Сибирские болота – место последней ссылки переводчицы и поэтессы Марии Карамзиной
Предисловие
Лопата вонзается в землю с глухим, утробным звуком. Май перевалил за свою вторую половинку, и жарко от майского сибирского солнца, палящего на кладбище, и тяжко и муторно на душе. Наталья снова принимается втыкать лопату, – надо успеть вырыть могилу здесь на краю сельского кладбища, до заката. Ведь ночью не хоронят. Но каждый раз — короткий стук железа о мерзлый грунт, едва оттаявший на весеннем солнце, и небольшие скудные пласты земли отделяются от своей основы. Наталья отбрасывает лопату в сторону, смотрит на ладони. От черенка, который приходится крепко сжимать рукой, вся водянка разодралась. Она дует на ладони, чтобы унять жгучую боль. Эстонской ссыльной дочери архитектора Наталье Паульсен уже 17 лет, но это ничего не значит, она должна похоронить Марию Владимировну и Коленьку, младшего брата. Неподалеку, на голой земле, лежат два истощенных от голода тела, завернутых в серую больничную ткань, тела двух бесконечно близких этой девочке людей...
1. Свободная Прага
Звенело солнце, звенела музыка рояля, шелестело новое платье, и Маша Максимова, внучка знатного русского купца, кружилась в зале. Они с родителями только переехали в Прагу. Маша – ровесница нового века, она родилась вместе с ним в 1900 году, в Петербурге, и даже успели получить превосходное первоначальное образование, правда, пришлось бросить университет.
Вот как писала Маша о своей жизни: «Завтра собираемся в столицу. Сыплет сад листвой пожелтелой. Уж растенья на зиму в теплицу отвезли с террасы опустелой. Милый сад, ты пышно распускался. Помнишь гроз весенние набеги? На сырых дорожках след остался. От колес садовничьей телеги. Я пойду проститься с полем, с лесом, где груздей темны и мокры груды. Под сквозным, пестреющим навесом постою у илистой запруды.» Теперь она эмигрантка, ну и что, зато она выходит замуж за молодого перспективного юриста, Ивана Давыдовича Гримм.
2. Драматичная Эстония
"Доверьтесь! – Память не обманет, Строка, виясь, уводит прочь, К тому пруду, откуда манит Зеркально-розовая ночь." В 1927 году Маша вместе с родителями мужа переехала в Тарту, т.к. свекр, профессор Римского права Давыд Давыдович Гримм был приглашен преподавать в Тартуский университет. Но все разладилось с мужем Иваном. В 1929 произошел развод, и Мария Владимировна вышла замуж за Василия Александровича Карамзина, правнука брата Карамзина, в 1914-17 годы служившего штаб-ротмистром гусарского полка. Он был старше ее на 15 лет. Карамзин звезд с неба не хватал, в шахтерском поселке Кивиыли он устроился работать бригадиром на сланцевых разработках. А Мария писала стихи, вела переписку с русским писателем И.А. Буниным. К каждому слову относилась с трепетом, работала тщательно. Только в 1939 вышла первая книга её стихов «Ковчег». Она еще не знает, что следующую публикацию уже не увидит – её стихотворения войдут в сборник Поэзия узников ГУЛАГа, но уже после смерти. В 1941 -м Красная армия вступила в Прибалтику, в феврале 1941-го был арестован Василий Карамзин. Его расстреляли 30 июня 1941 года, через 8 дней после начала войны, хотя ведь он мог пойти воевать за Родину. Машу вместе с 8-ми и 6-летним сыновьями Александром и Михаилом выслали в Сибирь, в поселок Новый Васюган, окруженный Васюганскими болотами (видимо, чтобы не могла пешком вернуться домой).
"Но вот порой – прозренье, бред ли? – Так, непонятно, в миг любой, Древесный ствол, как мертвый в петле, Вдруг колыхнется пред тобой. Крик паровоза, дальний, гулкий, - Да, всё как прежде, да, зима... Моргнешь – в знакомом переулке Мутнеют, зыблются дома".
3.Суровая Сибирь
Семья ссыльных должна была сажать картошку и заготавливать дрова и еще много чего нужно было делать женщине, у которой помощники – два мальчика младшего школьного возраста. ...Знала она или нет, а если знала, то еще трагичнее ее судьба, но ее здоровье не выдержит и года проживания в Сибири. Он умрет в воскресенье, 17 мая 1942 в пос. Новый Васюган Нарымского края от истощения, умрет, оставляя круглыми сиротами своих мальчиков. О месяце мае она ведь когда-то писала:
"А помнишь: озорною ночкой мая Спускался ты в потемки, в урему? Вся русая, вся нежная – другая – Тебя ждала... ах, я ли? Не пойму!" (Январь 1939).
4. Кладбище
"Мы клонимся покорно в тишину, Могильного молчания предтечу, Забыв обетованную весну, Блаженную, несбыточную встречу". ...Наталья вырыла еще. И снова села на холодную землю. Голод изнутри, пустая тошнота в животе и эта яма, из которой она выворачивает с утра по кусочку сибирской земли. Каждый ком надо отвоевать у равнодушной тайги, каждый корень, дотянувшийся сюда, надо перерубить. Ветер растрепал волосы на голове Натальи, словно перелистывая страницы ненаписанной Машиной книги. Ни священника, ни свечей, ни гроба, ни нормальной одежды на теле покойной. Только земля пахнет весной, да хриплый собственный выдох похож на шелест юной листвы на березках. Наконец, яма готова. Не глубока, и дно неровное. Но больше нет сил. Она подтянула сначала Машу, потом Коленьку. Осторожно она стащила два свертка в могилу. Руками сталкивала комья земли. Земля падала с мягким стуком, постепенно скрывая серый холст. Земли не хватило для холмика. Наталье пришлось еще подкопать землю вокруг, она воткнула лопату в свежий холмик и постояла несколько мгновений. Не было слов. Не было слез. Отчаяние выжгло и то, и другое. Она не прощалась, не крестилась, – она повернулась и побрела с лопатой обратно к бараку. Пустота внутри была теперь больше, чем голод. Она была размером с могилу, которую она только что вырыла, а может, с целую жизнь, которая осталась там, в промерзлой земле, завернутая в больничное одеяло.
"А вот, давно, когда стеной алтарной Росли глухие, строгие леса, И золотые пчелки мед янтарный Отшельникам носили, и роса Медвяная была, а мы цветами, Любовью чистою, как глубь озер, Дышали, и казалось, что над нами Господь покров свой распростер – Был зов тебе из кельи потаенной... Ты помнишь, зов туда, в лесную тишь!"
Послесловие
Раскинулись на просторах, превосходящих целые государства, в междуречье Оби и Иртыша, Васюганские болота. Болота разглядели и приютили ту маленькую могилку, что создавала когда-то депортированная девушка из Эстонии Наташа. Мария осталась навсегда в природном соборе, в тишине, нарушаемой лишь криком птиц. У нее на могиле будет поставлен крест, – в 1950-е годы он будет утрачен и только в 2007 году будет установлен новый деревянный крест в месте захоронения спецпереселенцев.
В октябре 2018 г. в Каргасокском районе, с. Новый Васюган вместо деревянного креста будет установлен мраморный крест и мемориальная стела.
"Но вздох над призрачной куртиной, Но слёз жемчужная роса – Всё канет с песней соловьиной В распахнутые небеса". В статье приводятся стихи русской поэтессы Марии Карамзиной и материалы Архива музея; Архива НИПЦ «Мемориал» (Москва)// Ф.1.Оп.1.Д.2077.
К сожалению, дальнейшая судьба Натальи Паульсен, а также Александра и Михаила Карамзиных автору до сих пор неизвестна.
Толкачев.Истории
Сибирские болота – место последней ссылки переводчицы и поэтессы Марии Карамзиной
Предисловие
Лопата вонзается в землю с глухим, утробным звуком. Май перевалил за свою вторую половинку, и жарко от майского сибирского солнца, палящего на кладбище, и тяжко и муторно на душе. Наталья снова принимается втыкать лопату, – надо успеть вырыть могилу здесь на краю сельского кладбища, до заката. Ведь ночью не хоронят. Но каждый раз — короткий стук железа о мерзлый грунт, едва оттаявший на весеннем солнце, и небольшие скудные пласты земли отделяются от своей основы.Наталья отбрасывает лопату в сторону, смотрит на ладони. От черенка, который приходится крепко сжимать рукой, вся водянка разодралась. Она дует на ладони, чтобы унять жгучую боль. Эстонской ссыльной дочери архитектора Наталье Паульсен уже 17 лет, но это ничего не значит, она должна похоронить Марию Владимировну и Коленьку, младшего брата. Неподалеку, на голой земле, лежат два истощенных от голода тела, завернутых в серую больничную ткань, тела двух бесконечно близких этой девочке людей...
1. Свободная Прага
Звенело солнце, звенела музыка рояля, шелестело новое платье, и Маша Максимова, внучка знатного русского купца, кружилась в зале. Они с родителями только переехали в Прагу. Маша – ровесница нового века, она родилась вместе с ним в 1900 году, в Петербурге, и даже успели получить превосходное первоначальное образование, правда, пришлось бросить университет.Вот как писала Маша о своей жизни:
«Завтра собираемся в столицу. Сыплет сад листвой пожелтелой. Уж растенья на зиму в теплицу отвезли с террасы опустелой. Милый сад, ты пышно распускался. Помнишь гроз весенние набеги? На сырых дорожках след остался. От колес садовничьей телеги. Я пойду проститься с полем, с лесом, где груздей темны и мокры груды. Под сквозным, пестреющим навесом постою у илистой запруды.»
Теперь она эмигрантка, ну и что, зато она выходит замуж за молодого перспективного юриста, Ивана Давыдовича Гримм.
2. Драматичная Эстония
"Доверьтесь! – Память не обманет,Строка, виясь, уводит прочь,
К тому пруду, откуда манит
Зеркально-розовая ночь."
В 1927 году Маша вместе с родителями мужа переехала в Тарту, т.к. свекр, профессор Римского права Давыд Давыдович Гримм был приглашен преподавать в Тартуский университет. Но все разладилось с мужем Иваном. В 1929 произошел развод, и Мария Владимировна вышла замуж за Василия Александровича Карамзина, правнука брата Карамзина, в 1914-17 годы служившего штаб-ротмистром гусарского полка. Он был старше ее на 15 лет.
Карамзин звезд с неба не хватал, в шахтерском поселке Кивиыли он устроился работать бригадиром на сланцевых разработках. А Мария писала стихи, вела переписку с русским писателем И.А. Буниным. К каждому слову относилась с трепетом, работала тщательно. Только в 1939 вышла первая книга её стихов «Ковчег». Она еще не знает, что следующую публикацию уже не увидит – её стихотворения войдут в сборник Поэзия узников ГУЛАГа, но уже после смерти.
В 1941 -м Красная армия вступила в Прибалтику, в феврале 1941-го был арестован Василий Карамзин. Его расстреляли 30 июня 1941 года, через 8 дней после начала войны, хотя ведь он мог пойти воевать за Родину. Машу вместе с 8-ми и 6-летним сыновьями Александром и Михаилом выслали в Сибирь, в поселок Новый Васюган, окруженный Васюганскими болотами (видимо, чтобы не могла пешком вернуться домой).
"Но вот порой – прозренье, бред ли? –
Так, непонятно, в миг любой,
Древесный ствол, как мертвый в петле,
Вдруг колыхнется пред тобой.
Крик паровоза, дальний, гулкий,
- Да, всё как прежде, да, зима...
Моргнешь – в знакомом переулке
Мутнеют, зыблются дома".
3.Суровая Сибирь
Семья ссыльных должна была сажать картошку и заготавливать дрова и еще много чего нужно было делать женщине, у которой помощники – два мальчика младшего школьного возраста....Знала она или нет, а если знала, то еще трагичнее ее судьба, но ее здоровье не выдержит и года проживания в Сибири. Он умрет в воскресенье, 17 мая 1942 в пос. Новый Васюган Нарымского края от истощения, умрет, оставляя круглыми сиротами своих мальчиков.
О месяце мае она ведь когда-то писала:
"А помнишь: озорною ночкой мая
Спускался ты в потемки, в урему?
Вся русая, вся нежная – другая –
Тебя ждала... ах, я ли? Не пойму!" (Январь 1939).
4. Кладбище
"Мы клонимся покорно в тишину,Могильного молчания предтечу,
Забыв обетованную весну,
Блаженную, несбыточную встречу".
...Наталья вырыла еще. И снова села на холодную землю. Голод изнутри, пустая тошнота в животе и эта яма, из которой она выворачивает с утра по кусочку сибирской земли. Каждый ком надо отвоевать у равнодушной тайги, каждый корень, дотянувшийся сюда, надо перерубить.
Ветер растрепал волосы на голове Натальи, словно перелистывая страницы ненаписанной Машиной книги. Ни священника, ни свечей, ни гроба, ни нормальной одежды на теле покойной. Только земля пахнет весной, да хриплый собственный выдох похож на шелест юной листвы на березках.
Наконец, яма готова. Не глубока, и дно неровное. Но больше нет сил. Она подтянула сначала Машу, потом Коленьку. Осторожно она стащила два свертка в могилу. Руками сталкивала комья земли. Земля падала с мягким стуком, постепенно скрывая серый холст.
Земли не хватило для холмика. Наталье пришлось еще подкопать землю вокруг, она воткнула лопату в свежий холмик и постояла несколько мгновений. Не было слов. Не было слез. Отчаяние выжгло и то, и другое.
Она не прощалась, не крестилась, – она повернулась и побрела с лопатой обратно к бараку. Пустота внутри была теперь больше, чем голод. Она была размером с могилу, которую она только что вырыла, а может, с целую жизнь, которая осталась там, в промерзлой земле, завернутая в больничное одеяло.
"А вот, давно, когда стеной алтарной
Росли глухие, строгие леса,
И золотые пчелки мед янтарный
Отшельникам носили, и роса
Медвяная была, а мы цветами,
Любовью чистою, как глубь озер,
Дышали, и казалось, что над нами
Господь покров свой распростер –
Был зов тебе из кельи потаенной...
Ты помнишь, зов туда, в лесную тишь!"
Послесловие
Раскинулись на просторах, превосходящих целые государства, в междуречье Оби и Иртыша, Васюганские болота. Болота разглядели и приютили ту маленькую могилку, что создавала когда-то депортированная девушка из Эстонии Наташа.Мария осталась навсегда в природном соборе, в тишине, нарушаемой лишь криком птиц. У нее на могиле будет поставлен крест, – в 1950-е годы он будет утрачен и только в 2007 году будет установлен новый деревянный крест в месте захоронения спецпереселенцев.
В октябре 2018 г. в Каргасокском районе, с. Новый Васюган вместо деревянного креста будет установлен мраморный крест и мемориальная стела.
Но слёз жемчужная роса –
Всё канет с песней соловьиной
В распахнутые небеса".
В статье приводятся стихи русской поэтессы Марии Карамзиной и материалы Архива музея; Архива НИПЦ «Мемориал» (Москва)// Ф.1.Оп.1.Д.2077.
К сожалению, дальнейшая судьба Натальи Паульсен, а также Александра и Михаила Карамзиных автору до сих пор неизвестна.