Таджикские хлопкоробы превратились в заложников системы, где урожай — это долг, а прибыль — миф
Они сеяли по приказу. Поливали в долг. Собирали под палящим солнцем. А теперь — стоят с мешками хлопка у закрытых ворот заводов. Цена хлопка? 6 сомони за килограмм. Себестоимость? От 7 до 12. Весной власти района Хамадони, как и по всей стране, «настоятельно рекомендовали» фермерам засеять поля хлопком. Не «предложили». Не «посоветовали». Обязали. Под угрозой — потеря аренды, отказ в кредитах, «неудобства» с документами. Многие согласились — не из любви к волокну, а из страха перед бюрократической машиной. Но осенью, когда урожай созрел, оказалось: хлопкоочистительные заводы в регионе не работают. Ни техника, ни персонал, ни закупщики. Просто — пустота. И тишина. Фермеры стоят с урожаем, как с бомбой замедленного действия: хранить нельзя, продавать — некому, выбросить — себе дороже. Те, кто нашёл покупателей в соседних районах, получают 6–6,5 сомони за килограмм. Звучит как насмешка. Ведь только на удобрения, семена, полив и топливо уходит 10–12 тысяч сомони с гектара. Добавьте сюда оплату сборщиков — 1,5 сомони за кг — и получите картину полного краха. «Если не дадут хотя бы 10 — это банкротство. Мы не фермеры — мы должники», — говорит один из хлопкоробов, голос которого дрожит не от усталости, а от безысходности. На стройке тот же человек за день получает 200 сомони. За килограмм хлопка — 1,5. Пока таджикские фермеры торгуются за копейки, мировая цена на хлопок — $1,5–1,6 за кг (15–16 сомони). Разница — в 2,5 раза. Но доступ к этим деньгам перекрыт: система построена так, что производитель — на дне цепочки. Посредники, перекупщики, «кооператоры» — они забирают маржу. Фермер — только руки и пот. Экономист Фаррух Саидов резюмирует: «Система работает не на фермера, а против него. Без субсидий, без реформ, без прямого доступа к рынку — это не сельское хозяйство. Это принудительный труд с элементами экономического насилия». В соседнем Узбекистане государство доплачивает 2,1 сомони за каждый килограмм. Это не благотворительность — это инвестиция в отрасль. Да, есть «Национальная стратегия развития хлопковой отрасли до 2040 года». Там — гранты, льготные кредиты, налоговые льготы, ассоциации, стажировки, иностранные эксперты, новая техника… Звучит как манифест процветания. Но на земле — ничего не изменилось. Ни одного гранта. Ни одного льготного трактора. Только пустые обещания и мешки хлопка, гниющие под открытым небом. «Стратегия написана для отчётов в Минсельхозе и доноров. А не для нас. Мы для неё — статистика», — говорит ещё один фермер, вытирая пот с лица не полотенцем, а квитанцией на кредит. Хлопок — не просто культура. Это символ. Когда-то — гордость СССР. Сегодня — позорная метафора системы, где человек работает в убыток, чтобы чиновник отчитался о «плане», а посредник — о «прибыли».
Восточный экспресс
Таджикские хлопкоробы превратились в заложников системы, где урожай — это долг, а прибыль — миф
Они сеяли по приказу. Поливали в долг. Собирали под палящим солнцем. А теперь — стоят с мешками хлопка у закрытых ворот заводов. Цена хлопка? 6 сомони за килограмм. Себестоимость? От 7 до 12.
Весной власти района Хамадони, как и по всей стране, «настоятельно рекомендовали» фермерам засеять поля хлопком. Не «предложили». Не «посоветовали». Обязали. Под угрозой — потеря аренды, отказ в кредитах, «неудобства» с документами. Многие согласились — не из любви к волокну, а из страха перед бюрократической машиной.
Но осенью, когда урожай созрел, оказалось: хлопкоочистительные заводы в регионе не работают. Ни техника, ни персонал, ни закупщики. Просто — пустота. И тишина. Фермеры стоят с урожаем, как с бомбой замедленного действия: хранить нельзя, продавать — некому, выбросить — себе дороже.
Те, кто нашёл покупателей в соседних районах, получают 6–6,5 сомони за килограмм. Звучит как насмешка. Ведь только на удобрения, семена, полив и топливо уходит 10–12 тысяч сомони с гектара. Добавьте сюда оплату сборщиков — 1,5 сомони за кг — и получите картину полного краха.
«Если не дадут хотя бы 10 — это банкротство. Мы не фермеры — мы должники», — говорит один из хлопкоробов, голос которого дрожит не от усталости, а от безысходности.
На стройке тот же человек за день получает 200 сомони. За килограмм хлопка — 1,5.
Пока таджикские фермеры торгуются за копейки, мировая цена на хлопок — $1,5–1,6 за кг (15–16 сомони). Разница — в 2,5 раза. Но доступ к этим деньгам перекрыт: система построена так, что производитель — на дне цепочки. Посредники, перекупщики, «кооператоры» — они забирают маржу. Фермер — только руки и пот.
Экономист Фаррух Саидов резюмирует:
«Система работает не на фермера, а против него. Без субсидий, без реформ, без прямого доступа к рынку — это не сельское хозяйство. Это принудительный труд с элементами экономического насилия».
В соседнем Узбекистане государство доплачивает 2,1 сомони за каждый килограмм. Это не благотворительность — это инвестиция в отрасль.
Да, есть «Национальная стратегия развития хлопковой отрасли до 2040 года». Там — гранты, льготные кредиты, налоговые льготы, ассоциации, стажировки, иностранные эксперты, новая техника… Звучит как манифест процветания.
Но на земле — ничего не изменилось. Ни одного гранта. Ни одного льготного трактора. Только пустые обещания и мешки хлопка, гниющие под открытым небом.
«Стратегия написана для отчётов в Минсельхозе и доноров. А не для нас. Мы для неё — статистика», — говорит ещё один фермер, вытирая пот с лица не полотенцем, а квитанцией на кредит.
Хлопок — не просто культура. Это символ. Когда-то — гордость СССР. Сегодня — позорная метафора системы, где человек работает в убыток, чтобы чиновник отчитался о «плане», а посредник — о «прибыли».