Катино счастье

Муж у Кати жестоким был и нелюдимым. Исподлобья смотрел, будто все перед ним провинились. Катя его боялась не зря. Иной раз придет злой из лесу, да так поколотит её своими ручищами, что свет белый не мил. А свекровь злыдня подзуживает:
- Ты с ней построже, видела я как мужики вслед ей глядят. Красивая жена – не твоя жена. - Настроит его, он и вымещает на ней злость свою.
А как понесла Катя, он присмирел. Стал добром к ней поворачиваться. То гостинец, какой принесет, то ягоды из лесу. Стало все налаживаться. Перед самыми родами пропал Матвей. Ушел в лес и не вернулся. Кто что тогда говорил, что мужики его вилами закололи за характер его, то медведь поломал. Так правды и не добились.
Осталась Катерина одна. Хотела к отцу с матерью вернуться, отец запретил:
- У нас Манька еще не замужем. И Семену жену в дом привести надо. Он сын, мы его обязаны приютить. А ты Катька, ломоть отрезанный. Тебя с дитем Ореховы кормить должны. Вот у них и живи. Ничего, не обидят. Чай внука им носишь.
Только родила Катерина, как свекровь её в поле послала. Наденьку маленькую бабке старой отдали, та ей хлеба в тряпочку нажует беззубым своим ртом. Девчонка помалкивает. Придет Катерина с поля, грудь распирает, саму колотит всю от холода. Молчит, свекрови не говорит ничего, а то еще хуже будет. И так у них и в прислугах и в работниках. А пожалеть некому.
Пришла как-то к отцу с матерью вечером, а сама больная вся. Руки стерты, тело исхудавшее. Спросил отец:
- что это с тобой, - Катерина молчит. А что говорит, будто сам не знает. Вся деревня её жалеет, только не отец родной. – Ты вот что, дочь, - после недолгого молчания отец сказал, - давай-ка замуж собирайся. Не дело это.
- Да кто же меня с Наденькой-то возьмет?
- Григорий Забаев. Я поговорю с ним. Он мужик справедливый. Не обидит твою дочь. Да и Надя маленькая совсем, привыкнет, как свою воспитывать станет.
- Да у него детей трое.
- Ничего, жена у него померла, а ребятишек поднимать надо.
Катя заплакала и в ноги к нему упала:
- Я лучше у Ореховых жить останусь, не отдавай меня за Григория. Он на Маньку нашу заглядывается. Не будет мне с ним жизни.
- Ты Маньку не тронь, она девка! – Отец разозлился, - куда её на детей? Она за парня выйдет. А тебе деваться некуда. Ничего, и тебя примет. Успокоишься и опять станешь красавицей, как в тело войдешь. А то глазищи одни остались. Сейчас, конечно, смотреть на тебя, - отец хмыкнул, - удовольствие небольшое.
Всю ночь тогда Катерина проплакала, а что делать, слезами горю не поможешь. Григорий честь по чести пришел, со свекровью поговорил. А та и рада, от лишних ртов избавляется. Катерина то ладно еще, работящая. А вот дитя её кормить, когда Матвей сгинул, радости мало.
Стала Катя в новой семье обживаться. Григорий, хоть и суров был, а хлеб на столе всегда белый. На ребятишек прикрикивал, если они к жене его без уважения относились. Слова о ней плохого говорить не позволял. Хоть и не баловал словами ласковыми. А все лучше, чем раньше-то. И дети привыкли, мамкой её звали.
Маня замуж вышла за Ивана Кудряшова, самого красивого гармониста в округе. Дочь родила. Только налаживаться жизнь стала, а тут война. Ивану Кудряшову повестка пришла, а Григорий, недожавшись – добровольцем ушел.
В деревне из мужиков только хромой бывший Катин свекор остался, да тракторист Андрей. Так что как крыша у неё прохудилась, она сама чинить её полезла. От неопытности своей, не удержалась и упала. Спина потом долго болела. Ей бы в больницу, да куда там, дел дома невпроворот. Дети старшие помочь во всем старались, жалели маму.
Маня одна из первых похоронку на мужа получила. Плакала, поверить не могла. А в сорок втором Григорий вернулся после госпиталя, контуженный и без руки левой. Его учету выучили и в контору посадили. Освоившись немного, назначили председателем. Мужик он справедливый. Да и выбор небольшой.
Катерина к тому времени совсем согнулась. Работала по-прежнему, вот только спина покоя не давала. А Маня расцвела, хоть и похудела, а щеки розовые, фигура ладная. Слухи по деревне поползли, что захаживает к ней председатель. Да и сама она от сестры глаза прячет.
Катя плакала, а виду не подавала. Да и кому она нужна? Дети, как что про отца услышат, сердятся, что маму он обижает. Только Катя им об отце плохо говорить запрещала. Знала, что и раньше Григорий Маню любил. А теперь ей с горбом только век доживать. И так хорошо, что в уважении, ни словом, ни делом не обижают.
Григорий старался, семью обеспечивал. Опять хлеб на столе белый. А в пятьдесят третьем зашевелился осколок у него, пока в больницу на телеге довезли, он помер.
Голосила по Григорию тогда Маня, никого не стесняясь. Хотела на поминки прийти, а Степан, старший сын, перед самым носом её дверь захлопнул.
- Нечего ей тут делать. Она распутница отца из семьи привлекала. Ведь сестра родная мамкина, а ни людей, ни совести своей не боится.