Житейские истории

:

Житейские Истории

27 июн

Узнав страшную тайну мужа, жена решила развестись через 10 лет брака, но она и не представляла, как обстоят дела на самом деле… (1/6)

Узнав страшную тайну мужа, жена решила развестись через 10 лет брака, но она и не представляла, как обстоят дела на самом деле… - 984985468652
Наташа мечтала писать. Не так, чтобы «интервью у звезд и титры в телевизоре», а по-настоящему — про людей, про жизнь, про то, что видит каждый день. Она с детства носила с собой потрепанную тетрадку, в которую записывала все, что цепляло: как тетя Лида с третьего этажа отчитывает мужа на весь двор, как соседский мальчишка украл яблоки с рынка и потом плакал в кустах. Ей все было интересно. Ее увлекали истории — любые, если в них было что-то настоящее.

В школе она сидела на последних партах и вела «свои репортажи» на полях тетрадей. Учителя ворчали: мол, что это за фигня, но почерк у Наташи был красивый, и все это выглядело почти официально. А в голове у нее давно созрела мечта — поступить на журфак. Работать в газете, брать интервью, писать тексты, от которых у людей мурашки.

Подружка ее, Надька, тоже бредила этим — только в отличие от Наташи была понапористее. Они вдвоем тайком читали газеты, выписывали статьи, спорили, кто из журналистов круче. Надя вечно носила с собой диктофон, а Наташа — тот самый старый блокнот, где между делом делала заметки. Им обеим казалось, что они точно прорвутся. Но закончилась школа. И пришла реальность.

В доме Наташи все решалось коллективно — мама, папа, бабушка. Голос самой Наташи был, скажем так, не решающий. Когда она заикнулась про журналистику, в комнате наступила тяжелая тишина.

— Кем-кем? — переспросила бабушка, поджав губы.

— Да это вообще не профессия, — вздохнул отец, — ни стажа, ни работы нормальной, потом по редакциям бегать...

— Повар. Вот это дело. Люди всегда есть будут, — подвела итог мать.

Дальше был «семейный совет», на котором Наташа сидела, как гость на собственном суде. Пыталась возразить, объяснить, что это ее мечта, что она уже все изучила, что в университет подаст документы сама — но ее перебивали, заглушали, качали головой. После чего она вышла на улицу, села на лавку у подъезда и просто сидела, пока не стемнело. А потом пошла и подала документы в кулинарный техникум.

Это было как предательство самой себя, но уговаривала она себя, как могла:

— Ничего, отучусь, поработаю — и все равно стану писать. Пусть не сразу.

Только спустя года она поняла, как много таких «потом» уходит в никуда. Учеба шла ровно. Наташа не горела, но и не срывалась. Писать почти перестала. Тетрадь лежала где-то на дне ящика, и лишь изредка она доставала ее, чтобы просто вспомнить. По вечерам думала, что жизнь наверняка еще повернется к ней другим боком, что все это временно. Но дни складывались в недели, недели — в месяцы. И постепенно мечта стала чем-то вроде старого платья — любимого, но давно не по размеру.

После техникума ее распределили в столовую при одной крупной базе. Там и началась настоящая взрослая жизнь. Она вставала рано, ехала на работу, чистила овощи, варила супы, жарила котлеты. Все было буднично, шумно и жарко — как в промзоне всегда. Коллектив — бабоньки простые, грубоватые, но веселые. Наташа к ним быстро прижилась. Работала добросовестно, не тянула одеяло, не сплетничала — в общем, «нормальная девка», как про нее говорили.

Иногда, когда она оставалась одна в раздевалке и видела свое отражение в старом зеркале, ей становилось странно. Будто смотрела на кого-то чужого. Кто эта женщина в халате, с усталым лицом и тенью тоски в глазах? Где та девчонка с блокнотом, которая хотела писать про жизнь? Но потом кто-то кричал с кухни, что картошка закончилась, и Наташа снова шла в пар, шум и запахи пригоревшего масла.

Годы шли. Мечта о журналистике выцвела, как старая фотография — не больно, не резко, просто незаметно стерлась с фона. Наташа уже не вспоминала о журфаке — разве что в редкие бессонные вечера, когда лежала и смотрела в потолок, слушая, как за стеной сосед ругается с женой.

Работа в столовой стала ее вторым домом. У нее появились свои привычки: она знала, кто сколько сахара кладет в чай, у кого вечно болит спина, кто ноет, а кто ржет даже в самую жуткую смену. На обед она брала одну и ту же булочку с повидлом. Иногда ей казалось, что вся ее жизнь — это нескончаемый поток одинаковых дней, как котлеты на противне. Одна за другой. И все — почти на вкус неотличимы.

В такие моменты она начинала думать, что, может, у всех так? Что стабильность — это и есть счастье. Не качели, не буря эмоций, а ровная, спокойная поверхность воды, в которой ничто не отражается. И тогда в ее жизни появился Борис.

Он работал на соседнем складе, где принимали и отгружали грузы. Крепкий, молчаливый, с вечно серьезным лицом и обветренными руками. Борис заходил в столовую за обедом — ел быстро, не привередничал. Всегда говорил «спасибо». Однажды Наташа подала ему второе и машинально пошутила:

— Прям как робот — ешь, не моргнешь.

Он поднял глаза и впервые улыбнулся:

— Так и есть. Только на батарейках с перловкой.

Шутка была не то чтобы смешной, но Наташа рассмеялась. С того дня они начали перекидываться парой фраз за обедом. Он не лез в душу, не устраивал флирта, не цеплялся за руку — просто разговаривал. Спокойно. Просто. И ей это понравилось.

Потом он начал ждать ее после смены. Иногда провожал до остановки. Однажды предложил:

— Может, в кино сходим? Там боевик, но говорят, ничего так.

Они пошли. Потом — еще раз. А потом он предложил встречаться, и Наташа согласилась. Все было как-то без фанфар, без бабочек в животе, но с ощущением, что рядом с ним — тепло и спокойно. Он не ждал от нее фейерверков, не тянул одеяло на себя. Просто был рядом. Всегда вовремя, всегда уверенно. Через год они поженились.

Свадьба была скромная, без ресторанов и лимузинов. Сначала хотели расписаться тихо, вдвоем, но родители настояли на маленьком застолье. Был салат «Оливье», дядя Петя, перепивший уже к тосту номер два, и торт с розочками из крема. Наташа помнит это как в тумане: она сидела рядом с Борисом, улыбалась, кивала и думала, а действительно ли она этого хотела от жизни? Но потом она взглянула на Бориса, на его спокойный, чуть застенчивый взгляд, и подумала, что все не так уж и плохо, все, как у людей — стабильно .

Так и началась их семейная жизнь. Без бурь, без надрывов. Просто. Как хорошая теплая вода в ванной — ни холодно, ни горячо.

С Борисом жилось просто. Не было скандалов, не было страсти, не было сцен у окна под дождем. Все было… нормально. Он приходил с работы — уставший, немногословный. Садился ужинать, спрашивал, как прошел день, слушал — иногда с интересом, чаще просто кивая. Потом смотрел телевизор, а Наташа мыла посуду.

Они спали в одной постели, но любовь у них была какая-то дежурная. Не то чтобы нехотя — просто без огонька. Наташа знала: Борис ее не обидит, не изменит, не бросит. Он хороший. Такой, каким и должен быть «нормальный муж». А вот сама она иногда ловила себя на мысли, что живет как будто по инструкции. Все правильно, все логично, но… будто не про нее.

Она вставала по будильнику, ехала на работу, возвращалась, готовила ужин. В выходные — уборка, стирка, поход в магазин. Порой смотрела на свою жизнь со стороны, как на чужой сериал, где давно знаешь, что будет в следующей серии. Сюжет уже предсказуем, герои не меняются. И все это — как будто даже не плохо. Просто монотонно.

Иногда, конечно, вспоминала молодость, Надьку, мечты, журналистику. Смотрела на женщин с ноутбуками в кафе и думала: «а ведь могла бы…» Но потом гнала мысли прочь. Мол, чего уж теперь. Мечты — это роскошь. А у нее в жизни все надежно. Пусть не сверкающе, зато стабильно.

Борис был заботливым, в меру хозяйственным, непьющим. Не обнимал просто так, не говорил комплиментов — но всегда ремонтировал, если что ломалось, и приносил лекарства, когда Наташа заболевала. Иногда даже варил ей чай — неуклюже, слишком сладкий или совсем без сахара, но с каким-то детским старанием. И это было трогательно. Очень тихо. Очень мирно. Почти беззвучно.

Разговоров по душам у них почти не было. Жили, как будто вдвоем несут кастрюлю: каждый держит с одной стороны, не глядя друг на друга, просто идут. Чтобы не расплескать.

Наташа иногда хотела большего — не в смысле денег или подарков, а просто — чувств. Хоть какого-то живого трепета. Но Борис не был человеком эмоций. Он был человеком дела. Стены покрасить — пожалуйста. На склад выйти в ночь — без вопросов. Но сказать, что любит — это нет. Не его. И Наташа со временем просто перестала ждать.

Они стали семьей. Как прочная мебель: не ломается, не скрипит. Вроде бы и хорошо. Только в душе все равно жила какая-то заноза — не больная, просто напоминание о том, что когда-то хотелось другого. Чего-то большого. Чего-то… настоящего.

В какой-то момент они заговорили о детях. Сошлись на том, что пока не настал тот час, слишком рано, но со временем поняли, что подходящего момента никогда не настанет, если ждать, когда будет все так хорошо, что можно будет заводить детей. В итоге решили, что специально стараться не будут, но и препятствовать судьбе тоже не станут. Если случится беременность — будут рады, а нет — всегда есть годы на то, чтобы целенаправленно зачать.

Сначала они просто не думали об этом. Ну, не получалось — подумаешь. Наташа была уверена, что все еще впереди. Они только поженились, устроились, обустроились — не до этого. Но проходили месяцы, потом годы. Никаких задержек, никаких полосочек на тесте, никаких чудес.

Врач сказала аккуратно, как говорят о плохой погоде на выходных:

— Наталья, шансы очень низкие. Вам бы не ждать, а подумать о других вариантах.

Наташа вышла из кабинета, села в коридоре и уставилась в стену. Словно кто-то выключил звук. Потом пришел Борис — с работы, в спецовке, с запахом металла. Она сказала ему сразу, не глядя в глаза. Он молчал долго, потом тихо произнес:

— Ну и что. Значит, будем как-то по-другому.

Он не злился, не обвинял, не жалел — просто принял. Как принимает снег в апреле: не ждал, но раз уж выпал — живем с этим.

Сначала они пытались ничего не менять. Мол, пусть идет, как идет. Но потом Наташа все чаще ловила себя на взгляде, брошенном в сторону молодых мамочек на лавках. На ребячьих голосах во дворе. На том, как сжимается сердце, когда в магазине малышка с бантиками просит у мамы мороженое. И однажды Борис сказал:

— А может… удочерим?

Он сказал это просто, будто предлагает взять другую дорогу. Наташа помолчала, села напротив и только спросила:

— Ты правда хочешь?

Он кивнул.

— Да. Если ты — тоже.

Через пару месяцев они поехали в детский дом. Все было странно, непривычно, давяще. Много детей, чужие глаза, чужие судьбы. Наташа чувствовала себя виноватой, будто пришла выбирать что-то живое с витрины.

Но потом в комнату вошла она — девочка лет пяти-шести, с большими глазами, усеянным веснушками личиком и ярко-рыжими кудрявыми волосами. Села в угол, молча уставилась в окно. Воспитатель шепнула:

— Это Василиса. Мать погибла, отец неизвестен. Она не очень разговорчивая. Упрямая, правда. Но добрая.

Наташа тогда не знала, почему именно к ней потянулась. Просто что-то щелкнуло внутри. Как будто сердце сказало: «вот она».

Сначала Василиса молчала неделями. Ела молча, играла молча, спала молча. В школу пошла хмуро, без радости. Но потихоньку — таяла. Борис тоже старался, по-своему. Он не играл в папу — он просто был рядом. Василиса не звала его «папой» сразу. Но однажды, уже в средней школе, бросила как бы невзначай:

— Пап, а можно я сегодня к подружке?

Никто не отреагировал вслух, но у Наташи тогда дрожали руки, когда она мыла посуду.

Прошли годы. Василиса стала своей. Не «удочеренной». Просто дочкой. Иногда упрямой, иногда резкой, но — настоящей. А Наташа все так же жила рутиной, но теперь — с этим теплым огоньком в доме. Девочка наполнила ее жизнь смыслом. Пусть не журналистика, не признание, не яркий свет рампы. Но что-то важное и настоящее все же у нее теперь было.

Василиса выросла. Уже не маленькая девочка с упрямым взглядом, а студентка — умная, рассудительная, иногда упрямая, но с огромным сердцем. Училась она на том, что Наташа и Борис с трудом могли представить — на факультете биологии в местном университете. Иногда заезжала домой с сумками книг, рассказывая про новых преподавателей и лабораторные работы.

— Мам, ты знала, что бактерии могут общаться друг с другом? — восхищенно говорила она за ужином.

Наташа улыбалась и кивала, но в душе радовалась, какая же у нее умница дочка.

Жизнь шла своим чередом. Борис все так же ходил на склад, Наташа — на кухню столовой. Рутинные смены, разговоры о погоде, редкие походы в кино или на дачу. Спокойствие, размеренность, привычка.

Она давно смирилась с тем, что не будет ярких вспышек в ее судьбе — ни громких побед, ни головокружительных падений. Вместо этого была семья — тихая, надежная, пусть и слегка скучноватая, как старая книга, которую знаешь наизусть, но все равно берешь в руки, потому что там уютно.

Но внутри Наташи все чаще вспыхивали теплые воспоминания о тех далеких мечтах — о журналистике, о том мире, который могла бы увидеть и рассказать. Она представляла себя за рабочим столом, в окружении кипящих телефонов, срочных звонков и новых открытий. Мечтала о том, как сможет поведать миру историю, способную потрясти и изменить. Иногда Наташа ловила себя на том, что взгляд ее становится задумчивым. Она смотрела в окно и видела не двор с играющими детьми, а мечту, которую когда-то отпустила — о журналистике, о больших историях, о мире, о котором она могла бы рассказывать.

И вот однажды подруги решили встретиться в кафе.

Кафе было маленьким, уютным. Теплый свет, запах кофе и сладкой выпечки. За стойкой девушка в белом фартуке улыбалась каждому гостю, а возле окна сидели двое мужчин — один читал газету, второй задумчиво крутил ложечку в чашке. Наташа заказала капучино и выбрала столик у окна — чтобы видеть улицу и дождь, который моросил все сильнее.

Надя пришла, как всегда — легкая, быстрая, с огоньком в глазах. Ее черные волосы — как крыло ворона, а на губах яркая помада. Она села напротив и сразу заговорила:

— Ну как ты, Натаха? Ремонт еще не добил тебя?

Наташа рассмеялась — первый раз за много дней. Ее голос прозвучал немного хрипло, но все же живо:

— Да все та же возня с обоями и пылью. Знаешь, как будто я всю жизнь в этом ремонте. Пыльная фея.

— Пыльная фея? — Надя хохотнула, — слушай, фея, давай я тебя хоть на вечер в сказку утащу. Ты совсем какая-то бледная.

— Да вроде и не так плохо, — Наташа махнула рукой, — просто… все как-то одно и то же. Борис — телевизор, Василиса — учеба. Все заняты, а я в этом всем — как мебель.

Надя наклонилась чуть ближе, с сочувствием в глазах:

— А Василиса как? Взрослая уже, студентка?

— Да, да, учится. Знаешь, что любопытно? Она начала интересоваться своими корнями. Спрашивает — кто ее биологические родители, откуда она вообще. Пару раз порывалась в архивы лезть, но пока никаких результатов. Все, что мы знаем — мать погибла, а отец и вовсе неизвестен. Никаких ниточек.

— Эх, — протянула Надя, откинувшись на спинку стула, — ну, мало ли, может, ниточки найдутся. У нее вся жизнь впереди. И у тебя тоже, Наташка.

Наташа кивнула, глядя в кружку с капучино. Надя улыбнулась, а потом прищурилась, словно собираясь рассказать секрет:

— Кстати! Ты не представляешь, что у меня на носу. Настоящий детектив! Старая история, любовь, исчезновение… Я сама в шоке. Но расскажу тебе позже — пусть интрига повисит!

Надя с видом заговорщицы оглянулась по сторонам, словно проверяла, не подслушивает ли кто их разговор.

— Ты бы видела, Натаха, — сказала она, улыбаясь уголками губ, — эта история — просто кино! Все, что я люблю: тайны, скандалы, мистика. Но я пока только-только зацепилась за ниточку. Так что рассказывать все рано — боюсь сглазить.

Наташа нахмурилась — любопытство было сильнее осторожности. Она даже привстала, подалась к Наде, будто так могла выведать больше:

— Ну хотя бы намек, Надь? Ты же знаешь, я люблю такие штуки! Дай мне хоть одну зацепку…

— Нет-нет-нет, — замотала головой Надя и откинулась на спинку стула, — ты все выспросишь, и мне уже будет не так весело рассказывать.

— Хорошо, — сказала Наташа с улыбкой, — я умею ждать.

Надя снова кивнула, а потом посмотрела на Наташу внимательно, почти серьезно:

— Знаешь, Натаха, все это расследование напомнило мне — мы ведь с тобой мечтали о большем. Помнишь? В юности — газеты, интервью, расследования! А теперь… ты в столовой, я — в редакции, но вроде как и не вместе. А ведь когда-то хотели стать настоящими репортерами. Все казалось возможным.

Эти слова попали прямо в сердце. Наташа опустила глаза — в воспоминаниях мелькнули те времена, когда они с Надей сидели в кафе после учебы, сочиняли статьи и спорили.

— Да, — тихо сказала Наташа, — тогда все казалось ближе. А теперь… знаешь, Надь, мне иногда кажется, что я чужая в своей жизни. Все как будто не мое.

Надя протянула руку и сжала ее ладонь — крепко, тепло.

— Натаха, ты не чужая. Когда-нибудь ты все равно найдешь свою историю.

Надя допила кофе, посмотрела на часы и сказала:

— Ладно, пора мне бежать. Редакция зовет, знаешь ли! Но я тебе обещаю — скоро расскажу все про эту историю. Кстати, все это случилось в родном городке твоего Бориса. Может он что-то знает или помнит. Надо будет спросить.

— Ого! — удивилась Наташа, — ну теперь ты точно заинтриговала! Это прямо жестоко, Надь!

— Да брось! — отмахнулась подруга, — скоро у меня будет больше информации и я все расскажу!

Они расплатились, на улице их уже ждал дождь — веселый, летний. Наташа подняла воротник пальто и кивнула Наде:

— Ну ладно, буду ждать твоей истории. Ты же знаешь — я люблю загадки.

— Вот и отлично! — подмигнула Надя, — а теперь — давай-давай, домой. И главное — не забывай мечтать!

Наташа шагала под дождем, слыша за спиной прощальный смех подруги. И пусть город был серым, а дома ее ждала только пыль и вечернее одиночество — сегодня Наташа чувствовала что-то, что не могла уловить. Как будто эта встреча, этот разговор с Надей — как луч света в ее запыленной жизни.

Впервые за долгое время ей захотелось окунуться в эту загадку, почувствовать себя живой. Где-то в глубине души она понимала: ее жизнь, пусть и спокойная и привычная, еще не закончена. Возможно, впереди ее ждет нечто большее — история, которая изменит не только ее восприятие прошлого, но и настоящее.
https://ok.ru/group/70000003917036/topic/158045400612332
Интересно Ваше мнение, делитесь своими историями, а лучшее поощрение лайк, подписка и поддержка канала.
Житейские истории
27 июн

Узнав страшную тайну мужа, жена решила развестись через 10 лет брака, но она и не представляла, как обстоят дела на самом деле… (2/6)

Узнав страшную тайну мужа, жена решила развестись через 10 лет брака, но она и не представляла, как обстоят дела на самом деле… - 985021667820
Показать ещё
•

Комментарии