Отречённые (Часть 3)

А руки Василию лечить пришлось. Никак не проходили ожоги, началось нагноение и пришлось брать бюллетень – лопату в руки Василий брать не мог.
В эти дни его руками стали руки Верочки.
– Ага. Ставь кастрюлю, чиркай... Ещё раз. Молодец! Мой картошку, тщательней тщательней мой. Теперь бросай в кастрюлю.
Воду носили вместе: Вера на колодце наполняла ведра по чуть-чуть, Васька нес на коромысле. Даже купалась Вера сама. А Васька думал: может и хорошо, что руки у него пока больные – многому научится Вера.
Несмотря на болезнь, дни эти были для них счастливыми. Сентябрь стоял теплый. Они неторопливо гуляли в перелеске за станцией, любуясь каждым деревом, вволю дышали осенними лесными запахами. Однажды набрели на брусничные кусты, и Вера клала ягодки брусники Ваське прямо в рот.
Его руки были перевязаны бинтами, но ныли лишь ночами. Днём он про них забывал.
Как-то воскресным днём возвращались они с прогулки. Навстречу им от их дома направлялась девушка. Черные брючки, цветная кофточка, коса, портфель, туфли-лодочки. Вася б принял ее за старшеклассницу, но никак не за того, кем она оказалась.
– Здравствуйте! А это Вы – Киреев Василий Александрович?
Он уж собирался пройти мимо, хоть неосознанно и засмотрелся на девушку.
– Да. Я ...
– А я из районной газеты к Вам командирована. С коллегами Вашими уже пообщалась, а Вы, сказали они, болеете.
– Да, вот, – показал он перевязанные ладони.
– Какая милая девочка, Ваша?
– Сестра...
– А... А я думала – дочка. Вы совершили героический поступок, мне надо, чтоб Вы рассказали, как это было. О том, что Вы чувствовали в этот момент, о товарищах.
– Да ничего я не чувствовал...
– Нет...нет.. Постойте. Нам надо где-то сесть, я буду задавать вопросы, а Вы ...
Вася пригласил журналистку в дом. Они вошли, Вася тыльной стороной ладони быстро стряхнул остатки завтрака со стола.
– Вер, чайник.
Веруня налила ковшом зелёный чайник, поставила его на плитку.
Девушка мельком оглядела жилище, казалось, чувствовала она себя тут не слишком уютно, но виду не подала. Она села к столу, достала блокнот, карандаш.
– Так вот и живём, – почему-то волнуясь присутствию гостьи, оправдывался Василий.
Она взъерошила пальцами волосы, стряхивая некую неловкость.
– Начнем... Когда Вы увидели огонь, что почувствовали?
Василию совсем не хотелось отвечать на вопросы.
– Вы макароны будете? Утром сварили.
– Я? Нет, наверное. Мне же не положено, я...
– Значит, будете. Сейчас разогреем, поедим.
Верочка всё поняла, взяла сковороду, поставила на вторую конфорку.
Девушка смотрела то на Верочку,то на Васю.
– Не огонь. Дым увидели за лесом, – ответил ей Вася,– Да какие там чувства! Чувства.... Интересно было узнать, что горит. Ждали, когда на холм войдём, – а потом крикнул в комнату, – Веруня, огурцы достань.
Вера прибежала, взобралась на табурет, начала доставать банку с огурцами, Вася подхватил запястьями. Веруня взяла хлеб из пластмассовой вазы.
Девушка с интересом смотрела на Веру.
– Надо же! Какая помощница. А тебе сколько лет? – спросила.
Вера показала пять пальцев.
– Ооо! А в садик ходишь?
Веруня мотала головой.
– А почему?
– Она не говорит, – пояснил Вася.
– Как это? – удивлялась журналистка, – Почему?
– Лечиться собираемся. Вот документы восстановим и начнем. Сгорели наши документы...
– Сгорели?
– Ага.
Вера хотела водрузить горячую сковороду на доску, в центр стола, но тут подскочила журналистка.
– Давай я. Ой, может мне ещё помочь чем?
Она уже сама нарезала хлеб, доставала огурцы из банки. Они ели и болтали. И не только о пожаре. Познакомились. Девушку звали Катя. Она училась заочно и работала в районной газете. С ней было довольно легко. Болтали б и ещё, но Катю ждала машина.
Провожали. Машина стояла за депо. Васька махал перебинтованными руками. По станции ходили путейцы, шли на смену в депо рабочие. Кто-то пошутил, мол, Васька невесту нашел.
Они вернулись домой. Васька лег поверх одеяла, аккуратно положил больные ладони за голову. Да -а, невеста ... О такой девушке и не мечтать...
Василий практически впервые думал о том, что он хотел бы, очень хотел, чтоб у него была настоящая семья.
***
Весь двор был загружен легковыми автомашинами и мотоциклами. Было прохладно и влажно от ночного дождя, сыро было во дворе, где земля вытопталась, как глиняный пол.
Вася, в новой белой рубахе с галстуком под пиджаком Саныча, и Верочка, одетая тепло поверх нарядного платья, зашли во двор Виктора. Они приехали на свадьбу своим утренним маневровым.
На приступках высокого крыльца появился Витька с красным матерчатым цветком в петлице чёрного пиджака. Лицо озабоченное.
– Васё-ок! Васька! Как же рад я. Хорошо,что раньше...
– Так маневровый же...
– Васька, свидетелем будешь? У нас вчера Генка ногу защемил на МТС. Дурак-то! Сам в новую машину полез, ну и ... Выручай!
– Так ведь..., – Василий развел руками, но Витька его уже не слушал.
– Сейчас Веру поручу тётушке своей, пошли. Иначе, – он провел рукой себе по горлу, – Без свидетеля нельзя, понимаешь?
И закрутилось. Вера осталась с бабушками-тетушками. Столы накрывали в местной столовой, а Витя, Васька, сваха, сват и ещё пара парней поехали выкупать невесту. Двинулся поезд. Потянула чёрная женихова "Волга" за собой вереницу машин.
Во дворе невесты их встречали. Цеплялись за ручки ребятишки, сияли глазенками, в кабину заглядывали соседи, весело кричали. Расторопные старушки перетягивали поперек въезда веревки, требовали выкуп.
Витька сунул Василию пачку мелких денег. Водкой распоряжался сват.
– Васька,чего сидишь, денег дай!
– А сколько?
– Да хоть трешку. Давай-давай... Не щемись, а то век до Людки не доедем. Ты чего, никогда на свадьбах не гулял?
Вася мотал головой. Нет, не гулял. И даже не видел, как гуляют.
Вскоре Василий чувствовал себя в "Волге", как в своем маневровом – и не хозяин, но от него зависит движение.
– А сколько дашь за невесту, дружок? – у подъезда его завалили вопросами, он чуток растерялся.
И вдруг, увидел ее... Среди подружек невесты Вити – та самая журналистка – Катя.
– А нам за невесту, ничего не жалко! – сказал Вася вдруг уверенно и громко, вывалил всё, что у него осталось, прибавив ещё и свое.
Катя тоже узнала его, улыбалась.
Бились тарелки, жениха и невесту благословляли, они закусывали и выпивали, их осыпали лепестками хмеля.
ЗАГС, прогулка, столовая. В зале не продохнуть, не протолкнуться. Здесь к нему присоединилась Веруня. Но ее заграбастали тётушки, сидела она за столом чуть поодаль. Детей тут было достаточно, и вскоре Вера подружилась с болтушкой-девочкой, бегали и плясали они вместе.
Вздрогнуло здание столовой от фундамента до крыши, стекла в окнах звякнули.
– Го-орько! Го-орько!
На Васю поглядывала подружка невесты – Валентина, но он смотрел в другую сторону – на Катерину. А Катя то и дело оказывалась рядом с Верой. Она брала ее на руки, водила в туалет. Вася смотрел на нее с благодарностью.
И когда свадьба раскочегарилась, когда выпитое придало смелости, Василий,немного смущаясь, пригласил Катю танцевать. Русый чуб его взъерошился, лицо покраснело, на лбу серебрился пот. Танцевать Вася не умел. Так и сказал:
– Кать, я не умею, научишь?
– А чего тут уметь-то?
На Кате было голубое, какое-то неподражаемо-льющееся платье, светлые туфли. Вася боялся к ней прикоснуться. Она сама взяла его за плечи, притянула, положила его руки себе на талию.
Они начали танцевать, все оказалось просто.
– Ты такой смешной. Вась, а ты откуда родом? Ну, мама где живет?
– Нигде. Я детдомовский, – Васька об этом говорить не любил, но сейчас почему-то выпалил сразу.
– Детдомовский? – Катя глянула с грустью, и показалось Васе, что прижалась к нему плотнее. И он чуть сильнее обхватил ее красными ещё от заживших ожогов руками.
Вася ввинчивался в свадебную карусель. Молодых задарили подарками, он сносил их в угол. Голова его кружилась. Он то и дело "случайно" оказывался рядом с Катей. Василий был счастлив.
– Вась, – шептал ему молодожен Витька, – Валька обижается. Чего ты в ее сторону не смотришь-то? Смотри, совсем расстроилась девка.
Василий глянул в сторону свидетельницы. Она сидела грустная, упрямо сжав тонкие губы, пронзительно и жёстко смотрела на гостей.
– А чего? Положено, чтоб я с ней что ли?
– Ну да. Свидетель и свидетельница ... Да и хорошая она девчонка -то. А на Катьку ты зря лыжи навострил. У нее батя знаешь кто?
– Кто?
– В райисполкоме главный. Богатые они, понимаешь? Не нам чета. Мы для них – голытьба. Людка моя говорит, у них в доме вся мебель германская. А ещё дача есть в Сочи. Представляешь? В общем... Зря ты. Не твоего поля ягода. Пригляделся б к Валюхе-то.
– Ладно, – кивнул Васька, просто, чтоб кивнуть.
Валентина ему не нравилась совсем. Вот Катя ...
Но слова Витьки немного отрезвили, ушел азарт ухаживания. Он выходил на улицу, курил, а потом и вовсе повел в дом тетки Вити Веру. Там они должны были ночевать, их поджидала бабушка, время было позднее – ребенку пора было спать.
Хмель уже вылетел из Васиной головы. На улице было прохладно, накрапывал дождь. Он быстрым шагом, подняв воротник, шел назад, когда вдруг увидел Катю. Она шла ему навстречу, почти бежала, прикрывшись плащом.
Дождь шумел по крышкам домов, по траве.
– Ты куда, Кать, – он поймал её за локти, затянул под раскидистое дерево.
– Ой! Я? Да я ... А ты чего это? Как будто бегаешь от меня. Может обиделся? – она поправляла волосы.
– Да нет... Просто... , – он отвернулся, начал шарить по карманам в поисках папирос.
– Что-то случилось?
– Нет. Просто Веру отвёл. Спать ей пора, – буркнул он.
– Да. Конечно, пора, – Катя была расстроена, добавила тихо, – Мы могли бы вместе ее отвести.
– Да, гуляла б. Свадьба же... Сам я...
Дождь шумел. Вася никак не мог зажечь спичку. Вероятно коробок намок от вездесущей осенней сырости.
И тут Катя схватила его за руку, сжала ее, приблизилась – лицом к лицу.
– Вась, ты мне нравишься. А я – тебе? Только честно...
Он растерянный стоял рядом, боясь дотронуться до ее мокрого плаща.
– И ты мне, – он опустил голову, – Очень.
– Тогда чего? Тогда что случилось? Почему ты глаза прячешь?
– Кать, – он убрал свои руки, – Ты замерзнешь. Надо идти.
– Ты не ответил, – голос надломился.
– Чего тут отвечать? Я кочегар–детдомовец, без роду-племени, без образования, без .... В общем, не пара мы...
Катя отстранилась, смотрела вдаль. Дождь как-то внезапно утих.
– Аа. Это ты так решил, да? И за себя, и за меня решил. А я может людей не за это ценю. Об этом ты не подумал?
Она помедлила, а потом зашагала к столовой. Вася двинулся следом, слегка растерянный, расстроенный. Она шла быстро, скользила в своих туфельках по грязной тропе.
Вася отстал. И вдруг бегом, в несколько шагов рванул следом. Он схватил ее как раз под ветвями орешника, на него обрушилась лавина капель, но Вася не замечал, он обнимал и прижимал к себе Катерину, как маленькую, защищая от этого потока.
– Кать, я влюбился в тебя сразу. Ещё тогда... Я – дурак, Кать.
Она смеялась, обнимала его и крепко сжимала и гладила его ещё больные руки.
– И верно – дурак. Разве я не вижу, какой ты человек? Я ведь все вижу. Я сразу поняла, что ты – очень хороший, Вась. Лучше всех...
Они шли по тихой спящей улице, он держал в своей руке ее маленькую ручку. Впереди в столовой грохотала свадьба, а им не хотелось туда.
Им хорошо было и вдвоем.
***
Время шло. Уже выпал первый снег-крупа.
Паспорт Васи выправили довольно быстро. А вот со свидетельством Веры начались заморочки. Выписали им справку, что Вера Александровна Киреева временно находится под присмотром брата. И всё.
Вася переживал. Когда оформлял заявление о порче документов, он определил Вере в матери – свою мать, написал тот же роддом, где родился он сам. Этого здания роддома уже не существовало, роддом перенесли в другое место, и Вася надеялся, что документы затерялись тоже.
Но вот тут бюрократия вдруг распрямила крылья, и полетела совсем другим путем.
Василия вызвали к начальству.
– А, Киреев, заходи. Непонятки тут. Из района звонили, – начальник перебирал бумаги, – Сейчас, где тут? Куда пихнул? А вот, нашел! Твоя мать? – он сунул вырванный из тетради листок в клеточку, там были написаны данные матери Василия.
– Да. Моя, вроде.
– Так – вроде, или твоя?
– Наверное. Только... Что это? Дата рождения и...
– И дата смерти. Ты не знал, что мать твоя померла?
– Не-ет, – мотал головой Вася. Он не знал.
– Девять лет уж. И вот в том и дело... Как она могла сестру твою родить? Там вообще ничего понять не могут. Или врешь ты, брат, или... Дело подсудное. Это ж подделка документов. Езжай в район и разбирайся!
– А если по отцу?... – Вася не очень боялся начальника, он думал, как выкрутиться ему из этой ситуации.
– Что – по отцу?
– Ну, а если она мне сестра по отцу? Это ж может быть и такое..., – он хватался за соломинку.
– Так она сестра тебе по отцу? Тогда зачем ты мать написал? Вот же..., – начальник тряс бумажкой, уже совсем запутался, – Мало у меня проблем, да? Ещё с вашими маманями, отцами, сестрами разбираться!
– Ладно. Я поеду. Я разберусь... Я улажу, – Василий растворился в дверях.
Вера! Верунька! Нет. Её он никому не отдаст! Надо что-то придумывать. А что? Что?
С кем посоветоваться?
Витька был далеко. А посоветоваться хотелось прямо сейчас. Да и прав Витька был, говоря, что отберут у него Веру.
С Катей они договорились встретиться через воскресенье. И совсем не хотел выглядеть Вася в ее глазах ещё и обманщиком. Достаточно и того, что наговорил ему Витька – мол, не пара она ему.
А любовь окрыляла его, он всё больше и больше убеждал себя, что с Катей они навсегда.
Вечером с Санычем они умывались у водокачки. Под неровной холодной струёй Василий оттирал черные пятна на руках. Рядом мыл руки Саныч.
– Как руки-то? Не больно так тереть?
– Нее. Как будто и не было ничего.
– А документы как? Сделал?
– Да нет. С Верой проблемы, – Вася вытирал тряпкой руки, – Пал Саныч, ведь Вера-то не сестра мне, нашел я ее тогда. Чай, догадались Вы?
Пал Саныч часто-часто стряхивал руки, а тут застыл на секунду.
– Да-а, – протянул после паузы, – Дела-а... Так и говорил я жене: нашел он эту девочку в лесу. А она мне не верила.
– Нашел. И теперь уж возвращать ее некому.
– А документы? Сам пожёг?
Васька кивнул. Сегодня они маневрировали без помощника машиниста, времени поговорить было достаточно. Теперь и Саныч был посвящен в историю Веры. Просил дать время ему – подумать. Васька понимал – посоветоваться с Татьяной своей хочет. Ну и пусть. Василию нужен был совет.
А на следующий день совет он получил:
– Вот что скажу я тебе, Василий: ничего нет сильнее правды. Не придумали люди. Надо тебе правду рассказать. Иначе – беды не оберешься. А Веру ты всегда забрать сможешь. Хошь – удочерить, коль мать откажется, хошь – на выходные. Ведь мать-то у ней живая. Может и заберёт. Должен ребенок с родной матерью жить.
– Ага. А пока суть да дело – быть ей в приюте. Да? Знаю я...
– Так ведь не звери там. Женщины работают.
– Вам рассказать как такая женщина лупила меня ногами в кладовке, как я кровью потом харкал? Не отдам! Она ж... Она ж и рассказать, пожаловаться не сможет, – Васька сжимал зубы.
– А думаешь она у тебя заговорит? С ней заниматься надо, лечить. А у тебя что? Сидит весь день одна с немыми куклами. Разе заговорит?
Васька молчал, кидал уголь в чугунные дверцы топки, сцепив зубы. Саныч смотрел на него с жалостью. Настрадался мальчишка, теперь вот...
– Не горячи ты. Хватит, прикрывай уж... Ты вот что. Приводи иногда к Татьяне Верочку. Внуки далече у нас, так хоть понянчится. Далековато, конечно, но, коль не лень, приводи.
– Приведу, – Василий кивнул.
– А правду все ж лучше сообщить куда надо. Подумай ...
***
Сон не шел к Василию в последние дни. Рядом сопела Веруня, он укрывал ее, хоть и без того она уж была тепло укутана. Ревущий ветер ломился в дверь, свистел в трубе на крыше в ненадёжной кровле. За мутным квадратом окна мело.
Теперь он не мог надолго оставить Веру одну – его холупа холодела очень быстро. Веру он водил к Санычу, вернее, к его жене –Татьяне. Иногда оставлял у Зинаиды, когда у той был выходной. Но Зина опять всеми силами пыталась наладить с ним близкие отношения, потому как ее надежда – обходчик уволился и уехал, оставив ее ни с чем.
Василий всячески от забот Зинаиды уворачивался.
Катя уехала на сессию в Свердловск, и Василий очень скучал.
Нужно было ехать в город, в ЗАГС, а он всё тянул время.
В эти дни Вася Веру учил писать печатными буквами. Странно, но у нее получалось очень хорошо. Она не говорила, но знала буквы, а потом начала складывать слоги и слова из кубиков, писать их карандашом.
– Верунь, да когда ж мы с тобой заговорим, а? Скажи: "Ва-ся". Ну...
Верочка открывала рот, шевелила губами, кивала, делая вид, что говорит. Но никаких звуков не издавала.
Однажды вечером, во время таких вот занятий, раздался громкий стук в дверь. Перед Васей вырос молодой солидный парень – меховая дубленая куртка, брюки заправлены в высокие сапоги.
– Ты – Киреев Василий?
– Я...
– Нашли, значит. С тобой поговорить хотят.
– Кто?
Но парень не ответил, уже исчез, направился куда-то за депо. А через минуту в дом стукнули опять. Чуть склонившись, вошёл в дом представительный мужчина в черном пальто без шапки. Он осмотрелся, кивнул и неторопливо со вздохом присел на скамью.
По отдаленному необъяснимому сходству, Вася уже понял, кто перед ним. Тот же овал лица, форма губ и даже жест – проведение пальцем по лбу... Катя...
– Думаю, Вы знаете – кто я, – начал Катин отец.
– Да, – за кухонным столом ножками болтала Вера, они только что писали,– Вер, поди на постель, посиди там.
– Сестра?
– Да...
– Катя говорила, что Вы с сестрой живёте. А я справки навёл и ничего не понял. Вроде, и нет сестры... Зато есть приводы в милицию, плохие отзывы о службе в армии...
Василий молчал. Что тут скажешь – было, не поспоришь.
– Ну, а потом вдруг героем стал – пожар потушил. Целый сарай. Девчонки таких героев любят, чего уж... Как не воспользоваться? Не надо ничего доказывать, не нужны годы труда. Сразу – и в газету!
Василий молчал, ждал...
– Чего Вы все молчите, молодой человек? Думаете, наброситься ль на меня с кулаками? Не стоит... Я уж старый, не отобьюсь.
– Я не собираюсь на Вас бросаться.
– Ну, и на том спасибо, – вздохнул гость, – Я, собственно, с предложением. Думаю, оно Вас вполне устроит, – он говорил медленно, даже устало, – У нас в Николаеве, село такое в соседнем районе, открывается завод стеклотарный. Дело хорошее, перспективное. Там дома строятся. Мы Вам там место найдем рабочее и квартиру дадим отдельную со всеми удобствами, ну, и место в детсаду. Одно условие – Вы Катьку мою больше не видите, заявляете ей о том, что расстаетесь. Она поплачет, конечно, но успокоится быстро. Уверяю Вас.
Он замолчал, смотрел на горящие в печке дрова, казалось, задумался о своем, чуть ли не задремал.
Потом встрепенулся, перевел взгляд на Василия.
– Да соглашайтесь, молодой человек. Ещё и денег на устройство подброшу.
Он говорил, как о само собой разумеющемся – конечно, парень согласится. Можно сказать, повезло парню.
– Нет, спасибо. Нам не нужно.
– Что не нужно? – мужчина поднял удивлённые глаза.
– Ничего не нужно. Мы тут привыкли.
Зависла пауза. В голове гостя происходило переосмысление.
– Ааа... Вон оно что? – протянул он, – Ну, так... Ведь тогда плохи дела Ваши. Пойдут в ход методы другие, молодой человек. Вам не понравятся они, поверьте. Дочь я увезу. С работой Вашей будут проблемы. Боюсь, как бы не оказаться Вам на улице. Ведь и такое может случиться. Я б на Вашем месте мое предложение принял. Подумайте... Вот пока Кати нет здесь, подумайте..., – он ударил себя по коленям, поднялся. В дверях оглянулся, усмехнулся, смотрел куда-то мимо Васи, – Нет, это ж надо. Кочегар... Вот Катька. Прям, курам на смех...
За дверями его ждал помощник.
Вася беззвучно сполз по стене на пол, сидел, расставив коленки, смотрел на потолок, на лампочку на длинном проводе. Неслышно в шерстяных носках подошла к нему Верочка. Он ее не замечал. Она перешагнула его разметавшиеся ноги, нежно и трепетно обняла за шею, и застыла так.
И тут Васька разревелся. Как маленький разревелся. Он прижимал к себе Веру и рыдал, размазывая руками слезы по лицу.
– Да, Веруха, да ... Как тогда бабка говорила? Как ее? Апполинария ... Отречённые мы с тобой. Да, отреченные. Все от нас отреклись. Одни мы...
***
А спустя неделю в Каменской Василию передали записку от Виктора. Он оставил ее в депо. Витька писал, что из Свердловска звонила Людмиле, его молодой жене, Катя. Просила его предупредить, что отец проявляет активность, и слышала она, что нашел на Васю что-то серьезное, а вот что – она не знает.
А Виктор догадывался. Он не писал открыто, но намекал, что это то самое – связанное с Верой.
"Васька, поезжай. Сам пиши всё как было, а то, как бы беды не случилось. Он же большой человек, пойми. Он всё может. Даже посадить. Ведь предупреждал же я тебя, дурака."
На обратном пути Василий, как разъяренный зверь, бросал уголь в топку. Лицо его озарял красный свет, он никак не мог остановиться.
Дом его совсем не годен был для проживания ребенка, любовь его была под угрозой, свобода его была под угрозой, и самое главное – Вера... Вера в ближайшее время может оказаться в детдоме.
Он ничего не смог. Ничего ...
– Хватит! Хватит, говорю! Хватит! – Саныч ухватился за черенок лопаты, – Остынь, парень.
Васька выдернул лопату, в сердцах швырнул ее на площадку и сам вышел туда.
Он сел на обледенелый пол, подставил разгоряченное лицо ледяному ветру. Мелькали перед глазами опоры, а Василий летел над этим белым миром, и чудилось ему, что мир этот сам по себе, а он где-то вне его...
Отречённый....
***
Отречённые (Часть 4)
– Вась, прости уж меня Христа ради, но Саныч мой волнуется о тебе. Спрошу...
Василий забирал Веру от тети Тани. Был он на этот раз хмур, озабочен и не разговорчив.
– О чем, тёть Тань? – говорить вообще не хотелось. Васе первый раз в жизни хотелось напиться. Если б не Верочка...
– Пошли, провожу я вас. Погодите..., – засобиралась жена Саныча.
Татьяна была не молода, полновата, провожала редко. Она повязала пуховой платок, натянула пальто, шла впереди по снежной тропе вперевалку.
– Да оставались бы дома, тёть Тань. Холодно же ...
– А вот и пройдусь, а то засиделась. Разомну телеса свои. Ты, Василий, на судьбу свою не пеняй. Судьба она ж – суд Божий, – начала Татьяна издалека.
– Суд? Ну, вот пусть и рассудит. Только боюсь, что суд в пользу тех пойдет, кто деньги имеет да власть.
– А ты не смотри ни на кого. Внутрь себя гляди. Коль не понять себя, так и будешь на судьбу пенять. Назад не смотри, вперёд живи праведно.
– Праведно? Это как же, тёть Тань, в моем-то случае?
– Как-как. С любовью к тому, что даёт тебе судьба, с благодарностью да по достоинству. Вот послала тебе судьба Верочку, а ей – тебя. Думаешь случайно? Не-е... Судьба, она прозорливая.
Тетя Таня задыхалась. Вася с Верой остановились. Нужно было Татьяне возвращаться. Удивительно, но эти простые слова Васе помогли.
– Спасибо, тёть Тань. Поеду я завтра в ЗАГС, расскажу всё, как есть. Саныч уж давно об этом говорит. Поеду ... Вера все равно – моя сестра. Это уж никуда не денется. А ей – я нужен.
– Нужен. Береги себя для нее, Васенька. Только вы друг у друга и есть.
Вася оглядывался, смотрел, как потихоньку меж сугробов "качалась", возвращаясь домой, жена Саныча.
Даа..., вот и за таких людей стоит поблагодарить судьбу.
***
Коротко стриженная женщина средних лет, работница ЗАГСа, замахала на него руками.
– Нет, нет. Не готовы Ваши документы, не готовы. И когда будут – не знаю. Идите к Надежде Ивановне. Идите... Она хотела поговорить с Вами.
Дородная женщина с крупной золотой цепью и янтарем в серьгах заволновалась тоже.
– Вашим делом интересовались сверху. Вы паспорт привезли?
– Привез.
– А ну, дайте...
Василий протянул паспорт. Начальница кому-то позвонила, к ней зашла девушка, она отдала ей паспорт Василия.
– Мы просто проверим ещё раз, не волнуйтесь. А свидетельство для Вашей сестры...
– Она не сестра мне, – вставил Вася.
Рассказывать этой перепуганной даме свою историю Василию совсем не хотелось, но за этим он и приехал.
– Как не сестра? А кто?
– Вера Алексеевна Берестова из деревушки Покрова. Только деревни этой уж нет и бабушка ее осенью умерла. Вернее – прабабушка, – Вася глянул на озадаченную даму, та как будто оцепенела.
Вася полез в карман.
– Но все данные, даже номер свидетельства о рождении, у меня есть. Вот, – он протянул помятый листок, – Ещё знаю, что мать ее зовут Лариса.
– Она родственница Ваша?
– Кто?
– Девочка...
– Не-ет, – тряс головой Василий, – Я в лесу ее нашел, увидел случайно и..., – он посмотрел на озадаченную собеседницу, хотел рассказать подробнее, но она вдруг заголосила.
– А мне это зачем? Зачем мне это знать? При чем тут я? Мы – паспортный стол, документы выдаём, и не обязаны в таких делах разбираться!
Вася растерялся, не знал, что и ответить. Он поднялся.
– Так куда мне?
– Куда! А я откуда знаю – куда. Идите в милицию или сразу в райком.
– В райком?
– Ну, да. Они ж о Вас запрашивали. Хотя... лучше в милицию. А там сами пусть разбираются. Я не буду никуда звонить! Сам заварил, сам и расхлебывай. Мы не при чем ..., – дама очень чего-то боялась, – А где сейчас девчонка -то?
Девчонка ... Девчонка ...
Так Вася и знал. Для всех она просто – девчонка. Никому не нужная сирота, от которой одни хлопоты.
Он поднялся, спросил сухо:
– Паспорт мой где?
– На проверке! – рубанула-выкрикнула дама, – А то выяснится, что мы и тут виноваты. Беречь надо документы! От таких вот одни...
Она не договорила, Вася так ударил по столу, что все папки на нем, да и сама хозяйка кабинета подпрыгнули.
– Паспорт верните!
– Чего? Чего ты делаешь! Идиот! Уголовник!
– Паспорт..., – рычал Вася.
Она, не спуская с него глаз, набрала номер телефона, попросила кого-то паспорт вернуть.
Та же девушка принесла документ, протянула начальнице:
– Там всё в порядке, Надежда Ивановна.
Василий вышел на морозную улицу. Оглянулся на табличку. Такое солидное государственное учреждение, а так захотелось слепить ледяной ком и зарядить им в окно. И чтоб стекла со звоном...
Но сейчас почему-то вспомнил Катю и направился в райотдел милиции.
Ленивый усатый дежурный за мелкой решеткой жевал булку. Вася наклонился к окошку, начал объяснять, что ему надо написать заявление, что у него ... Он не договорил. Дежурный безразлично махнул рукой на очередь. В коридоре сидела старушка, неопрятный мужик, женщина средних лет стояла рядом с милиционером, причитала:
– Пожалейте мужика! Пожалейте мужика!
Вася занял очередь, посидел немного, разглядывая зелёные ветки плюща, вьющегося от гвоздя к гвоздю на стене. А потом резко встал и вышел на воздух, закурил.
Туда-сюда сновали сотрудники и посетители, хлопала дверь.
Он не предал любовь к Кате, не променял ее на квартиру. Не предал. А вот сейчас он предает свою Веруню. Заберут ее. Может не сегодня, но как только напишет он заявление – закрутится машина. Эти законы Вася знал хорошо. Сколько вечерами в детдоме рассказывали дети повзрослее о том, как изымали их из семей.
– Это безобразие какое-то! Я третий час уж жду! – громко хлопнул дверью тот самый неопрятный мужик из очереди. Он уходил.
Пошел за ним следом и Вася. Зачем он здесь?
Вася не мог знать, что сразу после его ухода, начальница паспортного стола набрала райкомовский номер телефона.
– Здравствуйте, – голос ее был теперь совсем другим, елейным, – Надежда Ивановна,из паспортного. Будьте добры, Ольгу Кирилловну позовите к телефону.
Она держала в руках бумажку, в попыхах оставленную посетителем, где значились данные девочки.
– Ольга Кирилловна, прошу прощения, что приходится беспокоить Вас, отрывать от дел государственных. Но я насчёт того Киреева, о котором просил узнать секретарь. Был он тут. Бушевал, чуть не сломал нам мебель. Такой кошмар пережили, Ольга Кирилловна, просто кошмар. Так вот, оказывается ...
***
А на день следующий ближе к обеду сняли Василия со смены. Сообщили Санычу, чтоб отправил кочегара домой.
Вера была у тети Тани, и Вася за ней не пошел. Сейчас ему было страшно. Ох, и испугается Веруня, если будут ее забирать! Он уж догадался, почему его заменили на маневровом, оттягивал момент.
Он вернулся в дом, затопил печь и, опустившись на лавку, остался ждать в тишине и тепле. Он осмотрел свою комнату. Была она вроде и та же и совсем не та. Тот же стол, стулья, скамья, кровать, шкаф, но прибавились детские вещи, игрушки, коврики, детские книжки. И это придало комнате смысл. И его жизни – тоже.
И если Веру сейчас заберут, то он, конечно, поедет вместе с ней. Не возьмут, значит – отправится следом. Куда б ее не отправили, будет рядом.
Вскоре в дверь постучали. С мороза в тепло в клубах белого пара вошли две женщины.
– Вы – Киреев? Здравствуйте. А где девочка Берестова ..., – заглянула в бумаги, – Вера Алексеевна?
– Она с няней. Меня ж с работы выдернули.
И никто не запаниковал, даже не спросили адрес, где сейчас находится ребенок. Женщина небольшого роста, коренастая, немолодая попросила рассказать – как оказалась девочка у него, спросила о ее здоровье.
– Василий Александрович, лучше Вам с ней приехать в приют самостоятельно. Вот – адрес. Поговорите с ней, успокойте, объясните, что с вами она остаться не сможет и приезжайте. А мы тем временем поищем ее мать.
Васе показалось, что забирать сегодня Веру они и не собирались, планировали поехать ещё куда-то, в другие семьи.
После их отъезда все думал – что же это было? Обычно опека действует по-другому.
Он поговорил с тетей Таней, та тоже ничего не пояснила, и он привез Верочку домой.
– Верунь, ты сестричка моя, я всегда буду рядом, слышишь? – он укладывал Веру спать, лежал рядом, гладил ее по ножке, – Ты спи давай, сказку расскажу, а ты глаза закрывай-закрывай.
И начал Вася сочинять сказку про маленького зайчика, которого забрали у мамы злые волки, но мама всегда была рядом – под соседними кустами, и зайчика своего спасла.
***
Василий в приют Веру не повез. Больше всего на свете ему сейчас захотелось сесть в поезд и уехать с Верой далеко-далеко. Но без свидетельства сделать это было трудно, да и с Катей нужно было объясниться.
– Ох, паря, дождешься, засадят тебя, – вздыхал Саныч.
– Сто первый! Сто первый! Открываю сигнал! Приходите на главный путь! – громко объявил голос диспетчера из репродуктора.
Их маневровый дрогнул и медленно начал пробираться к западной стрелке.
– Ва-аська! Васька! – послышался голос Витьки.
Василий метнулся на площадку, с перрона махал ему руками Витька. Рядом с ним стояла Катя.
Приехала!
– Ишь! Фифа какая! – глянул Леха, помощник машиниста, – Натерпишься ты с ней, Васька, поверь моему опыту.
Но Саныч уж притормаживал, махал ему рукой, Василий схватился за поручень, спрыгнул на сснег и помчался к станции.
– Ну ладно, вы тут...у мотоцикла буду ждать, – Витька быстро ретировался.
– Кать, с приездом, – Катерина сейчас была так хороша, что Вася стушевался.
На ней была белая шубка и такая же шапочка, черные высокие мягкие сапоги.
– Вась, – глаза ее искали ответ, – Вась, ты почему мне сразу правду не рассказал о Вере?
– Что? О Вере? Так ведь... А в чем дело, Кать? – где-то в сердце уже собирался ком...
– Отец..., – она опустила глаза и вдруг бросилась ему на грудь в слезах.
– Что? – Вася ничего не понимал, – Все хорошо будет, Кать. Я Веру не оставлю, даже если заберут ее, я не оставлю...
– У нее мать нашлась, Вась.
– Как? – Вася опустил руки, он никак не мог понять – откуда это все знает Катя? И вообще, при чем тут Катя? – Какая мать? Я ничего не понимаю, Кать.
– Вась. В общем ..., – Катя утирала нос, – Я так хочу тебе счастья. Очень. И хочу, чтоб Вера с тобой осталась. Отец выяснил, что мать ее – особа не очень подходящая в матери, но ...
Катя замолчала, отвела глаза.
– Что но?
Катя рассказала. Как только отец встретил ее с поезда на вокзале, объявил: если, мол, собралась ехать к ухажёру, имей в виду...
В общем, есть два варианта. Либо отец сделает так, что объявится у Веры мать и очень захочет ее забрать. Рычаги влияния на женщину он найдет. Либо он поможет оформить опеку Василию, а мать лишит прав. И даже поможет им с устройством, с квартирой. Условие одно – Катя больше с ним не встречается.
– Он все может, Вась. Он и жизнь испортить может. Я и сейчас, вроде как, из редакции на интервью поехала, ненадолго вырвалась. Спасибо вон Вите. Если б сразу ты мне все сказал, если б я знала...
– Чтоб тогда? – Вася держал руки Кати в своих, смотрел в ее глаза.
– Может что-то б и придумали вместе. Вась, – она подняла умоляющие глаза, – Я как подумаю, что Верочку у тебя заберут... Я не могу так. Нам надо согласиться. Я должна ... Я должна, понимаешь?
– Ты любишь меня, Кать? – это всё, что надо было ему понять.
– Вася! Вась... Я только и думала о тебе в Свердловске, так хотела вернуться, обнять. Я не знаю, что со мной, но ... Вась, я люблю тебя. Слышишь? Очень люблю...
– Значит, мы будем вместе! Вот и все.
– А Вера? Как же Вера? Её отнимут...
– Знаешь, одна хорошая женщина сказала, что судьба – это суд Божий. Сказала, что жить надо праведно и честно. Ты любишь меня, я не могу без тебя. И мы не должны, не имеем права отступать. А за Веру я ещё поборюсь... Катя, я – мужчина. И я буду действовать, жертвовать, а ты не должна.... Это не правильно. Я все время чувствовал себя ... таким... таким отреченным. От жизни, от мира... Потом появилась Вера, потом ты... Нельзя отступать, понимаешь? И если ты не боишься....
– Не боюсь, – она качала головой, смотрела на Василия глазами, полными слез.
– А я все думал после армии – как мне жить? Как строить свою жизнь? – Василий говорил горячо, обнимал Катю, – Ты знаешь, Кать, я блуждал... А теперь я всё точно вижу – буду бороться за любовь свою и за Веру. И ты ничего не бойся... Мы же свободные...
– Я не боюсь, – повторила Катя.
***
А дальше наступила короткая белая полоса. Отец никак не мог ограничить Катю, и они встречались. Встречались часто в доме Вити и Люды по выходным. Вася с Верочкой ездили в Каменскую.
Иногда и Катя приезжала к ним, привозила сладости и детские вещи для Веры. Вася совал ей за покупки деньги, она, как могла, отмахивалась. Всё ближе и ближе становились они друг другу.
Вера всё лучше писала. Теперь у них была любимая общая буква "В". Вера писала свое имя, а в имени "Вася" упорно переворачивала букву "Я" зеркально. Они с Катей смеялись над этим.
Вася до того уверился в том, что все будет хорошо, что записался на курсы машинистов и водителей электровозов. По настоянию Кати записался.
Но в начале марта случилось страшное. В депо подъехали два автомобиля. Оттуда высыпали солидные женщины в пальто, высоких сапогах, мужчины – в пыжиковых шапках, два милиционера. А среди них – персонаж особый: молодая женщина в короткой меховой куртке, с длинными распущенными неопрятными волосами, в брюках и кедах. Выглядела она потерянной.
Вася с Верочкой в этот день были дома, Василий немного простыл, поэтому валялся ещё в постели. Утром он Веру покормил, а сейчас дремал. Верочка то играла у него в ногах, то рисовала за столом.
Скрипнула калитка, в дверь громко постучали. Вася, сонный, открыл. Начальник депо влетел, как вихрь.
– Спишь? Спишь? А там ... Ну-ка быстро приводи себя в порядок! И тут, – он махнул рукой на разобранную постель, – И тут все прибери. Тут такие люди! Ох, Киреев! Шевелись! За девчонкой твоей мать приехала.
– Что?
– Быстро, Василий! Быстро .... Люди ждут!
Вася оделся, накинул покрывало на кровать, посмотрел на Верочку – колготки, вязаная кофта. Достал из шкафа теплый голубой костюмчик, купленный Катей, начал переодевать. И тут в дверь постучали опять.
Вошли те две женщины, что были тут и первый раз, молодой мужчина с портфелем, а с ними длинноволосая женщина в кедах. Василию протянули бумагу.
– Василий Александрович, знакомьтесь. Это Лариса Евгеньевна Берестова, мать девочки, временно находящейся у Вас. Так вышло – она не знала, что бабушка ее умерла, –коренастая сотрудница опеки говорила это как-то безучастно.
Василий сидел на диване, на руках его – Вера. Он одевал ее.
Мать Веры сделала шаг вперёд, наклонилась. Они были похожи – Вера и ее мать. Чуть курносый нос, уголки губ и глаз опущены вниз....
– Верочка, дочка, ты меня узнаешь?
Вера посмотрела на нее сначала равнодушно, перевела взгляд на Васю. А потом, как будто что-то вспомнив, резко взглянула на женщину, и вдруг вцепилась ручками в Васины плечи, уткнулась ему в грудь.
– Не узнаёт, – развела руками женщина.
– А как давно Вы оставили дочь? – спросила сотрудница опеки.
– Я? Так ведь... Бабка сама просила – оставь, оставь. Как будто я...
– Какая разница! – перебил мужик с портфелем, – Мать нашлась. Вот это главное. Девочке очень повезло.
Девочка так и сидела у Васи на коленях, вцепившись крепко в его одежду. И Вася чувствовал, как напряжена она.
Но он сейчас смотрел на эту длинноволосую. Он знал, что Верочку заберут. Понадобится сила – заберут силой. А ему так хотелось увидеть в глазах матери Веры хотя бы заинтересованность. Но глаза ее были пусты и равнодушны.
Шло оформление, мужчина сел за стол, отодвинул рукой таблетки, писал, задавал вопросы Васе о том, как нашел он Веру.
– Почему не обратились в соответствующие органы?
– Где девочка спала? С Вами? Тут? Где купалась?
– Почему свидетельство о рождении было с Вами на пожаре?
– Оставляли ли девочку одну?
– Почему ребенок не говорит? Почему по этому поводу не обратились в больницу?
Вася раскачивал Веру на коленях, отвечал, понимая, что все ответы – свидетельство против него.
Но сейчас его волновало не это. Отвечал он сбивчиво, а пока мужчина писал, шептал Вере на ухо.
– Это мама, Вер. Надо с ней поехать. Она хорошая. А я потом тебя найду, Верунь. Правда, найду. Ты только жди.
За руку к машинам вел он ее сам. Она вроде все понимала, но все равно смотрела на него с надеждой. И лишь когда закрылись дверцы машины, заплакала.
Как назло, кого-то ждали, задерживались. Вера пальчиком на запотевшем стекле написала букву "В", а Вася улыбался, строил рожицы, чтоб развеселить ее и махал рукой.
А когда машины тронулись, быстро пошел, а потом и побежал за ними. Не собирался бежать, но ноги не слушали рассудок.
Машины скрылись на черной весенней дороге, и наступило опустошение. А потом самобичевание. Зачем? Зачем? Ведь они с Катей взрослые, они могли бы эти страдания перенести. А теперь страдает ребенок. Надо, надо было соглашаться на условия отца! Да, им обоим было бы плохо, но теперь плохо Верочке...
И то, что Вера – с матерью, ничуть не облегчало тяжёлые думы. Она не нужна ей. Наверняка, предложили деньги или пригрозили чем, вот и... А взгляд пустой и равнодушный. Она даже за руку дочь не взяла, шла, болтала с милиционером. У сотрудницы опеки, немолодой коренастой женщины, и то читалось больше в глазах заботы и волнения ... А у этой... слабое, замкнутое существо – так хотелось охарактеризовать ее.
Он вернулся в свое опустевшее жилище, сел на диван. Рядом лежала забытая маечка Веры. Вася прижал ее к лицу и зарыдал.
Не так всё! Не так! Не правильная у него судьба...
На следующий день он поехал в Каменскую. Вместе с Катей сходили в приют, нашли ту сотрудницу. Она развела руками – уехала мать вместе с Верой, их куда-то увезли сразу. А вот куда, она не знала. Все скрыто...
Катя сжимала губы и кулаки.
– Я... Я уйду. Мне маму жалко. А от отца я уйду.
***
Шаг отца – шаг дочери. Отец отобрал у Васи ребенка и должен был потерять ее, дочь.
Через неделю Катя и Вася сняли комнату в частном доме у бабушки Катиной подруги. Комнатка была маленькая, но вполне уютная. Бережно и нежно Вася обнял Катю в первый вечер.
– Катюш, ты уверена, что хочешь быть моей женой?
– Уверена...
Началась жизнь вдвоем, ещё не семейная, но совместная. Василий поступил на курсы, должен был два месяца жить здесь, в Каменской.
К дому несколько раз приезжал Катин отец, она выходила, разговаривала с ним, возвращалась с дрожащими губами и руками. Приезжала и мама, приятная женщина, но вся эта ситуация и ей не давала расслабиться, на Василия она смотрела, как на причину этих свалившихся бед.
Кате было нелегко, Вася это понимал.
– Кать, ты подумай ещё раз. Я ведь, и правда, не смогу так тебя обеспечить, как родители. Я – кочегар. Может стану помощником машиниста, и то не скоро. С деньгами, сама знаешь, туго будет... А тебе ещё доучиваться.
– А ты считаешь, что я не думала об этом? Думала... Но я не смогу уже с ним жить. Я сама себе противна стану, если вернусь. Так что... Давай уж как-нибудь вместе. Помнишь, ты называл себя отреченным. Так вот теперь и я...
Она лежала рядом, такая родная...
А у Васьки не выходила из головы Верочка. Однажды приснилось, что ищет он ее в лесу. Вроде и видит, и ускользает она....
– Кать, я вот что подумал... А если... Твой отец предлагал мне квартиру на новом заводе в Николаеве. А что если – там Лариса с Верой. Ведь возможно он и ей там квартиру предложил.
Катя привстала на локте.
– Вполне. Съездим давай. Вот в выходные и съездим. Далеко, конечно, но ...
– Так и чего? Там же не один дом. Приедем, и как искать будем?
– Я же журналистка, не забывай. Придумаем.
Они были молоды, свободны. Казалось, всё преодолимо.
***
В село Николаево они попали лишь через три недели. Ехали рейсовым автобусом. Довольно дальняя дорога. Тревога перемешалась с надеждой. Они смотрели в окно, весна зарождалась. Скаты полей были перечеркнуты проселочными дорогами. Одна из них поднималась прямо к небу, упиралась в горизонт и исчезала за ним.
Васька подумал, что с его жизнью тоже так: что там за горизонтом, ещё совсем не ясно.
Старые сосняки чередовались с молодыми посадками, мелькали села и деревушки. Катя сжимала его руку, знала – волнуется. А она вооружилась заданием от редакции, и теперь была вхожа в местные администрации.
Автобус встал на не слишком уютной остановке. В новом селе совсем не было деревьев, гулял ветер.
Довольно быстро они выяснили, что Лариса Евгеньевна Берестова с дочкой действительно получила здесь комнату. И это так обрадовало их, что они почти бежали по адресу, глядя друг на друга и улыбаясь. Вася думал о том, как встретится он с Верочкой, что нужно сказать, пообещать, как поговорить с ее матерью.
Дверь квартиры открыл им старик с остатками седых волос на крупной голове, горбатым носом, выступающей нижней губой.
– Лариса? Так уехала она.
– Куда?
– А Бог ее знает. Вернее, чёрт. Та ещё бестия.
– А девочка? Дочка? Девочка Вера с ней? – Вася волновался.
– С ней. Вот уж не подфартило девчонке. Сноха ее моя тут подкармливала, Веру-то. А мать... Непонятная она, – он наморщил лоб, – А кто она вам?
– Она – никто. Мы, собственно, девочкой интересуемся, – ответила Катя.
– Да-а. Пропадет девчонка с такой-то матерью. Наташка говорит – наркоманка она. Непонятно... Где денег брала? То напокупает всего, то сидят голодные. А Наташка зашла как-то, а она спит – так и не добудились. Сутки проспала. Разве это мать? Если б не Наташка моя...
– А где сейчас ваша Наташа? Может она знает, где искать Ларису?
Оказалось, что сноха деда на смене. Они вызвали ее на проходную, корочки журналистки Кати помогали. Но и Наталья пояснить им ничего не смогла. Однажды вернулась со смены, а соседки с дочкой нет. Она, как и дед, жалела девочку, предрекала, что ничего хорошего с такой матерью ту не ждёт.
Обратно они ехали удрученные. Где теперь искать Веру?
Катя успокаивала Василия, говорила, что, как бы не хотелось, но придется обращаться к отцу. У него есть связи в органах, должен помочь. Но идти на поклон к отцу, ох, как не хотелось. Вася это чувствовал, поэтому не настаивал.
***
В ту ночь опять приснилась Верочка. Она пыталась ему что-то сказать, но лишь беззвучно открывала рот. А лицо ... лицо ее было столь печальное, что Вася долго ещё лежал с открытыми глазами и видел это лицо.
Кате он ничего про сон не сказал. Собрался и ушел будто бы на учебу. Но сам направился к Вите. Того дома не оказалось – будний день, и пришлось идти к нему на МТС.
– Это бред, Васька... Она же с матерью. А ты сам говорил, что мать уж совсем городская, зачем ей в заброшенную деревню? – Витя поворчать, говорил, что много работы, но в конце концов сдался – отпросился и повез Ваську в Покрова.
Именно туда вдруг потянуло Василия. Туда, где жила раньше Верочка.
Дорога была ещё совсем сырая, Витька даже хотел вернуться, но, глядя на упрямое лицо Васи, ехал дальше. Пришлось мотоцикл толкать.
В Покрова приехали в дождь. Сейчас, когда зелень ещё не спрятала под собой разруху, деревушка выглядела совсем уныло. Казалось, нет тут ни единой души.
Лишь из трубы избы бабы Шуры шел слабый дымок. Скрипнули калиткой, вошли. Василий не стал стучать, приоткрыл дверь.
В нос пахнуло дешёвым портвейном и мочой. Оба хозяина на месте – и Люся, и слабоумный мужичок Гриня. Люся спит крепко, а Гриня сидит у печки, раскачиваясь туда-сюда.
На полу – бутылки, на столе – объедки, как будто б недавно ходили они в магазин, в углу – куча мусора. Уже разбит буфет бабы Шуры, вытащены ящики комода, куча белья лежит прямо на полу. Вася подумал – как же быстро можно превратить нормальное жилище – в помойку.
Гриша поднял бесцветные глаза, заулыбался беззубо.
– Ребя-ата! Ребята! – голос осипший.
– Здорово, Гриша! Как живёте?
Гриша опять говорил сумятицу. Про грибы, про печку, про печку, про бабу Шуру, как про живую. Пришлось будить Люсю. Разбудили с трудом, но толку не добились. Она мычала, или ругалась матом или лезла обниматься.
Гриша нервничал, пришлось успокаивать и его. Витька держал его за руки, усаживал, уговаривал успокоиться.
А Василий уселся на стул, облокотился о грязный стол, покрытый рваной липкой старой клеенкой, оставшейся ещё от бабы Шуры.
Он безнадежно опустил глаза, посмотрел на стол, и вдруг ...
– Витька! Витька!
Вася подскочил, зарыскал по дому, крича, как сумасшедший:
– Вера! Верочка! Вера!
Виктор смотрел на друга ошарашенно.
– Вась, ты чего?
Васька показал на стол – под оторванным куском клеёнки на старом крашенном столе выскоблено слово – "Вася" с перевернутой "Я".
– Вера тут была. Была, понимаешь.
Он рванул во двор, они искали девочку. И вскоре нашли присутствию Веры тут подтверждение: башмак девочки, ее лента для волос, колготки. Да, Вера здесь была. Они облазали другие дома в деревушке, заглянули в подвалы, искали, кричали, трясли за грудки обитателей.
Потом облили Люсю холодной водой, и она выдала: "Лариска оставила, родня мы, приглядываю я. Чего вы?".
– Езжай, Вить, я останусь. Буду искать, – Вася был сам не свой. Он уже еле держался на ногах, никак не мог остановиться в поиске.
– Тут помощь нужна, Вась. Надо лес прочесывать. Времени немного прошло, может и найдем. Не переживай. А может пьяница эта и путает чего, а? Может приезжали они с матерью, да уехали? Неуж не видно, что нельзя ребенка оставлять с этими?
– Ей все равно, Вить. Да и видишь – продукты свежие, вино. На что они пьют? Она, наверное, денег им оставила за Веру. Сам знаешь – заплатили ж ей, тварюге ... Вить, – Васька сел, уткнулся в руки, – Вить, она и снится мне – будто помощи просит.
И Виктор уехал. Деревушку они облазили всю. Теперь – лес.
Василий нашел большие резиновые сапоги, набрал в бутылку из-под вина воды, взял хлеба и направился в лес. Уговаривал себя не паниковать, а искать размеренно, по квадратам.
Дело осложнялось тем, что стояли ещё очень холодные дни. Дождь прекратился, но лес ещё глухо гудел, и сырые ветви роняли капли дождя.
В прошлый раз бродила Вера по лесу летом, а потом все равно болела. Сейчас же... Васе страшно было даже думать. Ребенок не переживет ночь. И если она там – в лесу, спасатели уже не помогут.
Василий зашёл на пригорок, осмотрелся. Ветер гнул деревца, лес ещё стоял голый и унылый.
– Вера-а! Вера-а! – заголосил он что было силы.
Унылым свистом отозвался ветер. Вера не может отозваться, не может... Медленное неудержимое отчаяние проникали в сердце.
Не отчаиваться! Не отчаиваться! Искать!
И Вася шагнул в лес. Он ходил зигзагом по опушке, кричал, звал, сапоги хлюпали по болотистой земле. А лес казался бесконечным, границы его терялись в воображении. Вася тяжело дышал, мысли его терялись в страхе за девочку, ноги не замечали земли, живые ветви хватали за одежду, молча били в лицо.
Вася кричал:
– Я здесь! Я пришел! Вера-а...
Продолжение следует...
Автор: Наталья Павлинова, Рассеянный хореограф