(выпуск 39-й) ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ (отрывок 41-й) После сельского совета, поработав в колхозе около года учётчиком в полеводческой бригаде, был я в 1957 году приглашён на работу в Сажинское почтовое отделение, которое именовалось Голдобинским, так как оно находилось раньше в Голдобино, сохранило прежнее название. Работать стал взамен Казанцевой Пелагеи или, как её звали, «Казанчихи», которую разбомбили в пух и прах, за её махинации, связанные с большой недостачей. Там она в течение более десяти лет водила за нос и обманывала ревизоров Ишимского отделения связи, прикрываясь вкладами по сберкассе и почтовыми переводами. Ревизии часто делал некий Смирнов Иван Фёдорович, близкий приятель Казанчихи, поэтому всё было шито-крыто. Иван Федосеевич Бессонов (сейчас нет в живых) работал в то время пред. сельсовета и чуть было не попал на скамью подсудимых, вместе с нашей «героиней» - Казанчихой. Тогда, в 50-е годы, на сельский совет ежемесячно приходил из Райфо перевод для выплаты пособия одиноким многодетным матерям, где на бланке почтового перевода предсовета расписывался и заверял подпись печатью. Иван Федосеевич был малограмотный мужик, знал только, как расписаться, да читал немного лучше. Всё над ним мужики посмеивались, дескать, только печать в кармане носит. Он получал по переводу деньги и отдавал их секретарю совета, который и выдавал пособия. Я работал в то время у Ивана Федосеевича секретарём, собирал самообложение, а позднее и сельхозналог и страховые платежи. И Казанчиха каким-то образом умудрялась перекрывать свою недостачу переводом с/совета, который приходил на сумму шесть и более тысяч. И всё дело тянулось, как говорится, до поры, до времени. Из Ишимского отделения связи выехала «сама» Чугреева Нина Константиновна и разоблачила её, и ещё до суда конфисковала имущество: забрала перину, которую пришлось тащить в сельсовет. Вот так её разбомбили в пух и прах. Сразу её увезли, посадили, а потом судили, дали 6 лет заключения. Но она просидела что-то немного, не больше года, попала под амнистию, и оказалась на воле. Сейчас её уже нет в живых. Хоть бы она не сгнила, как некоторые ей желали за её клевету и доносы и прочие казусы. Начальником почты работать мне пришлось прямо дома, сначала в старом доме, а в 1958 году, летом, когда строился, - занимался в амбаре и там спал вместе с плотниками (отец с сыном-подростком отстраивали) – охранял ценности. А когда построился (в сентябре уже), перешёл в новый крестовый дом, то в третью комнату-горенку вход был сделан отдельно, из коридора. На почте я проработал около 2-х лет. А в 1959 году, все учреждения – почту, правление колхоза, сельский совет – перевели в Голдобино, где и двухэтажную 8-летнюю школу отстроили из брусьев. Я переезжать в Голдобино не согласился, так как только что зашёл в новый дом. С постройкой намаялся и израсходовался «до нуля». А семья к этому времени уже насчитывала 10 человек (жила ещё с нами мать моя – бабушка Варвара Ефимовна). Семеро детей за каких-то десять лет накопили и пустили на Божий Свет мы вдвоём с Зиной. Никто не помогал, ни домовой, ни сосед. Как овёс были, один одного меньше. Старшей дочурке было 11 лет, а младшая, Валя, была грудная. А четыре сына и дочь – между ними. Не хватало ещё одного члена семьи. Последний (заскрёбыш) сын Володя народился в 1961 году.
Две тетради
Две тетради
(выпуск 39-й)
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ (отрывок 41-й)
После сельского совета, поработав в колхозе около года учётчиком в полеводческой бригаде, был я в 1957 году приглашён на работу в Сажинское почтовое отделение, которое именовалось Голдобинским, так как оно находилось раньше в Голдобино, сохранило прежнее название. Работать стал взамен Казанцевой Пелагеи или, как её звали, «Казанчихи», которую разбомбили в пух и прах, за её махинации, связанные с большой недостачей. Там она в течение более десяти лет водила за нос и обманывала ревизоров Ишимского отделения связи, прикрываясь вкладами по сберкассе и почтовыми переводами.
Ревизии часто делал некий Смирнов Иван Фёдорович, близкий приятель Казанчихи, поэтому всё было шито-крыто.
Иван Федосеевич Бессонов (сейчас нет в живых) работал в то время пред. сельсовета и чуть было не попал на скамью подсудимых, вместе с нашей «героиней» - Казанчихой.
Тогда, в 50-е годы, на сельский совет ежемесячно приходил из Райфо перевод для выплаты пособия одиноким многодетным матерям, где на бланке почтового перевода предсовета расписывался и заверял подпись печатью.
Иван Федосеевич был малограмотный мужик, знал только, как расписаться, да читал немного лучше. Всё над ним мужики посмеивались, дескать, только печать в кармане носит. Он получал по переводу деньги и отдавал их секретарю совета, который и выдавал пособия.
Я работал в то время у Ивана Федосеевича секретарём, собирал самообложение, а позднее и сельхозналог и страховые платежи.
И Казанчиха каким-то образом умудрялась перекрывать свою недостачу переводом с/совета, который приходил на сумму шесть и более тысяч. И всё дело тянулось, как говорится, до поры, до времени. Из Ишимского отделения связи выехала «сама» Чугреева Нина Константиновна и разоблачила её, и ещё до суда конфисковала имущество: забрала перину, которую пришлось тащить в сельсовет.
Вот так её разбомбили в пух и прах. Сразу её увезли, посадили, а потом судили, дали 6 лет заключения. Но она просидела что-то немного, не больше года, попала под амнистию, и оказалась на воле. Сейчас её уже нет в живых. Хоть бы она не сгнила, как некоторые ей желали за её клевету и доносы и прочие казусы.
Начальником почты работать мне пришлось прямо дома, сначала в старом доме, а в 1958 году, летом, когда строился, - занимался в амбаре и там спал вместе с плотниками (отец с сыном-подростком отстраивали) – охранял ценности. А когда построился (в сентябре уже), перешёл в новый крестовый дом, то в третью комнату-горенку вход был сделан отдельно, из коридора.
На почте я проработал около 2-х лет. А в 1959 году, все учреждения – почту, правление колхоза, сельский совет – перевели в Голдобино, где и двухэтажную 8-летнюю школу отстроили из брусьев. Я переезжать в Голдобино не согласился, так как только что зашёл в новый дом. С постройкой намаялся и израсходовался «до нуля».
А семья к этому времени уже насчитывала 10 человек (жила ещё с нами мать моя – бабушка Варвара Ефимовна). Семеро детей за каких-то десять лет накопили и пустили на Божий Свет мы вдвоём с Зиной. Никто не помогал, ни домовой, ни сосед. Как овёс были, один одного меньше. Старшей дочурке было 11 лет, а младшая, Валя, была грудная. А четыре сына и дочь – между ними. Не хватало ещё одного члена семьи. Последний (заскрёбыш) сын Володя народился в 1961 году.