Житейские истории

:

Житейские Истории

20 июн

Даже сбившийся с пути навигатор может привести к самым незабываемым приключениям…

Даже сбившийся с пути навигатор может привести к самым незабываемым приключениям… - 984915285484
Жара давила, как налоговая в конце квартала. Август раскалял воздух до состояния кипятка, а кондиционер в машине издавал жалобное повизгивание — будто сам хотел сдаться и умереть. Макс сжимал руль так, словно участвовал в «Формуле-1», хотя вокруг не было даже намека на асфальт — только грунтовка, где каждый третий метр был кочкой, а каждый четвертый — коровой.

— Макс, это точно та дорога? — Лена, приподняв бровь, уставилась в экран навигатора. Тот в третий раз за последние полчаса поменял маршрут и теперь бодро выдал: “Через двести метров поверните налево и продолжайте движение по... тропинке”.

— Это сокращение, — буркнул Макс, щурясь от солнца, — гугл не может ошибаться. Он нас к морю ведет.

— Ага, ведет. Прямо через ферму, судя по аромату.

Справа шумел бурьян, доходящий до капота, слева покоился трактор, мирно перевернутый набок, как пьяный родственник на семейном празднике. Дорога исчезла так же внезапно, как зарплата в день аванса. Они остановились перед облезлой табличкой с гордым названием: “Кукуево”.

Никакого моря, пальм, лежаков, даже палатки с кукурузой, только сельсовет с облупленным фасадом и пес, который сидел, лениво почесывая ухо задней лапой.

Макс выключил мотор, открыл дверь и вышел, хлопнув так, будто этим хотел повергнуть деревню в трепет.

— Это временно, — пробормотал он, оглядываясь, — сейчас спросим, куда дальше ехать. Навигатор, наверное, сбился.

— Да, прямо классика курортного сезона, — язвительно отозвалась Лена, — прием у председателя колхоза.

Они подошли к крыльцу сельсовета. Над дверью висел выцветший до неузнаваемости флаг, который мог быть хоть государственным, хоть футбольным — теперь его принадлежность была покрыта мраком. Макс нажал на кнопку звонка — тот издал всхлип, и дверь распахнулась с такой резкостью, будто за ней подслушивали. На пороге стоял мужчина лет шестидесяти, в вытянутой майке-алкоголичке, с усами толщиной с гусеницу танка и взглядом, как у школьного завуча, которого разбудили на перемене.

— О! Ну наконец-то вы приехали! — просиял он, — мы уж думали, из министерства опять слились!

— Простите, кто приехал? — спросил Макс, от неожиданности забыв поздороваться.

— Вы! Из сельхоз мин! Проверка! Комиссия! Мы с ночи сараи чистим, с утра людей трезвым делаем! Я, между прочим, уже третий день на крахмале — чтобы не воняло.

— Макс... у нас с тобой новая профессия, — Лена не удержалась и прыснула от смеха.


— Подождите, — попытался возразить Макс, разводя руками, — мы вообще-то ехали к морю...

— К морю? — переспросил мужик, почесав затылок, — это тут новое отделение какое-то? Мы ж вас ждем. Я Иван Тимофеевич, староста. Проходите, не стесняйтесь. У нас курица в кляре осталась, не боязно.

Он жестом пригласил их внутрь. Здание сельсовета напоминало музей ушедшей эпохи: портреты неизвестных героев в орденах, календарь за 2000 год, коврик в виде тигра и шторы с подсолнухами. В углу дремала бабушка в кресле с надписью “секретарь”.

— Зинка вот за вас молилась, — сообщил Иван Тимофеевич, указывая на бабку, — чтобы проверка добрая попалась. Не подведите старушку.

— Послушайте, это ошибка. Мы не из министерства. У нас билеты, бронь, море, лежаки, — Максим в последний раз попытался отстоять здравый смысл.

— Да ладно вам! — отмахнулся староста, — нам из министерства вон чего прислали: “Ждите инспекцию. Тайную. Без предупреждения”. Мы вот и ждем. Тихо, без фанфар. Как в разведке.

Лена захихикала, прикрывая рот.

— Тайную инспекцию? В шортах и с пакетом чипсов?

— Гениально, — с уважением кивнул Иван, — сразу видно — подход современный. У нас сразу видно — не местные: ногти чистые.

— Ну… спасибо, — хмуро ответил Макс, все еще пытаясь понять, в какой момент их отпуск стал розыгрышем.

— Сейчас вам комнату в клубе организую, пока по деревне пройдетесь. У нас все готово: козы вылизаны, куры молчат от страха, участок с навозом огорожен — экологический эксперимент. Вы скажите только, с чего начнем — с поросят, может?

Макс посмотрел на Лену. Она пожала плечами и прошептала:

— Ну что? Подыграем? Поживем, посмеемся и уедем, — тихо шепнул Лене на ухо, — отлично, начнем реформу с куриц.

Тем временем Иван Тимофеевич уже вытащил из-под стола толстую папку с надписью “Стратегия развития Кукуево до 2040 года” и мутный бутыль, в которой определенно был не чай.

— За встречу! — радостно воскликнул он, разливая по стаканам.

Макс вздохнул, посмотрел в окно, где за окном летал пух и где-то за горизонтом исчезала их нормальная жизнь.

— Похоже, мы уехали от моря, но все равно приплыли...

Клуб, временно переоборудованный в “апартаменты для уважаемых гостей”, встретил Макса и Лену пыльным полумраком, запахом квашеной капусты и выцветшей надписью на стене: “Кукуево — село с перспективой!”.

— Не, Лена, мы реально в плену, — пробормотал Макс, оглядывая помещение. На топчанах тюфяки, по ощущениям, набитые порезанными газетами вроде “Тракторная правда” и “Жить с навозом — не стыдно”.

— Шшш, не буянь, — сдавленно усмехнулась Лена, — хочешь, чтобы нас еще и объявили “неблагодарной элитой”?

Макс только хотел выдохнуть, как дверь распахнулась — будто ее никто никогда и не закрывал. В помещение влетела женщина в фартуке, явно с утра прикладывалась к самогонной культуре. Волосы торчали в разные стороны, будто она сушила их в печке. На лице — мука, а в руках — лопата.

— А вот и вы! Господи, какие вы молоденькие! — радостно хлопнула она в ладоши, — я Тамара, старшая по коровам. Ну, не стесняйтесь, показывать буду все — даже птичник, где куры с характером!

— Очень приятно, Тамара, — с вежливой улыбкой сказала Лена, — только мы, собственно, не совсем...

— Ой, да не скромничайте! Видно же — элита министерская. Я вот сразу поняла: у мужчины — взгляд уставший, как у тех, кто по коровникам не первый год ездит.

Макс кивнул с трагическим лицом:

— Устал, да. Много… навоза в голове. Ну, в смысле, в общем.

— Ой, как вы в точку! — всплеснула руками Тамара, — а у нас, кстати, одна корова просветляется. Стоит, смотрит в небо, не жует даже. Мы уже и пшеницу ей, и радио включали — бесполезно. Может, стресс?

Макс кашлянул, стараясь не заржать.

— Это тревожный сигнал. Надо внедрять … танцевальную терапию. Диджея позвать.

— Диджея?! — глаза Тамары округлились, — А у нас тетка есть на баяне! Может, сойдет за техно?

— Конечно, — вмешалась Лена, — главное — ритм и принятие внутренней коровы.

В этот момент дверь снова скрипнула. Вошел сутулый мужчина с выражением лица “я уже во всем признался”. Волосы на голове были такими, как будто их выкапывали из-под компоста. Халат с вышивкой “Агронадзор” висел на нем, как знамя прошедших битв. Сапоги пахли... участием в этих битвах.

— Это вы? Проверяющие? — выпалил он на вдохе, — я Геннадий. Сразу скажу: в сторону северного навеса не копайте — там просто компост. Не то, что вы подумали. И не жалуйтесь на запах — он целебный. Бабка соседки на нем ревматизм вылечила.

— Мы не копаем. Мы наблюдаем, — Макс кивнул.

— И анализируем, — добавила Лена, глядя на него как на редкий вид картофеля.

— Ну все. Компост... укрою... В смысле, прикрою. Ну, вы поняли.

Он исчез так же внезапно, как появился, оставив за собой шлейф ароматов, от которых хотелось срочно анализировать воздух на молекулярном уровне.

В комнату снова влетела Тамара:

— К столу, товарищи проверяющие! Пирожки с капустой, квас, компот из репы и сюрприз! Только скажите, вы не аллергики?

— Смотря на что, — настороженно сказал Макс.

— На белок из кабана. Хотя, может, не кабан. Колбаса спорная, рецепт от деда, он в 87-м с грибами перепутал табак. Я сама — ничего, только губа дергается по осени.

— Мы, кажется, не уедем живыми, но, похоже, счастливыми, — шепнула Лена.

— Ну, хотя бы с воспоминаниями, — вздохнул он, — альтернатива — пляж и шаурма.

Их усадили за длинный деревянный стол, который при каждом движении дрожал, как местный участковый на медкомиссии. Перед ними выстроилась гастрономическая инсталляция: “оливье” с капустой, “холодец без мяса”, “торт из шпрот” и банка с этикеткой “домашний лимонад”, в которой плавали… сливы. Или это были грибы.

В клуб торжественно вошел Иван Тимофеевич, гордо держа в руках свиток с заголовком: “Стратегия развития Кукуево до 2040 года. Версия 7.1, чистовая”.

— Ну что ж, дорогие гости, — начал он, расправляя бумагу, — пришло время обговорить перспективы хозяйства при участии высоких городских специалистов.

Макс с усилием поднял вилку:

— Может, начнем с дегустации? А то, как вы поймете, что мы — не из министерства, так и уйдем голодные.

— Ха-ха! — засмеялся староста, — не волнуйтесь, от нас так просто не уедешь. Последний гость — ветеринар из Серпухова — так напился, что перепутал петуха с депутатом. Пришлось штрафовать.

Лена вытирала слезы от смеха:

— Макс, скажи честно… ты же не знал, что у нас будет лучший отпуск в жизни?

— Я искал море, — вздохнул Макс, откусывая пирожок, — а нашел целый сценарий к сериалу.

— Вот! — обрадовался Иван Тимофеевич, — я знал, что вы свои! С завтрашнего дня — экскурсия по Кукуево, инвентаризация коз, проверка морально-нравственного состояния кур, и, конечно, доклад. С графиками.

— Сделаем, — сказал Макс обреченно, — завтра утром выдам стратегию реабилитации медитирующих коров.

— Вот это я понимаю — министерский подход! — счастливо объявил староста.

И в этот момент в зал с грохотом влетел еще один персонаж — худощавый подросток лет пятнадцати, в майке с надписью “I love трактор”. Он пыхтел и держал в руках кроссовок без подошвы.

— Здрасьте! — выкрикнул он, — я Славик. Я все знаю. Хотите правду про сарай и про Гену? Я вам расскажу. Только это... по секрету.

Макс посмотрел на Лену.

— Все. Точка невозврата пройдена.

— Ага. Нас официально втянули в деревенский детектив,— фыркнула Лена.

Как дожили до вечера, никто наверно и не обратил внимания. Дегустация прошла по плану и на высоте, а как очутились на тюфяках набитых, типа бумагой, вообще история умалчивает, но утром Макс проснулся от странного стука — кто-то четко отбивал чечетку. Парень открывает глаза: мышь, стояла на крышке чайника, и стучала лапками в ритм покачивания крышки.

— Лен... мышь играет нам рилс на утро, — захрипел он, голосом прошедшим дегустацию.

Лена ворочаясь под пледом с надписью “Здесь спал Жора — не будить” пробормотала:

— Это сон. Мы на Бали. Просто очень-очень русский Бали…

В дверь стучали так, как будто коллекторы нашли адрес. Иван Тимофеевич вошел не дожидаясь ответа, сияя как утренняя зарядка на Первом:

— Добрейшего! Проверяющие, подъем! Каша на подходе, народ собрался, ждут указаний! С вас сегодня передовые практики!

Макс садится, моргая:

— Какие еще практики? Мы же вас проверяем.

— Ну как же! Вчера вы же сами обещали. Тамара уже козу в стог поставила — пусть настраивается на успех. Все наготове. Даже Федор кофе с утра заварил — первый раз за 15 лет, как в Европе!

— По-моему, все. Нас усыновили,— тихо прошептала Лена Максу.

— Ну что, — вздыхает он, — раз уж мы тут… давай. Включаю “главного проверяющего”.

— А я — куратор сельских инициатив. Готова нести свет и бред в массы.

После нехитрых приготовлений и умываний у дерева, им пришлось пройти на так называемое “лобное место”. В зале собралось все население Кукуево. В первом ряду — козы. В последнем — пес Шарик, условно смотрящий за порядком. Макс выходит к импровизированной трибуне, по походке — как зам декана, попавший в деревенскую “Фабрику мысли”.


— Коллеги, здравствуйте. Сегодня... важное собрание. Тема — урожайность и стресс у кур.

— А шо, куры нервничают? — нахмурился дядя в тулупе.

— Очень, — уверенно говорит Лена, — некоторые даже яйца перестали нести в привычной форме. У одной прямо в гнезде — омлет. Сразу.

— Значит, — продолжает Макс, — нужна реформа. Я где-то в TikTok видел: курам надо включать классическую музыку. Они расслабляются несутся лучше. Только не Рахманинова — он депрессивный.

Тамара тянет руку:

— А Бьянку можно?

— Можно, — уверенно отвечает Макс, — главное — бит и душевный посыл. Тогда несут с радостью.

— Пишу, — слышится с задних рядов, — “курам — Бьянку, Рахманинова — в игнор”.

— А с морковью что делать? — поднялся Федор, — у нас она вся треугольная.

Лена достала салфетку, взяла ручку, и напустила на себя деловой вид.

— Секрет урожая — в воде, она должна не просто течь, а чувствовать землю. Вот тут — бассейн, тут — “канал ощущения”.

— А насос? — уточнил бригадир.

— Только солнечный, — твердо ответила Лена, — иначе вода будет работать из-под палки, а это для урожая стресс.

— Поняла! — воскликнула Тамара, — у нас шланг от соседа, а он бухает. Вода и правда нервная.

— Вот, — подхватывает Макс, едва сдерживая смех, — еще можно в бочку валерьянки капнуть, чтобы вода расслабилась.

— А если самогона туда? — озвучивает идею старичок с табуретки, — у нас его… как у коровы сено.

— Только для вечернего опрыскивания, — серьезно отвечает Макс, — на рассвете — вода. На закате — ритуал. Самогон по сезону.

Староста конспектирует:

«Закат. Опрыск. Самогон — 200 мл. Валерьянка — точечно. Вода — живая».

— А кабачки? — орет баба Зина.

Лена с видом специалиста по метафизике сельского хозяйства отвечает аудитории:

— Кабачки — это интроверты. Им нужно пространство. Забор из лозы, личные границы.

— Еще лампу можно, — добавляет Макс, — теплый свет на ночь и без гусей рядом. Кабачки гусей боятся.

— Ну вы, конечно, спецы, — восхищается Иван Тимофеевич, — видно, с высшим.

— Двадцать лет в агрономии — и ни разу не думала, что кабачок тоже личность, — тихо сказала Зина.

Зал взрывается аплодисментами. Курсы “Кукуево: уровень эксперт” официально начались. Так прошел и этот день. Ребята довольные своим отдыхом и плодотворно пройденным днем легли вместе с курами, уставшие от успеха и опьяненные всеобщей любовью.

В Кукуево солнце вставало неспешно, как будто из уважения к сельскому образу жизни. Теплый свет пробирался сквозь кружевные занавески, проходил по стенам, щекотал лица и аккуратно отступал перед звуками, которые могли разбудить даже камень.

В их случае — звуком были ложки по банкам. Гулкое буханье, взволнованные голоса, запах... чеснока?

Макс приподнялся на локтях, сонно щурясь.

— У меня галлюцинации, или кто-то в шесть утра жарит варенье?

Лена вынырнула из-под пледа, волосы стояли дыбом, на лице было написано: что угодно, только не снова.

— Не варенье. Это — фестиваль вкусов, — пробормотала она, — вчера на стенде висело.

И действительно: их уже ждали за длинным деревянным столом, заставленным банками, тарелками и очень гордыми хозяйками. На табличке написано — “День локальных вкусов. Гордость села”. Лена не успела даже сказать “нет”, как ей уже вручали ложку с чем-то коричнево-прозрачным, пахнущим как рассол после застолья.

— Варенье из чеснока с хмелем, — сообщила Тамара, сияя, — молодит, лечит и пробуждает интерес к жизни.

Макс замер. Потом осторожно попробовал. Лицо его пошло пятнами — от зеленоватого к белому и обратно.

— На вкус как… как будто борщ пошел на свидание с самогоном, — прохрипел он.

Лена, тоже распробовав, сглотнула:

— Это... смело. И очень... прямо.

— Главное — не бояться вкуса, — важно кивнула хозяйка,— мы и вино делаем. Из топинамбура. Хотите?

Макс поспешно закашлялся, изображая внезапную аллергию на топинамбур.

После завтрака их отвели на “осмотр хозяйства”. Лена пыталась сохранить вид компетентного специалиста, хотя в кедах по навозу идти уверенно — задача не для слабонервных. Макс бодро шагал вперед, пока не наступил в нечто мягкое и хлюпающее.

— Это... навоз? — спросил он с надеждой, что это просто земля. Или тесто. Или вообще что-то абстрактное.

Федор, местный бригадир, кивнул:

— Свеженький. Можем вам дать на пробу — на удобрение.

Макс, не растерявшись, откашлялся и произнес тоном лектора:

— Это, конечно, органика, но... устаревшая модель. Сейчас все на нано золе. Микропорошок, стимулирующий фотосинтез прямо в корне. Через ионную модуляцию.

— А это где брать? — поинтересовался с умным видом Федя.

— Через Госуслуги. Но только если у вас подтвержденный аккаунт и... сертифицированная буренка.

Федор задумался, потом кивнул, как будто понял, что ничего не понял, но постеснялся признаться.

Коровы паслись мирно, жуя с таким спокойствием, какого ни один городской терапевт не добьется за карьеру. Одна из них — массивная, черно-белая, по кличке Пелагея — стояла, уставившись в точку. Лена приблизилась, аккуратно хлопнула ее по боку и прошептала:

— Она зависла.

— Кто? — не понял пастух.

— Пелагея. Она не реагирует. У нее задержка в жевании. Это либо обновление не установилось, либо перегрев. Можно ее как-то… перезагрузить?

Пастух оглянулся на корову, потом на Лену.

— Может, она просто задумалась?

— Нет, — уверенно сказала Лена, — это типичная ошибка системы. Нужно или отключить и включить заново, или откатить до заводских настроек.

Пастух перекрестился и отошел на шаг, на всякий случай.

Макс, в это время, подошел к трактору просто посмотреть. У трактора была большая красная кнопка, и у Макса — привычка нажимать все, что мигает. Трактор, как оказалось, был живой. Он вздрогнул, загудел и пополз вперед.

— Стой, стой, стой! — заорал Макс, схватившись за рычаги, — я не это хотел!

— Ты куда?! Это техника! Это ответственность! — кричала ему вслед Лена, выскочив из сарая.

— Это катастрофа! — орал Макс, пока трактор медленно, но решительно двигался через двор.

Он задел угол сарая, потом второй, и наконец с грохотом снес весь фасад. Доски разлетелись, как при буре. Пыль встала столбом. Сельчане высыпали из домов. Иван Тимофеевич закурил и философски сказал:

— А мы все думали — сносить или ждать урагана. Молодцы ребята.

После обеда — сюрприз. Их торжественно усадили за стол под лозунгом “Лучше коза — лучше жизнь”. Конкурс. С судьями. С козами.

— У нас все честно. Смотрим на вымя, повадки и голос, — сказал организатор, — ваше слово — решающее.

Перед ними стояли четыре козы в бантиках. Одна — белая, гордая, явно лидер, другая — пугливая, с выражением “меня здесь держат против воли”, а третья просто орала без остановки.

— Ну, вот и финал, — прошептала Лена, — мы судим коз, а они будут нас.

— Я не разбираюсь в козах, — сказал Макс.

— Главное — уверенно притворяйся, — ответила она.

Когда дошло до “голосовых данных”, одна из участниц — меланхоличная Мелания — вдруг подошла к жюри и начала жевать шорты Макса.

— Это взятка? — спросил он.

— Это любовь, — сказала Лена. — или гастрономическое любопытство.

В итоге победила Надежда — та самая, что не издавала ни звука, но смотрела с такой решимостью, будто вынашивала план мести.

— В ней сила, — произнес Макс, вручая венок из одуванчиков.

Надежда спокойно съела его.

Поздно вечером они сидели на крыльце. Лена лениво листала блокнот со списком:

— Курицам — Бьянку, воду — с валерьянкой, навоз — это уже не модно, козы — по шкале харизмы, корова — в режиме ожидания.

— Мы с тобой, по сути, уже реформаторы, — сказал Макс, — завтра нам, возможно, дадут сельсовет.

— Я не справлюсь, если честно.Чтобы нам завтра уже по голове не настучали.

— И я. Но ты держишься отлично. Особенно в момент с перезагрузкой коровы.

— Спасибо. А ты — просто бог нано золы.

Они замолчали. Где-то за домом донесся бодрый козлиный рев. Кто-то явно требовал пересчет голосов.

— А может, останемся ещё на день? Интересно ведь,—Макс зевнул.

— Только не пробуй больше варенье. Мне кажется, у тебя начался чесночный флешбек, —кивнула Лена, и натянула на себя плед.

На третий день Кукуево уже не просто принимало их — оно начинало кружить вокруг, тихо, с прищуром. Словно село решило: этих двоих надо не просто кормить, а разгадать.

Слухи поползли, как весенний дым по чердакам. Сначала кто-то в магазине сказал, что вид у приезжих не “городской”, а “столичный”.

— Он либо из министерства, либо из разведки, — шептала Зина, наливая молоко соседке, — потому что с виду — раздолбай, а по глазам видно: все видит.

— А она, — подхватывала соседка, — умная. Молчит, записывает. Похожа на ту, что проверяет, но потом улыбается. Это чтобы расслабились, а потом как выпишет штраф...

В сельсовете напряженно собирались старшие. Сидели в кружок, как на собрании тайного ордена.

— Я думаю, у них миссия, — сказал агроном Геннадий, мужчина с лицом, будто он всю жизнь спорил с погодой. — они специально не говорят, откуда, но я заметил — у нее блокнот, а у него — айфон. И оба в резиновых сапогах, а погоды на то не было. Значит, готовились заранее. Все это — постановка.

— А может, они про нас фильм снимают? — подала голос библиотекарша Вера, — под прикрытием, чтобы увидеть жизнь изнутри.

Староста задумался, закурил и мрачно добавил:

— А может, еще и элиту выберут. Кто понравится — того и в столицу заберут. В сенаторы. Или в тик ток.

На фоне этих слухов Макс вдруг заметил, что Геннадий стал появляться все чаще. Причем везде, и “совсем случайно”.

— Здравствуйте, коллеги! — говорил он с видом человека, который только что пересмотрел все сезоны “Политики”, — хотел бы вот посоветоваться: если у нас перепады pH в почве — вы бы как? Через мульчирование или все же капельное обогащение?

Макс чесал голову:

— Мы бы... как обычно. Через баланс.

— Вот! — радостно подхватывал Геннадий, — я тоже так думал. А можно вас сфотографировать на фоне грядки? Или может, совместное селфи.

Лена в это время обнаружила, что ее жизнь вдруг стала проще гораздо. Она села с бабушкой Ниной на завалинке — просто так, без повода, и минут двадцать слушала, как “вот раньше огурцы были как огурцы, а не как пластмасса на пенсии”.

Она не зевала, кивала, и, что удивительно, ей было интересно.

После — пошла в сад, взяла грабли и, сама не понимая как, провела полдня в тени яблонь, разгребая листья, слушая жужжание пчел и впервые за долгое время не проверяя телефон.

— Лен, — шепнул ей Макс вечером, — ты заметила, что Тамара стала... ну... особенно добра ко мне?

Лена приподняла бровь:

— Тамара? Та, что носит фартук с котиками и поёт “Катюшу” во время дойки?

— Она сегодня принесла мне творог. В форме сердца. И сказала: “Ешь, миленький, сил набирай. Нам еще будущее с тобой строить”.

— Ну ты теперь ресурс стратегический. Жених из столицы, с доступом к нанозол, — Лена прыснула.

— А я боюсь. Она крепкая. Если решит — унесет.

К вечеру их позвали в Дом культуры. Там был концерт, с кураями, баяном, драматическим чтением стихов собственного сочинения. Макс под конец даже растрогался, а Лена — поймала себя на мысли, что вообще-то... ей хорошо.

Она сидела у окна, в пластмассовом стуле, под запах пирожков и ландышей, и думала: а если все это — не прикрытие, а реальность? Если не из села надо уезжать, а к нему возвращаться?

Макс тем временем отбивался от Тамары, которая все пыталась спеть ему романс. Геннадий ждал у выхода с папкой “Инвестиционные предложения по Кукуево”. Их все еще считали специалистами, а они все больше вживались в свои роли. Кукуево принимало их, а они — не спешили уезжать.

На шестой день Кукуево кипело. Каждый считал своим долгом отрапортовать проверяющим об успехах, и обязательно что то тащили на задабривание.


Макс и Лена стояли у окна и жевали сырную ватрушку на нервной почве.

— И как мы сюда докатились? — прошептал Макс, — у нас же была простая идея: побыть идиотами пару дней, посмеяться и уехать. Почему у нас теперь презентация реформ, дипломы, списки нуждающихся в “мягкой воде” и предложенный бюджет?

— Потому что, — сказала Лена, — мы идиоты с харизмой.

Все шло по плану, пока не загудел УАЗик с гербом на дверце. Из него вылезли трое: женщина с планшетом, мужчина в галстуке, которого галстук ненавидел, и третий — с камерой.

— Добрый день, — сказала женщина, — комиссия по развитию малых территорий, а кто тут у вас за реформы отвечает?

Наступила тишина. Потом Макс шагнул вперед, будто его выдвинули.

— А мы... из подкомиссии.

— Простите? — переспросила женщина.

Лена сделала шаг рядом, взгляд у нее был как у тех, кто готова говорить уверенно даже о телепортации коз.

— Из столичной подкомиссии. Мы тут инкогнито. Проверяем, как региональные комиссии работают в полевых условиях. Ну и заодно сельские инициативы — снизу вверх. Новая методика. Пилот.

— О… — сказала женщина, — а у нас ничего не было, ни приказа, ни сообщения...

— Это и есть проверка, — сказал Макс, — если сообщили заранее — значит, фикция.

Мужчина в галстуке обмяк, камера щелкнула.

Сельсовет забурлил: Кому-то позвонили, кто-то убежал надраивать козу. Депутат, узнав о комиссии, под шумок переоделся в костюм с выпускного, и теперь ходил по залу, размахивая листом с лозунгом: “Кукуево — регион будущего”.

Агроинженер Геннадий вдруг вспотел:

— Подкомиссия… А если вы… то… это… мне надо признаться.

— В чем? — не понял Макс.

— В махинациях. Ну, я не сразу понял, что вы серьезные. Я весной в отчет вписал, что у нас новая теплица, а мы просто обмотали старую целлофаном.

— Мы... конечно, учтем, — сказал Макс.

— И еще! Удобрение с датчиком влажности — его нет. Я просто на мешке маркером нарисовал цифры.

— А наноизол? — уточнила Лена, чтобы добить.

— Так я его сам придумал! Думал, звучит по-научному. Простите меня, проверяющие!

— Спокойно, Геннадий, — сказала Лена, — сейчас главное — не делать резких движений.

Тем временем “настоящая” комиссия садилась за стол, ожидая презентации. Их глаза бегали по потолку с потеками, по табличке “Не курить, даже если хочется” и по кулеру с запиской “Только по праздникам”.

После презентации их покормили пирогом Тамары. Он был настолько крепкий, что казался бронебойным, но комиссия ела с лицами профессионалов. Геннадий тем временем продолжал исповедоваться — он уже дошел до признания, что однажды подменил семена моркови на тыкву, “чтобы не заметили, что ничего не выросло”.

— Я знал, что вы за мной придете, — шептал он Максу, — сразу понял по глазам.

— Я и сам за собой уже пришел, — устало сказал Макс.

К вечеру УАЗик уехал. Женщина с планшетом пообещала “направить информацию в центр”, мужчина в галстуке выглядел, как после МРТ души, а оператор, кажется, действительно что-то понял про кур.

Макс и Лена сидели на скамейке перед клубом. В небе медленно горела малиновая заря.

— Ну что, продкомиссар, — сказала Лена, — нас, кажется, приняли за реальность.

— Пугает, что мне понравилось, — ответил Макс, — но у меня вопрос.

— Какой?

— А если приедет над-подкомиссия?

Лена вздохнула:

— Тогда откроем филиал РАН в Кукуево. Или театр. Все равно мы уже живем в спектакле.

И коза Зоя согласно кивнула.

Разоблачение случилось в самый неподходящий момент — как и положено настоящему разоблачению.


Комиссия вернулась неожиданно, через день. Без звонка, без пирога. У женщины с планшетом было лицо человека, который спал в поезде рядом с шумным ребенком, а теперь хочет кого-нибудь наказать.

— Мы все выяснили, — сказала она, бросив папку на стол в сельсовете, — ваша “подкомиссия” — миф. Ни в одном списке вы не значитесь. В министерстве вас никто не знает. Вы — самозванцы.

Макс молчал. Лена, впервые за все время, не пыталась импровизировать. Тамара, стоявшая у окна с флажками для конкурса “Лучшая коза”, медленно опустила руки.

— Мы… — начал Макс, — просто хотели...

— Вы выдавали себя за официальных лиц! Давали рекомендации, собирали людей, влезали в процессы! Это все — административное нарушение.

— Это все… валерьянка, — тихо добавил он, глядя в окно, — просто валерьянка. Мы не хотели никому зла.

Наступила тишина. Напряженная, как веревка на сушке белья перед ураганом.

И тут шагнул вперед Геннадий.

— А я скажу вот что. Да, они липа. Но полезная липа! Я сам сначала думал: чудаки. А потом гляжу — куры несутся, как на мотивационном тренинге. Урожай лучше. Народ сплочен. Я сам стал обедать не с одним багетом и пивом, а нормальным борщом. Это же влияние!

— Согласна! — подняла руку Тамара, — у меня сосед стал мыть руки перед дойкой! Впервые за 40 лет. Теперь молоко без песка!

— А я к врачу сходил, — подал голос дед Иван, — до этого считал: если ничего не болит, значит, жив. А тут, оказывается, давление… Жив, но удивлен.

Лена с Максом переглянулись. В глазах у обоих было что-то странное — то ли облегчение, то ли благодарность, то ли слабый налет “ну и вляпались мы в добро”.

Женщина с планшетом прищурилась. Посмотрела на местных, потом снова в бумаги. Потом снова на местных.

— То есть вы… довольны?

— Мы не довольны. Мы впечатлены, — сказала бабка Зина, — эти двое сделали больше, чем некоторые настоящие. С шутками, объяснениями и с... душой.

— С самогоном для полива, — вставил кто-то.

Наступила еще одна пауза. Камера снова щелкнула — неофициально, с интересом.

Женщина наконец вздохнула:

— Ладно. Я напишу, что экспериментальная инициатива. Народная. Самоорганизация. Уровень доверия высокий. Пусть живут.

— То есть… нам ничего не будет? — осторожно уточнил Макс.

— Только если снова полезете в официальные списки. Или откроете куриный стартап без лицензии.

Комиссия уехала так же молча, как и приехала.

Вечером в клубе был импровизированный праздник. На сцену вывели козу Зою, под песню Бьянки вручали ей бант и морковку, Геннадий произнес тост “За липу, что в корнях дала смысл!”, а дед Иван пообещал с завтрашнего дня вести дневник давления.

Лена стояла у стены с кружкой компота, пахнущего мятой и, почему-то, бензином.

— Ну что, — сказала она, — нам поверили.

— Нам поверили, потому что мы, кажется, начали верить в это сами, — ответил Макс.

— А что теперь?

Он пожал плечами:

— Я не знаю. Но вдруг впервые — не страшно. Даже если завтра все рухнет, у нас хотя бы был один день, когда мы были полезны. Пусть и случайно.

Коза Зоя громко блеяла. Это звучало как одобрение, а может, как намек, что скоро ужин.

Деревня собралась у калитки, будто они уезжали не на трассу, а на Марс.

— Вы еще загляните как-нибудь! — кричала Тамара, держась за руль детского велосипеда, потому что серьезного транспорта ей не доверяли, — у нас в сентябре конкурс “Куриная элегантность”!

— С новым лозунгом! — поддакнул Геннадий, показывая свежий плакат:

“Каждой корове — психолога. А лучше двух!”

С другой стороны дороги кто-то приколачивал к забору лозунг Макса:

“Будущее села — в чистом навозе”

— и смотрел на него, как на святого из TikTok.

Лена вскинула фотоаппарат, сделала последний снимок, и сказала тихо, почти себе:

— Ну, Кукуево. Нам пора.

Они уселись в машину, завели двигатель. Колеса мягко тронулись по пыльной дороге.

— Ты ж помнишь, как выехать? — спросила Лена.

— Конечно. Мы просто едем… куда-нибудь. Без планов. Как и все последнее время.

Они уже выехали за окраину, когда навигатор внезапно ожил и бодро сказал:

— Поверните налево, чтобы попасть в Пузиково.

Макс не раздумывая выключил его и зло бросил:

— Иди ты…. в Пузиково.

Дорога тянулась, как леденец в жару. За окнами мелькали поля, стаи ворон, редкие указатели. Иногда — ржавые. Иногда — честные. Макс улыбнулся. Ветер слегка трепал волосы. Машина шуршала по проселочной дороге.

— И что теперь?

— А давай ехать. Не в Пузиково и не к морю, просто ехать, — сказала Лена, — потому что лучшая дорога — это та, где ты смеялся до слез. Где валерьянка была для воды, а ты — почти настоящий.

— Тогда вперед. К следующей авантюре.

И они поехали дальше — не к счастью, потому что его не найдешь на карте. А туда, где его можно случайно поймать — между курицей в наушниках и дедушкой с новым тонометром.

Позади осталась деревня, где впервые за долгое время они почувствовали себя нужными. Пусть это была игра — но игра, в которой кто-то вырыл яму под мусор, кто-то нашел друга, а кто-то впервые сказал “спасибо” вслух. Они уехали, но в Кукуево остались их следы — на табличках, в привычках, в новых разговорах.

Иногда, чтобы что-то изменить, не нужно диплома. Нужно просто появиться и не бояться показаться глупым. И если ты уже влип — влип с душой.

Это и была мораль, а навигатор…Он так и молчал. Может, понял — они теперь сами знают, куда ехать.
Интересно Ваше мнение, делитесь своими историями, а лучшее поощрение лайк, подписка и поддержка канала.
•

Комментарии