Аннушка.

Часть 25
Запыхавшаяся Анна заскочила в сельский клуб, опоздав на очередное колхозное собрание, глазами поискала мужа и тихонько пристроилась рядом на свободное место. Выступал новый председатель колхоза Смагин Алексей Петрович, сменивший на посту Душечкина, который по состоянию здоровья ушёл на более лёгкую работу. https://ok.ru/zaokolitse/topic/157411105953107 Помогавший ковать победу в тылу, оставивший своё здоровье и нервы в полях он не смог пережить того, что происходило на селе после войны, когда, казалось бы, все должны выдохнуть и начать счастливо жить. Как заставить работать людей? Если их труд оплачивался символически и многие из них уклонялись от работы в колхозе, трудясь в личных подсобных хозяйствах, обеспечивая таким образом своё существование и нанимались на работу в другие организации. С такими боролись, самое страшное, привлекали к судебной ответственности, но Душечкин никогда не использовал этот вид наказания, понимая, что в хозяйстве и так не хватает рабочих рук. В основном, решением колхозного собрания, уклонистам уменьшали приусадебные участки, отказывали в предоставлении гужевого транспорта для личных нужд, запрещали косьбу сена и выпас личного скота на колхозных землях. Многие елошенцы покинули село, уехав работать на промышленные предприятия ближайших городов.
-А я предлагаю, товарищи, уклонистам справок, дающим право на получение паспорта не давать! –выкрикнула с задней скамейки, стоявшей в углу, погрузневшая и постаревшая, но не утратившая свой злобный характер Тамарка.
-Ишь в город они захотели! А работать здеся кто будет? Старухи? –визгливый её голос гулко звенел в большом помещении бывшего храма, отскакивая от толстых стен и казалось проникал прямо в уши. На говорившую начали оглядываться люди, шепчась меж собой, но новый председатель даже не запнулся и не остановил свою речь, рассказывая о будущем укрупнении их колхоза с другими.
-И потом, -Тамарка тяжело поднялась на ноги,- когда в продаже появятся соль, мыло, спички, керосин? - перечисляла она, загибая свои толстые пальцы один за другим,- где, скажем, в магазине, детская обувь?
-А тебе Тамарка и мыло не к чему, ты отродясь не моешься, всё экономишь! –съехидничала одна из елошенок, нетерпеливо ерзающая на своём месте, в надежде, что собрание скоро закончится.
-Всего, товарищи, в Курганской, Свердловской областях, а также в Башкирии объединено уже более 60 % колхозов,- повысил голос Алексей Петрович, пытаясь перекричать поднявшийся шум и смех, - крупные хозяйства получат возможность более эффективно использовать технику, строить животноводческие помещения, другие объекты хозяйственного и культурно-бытового назначения.
- Интересно, а что с теми будет, кто от центральной усадьбы на десять и более километров удалён, а? –не унялась Тамарка,- как бригадами во Светлом или Фрунзе управлять думаете?
- А тебе какая забота? – вскочила всё та же краснощекая деваха, спешащая домой, -тебя бы Тамарка в председатели, раз тебя такие вопросы заботят!
-Надо и председателем стану! -не осталась в стороне Тамара.
-Ты ж беспартейная! Таких в председатели не берут! Знай сверчок свой шесток, да помалкивай!
-Тише, товарищи, тише! – пытался остановить людей Смагин, но сорвался на фальцет и взял паузу, которой воспользовался Душечкин. Как только он начал говорить, люди мгновенно замолчали, словно щелкнули выключателем, разом обесточив все звуки. Геннадия Ивановича все уважали, ведь именно под его руководством выжили они в трудные военные годы.
-Я вот что думаю, товарищи, -тихо сказал он, вставая с первой скамьи, -там на верху, -он показал пальцем в потолок, -не дураки сидят и лучше нас понимают, что государству нужно! Так что вы эти пустые разговоры бросьте! Надо, значит надо! А тебе, Тамара, пора о душе подумать, а ты всё о мыле печёшься, там -он показал пальцем в пол,- мыло без надобности! Не беги впереди паровоза, что там и как, поживём, увидим!
-А тебе бы Геннадий Иванович, о собственном здоровье задуматься! - не осталась в долгу Тамарка, зная, что многие её слова поддержали, но побоялись сказать вслух, памятуя о последствиях. Государство не волновали мелкие деревни, становившиеся бригадами в крупных колхозах. Лишались они школ, детских садов, магазинов, а некоторые и электрификации. Что хорошо одному, то плохо другому, говорили люди, понимая, что не всё так просто в этом самом укрупнении.
Громко обсуждая новости елошенцы расходились по домам, задерживая небольшими кучками, чтобы продолжить спор, начатый на собрании. Многие из них, чуть позже, испугавшись будущих изменений, начнут забивать свой скот и растаскивать под шумок колхозное имущество.
Анна шла не спеша, под ручку с Семёном, также не спеша отходила она от дел, передавая бразды правления Нюре, которая по дару, объединивших их, была гораздо сильнее. В отличии от матери она была прямолинейна, порою груба, но дело своё знала хорошо и лечила от разных болезней елошенских детишек и жителей села, по привычке обращающихся к ведунье, а не в больницу. Опасаясь напрасного навета, на лечение брала не всех, чужих не признавала, но люди, прознав о её способностях ехали отовсюду. Как и мать денег за услуги свои Нюра не брала, предпочитала расчет продуктами, отрезами тканей и другими дефицитными товарами. Все они, Анна, Семён, Нюра с дочерью и Лиза с сыновьями, по-прежнему ютились в двух комнатушках родного дома, не имея возможности разъехаться.
Вернувшаяся с собрания сердитая Тамарка зло отшвырнула от себя приласкавшегося к ногам кота и маясь от страха перед неизвестностью молча села у окна. Несколько раз она пыталась помириться с дочерью, вылавливая её на улицах Ёлошного, но каждый раз несносный характер женщины заставлял Лизу досадливо морщиться и сбегать как можно скорее от матери, избегая дальнейшего разговора. Только и оставалось женщине, что тайком привечать внуков, которые охотно прибегали к ней в гости. Немного подумав, Тамара поднялась и поспешила к соседу, чтобы договориться о забое скотины, кто там знает это начальство, возьмут и отнимут последнее в колхоз, а мясо завсегда продать можно, а деньги припрятать.
В это время её дочь, Лиза, на пару с Нюрой остановили у храма председателя требуя от него строительства нового клуба.
-Вы поймите,- убеждала его Лиза,-в церкви заниматься совершенно невозможно и зимой, и летом девчата там мерзнут, нет, совершенно точно, новый клуб нам просто необходим! -горячо говорила она, размахивая перед лицом мужчины руками.
-Говорите необходим? – весело отвечал ей Алексей Петрович поглядывая на молчаливую Нюру. Была в ней какая-то особенная стать, сила, а неброская красота её цепляла взгляд и вызывала у него волнение.
-Значит построим! –ответил он уверенно,-а вы, девчата, чьи будете? - спросил он, не успев ещё с момента назначения на должность, познакомиться со всеми колхозниками.
-Я в тракторной бригаде состою-сказала Лиза, а Нюра в огородной трудится.
-Трактористка и огородница, значит, - резюмировал Смагин, -это хорошо! В трудовом соревновании принимаете участие? Повышаете, так сказать свою производительность труда? – он и сам понимал, что несёт какую-то чепуху, стараясь произвести впечатление на Нюру.
-Принимаем, -откликнулась Лиза и про бригады Шабашова, Дружинина слышали и про доярку Чегаеву знаем, - сказала она, -нам бы вот клуб новый, вот хорошо бы было, -добавила женщина.
-Как темнеет быстро, - словно не слыша её сказал Алексей, - может вас проводить? Мало ли что? - предложил он.
-Не стоит - ответила Лиза и подхватив так и не сказавшую ни слова Нюру под локоть, потащила её в сторону дома. Словно оглушенная, женщина пошла рядом с ней, но не удержалась, оглянулась, полоснув взглядом замершего Смагина. Ничего не заметившая Лиза болтала всю дорогу, мечтая о новом клубе, школе и детском саде, размышляя о том, как вскоре изменится их село. А вот Анна, поджидавшая их на скамейке у ворот, сразу поняла в чём дело и отправив невестку в малуху приступила к осторожным расспросам дочери.
-Мам, меня как иглой пронзило, когда он на меня посмотрел - призналась ей Нюра.
-Помнишь, то время, когда ты путалась с Димкой Емельяновым? Что я тебе говорила? Не пришёл твой час, потерпи, но нет же, ты удила закусила, слушать меня не желала. А ведь я тогда уже знала, что любовь она и на печке тебя найдёт!
-Что ты видишь, мама? Что там у меня впереди?
-Уходит сила моя, дочь. Мутно всё, зыбко. Теперь уж одно остаётся, ждать, как судьба повернёт. Об одном прошу, не спеши, думай хорошо, тебе жить, дочь воспитывать, а я, пока жива приглядывать за вами стану. Не из тех мужиков Алексей Петрович, что приворожить можно, даже не старайся, жди, когда всё само собой разрешится. Идём в дом, озябла я что-то, словно изнутри меня холодом обдаёт.
-Мам, я тебе сейчас малинки заварю, -заботливо предложила Нюра, бережно укрывая плечи матери своим цветастым платком.
-А и завари, хуже не будет, -согласилась Анна, благодарно улыбаясь дочери.
-Вот и повзрослела, моя девочка, ума набралась, -подумала она, ощущая, как занозой в сердце вошла ещё одна мысль, о Васе.
Начало марта 1953 года было тревожным, ходили упорные слухи о болезни вождя, бабы, собираясь у колодцев охали и вздыхали. Пятидесяти шестилетняя Анна плохо спала, видя во снах чёрные тени, кружившие над Кремлем, одной Нюре было всё ни по чём, окунувшись в любовь с головой, она не видела и не слышала того, что творилось вокруг. Сорокасемилетний Алексей Петрович занимал все мысли женщины. Смагин был твёрдым орешком, воевал, имел образование и испытывал непреодолимую тягу к Нюре, не решаясь сделать первый шаг. Так и ходили они вокруг да около, как голубки, не решившие сунуть голову в чашку с зерном, не зная, как приступиться друг к другу. Жила ещё в Смагине память о погибшей на оккупированной земле жене и маленькой дочери, боялась Нюра, что прознает председатель о её не таких уж и тайных способностях.
Анне было не до волнений дочери, Семён незаметно для других, угасал, доедала его тело болезнь, полученная им в заключении. Мысленно готовилась она к его уходу, стараясь как больше времени проводить рядом с ним, чтобы сохранить в памяти любимые черты. Тяжела ноша той, что может предвидеть чью-то смерть, но не имеет сил, чтобы её предотвратить. Вечером 5 марта что-то кольнуло её сердце. Оглянулась, Семён спит, дыхание ровное, а на душе неспокойно, как будто случилось что-то непоправимое. Утром, зашедший за Нюрой, председатель сообщил, умер Сталин. Спохватилась было бежать, а куда сама не знает. Горестно стало, с одной стороны такой человечище ушёл, с другой, как будто облегчение наступило. Растормошила мужа, чтобы новость рассказать, с трудом сел он на кровати, свесив босые ноги.
-Сёмушка, не вставал бы - сказала она ему, -пол студёный, -да где ж его удержишь, упрямого, встал, покачиваясь дошёл до красного угла, отодвинул портрет умершего, за которым скрывалась икона и перекрестился. Кто поймет немого? То ли за упокой шептал он молитву, то ли благодарил Бога за избавление от него.
На улицах Елошного потерянные люди собрали у репродуктора, слушая невеселые новости, бабы заливались слезами, мужики нервно курили в стороне.
-Что же дальше-то будет, девоньки? –прижимала к груди беременная Катька –комсорг. Смелее всех оказалась Тамарка, не боясь никого, плюнула в сердцах на подтаявший снег и выпалила зло: «Вот и сдох таракан усатый», на неё зашикали, замахали руками, а заплаканная Катька, стерев ладошками слёзы со своих щёк гневно ответила:
-Как же так можно? Это же Сталин! –и побрела, понурая, в клуб, где в спешном порядке собирали собрание.
Новое время приходило в страну, новые веяния, но всего этого не увидел Семён, переживший вождя всего на несколько дней. Успокоился он на тихом Елошенском кладбище, в селе, которое стало ему вторым домом. Лёжкой лежала Анна несколько дней, отказываясь от еды, пока девятилетняя внучка, Анечка, не разревелась рядом с ней:
-Бабулечка, не умирай, пожалуйста! - затрясла тонкими веточками-ручками неподвижно лежащую Анну, припала головой к её груди. Шевельнулось что-то в повитухе, словно солнце приласкало первым лучом своим, разгоняя черные тучи, разлепила она сухие губы и попросила пить. С того дня встала она, расходилась, но это была не прежняя Анна, её половина лишь, тень, скользившая по избе незаметно и тихо. Сошедшаяся со Смагиным Нюра перешла в его дом, оставив дочь, матери, в помощницы, Лиза с сыновьями перебралась в колхозную квартиру и осталась Анна с внучкой вдвоём во внезапно ставшем гулком доме.
Семилетний Андрюшка ловко кинул ножичек в очерченный на пыльной степи круг, за селом, антоновские мальчишки играли в ножички на желания, и заплясал, прыгая с ноги на ногу от того, что выиграл.
-Так-то вот, робя, -похвалился он, потирая ладошки и готовя сложное задание для остальных.
-Андрюша,-раздался голос его матери, медленно идущей от Антоновки.
-Андрюша, домой! –крикнула она и помахала рукой для видимости.
-Принесла нелегкая! –бункнул мальчишка, подбирая с земли нож,- до завтра, ребята! -попрощался он и засунув руки в карманы, посвистывая, не торопясь, пошёл навстречу матери.
-Я же просила тебя грядки полить -пожурила Ульяна сына. Дышала женщина тяжело и была сероватого цвета, сердце шалило.
-Отец где, не знаешь? -спросила она, мальчишка недовольно дёрнул плечом.
-Опять пирует- вздохнула она, -который уже день у Матюхиных трётся, когда он уже напьётся. Анрюшка отца откровенно не любил, особенно когда он был выпимши. Тогда Василий становился плаксивым, хватал первого встречного обрубками и жалясь рассказывал о том, как он потерял кисти рук. В трезвые периоды он сына не замечал, как в прочем и Ульяну, тащившую на себе все семейные заботы. Была ещё бабушка Луша, нещадно баловавшая внука, но в последнее время чувствовала она себя неважно и в гости не приходила.
В маленьком дворе их дома Ульяна присела на скамейку, стоявшую под березой, чтобы отдышаться, Андрейка взялся было за деревянную машинку, но она напомнила:
-Грядки, сыночка, надо полить. Мальчишка, прихватив с рогатины ведро ушёл, а она задумалась, глядя на золотые шары, качающиеся под легким августовским ветерком.
После отъезда жены и матери Василия, по началу всё было хорошо, муж словно образумился и вышел на работу в местную школу, взяли сторожем, но и это было неплохо, в старом здании нечего было брать, стало быть ответственности никакой. Первый год Вася старался, работал, помогал с ребенком и даже нашёл общий язык с родной матерью, но после смерти тещи, Павлы Асафовны, нет- нет да начал заглядывать в бутылку. Сначала по праздникам, потом добавились выходные, а следом и будние дни. Директор школы держала его на работе только из жалости, памятуя о его боевых заслугах, а собственный сын стыдился. Ульяна тяжело вздохнула, семейное счастье оказалось и не таким уже счастьем, и она сто раз пожалела уже, что Вася остался с ней. Радовало одно, больше детей у неё не случилось, и единственный ребёнок стал ей светом в окошке. Она поднялась и направилась в сторону огорода на помощь сыну.
Весёленький Вася спешил от Матюхиных домой, где у него была припрятана в сундуке заветная бутылочка. Хоть и были щедры хозяева, но на посошок не налили, опасаясь, что после очередной стопки надоедливого гостя не выгнать. По пути он решил заглянуть к матери, чтобы попробовать разжиться деньгами, но её кислое выражение лица сказало ему всё без слов.
-Хватит пить, Васенька, - тихо прошелестела Лукерья Демьяновна, скорбно смотря на сына, -посмотри на кого ты стал похож?
-Не учи морально, помоги материально! - отбился гость, жадно оглядывая небольшой шкаф в надежде на выпивку.
-Не ищи, не ищи, здесь тебе не нальют! И денег тоже не дам, потому что нет их у меня! – с надрывом сказала женщина, откладывающая каждую копейку для внука.
-Эх, Вася, Вася, - она посмотрела в окно где по дороге пылил ногами сын, - что с тобой сталось? Переломала, перековеркала тебя война, слабым ты оказался, спасовал перед трудностями. Она погладила ладошкой по стеклу, словно хотела погладить быстро удаляющуюся фигурку.
Ночью Ульяне приспичило в туалет, сердце гулко билось в груди, казалось, ещё немного и пробьёт ребра. Она перелезла через пьяного, храпящего мужа, в одиночку приговорившего бутылку самогонки, прошлепала босыми ногами по полу, к порогу, отворила дверь, прошла, не обуваясь, через сенцы, на крыльце вдохнула свежего, августовского воздуха и упала замертво, скатившись вниз. Крепко спал Андрюшка, во сне побеждавший мальчишек в ножички, не зная, что рано утром именно он найдёт мёртвой свою мать. Навсегда врежется в его память её синие губы и широко раскрытые глаза, безжизненно гладящие в небо.
В сентябре 1953 года в Москве состоялся пленум ЦК КПСС на котором были признаны серьезные проблемы в развитии сельского хозяйства и намечены пути решения, повышение заготовительных цен, упорядочению системы заготовок, авансированию колхозников, снижению налогов. Всё это способствовало постепенному росту благосостояния колхозников, ведь по стране сумма сельхозналога сократилась почти вдвое. А самое главное, снижались нормы обязательных поставок с приусадебных крестьянских хозяйств, которые с 1958 г. будут отменены полностью.
Алексей завтракал, спеша на утреннюю планёрку. Нюра, положив руки под подбородок наблюдала за тем, как он ест.
-Сама, что не ешь? –спросил он, делая ножом дырочку в яйце и выпивая его сырым.
-Не хочется, Андрюшенька, -ответила она, удивляясь тому, что в свои 34 года ведёт она себя, как девчонка.
-Ну всё, я побежал, до вечера-муж помахал ей рукой и послав воздушный поцелуй умчался по делам. Нюра счастливо вздохнула ему вслед, до чего же сладка семейная жизнь, когда всё ладком.
В это же время Вася с трудом продрал глаза, утро, скоро придёт Антонина Ивановна, директор школы, ох и строгая баба, фронтовичка. Он сполз с парты на которой спал, пригладил отросшие волосы, поднял с пола пустую бутылку, осмотревшись по сторонам, сунул её в учительский стол. Выйти на крыльцо не успел, на свежем воздухе алкогольные пары не так слышны, директор встретила его в школьном коридоре. Сурово взглянула на помятое лицо сторожа и приказала сейчас же зайти в её кабинет.
-Вот, что, Василий, я долго терпела и прикрывала твоё пьянство, сочувствуя твоему горю, но всякому терпению приходит конец! Спился ты окончательно! За сыном не смотришь! Мальчишка в школу ходит грязный, уроки прогуливает!
-Так, когда мне? -попытался оправдаться собеседник,-да и рук у меня, как вы видите нет!
-Мозгов у тебя нет! -рявкнула Антонина Ивановна.
-Или берёшься за ум или я найду на тебя управу не посмотрю, что воевал! Живо у меня окажешься там, куда Макар телят не гонял!
-Представляешь, она мне пригрозила, -жаловался чуть позже он матери,- сказала, что посадит! Лукерья Демьяновна промолчала, подумав про себя, что лучшей причины, чтобы им всем уехать из Антоновки и придумать нельзя. Елошное, вот что поможет Васе вернуть свой человеческий облик. Елошное и Анна, а денег на дорогу она как –нибудь наскребёт.
Анна собирала на огороде картофельную ботву в кучу, чтобы вечером сжечь, когда во дворе залаяла собака и прибежавшая Анечка сообщила:
-Ба, к нам гости.
-Кого это на ночь глядя принесло? –удивилась женщина, втыкая вилы, которыми убирала ботву, в землю. Она вымыла руки в колоде у колодца, перевязала на голове платок и не спеша, хромая, пошла прочь с огорода в ограду, где, переминаясь с ноги на ногу стояли приехавшие гости.
-Ах ты ж, божья воля, каким ветром вас в Елошное занесло? –растеряно сказала она, поочередно рассматривая пьяненького сына, похудевшую и постаревшую Лукерью и насупившегося Андрейку.
-Горе, мамаша у нас- заголосил Василий, выходя вперед, -Улька, жена моя любимая померла, оставила меня на этом свете мыкаться с несмышлёнышем, а как же я могу, коли рученек у меня нет? –забарагозил, устраивая представление, сын.
Анна молча подхватила ведро с водой, стоявшее у стены, приготовили, чтобы напоить скотину и подняв его выплеснула на гостя.
-Хватит юродствовать,- строго сказала она,- сам знаешь я это здынь не люблю. Вася стушевался, притих, вроде как стал меньше ростом, а Лукерья Демьяновна облегченно выдохнула, всё она сделала правильно, изверился Вася, а Анна живо в ум приведёт.
-А ты стало быть Андрей? –обратилась хозяйка к мальчишке, -давай знакомиться, бабушка я твоя, Анна.
-Я тебе рассказывала,-вмешалась Лукерья,-помнишь?
-Помню,- не шёл на контакт мальчик.
-Нюта, покажи-ка Андрейке, что здесь у нас да как, да в избу заходите, как говорится, чем богаты, тем и рады.
Вечером, распределив гостей по спальным местам, запалили Анна и Лукерья в огороде большой костер из ботвы, взметнулись в черное небо яркие искры, заплясали диковинные тени по земле.
-Вот так вот, Аннушка, хомутом тебе на шею свалилися, но что делать с Васей ума не приложу- закончила свой рассказ о том, что произошло в Антоновке Лукерья,-одна на тебя надежда осталася.
-Невелика надежда-то, силы уж не те, разве Нюрка возьмётся лечить, а я как Сёмушку схоронила, слово неживая сделалась, одно на свете держит, внучка, не научила я её ещё нашему мастерству, не передала знания свои, значит поживу ещё, поскриплю немножко. То, что приехали, хвалю, но и ругать буду, распустила ты сына, Луша. Разве ж это теперича человек? Так, оболочка только, не знаю выйдет ли толк из него, время покажет. Изъян свой только он исправить сможет, только захочет ли сам он это сделать, вот в чём вопрос. Они долго смотрели на пламя костра, которое постепенно становилось всё меньше и меньше, ботва сгорела быстро, оставляя в воздухе чуть сладковатый, ни на что не похожий запах. Анна залила костёр водой, засыпала землёй.
-Идём спать, гостьюшка, утро покажет, как нам с тобой поступить,-сказала она, забирая с собой ведро и инструмент.
-Охохонюшки, -вздохнула она, грехи наши тяжкие, придётся Васю как-то воскрешать, мы же всем сказали, что нет его больше, - они вышли из огорода, закрыв за собой калитку и вошли в дом.
Тяжело пришлось Андрейке в Елошном на первых порах. Во-первых, он боялся свою новую бабушку, казалась ему слишком строгой и хоть Анюта убеждала, что она сама доброта, он каждый раз вздрагивал, когда женщина пыталась его обнять. Во-вторых, местные мальчишки никак не хотели принимать его в свою компанию и за место в детском коллективе пришлось побороться. Расквашенный нос и порванные учебники не единственное с чем ему пришлось столкнуться. Вторая бабушка, Луша, утешала и вытирая разбитые нюни просила потерпеть. Одно радовало, отец стал пить меньше, Нюра поворчав немного взялась за его лечение, он устроился на работу, в колхоз пастухом, но мальчишка подспудно ждал от него чего-нибудь этакого, нового загула, например, но шло время и ничего не происходило, строгая бабушка Анна разгуляться ему не давала. Беспокоило Андрейку и то, что зачастил отец к своей жене и сыновьям, жившим на соседней улице. По началу навеселе захаживал, чуть позже заскакивал на неделе, вечерами. Он пытался сдружить мальчика со его сводными братьями, но дружбы не получилось, будучи старше Андрея мстили они за то, что когда-то Вася оставил их.
Вот в таких заботах и хлопотах прошла зима, наступил март 1954 года.
На конном дворе собрались елошенские мужики, жарко споря меж собой, бросали головные уборы на землю, не в силах сдержать свои эмоции. Обсуждали постановление ЦК КПСС «О дальнейшем увеличении производства зерна в стране и об освоении целинных и залежных земель».
-Это что же получается? –горячился Димка Емельянов, не признанный отец дочери Нюры,- мы сейчас залежные земли обрабатывать станем? А на черта они нам сдались? Нам бы колхозные успеть вспахать!
-Ты бы Дима потише руками размахивал,-предостерег его Вася, проводивший здесь свои вечера, -всё же решение партии осуждаешь, мало-ли что!
-А сейчас не ранешные времена,-огрызнулся тот, не желая менять своё мнение,-они в Москве-то земли не нюхали, а туда же, целину им подавай! Тракторов лишних нет! Денег тоже, как и дорог! Специалисты где? Где я вас спрашиваю? Нету! Опять на нашем хребте поедут! – развыступался Димка, оглядывая присутствующих.
-На своём хребте,-вступил в разговор Пашка Юрин,- ты разве что ребятёнков своих тащишь, да сколь от тебя по деревням разным ишшо болтается неизвестно, а целину разрабатывать партейные будут да комсомольцы, так что ты бузу здесь не разводи, целинник, понимаешь, выискался! Со всех концов страны новосёлы к нам приедут, плохо что ли?
-Да мне то что,-сник под его напором Димка,-пусть распахивают, только забыли все, что у нас тут зона рискованного земледелия, то засуха и суховеи, то всемирный потоп, на поле не зайдёшь. Вот и поглядим, чего они напашут и вырастят. Непутевый Димка как в воду глядел, и если по началу урожаи с новой целины и радовали, то уже в 1955 г., собранный урожай оказался почти в 2 раза меньше, чем в предыдущие годы.
Беременная Лиза развешивала бельё на веревках во дворе дома, морозный ветер студил руки, горячил щеки, февраль 1956 года выдался не только снежным, но и холодным.
-Всё одна колготишься? –сердито спросила её Тамара, зашедшая по пути в магазин в гости. В материнский дом Лиза так и не вернулась, но с матерью помирилась, не сразу, спустя лишь время, но отмякла сердцем и разрешила той заходить иногда в гости. Хоть и старалась Тамара держать свой дрянной характер в руках, но время от времени прорывался он недовольством и желанием поучать других.
-Вася до магазина побег-коротко ответила ей дочь, встряхивая старенькие мужские кальсоны.
-Говорила тебе, не помощник он вовсе, так нет же, приняла, хорошо, что выбл@дка своего Анне оставил, не хватало тебе ещё чужое семя ростить, когда своё вон на глаза уже лезет-показала она на живот дочери.
-А тебе вечно не угодишь, мама, не пьёт мужик, погляди-ка как другие спиваются, а Васенька ни граммулечки в рот не берёт, а после того, как в библиотеку устроился и вовсе хорошо стало, в тепле сидит, плохо что ли? -возразила ей Лиза, поднимая со снега пустой таз.
-Трутень, как есть трутень! -выпалила Тамарка свою боль, так и не могла смириться она с тем, что дочь зятя простила и в дом свой жить пустила, кипело в ней, бурлило недовольство, а ничего против не скажи, отбившаяся от рук дочь быстро от ворот поворот покажет.
-Пошли в дом, что на ветру мёрзнуть? -предложила Лиза.
-Гляди-ка, кто это по улице идёт, никак не признаю? - спросила её мать, вглядываясь в сгорбленную фигуру мужчины, с сидором за плечами, шагающему по улице.
-Да мало ли незнакомых? -пожала плечами дочь,- может по делу к Смагину приехал, али в колхоз, идём скорее задубела я чисто говяш на морозе. Что-то знакомое почудилось Тамаре в этой шаркающей походке, в повороте головы, когда прохожий оглянулся назад.
-Мам, ты чего застыла? Идём,-поторопила её Лиза и Тамара заспешила ей вслед, гадая, кого же она увидела.
Макар, а это был он, шёл к дому Анны, единственному месту, куда он мог вернуться. https://ok.ru/zaokolitse/topic/157483991029075 #аннушкаоттандем