковки на пятый этаж — без лифта — ни один из них не проронил ни слова. Каждый рейс добавлял по капле в чашу напряжения.

— Осталась только плитка, — выдохнул Артем, вытирая лоб, когда опустил очередную коробку в коридоре.

— И зеркало, — добавила Ирина, — оно тяжелое, не забудь.

— Спасибо, капитан.

— Можно без этого? — выдохнула она раздраженно.

Он ничего не ответил, просто повернулся и пошел обратно вниз. Через пятнадцать минут они закончили. Коридор был завален коробками, стены покрыты пылью и отпечатками грязных ладоней. Воздух внутри стал влажным и плотным, как будто дом тоже начал уставать.

— Сейчас поставлю зеркало в угол, — сказал Артем, — потом займусь светом.

— Подожди. Сначала нужно разобраться с кабелем, который ты не отключил, помнишь?

— Я разберусь. Не ребенок.

— Именно. Поэтому и спрашиваю: ты уверен, что знаешь, как?

— Уверен.

Он пошел на кухню, достал из ящика отвертку и пассатижи. Открыл распределительную коробку у входа. Проводов было много, и выглядели они как спутанный клубок серых змей. Он сосредоточился. У него в голове крутились фразы из YouTube-видео, которое он смотрел ночью. “Фазу проверить индикатором”, “не трогай голыми руками”.

— Я сейчас только провода зачистить… — сказал он вслух, будто оправдываясь.

— Тебе помочь? — с кухни крикнула Ирина.

— Нет. Все под контролем.

Он снял изоляцию, соединил два провода, надел колпачок. Только он потянулся за отверткой, как раздался громкий треск, и квартира погрузилась в темноту.

— Блин! — он отшатнулся, ударился спиной об стену.

— Что случилось?! — Ирина уже была рядом, босиком, с испуганными глазами.

— Все выбило.

— Ты проверил фазу?

— Я… Я думал, что она отключена.

— Ты что, делал это на горячую?!

— Ну, не специально! Я все почти сделал правильно. Просто...

— Почти — не считается, Артем! Мы могли сгореть!

Он поднял руки.

— Не надо на меня орать, ладно? Я делал, что мог, я вообще стараюсь, но каждый раз, когда я делаю что-то не так, ты превращаешься в училку. И мне — хреново от этого!

Ирина замолчала. Несколько секунд тишины — только капель из ванной. Потом она сдержанно сказала:

— Мне не все равно. Если бы тебе шандарахнуло током — я не знаю, что бы я делала.

Он сел на пол, прижался спиной к стене. Ладони дрожали, как после тяжелого кофе. Света не было, но он ощущал, как лицо становится горячим.

— Прости, — сказал он, — я просто хотел почувствовать, что хоть что-то умею.

Она присела рядом. Тихо, без слов, провела рукой по его спине. Несколько секунд оба просто сидели на полу среди коробок, в темноте, как в черно-белом фильме.

— Знаешь, — прошептала она, — я тоже боюсь, что не справимся, поругаемся, потеряем это — то, что у нас есть. Не из-за плитки, а вот из-за таких мелочей.

— А я боюсь, что стану для тебя балластом.

— Артем, ты — не балласт. Ты — партнер. Просто… иногда лучше позвать электрика.

Он усмехнулся. Потянулся за телефоном, включил фонарик.

— Ну что, пошли перезапускать автомат?

— Пошли.

Щиток находился в коридоре, возле лестницы. Пока Артем разбирался с пробками, Ирина стояла рядом с телефоном, светя ему на руки. В какой-то момент она положила голову ему на плечо.

— Я подумала, — сказала она тихо, — давай просто делать по чуть-чуть. Не пытаться все разом. Без героизма.

— Ты хочешь… перестать быть сверхлюдьми? — пытался он шуть в темноте.

— Я хочу перестать быть уставшей девочкой, которая боится выключателей.

— А я хочу не быть парнем, который делает вид, что все знает.

Он включил автомат. Щелк. В квартире зажегся свет: тусклый, желтый, но настоящий. Они переглянулись. Впервые за день — без напряжения.

— Смотри, мы не сгорели, — сказал он.

— Пока, — усмехнулась она.

И они пошли обратно. На этот раз — рядом, шаг в шаг.

После выключателей они больше не разговаривали. Ни в голос, ни глазами. Слова кончились как вода из плохо установленного крана — вроде должно идти, а не капает. Осталась только бытовая механика: убрать провода, закрыть коробку с инструментами, протереть подоконник, приготовить лапшу быстрого приготовления. Каждый действовал по отдельности, будто по сценарию, в котором партнера просто не прописали.

Вечером Ирина достала одеяло, расстелила матрас у окна. Артем молча взял вторую подушку, положил рядом. Они легли, уставившись в потолок. Свет уже не включали. В темноте квартира звучала по-другому. Поскрипывал старый пол, где-то в трубе шипела вода. Иногда с улицы доносились глухие шаги — и казалось, будто кто-то идет прямо к ним, через стены.

Он думал, что скажет что-нибудь. Пошутит, как обычно. Спросит, не хочет ли она какао. Или хотя бы повернется к ней спиной, чтобы она что-то почувствовала, но тело лежало, будто под весом мешка с цементом — тяжелое, неподвижное. Ирина тоже молчала, чувствовала — что-то сдвинулось, не просто раздражение, а как будто внутри каждого из них появилась щель, и теперь они лежали по разные стороны. В какой-то момент она шевельнулась, повернулась к нему спиной. И эта простая смена положения вдруг оголила комнату — стало слишком пусто.

Артем прислушивался к ее дыханию. Оно было ровным, но чуть сжатым, как у человека, который делает вид, что спит. Он подумал о том, как смешно все вышло. Мечтали о квартире. Хотели “пространства только для нас”, а получили строительный лагерь, в котором молчат два измотанных человека, боясь лишнего взгляда. Он вспомнил, как несколько лет назад они ехали автостопом в Карелию. Были ночи, когда спали в палатке, покусанные комарами, на земле, и смеялись от того, как дико все происходит.

— Помнишь, как нас не взяли на заправке? — вдруг тихо спросил он.

Она не ответила, и он уже пожалел, что заговорил, но потом — почти шепотом:

— Потому что ты ел бутерброд с селедкой, — сказала Ирина.

— Водитель сказал: “Уважаю, но не повезу”, — усмехнулся он в темноте.

— А ты еще ответил: “Ну и не очень-то хотелось”.

Несколько секунд они молчали. Потом оба начали смеяться — тихо, сдержанно, почти беззвучно, но смех был настоящий, через усталость, туман обид, через все накопленное за день.

— Тогда мы тоже не знали, где будем спать, — сказала Ирина.

— Но почему-то было легче.

— Потому что не надо было решать, какая плитка подойдет под цвет унитаза.

— И потому что все было впервые. А сейчас… все серьезно.

Она повернулась лицом к нему. В темноте он не видел ее глаз, но почувствовал взгляд.

— Ты не думал, что нам просто страшно?

— Думал. Только не хотел быть первым, кто это скажет, — признался Тема.

— А я — не хотела выглядеть слабой.

Он протянул руку, нашел ее пальцы, они были холодные, он сжал их.

— Я не хочу, чтобы мы превратились в соседей по стройке.

— Я тоже.

— И пусть будет тяжело, — продолжил он, — но чтобы мы были вместе, а не просто рядом.

Ирина ничего не сказала, только подползла ближе, их лбы соприкоснулись. Он почувствовал, как напряжение уходит, не полностью, не навсегда, но достаточно, чтобы можно было заснуть.

Вокруг — коробки, обрывки обоев, инструменты, пыль, незакрытые счета. Но между ними — уже не тишина, а начало чего-то нового, медленного, честного. Вещи можно собрать, плитку — переложить. Главное, чтобы руки были рядом, и чтобы было кому их продать, когда выключится свет.

С утра все было иначе, без суеты, без раздражения. Они молча завтракали лапшой из одной миски, стоя у подоконника. В окно бил свет, и на пыльных подоконниках этот свет казался почти праздничным.

— Сегодня можно начать со стен, — предложила Ирина, держа кисточку двумя пальцами, как дирижерскую палочку, — не руками же все выравнивали?

— Тогда я — второй маляр. Только предупреждаю: мой стиль ближе к абстракционизму.

— Главное, не Ван Гог на потолке.

Они начали с самой темной стены — прежние жильцы зачем-то покрасили ее в насыщенно-зеленый. Теперь она стала серо-белой, с просвечивающими островками прошлого. Краска ложилась неравномерно. Артем работал валиком, а Ирина аккуратно прорисовывала углы кисточкой. В какой-то момент он отступил назад, оглядел их “шедевр”.
— Если прищуриться — почти идеально.

— Если закрыть глаза — еще лучше, — фыркнула Ирина.

Он повернулся, и случайно мазнул валиком по ее плечу. Белое пятно расползлось по рукаву. Она замерла.

— Серьезно?

— Это был дружелюбный мазок.

— Ты знаешь, что за это бывает?

Он сделал невинное лицо.

— Превышение эстетической самообороны?

Она молча подошла к ведру, макнула кисточку и, не торопясь, провела по его локтю.

— Ты же сам начал, — сказала.

— Это уже война?

— Это — воспитание вкуса.

Он шлепнул валиком по её бедру — не сильно, просто так, чтобы остался след. Она отступила и, смеясь, попыталась увернуться от следующего удара.

— Стоять! Ты под следствием, — крикнула она.

— Я художник, у меня иммунитет.

Они бегали по комнате между банками краски и стремянкой. Краска попадала на штаны, на руки, на волосы. В какой-то момент Артем подскользнулся на клеенке и потянул Ирину за собой. Они рухнули на пол, прямо на старое одеяло, постеленное как защита от пятен.

Он оказался сверху, глядя на нее. Лицо Ирины было раскрашено как у воина из племени дизайнеров. Волосы растрепаны, дыхание сбившееся. Несколько секунд — только глаза в глаза, без шуток, без напряжения.

— Ты вся в краске, — тихо сказал он.

— А ты — в моих волосах.

— Все справедливо.

— Ты правда думал, что это поможет делу?

— Нет. Но помогло мне.

Она приподнялась на локтях, коснулась его щеки.

— Я не знала, что ты можешь быть… таким. Легким.

— Я не знал, что ты можешь быть такой — настоящей.

Он коснулся ее губ, осторожно, словно спрашивал разрешение. Ответа не потребовалось.

Позже они лежали рядом, на том же одеяле. Краска подсыхала на стенах и на их телах. В комнате пахло свежестью, чуть химозный, но обнадеживающей.

— Мы сегодня вообще не ссорились, — сказала она.

— Подозрительно.

— Может, мы созрели?

— Или устали ссориться.

Он взял ее за руку. Пальцы были в белых пятнах, как у скульптора.

— Знаешь, — сказал он, — мне сегодня первый раз показалось, что мы не просто спасаемся, а создаем что-то.

— Да. Даже если это всего лишь слой краски поверх сломанного света.

— Но наш слой.

Она кивнула. Потом закрыла глаза. А он остался глядеть в потолок, где отражались блики, и думал, что у этого ремонта впервые появился вкус. И он был теплый.

На следующий день квартира впервые не казалась врагом. Стены были покрашены, даже с кляксами и пропущенными углами. Пыль немного утихла. В углу кухни стояла коробка с новым чайником. В прихожей — аккуратно собранная полка для обуви, еще без шурупов, но уже с душой.

— Сегодня мы, может, даже поедим за столом, — сказал Артем, заглядывая в коробку с посудой.

— Сначала прикрути розетку на кухне, — ответила Ирина,— ужин при свечах — это романтично только в ресторане.

Он уже не спорил. Просто достал отвертку и пошел к стене. За последние дни инструменты стали продолжением его тела. Неуверенность ушла, осталось тихое упрямство.

Ирина тем временем раскладывала плитку в ванной, прикидывая, как лучше подрезать углы. Все еще не по линейке, но уже не вслепую.

— Как думаешь, эта линия пойдет ровно? — спросила она, показывая маркером по стене.

— Смотря как смотреть, — ответил он, — если с закрытыми глазами — вообще идеально.

Она улыбнулась. И вдруг осознала, что эта его ирония уже не раздражает. Наоборот — заземляет.

К обеду они поставили чайник. Он закипел, как старый паровоз, звук был победным.

— Первый электрический успех, — сказал Артем, разливая воду по чашкам.

Они сели на пол, прислонившись к стене. Пили чай с печеньем из ближайшего магазина. На полу лежал крошечный коврик — не по размеру, но по настроению.

— Знаешь, — сказала Ирина, — я все больше думаю, что ремонт — это не про стены.

— А про что?

— Про терпение. И еще про то, как не испугаться того, что ты не идеальный. Знаешь как говорит моя бабушка?:”Кто пережил совместный ремонт, будут праздновать бриллиантовую свадьбу вместе”.

— Это ты про меня?

— Это я про нас.

Он молчал, глядя в окно. Двор был серый, балконы облезлые, но в каком-то окне кто-то вешал шторы — яркие, как сигнал. Жизнь продолжалась.

— Знаешь, — тихо сказал он, — раньше мне казалось, что все должно идти быстро сразу, без этапов, но тут… я вижу, как из кучи мусора получается что-то. Не сразу, но получается.

— Ты про кухню или про отношения?

— Про все.

Она потянулась, положила голову ему на плечо.

— Мне нравится, как ты это говоришь.

— Удивительно. Раньше ты просила меньше говорить.

— Сейчас можно. Когда есть о чем.

Вечером они прикрутили полку. Втроем — он, она и YouTube. Потом вместе подметали. Потом ругались из-за того, кто куда поставил ведро, но быстро замолкли — впервые было важно не тратить время на ерунду.

— Ты заметил, — сказала Ирина, пока вытирала зеркало, — у нас почти нет новых трещин в стенах.

— Это потому что старые закончили рушиться.

— Или потому что мы сами перестали их разламывать.

Он подошел ближе, посмотрел в зеркало. В отражении — двое, уставшие, пыльные, в футболках с пятнами краски, но рядом и уже не случайно.

— В этом зеркале мы выглядим лучше, чем в жизни, — сказал он.

— Потому что отражение не устает, — улыбнулась она.

— Или потому что наконец стало, что отражать.

Они выключили свет. Впервые не потому что он выбил пробки, а потому что хотели тишины. И остались в полумраке, где все было несовершенно — но живо.

Прошло еще несколько дней. В квартире стало тише, пыль осела, даже воздух стал другим — не таким острым. Почти домашним.

В окне появились шторы. Не те, что хотела Ирина, и не те, что настаивал Артем. Просто первые, что подошли по размеру и не стоили половину бюджета. Они висели криво, но придавали окну вид завершенности, пусть даже временной.

На полу еще лежали куски картона, в углах — валялись строительные перчатки и банка с не закрученной крышкой. Розетки работали не все, свет в ванной моргал, как намек на то, что впереди еще будет чем заняться, но все это больше не бесило, не ломало. Стало частью фона.

— У нас все еще нет плинтусов, — сказала Ирина, глядя на пол.

— Это новый стиль, “Открытая грань”.

— А пол в прихожей?

— Переходная зона. Пространство между мирами.

Она усмехнулась. Стояли в центре кухни. Почти пустой — только стол, пара табуреток, чайник. В углу коробка с посудой, которую все еще не разобрали.

— Ты представлял все это вот так? — спросила она.

— Нет. Думал, будет красивее. И проще.

— А я — что закончим за неделю.

— Но, кажется, закончили себя, — она посмотрела на него. Медленно, вдумчиво, — не думаю, что “закончили”. Мы… распаковали.

— Теперь надо только не запаковать обратно, — он кивнул.

Прошла почти неделя с начала их понимания и осознания всего, что происходит. В один из таких дней они устроили маленький “праздник заселения”. Купили багет, сыр, бутылку дешёвого вина. Сидели на полу в комнате, где краска ещё не везде легла ровно. Смотрели в окно. Внизу кто-то парковался, ругался через открытое окно.


— Мы теперь те самые — “взрослые из окна”, — сказал Артём.

— Пока без штор и с пиццей на коробке. Но да.

Она подлила вина в пластиковый стакан. Чокнулись — неловко, стакан гнулся в пальцах.

— У нас странная квартира, — сказала Ирина, — она как будто сопротивлялась. Не хотела нас.

— Может, мы сами не были уверены, что готовы.

— А теперь?

Он не ответил сразу. Посмотрел на стены. На кривую полку, которую все собирался переделать, но почему-то не хотел.

— А теперь, кажется, она нас приняла.

Они легли спать рано, устали не от ремонта — от прожитого. Не от ссор — от количества чувств. На этот раз — рядом, под одним одеялом, без баррикад из подушек и недоговоренностей.

— Завтра что? — спросил он, засыпая.

— Завтра доделаем ванную. И повесим лампу.

— А послезавтра?

— Послезавтра, может, просто поживем.

— Звучит как план.

Он выключил свет. И впервые за все это время они заснули с ощущением, что, возможно, наконец-то не просто что-то строят. А живут.

Ремонт редко заканчивается в момент, когда прикручена последняя полка. Чаще — он просто рассеивается. Перестает быть событием и становится фоном: следами краски на одежде, странно севшим выключателем, привычкой ставить чайник на новый подоконник. Вещи входят в обиход, а не в финал. Пространство, которое когда-то сопротивлялось, постепенно уступает, но с ним уступает и что-то в людях. Они учатся не бороться за результат, а дожидаться изменений, не доделывать, а доживать. Совместный ремонт, возможно, не делает отношения крепче, но точно делает их честнее. И если повезет — из этих честных, скомканных, неидеальных дней вырастет не идеальная квартира, а привычка быть с кем-то в одном ритме, даже если у вас разные вкусы на плитку...
Интересно Ваше мнение, делитесь своими историями, а лучшее поощрение лайк, подписка и поддержка канала.

Комментарии