Она посмотрела на экран телефона.

Ни одной палочки. Сигнала нет. Это было частью условий. Две недели без связи. Отдохнуть, перезагрузиться, уехать от людей и их ожиданий. Она не сказала никому, куда именно едет. Ни коллегам, ни друзьям, ни бывшему мужу, который всё ещё присылал ей сердечки через месяц после развода.
В доме было пусто, холодно, пахло сухими травами и пылью. Хозяин оставил дрова, как и обещал. Но печку топить Ирина не умела. Постояв с полминуты, она закатала рукава и пошла к поленнице.
Полено ускользнуло из рук, и она едва не рухнула в грязь. Кто-то сзади крикнул.
— Осторожно, городская.
Ирина резко обернулась. За забором стоял мужчина — высокий, крепкий, с руками, покрытыми опилками. В футболке с закатанными рукавами, в фартуке плотника. Лицо простое, но тёплое. Глаза — серые, чуть усталые.
— Я тут рядом живу, — сказал он, кивнув на дом за его спиной. — Видел, как вы приехали. Давайте я с печкой помогу, а то вы к утру тут льдом покроетесь.
— Спасибо… Я справлюсь, — сдержанно ответила Ирина, отойдя на шаг.
Он усмехнулся — не грубо, не насмешливо, скорее с сочувствием.
— Справитесь, только завтра. А сегодня — позвольте. Я быстро.
Через час в доме уже потрескивали поленья, на плите грелся чайник, а Ирина впервые за долгое время смогла позволить себе сидеть в кресле и ничего не делать. Мужчина расставил сапоги у входа и поправил коврик.
— Меня Григорий зовут. А вас как?
— Ирина.
— Ну что, Ирина… Добро пожаловать в нашу глухомань. Тут в скорости только улитки соревнуются.
— Мне это и нужно, — вздохнула она. — Хотя… непривычно.
— Привыкнете. Мы не кусаемся. Хотите, покажу, где тут магазин и колодец? И у вас дверь перекошена, кстати. Если не возражаете, загляну завтра с инструментом.
— Вы… столяр? Или плотник? Простите, я не знаю, как правильно.
— Всего понемногу. Игрушки делаю деревянные. Местным продаю, на ярмарку отвожу. Иногда заказывают из города. Успокаивает.
Она молча кивнула. Игрушки. Что-то в этом слове щелкнуло внутри — заброшенные мечты, запах стружки из детства, папа, строгающий лошадку на балконе…
Следующие дни были странными. Григорий появлялся незаметно: то принесет банку мёда, то поправит калитку, то отремонтирует табурет. Не лез в душу, не задавал вопросов, но всегда делал что-то полезное. Ирина сначала напрягалась — в городе каждый жест что-то значит, каждый жест обязывает. А тут — будто просто так.
Однажды она увидела его в сарае. Он строгал что-то на коленях, весь в мелкой стружке. Подошла ближе — в руках у него была деревянная фигурка медвежонка. Смешной, с большой головой.
— Это… мило, — сказала она. — Для ярмарки?
— Нет. Просто. Когда руки заняты, голова отдыхает.
Он протянул фигурку ей.
— Держите. Вам нужен такой. Для настроения.
— А вы откуда знаете, что у меня его нет?
Он пожал плечами.
— Это видно.
Ирина взяла медвежонка. На следующий день поставила его у кровати, как талисман.
Она перестала считать дни. Вставала без будильника. Готовила сама — кашу, яичницу, даже борщ. Гуляла по полю. И смотрела, как солнце садится за деревья — не через окно офиса, а сидя на крыльце. Иногда к ней заглядывали деревенские женщины — с козьим сыром, с пирожками. А чаще — только Григорий.
Он был спокоен. Ничего не требовал. Говорил редко, но каждый раз точно.
— Вы здесь меняетесь, — заметил он однажды.
— В какую сторону?
— В настоящую.
Она молчала.
В тот день Ирина проснулась рано. Небо за окном было серым, как холст, натянутый на тишину. Печь давно остыла, но под пледом было тепло. Медвежонок стоял на прикроватной тумбе, будто сторожил её сон. Она потянулась, посмотрела на телефон — по-прежнему нет сигнала. И странно — её это больше не раздражало.
На кухне — тишина, пахло сухими травами и корицей. Остатки пирога с брусникой, испечённого вчера по совету местной бабушки, лежали на тарелке. Ирина выложила себе кусочек, поставила чайник и взглянула в окно. За забором мелькнула знакомая фигура.
— Зайдёте на чай? — крикнула она через приоткрытую дверь.
Григорий, не торопясь, подошёл. В руках держал что-то завёрнутое в мешковину.
— Это вам, — сказал, разворачивая ткань. — Новая игрушка. Сова. Говорят, мудрость притягивает.
Ирина засмеялась.
— А у меня есть медведь, теперь и сова. Цирк уехал, игрушки остались?
— Это не игрушки, — усмехнулся он. — Это знаки. Вы сами изменились. И дом вместе с вами.
Они пили чай молча. За окном шёл снег — редкий, первый в этом сезоне. Ирина смотрела, как он ложится на ступени. Потом, почти не глядя:
— А вы женаты были?
— Был. Давно. Не сложилось. Она хотела в город, я — корни. Разошлись. А вы?
— Развелась полгода назад. Он изменял. А я работала за троих. В итоге — одна.
— Не худший итог. У вас остались вы.
Вечером она поехала в соседнюю деревню — за молоком. Едва въехала на пригорок, как телефон ожил: сигналы, уведомления, пропущенные вызовы. Сердце дрогнуло. Она заглушила машину и прочитала сообщения.
Самое последнее: от Виктора, её бывшего шефа:
«Ира, ты срочно нужна. Проект на миллион. Завтра в девять»
Она уставилась в экран. Ей словно сунули под нос кофе из пластикового стаканчика — резкий, неуместный запах. Но рука всё равно на автомате потянулась ответить:
«Буду»
Григорий встретил её у калитки.
— Всё хорошо? — спросил он, замечая её лицо.
— Позвали в город. Срочно. Важный проект.
— И вы поедете?
— Не знаю. Наверное. Это шанс. Деньги. Работа мечты.
Он кивнул. Ничего не сказал. Только поправил доску на заборе, которую давно собирался починить.
— Вы же сами говорили, что тут стало спокойно, — добавил он спустя минуту.
— Гриша… — выдохнула она.
— Всё нормально. Город — это тоже выбор. Люди возвращаются туда, где их ждут. Или где у них всё по плану.
— А вы?
— А я? — Он посмотрел на неё внимательно. — Я никуда не уезжал. И ничего не ждал.
Он ушёл без обиды, без упрёков. Просто пошёл к себе, будто и не было этих недель. Ирина долго стояла на крыльце. Снег снова начинал идти. Только теперь она впервые подумала, что он — не к празднику, а к расставанию.
Вещи были собраны быстро: черная сумка, документы, ноутбук. Внизу, в рюкзаке, лежали сова и медвежонок. Она ехала до трассы в полной тишине. Телефон ловил сигнал. Мир снова становился шумным, острым, быстрым. В груди что-то холодело.
На повороте она посмотрела в зеркало. Ещё можно вернуться…
Но вместо этого прибавила газ.
«На пару дней. Просто съезжу, уточню условия. Не навсегда же…»
Офис встретил её как чужака. Хотя раньше Ирина жила здесь. Спала в переговорках, пила кофе на автопилоте, забывала, когда последний раз ела, и всё равно не чувствовала себя чужой. Сейчас — чувствовала. Каждая вещь будто говорила: «Тебя тут не было. И мы не скучали.»
Виктор хлопнул её по плечу, как будто они не расставались.
— Вот это да! Мы уж думали, ты в ретрит ушла и отрастила дреды.
— Почти, — ответила Ирина, натянув улыбку.
Всё было как раньше, но она стала другой.
Проект оказался масштабным: креативный тендер с зарубежным клиентом. Большие ставки, куча нулей, всё горит. Виктор подсовывал ей бумаги, коллеги кидали взгляды, где смешивались зависть и надежда — «Справится она или нет?»
А Ирина сидела и думала, как Григорий строгал сову. Как пахли опилки. Как молчали деревья за её домом. Как не нужно было никому ничего доказывать.
Вечером она вышла на улицу — Москва гудела, воздух был плотный, с привкусом бензина и чужих разговоров. Она прошла пару кварталов, потом остановилась, развернулась и поехала обратно в съёмную квартиру. Зашла. Прислонилась к двери.
Прошло три дня. Работу она сделала — быстро, машинально. Завершенный проект она отдала. Сказала, что не будет его вести.
Виктор выругался. Коллеги — ахнули. Она — вздохнула.
Сумку собрала молча. Сложила только нужное. Медвежонка положила в карман, сову — в рюкзак. Домой — в деревню — она ехала автобусом. Без глянца, без планов. Только с мыслью: «Если он там — просто поговорим. Если нет — я всё равно туда хочу.»
Деревня встретила тишиной. Снега стало больше. Её дом стоял, как и прежде — только крыльцо аккуратно подметено. В замке — ключ, как она и оставила. Внутри — чисто, тепло. В спальне на подоконнике стояла корзинка. В ней — хлеб, баночка мёда и записка:
«На всякий случай. Просто вдруг вы вернётесь.»
Она прижала записку к груди. Села на кровать, закрыла глаза. Всё, что было в городе, — исчезло, как чужой сон.
Он пришёл вечером. Не сразу. Сначала — как будто случайно прошёл мимо. Потом — постоял у калитки. Потом всё-таки открыл.
— Добрались? — спросил он тихо.
— Домой, — ответила она.
— Надолго?
— Навсегда — не умею. Но я здесь, пока моё сердце здесь.
Он подошёл ближе. Протянул руку. Она вложила свою — и впервые за долгое время поняла, что руки не дрожат. Она не спасает никого. Не должна. Просто стоит и держит чью-то ладонь.
— А игрушки вы ещё делаете? — спросила она, глядя ему в глаза.
— Каждый день. Думаю, теперь у меня появится новая коллекция. «Женщина, которая выбрала себя».
— Продадите?
— Ни за что, — усмехнулся он.
Наутро она встала рано. Включила чайник, сдвинула занавески. Снег искрился, дым из трубы соседнего дома поднимался столбом. В доме было тихо. Она взяла кружку, налила чай, достала мед и тоненький ломоть хлеба. Всё было просто.
И впервые за много лет — достаточно.
Автор: Бумажный Слон.