— Слушай сюда!

— Одним резким движением отец жениха сносит хлипкую дощечку прилавка и оказывается лицом к лицу со мной. Его голос по-прежнему убийственно спокойный, и от этого становится еще страшнее. Лучше бы кричал. — То, что ты предала его, останется на твоей совести.
— Я? Пре… предала? — заикаюсь я, шокированно моргая. Кажется, сердце вот-вот остановится.
— Думала, я не знаю? Денис рассказал, почему сорвалась ваша свадьба, — ухмыляется он. — Прикидывалась невинной овечкой, а сама скакала по левым мужикам?
Я задыхаюсь от испуга и возмущения. Что за бред? Хочется крепко зажмуриться и проснуться. Это же сон?
— Нет! — выдавливаю я не своим голосом. Ужас лишает меня остатков самообладания. — Нет, — выдыхаю я почти в лицо этому страшному человеку.
Мне хочется немедленно объяснить все. Рассказать правду. Ведь я не предавала Дениса. Все наоборот. Но страх настолько сковал разум, что изо рта доносятся лишь бессвязные звуки.
Евгений Сергеевич теряет терпение.
— Я тебе тут сопли утирать не собираюсь, — жестко говорит он. — Либо рожаешь, либо последнее, что ты увидишь — это ближайшая помойка. Там же и похороню.
Я хватаю ртом воздух, но вдохнуть не могу.
— Нет!!! — кричу я. Хочу добавить, что сейчас все расскажу, и он оставит меня в покое, но Евгений Сергеевич, похоже, уже сделал выводы.
— Ты не поняла, либо ребенок, либо прощайся с жизнью, — чеканит он по слогам и сильной ладонью обхватывает мое горло.
Попятившись назад, я упираюсь лопатками в холодный камень стены. А, быстро закивав, удостаиваюсь презрительной усмешки.
— Ты родишь его, ясно? — Синева его глаз топит меня, лишая кислорода. — Запомни, ты не стоила и мизинца моего сына, а сейчас будешь служить просто инкубатором для его наследника.
Монстр, скрывающийся в образе человека, как у него язык поворачивался произносить такие слова?
Слезы щиплют глаза, и я часто моргаю.
«Ловушка, — проносится в мыслях. — Это моя ловушка, и теперь мне не выбраться».
— Я… я… хорошо… — шепчу я, задыхаясь. Мои руки трясутся, а по щекам тянутся мокрые дорожки. — Что… что мне надо делать?
Стальная хватка на горле немного слабеет, и делаю спасительный глоток воздуха. Закашлявшись, сгибаюсь пополам.
— Во-первых, больше никогда не будешь со мной спорить. — После моей капитуляции его тон становится еще холоднее. Хотя, казалось, куда уж дальше. — Я могу ненароком не рассчитать силу, а ребенку вредить не хочется.
Я с готовностью киваю. Инстинкт самосохранения велит соглашаться с агрессором. Холодный рассудок возвращается так же резко, как до этого накрыла паника. И сейчас он подсказывает не сообщать, что ребенок, возможно, не от Дениса, иначе Евгений Сергеевич убьет меня прямо здесь. Данный факт только подтвердит ложь его сына и окончательно убедит в том, что я гулящая. Сейчас ребенок — моя единственная защита. Единственная гарантия того, что мне сохранят жизнь.
— Собирайся. Мы уезжаем, — бросает Евгений Сергеевич и направляется к выходу.
— Куда? — растерянно спрашиваю я.
— Ты будешь жить у меня.
Я ошарашено поднимаю брови.
— Подождите, Евгений Сергеевич. — Я стараюсь говорить как можно спокойнее и покорнее. — Я вас услышала. Я рожу ребенка. Но у меня работа, и я не могу вот так все бросить. Меня уволят.
Он насмешливо оглядывает помещение.
— Вот это работа? — В его голосе лишь презрение. — Уволят и правильно сделают. Через пять минут жду в машине. Попробуешь сбежать — найду.
Он разворачивается и уходит прочь из магазина.
Я верю ему. Найдет.
И убьет.
Тяжело дыша, я затравленно озираюсь по сторонам. Руки трясутся все сильнее.
В голове лихорадочно просчитываю: «С собой только телефон, в кошельке тысяча, в кассе еще тысяч десять. Это немного».
Поворачиваюсь, и взгляд падает на дверь, которая ведет к черному выходу.
Магазин расположен на первом этаже жилой многоэтажки. Вход здесь со стороны дороги, но есть еще один — через подъезд, где ходят жильцы.
Меня снова накрывает паника, и слезы льются с новой силой.
Как я умудрилась так влипнуть? Что мне делать? Где гарантия, что меня не уберут сразу после родов? Где-то внутри звучит только одна мысль: это мой последний шанс.
На секунду закрываю глаза и вспоминаю отца.
«Ты останешься совсем одна, Машенька», — как-то сказал он со слезами в глазах. Мне едва исполнилось десять, когда его забрала страшная болезнь.
Больше у меня никого не было. Мама умерла раньше — от алкоголя. Мы жили в глухой деревне за сотни километров от Москвы. После того, как я окончательно осиротела, соседка, баба Зина, подкармливала меня и присматривала за мной. Я мыла полы в деревенском магазине, боялась, что придут из опеки. Но никто так и не приехал. Никому не было до меня дела. Папа оказался прав: я осталась одна. Так и жила восемь лет.
Школу кое-как закончила. Дальше учиться не пошла — не было денег. В восемнадцать собрала сумку и уехала в столицу.
«Будь сильной, девочка моя. Люди будут жестоки, но ты не теряй свет в душе. Договорились?»
— Договорились, — шепчу я в пустоту магазина.
Выдыхаю. Руки перестают дрожать.
Мне нужно принять решение. От него, возможно, зависит моя жизнь.
Если я исчезну, кто меня будет искать? Только Таня?
Позволит ли Евгений Сергеевич пользоваться телефоном? Будет ли выпускать меня из дома?
Смогу ли я добровольно отказаться от ребенка и оставить его такому монстру?
На лбу выступил холодный пот, и я поспешно вытерла его ладонью.
Запретная любовь, разница в возрасте, криминал