в божественно замкнутом круге, куда посторонним нет входа, где третье лицо лишь природа. Спасение наше — друг в друге, в разломленной надвое вьюге, в разломленном надвое солнце. Всё поровну. Этим спасёмся. Спасение наше — друг в друге: в сжимающем сердце испуге вдвоем не остаться, расстаться и в руки чужие достаться. Родители нам — не защита. Мы дети друг друга — не чьи-то. Нам выпало нянчиться с нами. Родители наши — мы сами. Какие поддельные страсти толкают к наживе и власти, и только та страсть неподдельна, где двое навек неотдельны. Всемирная слава — лишь призрак, когда ты любимым не признан. Хочу я быть всеми забытым и только в тебе знаменитым! А чем я тебя обольщаю? Бессмертье во мне обещаю. Такую внутри меня славу, Которой достойна по праву. Друг в друга навек перелиты, мы слиты. Мы как сталактиты. И северное сиянье — не наше ли это слиянье? Людей девяносто процентов не знают любви полноценной, поэтому так узколобы апостолы силы и злобы. Но если среди оскоплённых осталось лишь двое влюблённых, надеяться можно нелживо: ещё человечество живо. Стоит на любви всё живое. Великая армия — двое. Пусть шепчут и губы и руки: «Спасение наше — друг в друге». Евгений Евтушенко
Тот самый МИР
Спасение наше — друг в друге,
в божественно замкнутом круге,
куда посторонним нет входа,
где третье лицо лишь природа.
Спасение наше — друг в друге,
в разломленной надвое вьюге,
в разломленном надвое солнце.
Всё поровну. Этим спасёмся.
Спасение наше — друг в друге:
в сжимающем сердце испуге
вдвоем не остаться, расстаться
и в руки чужие достаться.
Родители нам — не защита.
Мы дети друг друга — не чьи-то.
Нам выпало нянчиться с нами.
Родители наши — мы сами.
Какие поддельные страсти
толкают к наживе и власти,
и только та страсть неподдельна,
где двое навек неотдельны.
Всемирная слава — лишь призрак,
когда ты любимым не признан.
Хочу я быть всеми забытым
и только в тебе знаменитым!
А чем я тебя обольщаю?
Бессмертье во мне обещаю.
Такую внутри меня славу,
Которой достойна по праву.
Друг в друга навек перелиты,
мы слиты. Мы как сталактиты.
И северное сиянье —
не наше ли это слиянье?
Людей девяносто процентов
не знают любви полноценной,
поэтому так узколобы
апостолы силы и злобы.
Но если среди оскоплённых
осталось лишь двое влюблённых,
надеяться можно нелживо:
ещё человечество живо.
Стоит на любви всё живое.
Великая армия — двое.
Пусть шепчут и губы и руки:
«Спасение наше — друг в друге».
Евгений Евтушенко