Комментарии
- 18 июн 15:54Наталия Хоришко (Гаврилюк)Ремонт - это фундамент. Не важно, что косо, главное, что с душой.
- 18 июн 16:01Ирина Старых (Шапочкина)
- 18 июн 19:05Наталья Судакова
- 18 июн 20:12Ольга Стрельцова (Русина)Бред какой-то. Даже дочитать не смогла.
- 20 июн 19:15Наталья Давыдова
- 20 июн 23:12💖 INNA💖Автор ремонт никогда не делал...🤦
Для того чтобы оставить комментарий, войдите или зарегистрируйтесь
Житейские истории
:Житейские Истории
— Тараканов мы победим.
А смеситель… ну, у него шансов меньше…
— Это шутка? — Ирина замерла на пороге, сжимая ключи так, что побелели костяшки пальцев.
Артем не ответил. Сделал шаг вперед, толкнул плечом дверь. Она заскрипела и отозвалась эхом — гулко, как в заброшенном кинотеатре.
— Нет, — сказал он после паузы, — это наш новый дом.
Он улыбался, как будто все происходящее — часть тщательно спланированного квеста. Пыль закружилась вокруг его ботинок. С потолка свисал одинокий провод. Ирина ступила внутрь. Пол под ее ногами скрипнул, прогибаясь.
— Тут же грибок, — она показала на угол, где стена цветом напоминала мокрый мох, — и, возможно, кто-то умер в этой кухне.
— Зато недорого, — отозвался он.
Ирина сняла куртку, хотела повесить ее на ручку двери — та осталась у нее в руке. Они переглянулись.
— Символично, — пробормотала она и аккуратно положила ручку на подоконник.
Квартира была как тело после автокатастрофы: все на месте, но везде вмятины, трещины, потеки. Потолок в разводах, стены облезлые. Где-то глубоко в трубах что-то булькнуло.
— Представь, — сказал Артем, указывая на стену, — вот здесь будет полка с книгами, а напротив — диван.
— С этой стеной? Она развалится, если на нее посмотреть не так.
— Именно. Будет шанс выровнять по уровню.
Он ходил по комнате с выражением лица, будто в голове уже собирал мебель. Ирина следила за ним — с усталостью, в которой пряталась тревога.
— Ты правда веришь, что мы это осилим?
— Конечно. А ты? — с энтузиазмом ребенка спросил он.
— Я — не очень.
— Ну, мы уже на дне. Хуже некуда.
— Артем, это не дно. Это подвальное днище с бонусом в виде тараканов и сломанного смесителя.
— Тараканов мы победим. А смеситель… ну, у него шансов меньше.
Он подмигнул. Ирина попыталась улыбнуться, но взгляд у нее оставался тяжелым. Она подошла к окну, провела пальцем по стеклу — осталась жирная серая полоска.
— Без ремонта мы тут даже не переспим, — сказала она.
— Ну, не надо сразу про личное. Начнем с зачистки.
— С чего конкретно? — развела руками молодая женщина, охватывая взглядом всю квартиру.
— С твоего доверия.
Она резко повернулась, и посмотрела на него как на умалишенного.
— Нет, правда: я не дизайнер, не умею ремонтировать, у меня нет плана, и, я не знаю, сколько денег уйдет. Но я знаю, что ты — не одна тут все будешь делать. Я здесь. И я не сбегу. И потом, деньги на ремонт есть.
Он говорил это просто, без пафоса. Ирина всмотрелась в его лицо. В какой-то момент там что-то дрогнуло — будто он и сам только сейчас понял, во что влез.
— Хорошо, — сказала она, — тогда пошли в ванную. Там самое страшное, по-моему. Оценим масштаб трагедии.
— Ванную? Надо ж как-то сразу погрузиться в реалии.
— Или утонуть.
Они двинулись дальше, обходя коробки и странные пятна на полу. За дверью ванной оказался белый кафель, сломанный смеситель и труба с подтеками.
— Вот она — жесть, — Артем присвистнул.
— Добро пожаловать в нашу новую реальность, — съязвила жена.
— Ну, зато будет что вспомнить.
— Только если выживем.
Он посмотрел на нее и улыбнулся.
— Мы не просто выживем. Мы сделаем тут конфетку. С гнилыми стенами и чуткой сантехникой.
Ирина засмеялась впервые за день. Не потому, что стало легче, а потому что стало понятно — назад они не пойдут.
На следующий день, вооружившись всеми инструментами что были, взяв с собой матрас и пару покрывал (на всякий случай), они погрузились в такси и приехали, в свою уже квартиру. Первым делом решили ободрать старые обои. Ирина надела резиновые перчатки и старую толстовку. Артем — просто снял футболку, остался в майке и джинсах. Уже через пятнадцать минут квартира наполнилась звуками: шелест бумаги, скрип ножа по стене, звяканье падающего скребка.
— Ты не так держишь, — сказала Ирина, глядя, как он тянет обрывки обоев вверх, оставляя неровные клочья.
— В чем разница? А как надо?
— Снизу вверх. Или сверху вниз. Главное — не вот так, абы как.
Артем выпрямился, стряхнул пыль с рук.
— Мы снимаем обои, а не производим хирургическую операцию.
— Именно. Но если все делать тяп-ляп, потом придется переделывать.
Он молча вернулся к стене. Потянул следующий участок — тот порвался. Он закусил губу, аккуратно зацепил угол ножом. Пауза.
— Довольна?
— Пока нет. Но уже теплее.
В углу стоял пластиковый таз, куда они бросали клочки бумаги. Он был уже наполовину полон. В ванной кто-то капал — ритмично, навязчиво. Оба делали вид, что не слышат.
— Я думал, будет романтика, — сказал Артем, — как в кино. Вместе делаем ремонт, пачкаемся краской, смеемся, обнимаемся. А тут — скучно, жарко и ты командуешь.
— А я думала, ты будешь внимательный, — ответила Ирина, не оборачиваясь, — что мы будем работать вместе, а не соревноваться, кто быстрее устанет.
Он промолчал. Потом подошел к розетке, попробовал открутить рамку.
— Ты умеешь?
— Нет. Но как иначе научиться?
— Может, сначала загуглить?
— Может, сначала довериться?— начиная сердиться, фыркнул он.
Ирина вздохнула, выпрямилась, сняла перчатки. Подошла ближе.
— Покажи.
Он отошел в сторону. Розетка была старая, облезлая, провода торчали наружу. Она провела пальцем по краю.
— Стоп, отключили же электричество?
— Эм… уже почти.
— Что значит “почти”? — она подняла бровь.
— Я снял пробки. Но только на половину квартиры.
— Прекрасно, — она сделала шаг назад, — вот в такие моменты я понимаю, почему люди просто нанимают мастеров.
— Потому что им лень?
— Потому что они хотят жить.
Они снова молчали. С улицы донесся звук дрели — у кого-то ремонт был на следующем этапе. Артем сел на корточки, потер лицо.
— Я просто хочу, чтобы у нас получилось, — устало сказал он.
— У нас получится. Только если будем друг друга слушать.
Она сказала это спокойно, без укора. Просто как факт. Он кивнул, посмотрел на стену, она была в пятнах клея, с отпечатками чьих-то старых рук — будто тени прежних жильцов.
— Знаешь, — сказал он, — когда я был мелким, мы с отцом клеили обои. Он всегда злился, что я их мну, кричал, один раз даже швырнул ведро с клеем.
— Хорошее воспоминание?
— Нет, но настоящее. И, странно, я именно тогда почувствовал, что я ему нужен.
Ирина смотрела на него. Тихо подошла, присела рядом.
— Я не хочу, чтобы ты чувствовал себя ненужным. Я просто… когда все не по плану, у меня начинается паника. И я начинаю ворчать. Я же дева по гороскопу.
— У меня наоборот. Я злюсь, когда кто-то говорит, что я все делаю неправильно.
— Значит, идеальный дуэт.
— Или рецепт катастрофы, — он улыбнулся, и на секунду напряжение ушло.
Они снова подошли к стене. Обои теперь шли легче, сыпались длинными лентами.
— Может, музыку включим? — предложила она.
— Только не твой плейлист. Там одни грустные женщины.
— А у тебя — подростковый рок.
— В нем есть энергия.
— В нем есть гитары, от которых дрожат стекла.
Он достал колонку, поставил ее на подоконник. Заиграл старый трек — ритмичный, простой. Они работали в такт и перестали спорить. Иногда обменивались взглядами, иногда шутили. В какой-то момент Ирина случайно плеснула водой ему на спину.
— Эй! — он обернулся.
— Это за розетку.
— Тогда получай! — он взял губку и швырнул в нее. Промазал.
Они рассмеялись — и в этом смехе не было усталости, только облегчение. На какое-то мгновение квартира перестала быть руинами, это был просто фон — для двоих, которые учатся не просто жить вместе, а делать что-то общее. Даже если обои все еще не сдираются с первого раза. День закончился усталостью, и матрас все таки очень пригодился еще и потому, что ехать домой сил не было никаких. Они не раздеваясь “упали “ вдвоем на него и просто отключились.
Утро началось с тишины. Оба проснулись на полу, на тонком матрасе среди строительной пыли. Артем первым открыл глаза, посмотрел в потолок — там, где когда-то была люстра, торчали провода, обмотанные изолентой.
— Пора в магазин, — пробормотал он и потянулся.
Ирина уже сидела на корточках у списка, который писала вчера вечером. Он был в ее телефоне, но она все равно набросала дублирующую версию на листке бумаги — “нагляднее”, как она сказала.
— Если мы сегодня не купим все для санузла, у нас не будет возможности даже умыться нормально, — сказала она, не отрывая взгляда от записей, — и заодно определимся с плиткой.
— Главное, чтобы там был кофе, — Артем зевнул.
Они приехали в огромный строительный гипермаркет. Он был холодным, ровно освещенным, как ангар. Повсюду — тележки, суета, капающие краны, образцы унитазов и смесителей, будто на выставке арт-объектов.
— Держи список, — Ирина передала ему бумажку, — разделимся. Ты — электрика и инструменты. Я — сантехника и плитка.
— А как насчет того, чтобы пройтись вместе?
— Как насчет того, чтобы скупиться хотя бы до заката?
Он ничего не ответил. Пошел в отдел, где продавались шуруповерты. Через десять минут вернулся с коробкой и в приподнятом настроении.
— Смотри! У него крутящий момент 65 ньютон-метров. Это больше, чем у моей машины.
Ирина взглянула на коробку.
— Мы не собираемся сверлить скалу.
— Ну, пусть будет запас. Вдруг ты захочешь прикрутить зеркало весом в полтонны.
Она ничего не ответила. В ее корзине уже лежали краны, силикон, какие-то детали, названия которых он не мог даже выговорить.
— Плитку выбрала? — осторожно спросил он.
— Почти, — загадочно сказала Ира.
Они подошли к стенду. Образцов было не меньше сотни. Серые, бежевые, под мрамор, под бетон, под дерево, под все сразу. Она ходила от одного к другому, щурилась, то фотографировала, то стирала.
— Смотри, вот эта — с текстурой. Интересная.
— Это же просто шлакоблок, только глянцевый, — сказал он.
— Нет, это стиль “лофт”.
— Лофт — это когда ничего не закончили и сказали, что так и надо?
Она не засмеялась. Он посмотрел на нее внимательнее — лицо напряженное, будто она принимает решение, от которого зависит спасение человечества.
— А эта? — он ткнул в глянцево-бирюзовую плитку.
— Слишком яркая. Мы же не в бассейне.
— Ну вот! Ты отвергла уже 24 варианта. Дай мне хотя бы один выбрать.
— Артем, это ванная. Мы будем смотреть на нее каждое утро. Она должна быть спокойной, чистой, без визуального шума.
— У тебя плитка — как медитация. А я хочу, чтобы она бодрила.
— Может, тебе кофе тогда в глаза плеснуть по утрам?
Он замер, Ирина тоже, несколько секунд — тишина. Где-то за перегородкой щелкнула касса.
— Прости, — сказала она тише, — я просто… у меня голова кругом. Столько решений. Все дорого, все навсегда, а ты шутишь.
— Я не шучу. Я правда хочу, чтобы тут было и твое, и мое, — обиделся Артем.
— Тогда, может, выберем нейтральную?
— Нейтральную — это “никакую”. Давай тогда отделаем стены черновиком списка и будем надеяться, что он всех устроит.
— Тема…
— Ладно. Извини. Просто… я чувствую себя тут как школьник, ничего не понимаю, а должен быть мужиком, который во всем шарит, — он поднял руки капитулируя.
Она подошла ближе. Положила руку ему на плечо.
— А я чувствую, что должна все держать под контролем. Иначе рухнет. Не плитка — мы.
Они постояли так несколько секунд. Потом снова подошли к образцам. На этот раз — молча. Через пятнадцать минут они выбрали плитку: светло-серую, с легкой текстурой, не слишком модную, но спокойную. Обеим сторонам — по чуть-чуть.
На выходе из магазина стояли с двумя тележками. В одной — коробки с инструментами и лампами. В другой — плитка, силикон, унитаз, зеркала, раковина. Артем смотрел на все это, как на груз, который вот-вот перевесит тележку и рухнет на него с полной силой взрослой жизни.
— Это все у нас поместится в машину? — спросил он.
— Если ты не будешь надувать губы — да, — ответила Ирина.
— А ты можешь пореже командовать?
Она усмехнулась.
— Могу. Но только если ты поможешь все это затащить домой.
— Тогда у нас сделка.
Он взялся за ручку, она — за другую. Тележка качнулась, но устояла. Как и они — после первого совместного похода туда, где рушатся не только стены, но и иллюзии.
Квартира встретила их молчанием и затхлым воздухом. Пока тащили коробки с парковки на пятый этаж — без лифта — ни один из них не проронил ни слова. Каждый рейс добавлял по капле в чашу напряжения.
— Осталась только плитка, — выдохнул Артем, вытирая лоб, когда опустил очередную коробку в коридоре.
— И зеркало, — добавила Ирина, — оно тяжелое, не забудь.
— Спасибо, капитан.
— Можно без этого? — выдохнула она раздраженно.
Он ничего не ответил, просто повернулся и пошел обратно вниз. Через пятнадцать минут они закончили. Коридор был завален коробками, стены покрыты пылью и отпечатками грязных ладоней. Воздух внутри стал влажным и плотным, как будто дом тоже начал уставать.
— Сейчас поставлю зеркало в угол, — сказал Артем, — потом займусь светом.
— Подожди. Сначала нужно разобраться с кабелем, который ты не отключил, помнишь?
— Я разберусь. Не ребенок.
— Именно. Поэтому и спрашиваю: ты уверен, что знаешь, как?
— Уверен.
Он пошел на кухню, достал из ящика отвертку и пассатижи. Открыл распределительную коробку у входа. Проводов было много, и выглядели они как спутанный клубок серых змей. Он сосредоточился. У него в голове крутились фразы из YouTube-видео, которое он смотрел ночью. “Фазу проверить индикатором”, “не трогай голыми руками”.
— Я сейчас только провода зачистить… — сказал он вслух, будто оправдываясь.
— Тебе помочь? — с кухни крикнула Ирина.
— Нет. Все под контролем.
Он снял изоляцию, соединил два провода, надел колпачок. Только он потянулся за отверткой, как раздался громкий треск, и квартира погрузилась в темноту.
— Блин! — он отшатнулся, ударился спиной об стену.
— Что случилось?! — Ирина уже была рядом, босиком, с испуганными глазами.
— Все выбило.
— Ты проверил фазу?
— Я… Я думал, что она отключена.
— Ты что, делал это на горячую?!
— Ну, не специально! Я все почти сделал правильно. Просто...
— Почти — не считается, Артем! Мы могли сгореть!
Он поднял руки.
— Не надо на меня орать, ладно? Я делал, что мог, я вообще стараюсь, но каждый раз, когда я делаю что-то не так, ты превращаешься в училку. И мне — хреново от этого!
Ирина замолчала. Несколько секунд тишины — только капель из ванной. Потом она сдержанно сказала:
— Мне не все равно. Если бы тебе шандарахнуло током — я не знаю, что бы я делала.
Он сел на пол, прижался спиной к стене. Ладони дрожали, как после тяжелого кофе. Света не было, но он ощущал, как лицо становится горячим.
— Прости, — сказал он, — я просто хотел почувствовать, что хоть что-то умею.
Она присела рядом. Тихо, без слов, провела рукой по его спине. Несколько секунд оба просто сидели на полу среди коробок, в темноте, как в черно-белом фильме.
— Знаешь, — прошептала она, — я тоже боюсь, что не справимся, поругаемся, потеряем это — то, что у нас есть. Не из-за плитки, а вот из-за таких мелочей.
— А я боюсь, что стану для тебя балластом.
— Артем, ты — не балласт. Ты — партнер. Просто… иногда лучше позвать электрика.
Он усмехнулся. Потянулся за телефоном, включил фонарик.
— Ну что, пошли перезапускать автомат?
— Пошли.
Щиток находился в коридоре, возле лестницы. Пока Артем разбирался с пробками, Ирина стояла рядом с телефоном, светя ему на руки. В какой-то момент она положила голову ему на плечо.
— Я подумала, — сказала она тихо, — давай просто делать по чуть-чуть. Не пытаться все разом. Без героизма.
— Ты хочешь… перестать быть сверхлюдьми? — пытался он шуть в темноте.
— Я хочу перестать быть уставшей девочкой, которая боится выключателей.
— А я хочу не быть парнем, который делает вид, что все знает.
Он включил автомат. Щелк. В квартире зажегся свет: тусклый, желтый, но настоящий. Они переглянулись. Впервые за день — без напряжения.
— Смотри, мы не сгорели, — сказал он.
— Пока, — усмехнулась она.
И они пошли обратно. На этот раз — рядом, шаг в шаг.
После выключателей они больше не разговаривали. Ни в голос, ни глазами. Слова кончились как вода из плохо установленного крана — вроде должно идти, а не капает. Осталась только бытовая механика: убрать провода, закрыть коробку с инструментами, протереть подоконник, приготовить лапшу быстрого приготовления. Каждый действовал по отдельности, будто по сценарию, в котором партнера просто не прописали.
Вечером Ирина достала одеяло, расстелила матрас у окна. Артем молча взял вторую подушку, положил рядом. Они легли, уставившись в потолок. Свет уже не включали. В темноте квартира звучала по-другому. Поскрипывал старый пол, где-то в трубе шипела вода. Иногда с улицы доносились глухие шаги — и казалось, будто кто-то идет прямо к ним, через стены.
Он думал, что скажет что-нибудь. Пошутит, как обычно. Спросит, не хочет ли она какао. Или хотя бы повернется к ней спиной, чтобы она что-то почувствовала, но тело лежало, будто под весом мешка с цементом — тяжелое, неподвижное. Ирина тоже молчала, чувствовала — что-то сдвинулось, не просто раздражение, а как будто внутри каждого из них появилась щель, и теперь они лежали по разные стороны. В какой-то момент она шевельнулась, повернулась к нему спиной. И эта простая смена положения вдруг оголила комнату — стало слишком пусто.
Артем прислушивался к ее дыханию. Оно было ровным, но чуть сжатым, как у человека, который делает вид, что спит. Он подумал о том, как смешно все вышло. Мечтали о квартире. Хотели “пространства только для нас”, а получили строительный лагерь, в котором молчат два измотанных человека, боясь лишнего взгляда. Он вспомнил, как несколько лет назад они ехали автостопом в Карелию. Были ночи, когда спали в палатке, покусанные комарами, на земле, и смеялись от того, как дико все происходит.
— Помнишь, как нас не взяли на заправке? — вдруг тихо спросил он.
Она не ответила, и он уже пожалел, что заговорил, но потом — почти шепотом:
— Потому что ты ел бутерброд с селедкой, — сказала Ирина.
— Водитель сказал: “Уважаю, но не повезу”, — усмехнулся он в темноте.
— А ты еще ответил: “Ну и не очень-то хотелось”.
Несколько секунд они молчали. Потом оба начали смеяться — тихо, сдержанно, почти беззвучно, но смех был настоящий, через усталость, туман обид, через все накопленное за день.
— Тогда мы тоже не знали, где будем спать, — сказала Ирина.
— Но почему-то было легче.
— Потому что не надо было решать, какая плитка подойдет под цвет унитаза.
— И потому что все было впервые. А сейчас… все серьезно.
Она повернулась лицом к нему. В темноте он не видел ее глаз, но почувствовал взгляд.
— Ты не думал, что нам просто страшно?
— Думал. Только не хотел быть первым, кто это скажет, — признался Тема.
— А я — не хотела выглядеть слабой.
Он протянул руку, нашел ее пальцы, они были холодные, он сжал их.
— Я не хочу, чтобы мы превратились в соседей по стройке.
— Я тоже.
— И пусть будет тяжело, — продолжил он, — но чтобы мы были вместе, а не просто рядом.
Ирина ничего не сказала, только подползла ближе, их лбы соприкоснулись. Он почувствовал, как напряжение уходит, не полностью, не навсегда, но достаточно, чтобы можно было заснуть.
Вокруг — коробки, обрывки обоев, инструменты, пыль, незакрытые счета. Но между ними — уже не тишина, а начало чего-то нового, медленного, честного. Вещи можно собрать, плитку — переложить. Главное, чтобы руки были рядом, и чтобы было кому их продать, когда выключится свет.
С утра все было иначе, без суеты, без раздражения. Они молча завтракали лапшой из одной миски, стоя у подоконника. В окно бил свет, и на пыльных подоконниках этот свет казался почти праздничным.
— Сегодня можно начать со стен, — предложила Ирина, держа кисточку двумя пальцами, как дирижерскую палочку, — не руками же все выравнивали?
— Тогда я — второй маляр. Только предупреждаю: мой стиль ближе к абстракционизму.
— Главное, не Ван Гог на потолке.
Они начали с самой темной стены — прежние жильцы зачем-то покрасили ее в насыщенно-зеленый. Теперь она стала серо-белой, с просвечивающими островками прошлого. Краска ложилась неравномерно. Артем работал валиком, а Ирина аккуратно прорисовывала углы кисточкой. В какой-то момент он отступил назад, оглядел их “шедевр”.
— Если прищуриться — почти идеально.
— Если закрыть глаза — еще лучше, — фыркнула Ирина.
Он повернулся, и случайно мазнул валиком по ее плечу. Белое пятно расползлось по рукаву. Она замерла.
— Серьезно?
— Это был дружелюбный мазок.
— Ты знаешь, что за это бывает?
Он сделал невинное лицо.
— Превышение эстетической самообороны?
Она молча подошла к ведру, макнула кисточку и, не торопясь, провела по его локтю.
— Ты же сам начал, — сказала.
— Это уже война?
— Это — воспитание вкуса.
Он шлепнул валиком по её бедру — не сильно, просто так, чтобы остался след. Она отступила и, смеясь, попыталась увернуться от следующего удара.
— Стоять! Ты под следствием, — крикнула она.
— Я художник, у меня иммунитет.
Они бегали по комнате между банками краски и стремянкой. Краска попадала на штаны, на руки, на волосы. В какой-то момент Артем подскользнулся на клеенке и потянул Ирину за собой. Они рухнули на пол, прямо на старое одеяло, постеленное как защита от пятен.
Он оказался сверху, глядя на нее. Лицо Ирины было раскрашено как у воина из племени дизайнеров. Волосы растрепаны, дыхание сбившееся. Несколько секунд — только глаза в глаза, без шуток, без напряжения.
— Ты вся в краске, — тихо сказал он.
— А ты — в моих волосах.
— Все справедливо.
— Ты правда думал, что это поможет делу?
— Нет. Но помогло мне.
Она приподнялась на локтях, коснулась его щеки.
— Я не знала, что ты можешь быть… таким. Легким.
— Я не знал, что ты можешь быть такой — настоящей.
Он коснулся ее губ, осторожно, словно спрашивал разрешение. Ответа не потребовалось.
Позже они лежали рядом, на том же одеяле. Краска подсыхала на стенах и на их телах. В комнате пахло свежестью, чуть химозный, но обнадеживающей.
— Мы сегодня вообще не ссорились, — сказала она.
— Подозрительно.
— Может, мы созрели?
— Или устали ссориться.
Он взял ее за руку. Пальцы были в белых пятнах, как у скульптора.
— Знаешь, — сказал он, — мне сегодня первый раз показалось, что мы не просто спасаемся, а создаем что-то.
— Да. Даже если это всего лишь слой краски поверх сломанного света.
— Но наш слой.
Она кивнула. Потом закрыла глаза. А он остался глядеть в потолок, где отражались блики, и думал, что у этого ремонта впервые появился вкус. И он был теплый.
На следующий день квартира впервые не казалась врагом. Стены были покрашены, даже с кляксами и пропущенными углами. Пыль немного утихла. В углу кухни стояла коробка с новым чайником. В прихожей — аккуратно собранная полка для обуви, еще без шурупов, но уже с душой.
— Сегодня мы, может, даже поедим за столом, — сказал Артем, заглядывая в коробку с посудой.
— Сначала прикрути розетку на кухне, — ответила Ирина,— ужин при свечах — это романтично только в ресторане.
Он уже не спорил. Просто достал отвертку и пошел к стене. За последние дни инструменты стали продолжением его тела. Неуверенность ушла, осталось тихое упрямство.
Ирина тем временем раскладывала плитку в ванной, прикидывая, как лучше подрезать углы. Все еще не по линейке, но уже не вслепую.
— Как думаешь, эта линия пойдет ровно? — спросила она, показывая маркером по стене.
— Смотря как смотреть, — ответил он, — если с закрытыми глазами — вообще идеально.
Она улыбнулась. И вдруг осознала, что эта его ирония уже не раздражает. Наоборот — заземляет.
К обеду они поставили чайник. Он закипел, как старый паровоз, звук был победным.
— Первый электрический успех, — сказал Артем, разливая воду по чашкам.
Они сели на пол, прислонившись к стене. Пили чай с печеньем из ближайшего магазина. На полу лежал крошечный коврик — не по размеру, но по настроению.
— Знаешь, — сказала Ирина, — я все больше думаю, что ремонт — это не про стены.
— А про что?
— Про терпение. И еще про то, как не испугаться того, что ты не идеальный. Знаешь как говорит моя бабушка?:”Кто пережил совместный ремонт, будут праздновать бриллиантовую свадьбу вместе”.
— Это ты про меня?
— Это я про нас.
Он молчал, глядя в окно. Двор был серый, балконы облезлые, но в каком-то окне кто-то вешал шторы — яркие, как сигнал. Жизнь продолжалась.
— Знаешь, — тихо сказал он, — раньше мне казалось, что все должно идти быстро сразу, без этапов, но тут… я вижу, как из кучи мусора получается что-то. Не сразу, но получается.
— Ты про кухню или про отношения?
— Про все.
Она потянулась, положила голову ему на плечо.
— Мне нравится, как ты это говоришь.
— Удивительно. Раньше ты просила меньше говорить.
— Сейчас можно. Когда есть о чем.
Вечером они прикрутили полку. Втроем — он, она и YouTube. Потом вместе подметали. Потом ругались из-за того, кто куда поставил ведро, но быстро замолкли — впервые было важно не тратить время на ерунду.
— Ты заметил, — сказала Ирина, пока вытирала зеркало, — у нас почти нет новых трещин в стенах.
— Это потому что старые закончили рушиться.
— Или потому что мы сами перестали их разламывать.
Он подошел ближе, посмотрел в зеркало. В отражении — двое, уставшие, пыльные, в футболках с пятнами краски, но рядом и уже не случайно.
— В этом зеркале мы выглядим лучше, чем в жизни, — сказал он.
— Потому что отражение не устает, — улыбнулась она.
— Или потому что наконец стало, что отражать.
Они выключили свет. Впервые не потому что он выбил пробки, а потому что хотели тишины. И остались в полумраке, где все было несовершенно — но живо.
Прошло еще несколько дней. В квартире стало тише, пыль осела, даже воздух стал другим — не таким острым. Почти домашним.
В окне появились шторы. Не те, что хотела Ирина, и не те, что настаивал Артем. Просто первые, что подошли по размеру и не стоили половину бюджета. Они висели криво, но придавали окну вид завершенности, пусть даже временной.
На полу еще лежали куски картона, в углах — валялись строительные перчатки и банка с не закрученной крышкой. Розетки работали не все, свет в ванной моргал, как намек на то, что впереди еще будет чем заняться, но все это больше не бесило, не ломало. Стало частью фона.
— У нас все еще нет плинтусов, — сказала Ирина, глядя на пол.
— Это новый стиль, “Открытая грань”.
— А пол в прихожей?
— Переходная зона. Пространство между мирами.
Она усмехнулась. Стояли в центре кухни. Почти пустой — только стол, пара табуреток, чайник. В углу коробка с посудой, которую все еще не разобрали.
— Ты представлял все это вот так? — спросила она.
— Нет. Думал, будет красивее. И проще.
— А я — что закончим за неделю.
— Но, кажется, закончили себя, — она посмотрела на него. Медленно, вдумчиво, — не думаю, что “закончили”. Мы… распаковали.
— Теперь надо только не запаковать обратно, — он кивнул.
Прошла почти неделя с начала их понимания и осознания всего, что происходит. В один из таких дней они устроили маленький “праздник заселения”. Купили багет, сыр, бутылку дешёвого вина. Сидели на полу в комнате, где краска ещё не везде легла ровно. Смотрели в окно. Внизу кто-то парковался, ругался через открытое окно.
— Мы теперь те самые — “взрослые из окна”, — сказал Артём.
— Пока без штор и с пиццей на коробке. Но да.
Она подлила вина в пластиковый стакан. Чокнулись — неловко, стакан гнулся в пальцах.
— У нас странная квартира, — сказала Ирина, — она как будто сопротивлялась. Не хотела нас.
— Может, мы сами не были уверены, что готовы.
— А теперь?
Он не ответил сразу. Посмотрел на стены. На кривую полку, которую все собирался переделать, но почему-то не хотел.
— А теперь, кажется, она нас приняла.
Они легли спать рано, устали не от ремонта — от прожитого. Не от ссор — от количества чувств. На этот раз — рядом, под одним одеялом, без баррикад из подушек и недоговоренностей.
— Завтра что? — спросил он, засыпая.
— Завтра доделаем ванную. И повесим лампу.
— А послезавтра?
— Послезавтра, может, просто поживем.
— Звучит как план.
Он выключил свет. И впервые за все это время они заснули с ощущением, что, возможно, наконец-то не просто что-то строят. А живут.
Ремонт редко заканчивается в момент, когда прикручена последняя полка. Чаще — он просто рассеивается. Перестает быть событием и становится фоном: следами краски на одежде, странно севшим выключателем, привычкой ставить чайник на новый подоконник. Вещи входят в обиход, а не в финал. Пространство, которое когда-то сопротивлялось, постепенно уступает, но с ним уступает и что-то в людях. Они учатся не бороться за результат, а дожидаться изменений, не доделывать, а доживать. Совместный ремонт, возможно, не делает отношения крепче, но точно делает их честнее. И если повезет — из этих честных, скомканных, неидеальных дней вырастет не идеальная квартира, а привычка быть с кем-то в одном ритме, даже если у вас разные вкусы на плитку...
Интересно Ваше мнение, делитесь своими историями, а лучшее поощрение лайк, подписка и поддержка канала.