Нюра было отпрянула, но, перехватив поудобнее сумку снова ринулась в толпу.

И делала она это так остервенело, наклонившись головой вперёд, что люди вокруг зашумели:
– Совсем ошалела бабка!
Но пропустили, расступились. Автобус тронулся, набитый людьми, как селёдкой.
– И куда ты прешься с этой сумищей, бабка? Не лежится тебе на печи!
Грудь в грудь стояли они с рыжим мужичком. Сумка ее мешала, он расставил длинные ноги.
– Ладно мы – на работу. По делам люди едут, а вы-то старые куда?
– В детдом к внуку, – буркнула старушка.
Он присвистнул.
– Эт да... Тогда понятно. А родители-то его где?
– Померли.
– Ох, сын или дочка твоя?
Старушка подняла на него глаза. Не поняла что ли?
– Говорю, внук-то от сына или от дочки?
– От подруги внук достался. Забрали вот на днях, – вздохнула она тяжело, и тут мужичок вдруг увидел, как стара она – вся в морщину, как в клеточку..
– Э-эй! Парень! А ну, уступи бабушке! Давай, давай...
Старушка сидела и с благодарностью поглядывала на мужичка. Доставала платок, утирала слезы. Столько горестей навалилось сразу – вот хоть раз повезло с хорошим человеком.
А как она просила сына – найти машину, чтоб отвезли ее к Алёше. А он отговаривал только: "Сиди дома, мать! Стара уж ездить!" И здесь, в толпе этой почуяла – стара. Да, стара. Но мальчонку одного не кинет. Найдет там жилье, ей много ль надо – угол. Лишь бы рядом с ним.
– Бабуль, а тебе в Павловский детский дом что ли? – этот же мужичок нашел ее на автовокзале.
– Туда...
– Давай, поехали, – он подхватывал сумку, – Дружок меня встретил, а нам как раз в ту сторону. Не боись, на дороге не кинем, до места довезём. Только чур по дороге расскажешь нам про внука-то. Как это – от подруги?
А чё не рассказать. Можно и рассказать. Грешно это – родню ругать. Но тут люди чужие: как встренулись, так и расстанутся.
И баба Нюра начала рассказ. Рассказывала кратко – разве вспомнишь все тонкости и нюансы. А может без них и понятнее.
***
А на самом деле было все так.
Баба Нюра в зиму уходила из их Ильина в Верхнюю Шукшу. Ну, это она так говорила "схожу". На самом деле возил ее туда Крымыч – сосед. Бабка Нюра до того была стара, что ходила уже чуть согнувшись вперёд, как будто всегда глядела в землю. И, в общем-то, она в нее и глядела всегда – земля-кормилица. Всю жизнь проработала бабка на этой земле – и в колхозе, и дома.
– Пойду. С Галей поживу. А вы уж тут сами хозяйничайте.
Сергей и Люба, внук с женой, для приличия уговаривали остаться, но уговаривали не напористо – потому как были рады. И баба Нюра это живо чувствовала.
Вот уж третий год подряд, как жили они тут, а Нюра в зиму уходила, оставляя их полноправно хозяйничать в ее доме.
Переехал внук с женой сюда по обоюдному согласию.
Сын уговорил:
– Стара ты, а они и дом подремонтируют и по хозяйству помогут.
Она была согласна жить с ними, да только немощной себя не считала, наоборот – по хозяйству ещё как и она им поможет. А уж когда не сдюжит, так уж – судьба помогать им – ей. За это и дом достанется. Тем более, что молодые уж заимели дочурку – малышку Верочку.
Так и вышло. Полноценно хозяйничать у молодых не получалось. Бабка Нюра была хоть и стара, но оставалась вполне деловита, сноровиста, активна ( особенно с утра) и сидеть без дел не умела. Она привыкла смотреть за своим по меркам деревни добротным домом, привыкла держать скотину, огород. Она даже сено для коз ещё косила и перевозила сама, хоть и перевалило ей за 80.
Она любила свой старый дом. Целая жизнь прошла в нем. И детские голосишки звенели, и в последний путь родителей из него провожала, и солому с крыши собственноручно снимала, чтоб покрыть потом крышу шифером – чтоб в будущее смотреть спокойно. И все в ее жизни ладилось. Грех жаловаться.
Вот и придумала она себе это зимнее путешествие к подруге, чтоб дать молодым свободы. А Галя в Верхней Шукше в зиму встречала Нюру с радостью – вместе -то и зима теплее.
У самой Галины, подруги детства, с которой голоштанными войну пережили – дела бедовые. Детей долго Бог не давал, мужья помирали молодыми, а потом, уж когда было Гале за сорок, вдруг послал Бог дочку. Да не больно была она путевой. "Беспутная" – звала ее сама Галина. Родила эта "беспутная" сынишку от Ветра Петровича, уж тоже в годах, и подкинула его бабке.
Померла дочь три года назад, оставив малого сынишку на старую мать. Вот и горевала баба Галя – жила ради Алёшеньки, другой родни у него не было.
– Коль уж в детдом, так хошь попозже... , – вздыхала она и утирала слезу.
Говорят, Бог даёт столько, сколь человеку по силам. Да, видать, не всегда так.
Вот одной зимней ночью и услышали они стук в дверь, да такой, что думали слетит дверь с петель – горел соседский дом. Они выскочили. Успели и одеться, и самое необходимое взять, и скотину спасти. Повытаскивали мужики много – почти все вещи. За малым не успели – занялась крыша и Галиного дома.
Алешу мигом соседи забрали, а они бегали – спасали, что могли. Но огни пламени были столь высоки, что разлетелся пепел по всем ближайшим домам, занялись ещё три дома. Где уж – потушить ведрами такое исчадие ада...
Пожарные огонь остановили, но дом Галины сгорел практически весь.
Нюра в пылу подругу потеряла, оглядывалась – где подруга? Вот только вроде Галя тут была. Мелькала в темноте белой рубахой из-под фуфайки, озаренная красным светом, а хвать – и нету нигде.
– Увезла скорая ее. Плохо стало. Разе легко, на дом-то родной горящий глядеть?
Еле дыша пошла Нюра к соседям Кириловым, которые Алешку взяли. А потом всю ночь таскали мужики вещи по дворам.
Уж утром узнали они – померла Галина. Сердце. Не довезла ее скорая.
– Оох! – прикрывала рот пятерней Зина Кирилова, – А с мальчонкой чего? Ведь нет у них никого!
– Хороним Галю! – твердо сказала Нюра, – А там решим.
Галины сбережения сохранились, похоронили честь по чести.
И приехала домой Нюра не одна – с шестилетним Алешей вернулась – единственным внуком дорогой умершей подруги. Он был худенький, белобрысый, стрижен почти налысо. Бабка его машинкой стригла, только оставляла небольшую челочку.
Одежда была на нем добротная – рыжее пальтишко с цигейкой, шапка заячья, валенки. Целый узел его тряпья привезла Нюра.
– Здорово! Знакомьтесь. Это Алеша. С нами поживет, – сказала Любе, когда приехала.
Люба с Верочкой на руках так и села. А в глазах – как это поживет? Да где тут и жить-то? У бабы Нюры – комнатка - клетушка, только койка одна да комод и влезли. Их комнатка с кроваткой для Верочки и шифоньером тоже тесна.
А зал... Так ведь только там красоту навели! Жалко ей. Буфет новый, диван и кресла купили, палас расстелили, сами еще перед ним тапки скидывали, и шторы на золотых багетах повесили. Да и телевизор там вечерами смотрят, Верочка на диване играет. Куда?
О пожаре Люба уж слышала, и о смерти бабы Гали тоже. Но вот никак не ожидала, что внука ее баба Нюра домой притащит.
– Поживет? А долго ль?
– Долго, – баба Нюра устала, задыхалась, села на табурет, – Раздевайся, Алеша, сам, – кивнула.
Мальчик несмело начал снимать пальто, стаскивать валенки.
– Сгорел их дом-то. Торчит одностенный теперь. Одни уголья. А вещи у Кириловых пока во дворе. Перевезти вот надобно.
– К нам? – Люба ещё никак не могла осознать произошедшего.
– Знамо, к нам. Евонные это вещи теперь, Алёшкины.
Люба покосилась на маленького гостя, подняла брови.
– Я что-то ничего не пойму. Так он что – тут останется?
– Так ясно – тут. Ближе-то меня у Гали ведь никого и не было. Считай, как сестры.
Скорбно сжав губы в тонкую нитку, Люба промолчала. Та-ак... Надо всех на ноги поднимать: родителей, Серёжу. Совсем бабка с ума сошла. Сама уж одной ногой в могиле, а притащила чужого ребенка в дом.
Если честно, Люба давно считала, что полноправной хозяйкой этого дома должна стать она. Именно поэтому и согласилась сюда ехать. Бабуля свое отжила, так вот пусть и сидит потихоньку себе.
Да, баба Нюра здорово ее выручала с Верочкой, пересиживала с ней, развязывала руки, но ... Если б была она одна, навела б уже тут свой порядок, современный. А бабка в своем старом фартуке с ведрами, корытами да кастрюлями для скота – в образ дома современного не вписывалась никак.
Ну, тут никуда не денешься. Бабка надо терпеть. Но терпеть в доме чужого ребенка – это уж перебор.
Вечером пришли все.
– Ма, чё отца-то у него тоже нет? – спрашивал сын Нюры, отец Сергея – Николай.
– Нету. Прочерк в свидетельстве, – баба Нюра сегодня не вязала, как обычно вечерами, сидела опустив руки меж колен, – Неуж вы думаете, что не отдала б я его, если б попросил кто? Да только не просил никто, не нужен малец никому.
Алешку с Верочкой и Мариной – снохой отправили погулять во двор.
– Так а мы тут при чем? Мы ему вообще чужие, – пожимал плечами Сергей, он уж был настроен Любой.
– Вы не при чем. А я – при чем. Это внук подруги моей. В детдом, пока силы есть, не отдам. Со мною будет. Галя слова этого самого боялася – "детдом". Неуж отдам?
– Так ведь права не имеете ребенка просто так держать, – вставила Люба.
– А кто мне запретит?
– Как кто? Органы...
– Ну, зиму перезимуем, лето переживём, а к школе решим. Займуся бумагами.
– Ба..., так они ж погорельцы, им, наверное, компенсация положена. Или ещё чего...
– Знаю. Там Виноградовы в курсе держать будут. Коли нужно будет, съездим в район.
– Не-е... Не оставят его тебе – возраст. Заберут.
– А Гале? Она старше меня была. Ей разрешили и мне разрешат? Там видно будет. Ну, чего теперь воду в ступе месить? – баба Нюра стукнула себя по коленям и встала, показывая всем тем самым, что разговор этот окончен.
Алешку баба Нюра взяла себе на койку. Потихоньку он осмелел, и эта его наивная детская смелость начала раздражать Любу. Сергей все больше был на работе – утром уезжал, возвращался к вечеру, а Люба весь день дома с ребенком – меж бабкой и пацаном.
– А кто тебе разрешал пряники брать без спросу? Мне не жалко, но спрашивать надо. Или тебя не учили?
– А ну выключи! Кто тебе разрешил телевизор включать? Сломаешь, кто новый купит? Ты?
Люба следила за каждым его движением, и он это чувствовал, начал ее сторониться. Кормились они с бабой Нюрой сами. Ну, одно понятно – в деревенском доме продукты не поделишь. Погреб – один на всех. Да и запасы круп, муки да сахара – тоже. Только вот появился ещё один нахлебник, и это раздражало Любу невероятно.
Вот и сегодня, когда мальчишка выпил остатки молока, оставленные на кашу Верочке, Люба злясь, нажаловалась мужу:
– Скажи ей, чего молчишь-то? – метнула взглядом в Серёгу жена.
– Вот сама и скажи... умная больно ...
Ходили – молчали. Серёжа злился на бабку, на жену и на себя тоже злился, и от этой злобы лишь крепче размахивался топором по поленьям во дворе.
Он понимал, что жена мелочится, но ведь это важно, чтоб в доме была договоренность и лад.
– Баб, Алешка твой молоко выпил, а Вера без молока осталась.
– Так ведь сходить надо было за молоком-то. Чего ж не сходила она?
– Так не знаю. Думала, что есть, наверное. Оставила ведь.
– Ну, так вчерашнее ещё. Я принесла от Дуси. Только вчера не пошла, думала сходит она.
Сергей махнул рукой: разберись с этими бабами!
А мальчишку, и правда, никто не хватился. Прошло две недели, месяц, пошел второй, а о нем никто и не вспомнил. А Люба ждала, что так этого не оставят – заберут.
Должны забрать, ведь ...
Но время шло, он привыкал. Уже вовсю играла с ним Верочка, ходила по пятам. Он ее не обижал. По сути тоже был одинок, с Верочкой играл с радостью.
– Ишь, нянька какая, – радовалась баба Нюра.
Но Люба лишь пожимала плечами. Хорошо, конечно, что Вера не на ее подоле висит, но этому чужому ребенку – не место в их доме.
И всё-таки жил Алеша как-то крадучись, если Люба на кухне, туда и не заходил, чаще бывал с бабой Нюрой.
Однажды вышел Сергей на заднее крыльцо, покурил там, а потом спустился – до туалета далеко, он решил отлить прямо тут. Расстегнул ширинку и вдруг под крыльцом увидел Алешку. Он сидел там на корточках, а рядом с ним – дворовый кот.
– Ой! Лёха! А ты чего тут? Прячется от кого?
Алешка так и сидел, не шевелясь.
– Вылазь! Чего ты? Замёрзнешь! Чего домой-то не идешь?
– Я бабАню жду, – так он Нюру называл.
– Так она ещё не скоро. Она ж к папе Коле пошла, дела у них – картоху перебирают. Пошли домой.
Алешка мотал головой, идти не хотел, повел его Сергей, чуть ли не насильно.
– А чего он Веру будит! Я ее еле-еле уложила, а он...
Оказалось – Алеша уронил поварешку, та упала с грохотом, разбудив Веру.
– А ты чего, ему наложить супу не могла? – Сергей повышал голос.
– А я и не должна! Мне своего ребенка хватает, и так кручусь весь день, как белка. А он – под ногами! Никакого покоя! Бабка притащила, пусть и нянчится!
– Ну уж покормить-то ребенка можно!
Они начали кричать друг на друга, ссориться. Алеша сидел в комнатке бабы Нюры, втянув голову в плечи. Лучше б под крыльцом остался! Никому б тогда не помешал.
– Я не могу так больше, я к маме поеду! – всхлипывала Люба, – Если б знала, что так будет .... Я думала наш будет дом, наш, понимаешь? А если завтра она деда приведет?
– Имеет право! А мальчишку я в обиду не дам, так и знай! Маленький он ещё, хоть бы пожалела...
Алеша боязливо вошел в кухню.
– Алешка, ты чего? Давай иди, поешь, – Сергей взялся за кастрюлю.
– Нет, – мотал головой Алешка, – Дядь Сереж, отвезите меня в детдом, пожалуйста, – поднял голубые глазенки, – Я быстро сейчас соберусь.
Сергей глянул на Любу. Она опустила голову, а потом встала и начала накладывать суп.
– Алёшка, – обернулась, втянула носом, – Иди сюда. Мы так, поссорились чуток, да помиримся. Какой такой детдом? Никакого детдома! У нас жить будешь. Давай мириться. Только чур не шуметь, когда Вера спит!
Леша нехотя подошёл, смотрел исподлобья, но ложку взял, попробовал суп.
– Я много есть не буду. Я быстро наедаюсь. И помогать буду.
Люба утерла нос.
– Ешь! Помощник!
И вроде после того случая пошли дела на лад. Начали все привыкать, что теперь с ними и Алеша.
Но через пару недель подъехала к дому машина – вышел оттуда участковый, солидная женщина и мужичок не местный. Представились – выездное заседание комиссии по делам несовершеннолетних.
– Чей дом? А кто тут прописан?
Поговорили с бабой Нюрой, с Любой, с Алешей.
– Сигнал поступил нам. Заявление, что незаконно держите ребенка.
– Сигнал? И кто это такой сигнальщик? – ахнула баба Нюра.
Дама подняла глаза на Любу, но разговор перевела:
– А Вы должны выписаться и прописаться тут. Иначе ваше проживание тут не законно, – отчего-то была она на Любу зла.
Они объявили, что Алешу придется забрать в приют для определения дальнейшей судьбы. Сказали, что приедут за ним на днях.
Так и произошло. Приют был недалеко, через три остановки от их Ильина. И баба Нюра ездила туда каждый день – все надеялась вымолить отдать ребенка ей.
Но увы... вскоре определили его в далёкий Павловский детдом. Вот и ехала теперь она следом за внуком. Собиралась искать там жилье, да жить рядом.
***
Рассказала баба Нюра мужчинам свою историю без подробностей, без деталей, но мужики замолчали, задумались.
– Да-а, жизнь! – протянул рыжий, – Так чем ты ему поможешь-то, если рядом поселишься?
– Не знаю. Я думала уж. И поняла, что уж не только я – ему. Он мне нужен так, что жить вдали не смогу. Никогошеньки у мальчонки нет, так пусть хоть бабка рядом будет. Нежный он такой, опасливый. Тяжело ему в детдоме -то будет. Вот и еду...
Довезли мужички старушку до детдома, и не уехали, пока не поняли, что передали в руки надёжные.
***
Вот только дома у Нюры все всполошились. Не ожидали, что баба Нюра вслед за Алешей все же уедет. А она уехала. Не вернулась через пару дней, и через неделю, и через две.
Сергей перестал разговаривать с женой, а потом поссорился с матерью.
– Никто не гнал ее. И вины нашей нет, что забрали мальчика. Не надо было его вообще в дом тащить. Есть на это специальные органы, – оправдывала себя мать.
Но Сергей не мог успокоиться. Бабка его, считай, вырастила – все лето у нее тут в деревне пропадал, а сейчас... Было ощущение, что выжал из дома родную бабушку.
– Не могу я, бать. Надо найти ее. Завтра приют этот поеду, узнаю адрес детдома, – жаловался он отцу.
Так и сделал, а там встретился с той самой женщиной, которая приезжала к ним в составе комиссии, когда забирали Алешу.
– Что же вы это? То жена Ваша заявления пишет – просит ребенка у вас забрать, то ищете, где он!
– Какие заявления?
– Как, какие? Это ж по ее сигналу мы приехали тогда.
– Люба?
Сочувственные вздохи подруг, как только появился у их Алеша, воспринимала Люба страдальчески. Да уж, свалился пацан на голову. И первым же советом воспользовалась – отправилась в администрацию района сама, в отдел опеки, и доложила о своих сомнениях. Заявление написала, указав все данные. И конечно, никому об этом не сказала. Как-то стыдно, хоть перед собой оправдывалась – лучше так для сироты.
А потом ... Когда выплакалась от конфликтов с мужем, когда начала потихоньку привыкать, приглядываться к Алеше, когда уж смирилась с ним, вдруг и приехала эта комиссия.
А когда баба Нюра начала ездить в приют, приезжала вымотанная и огорченная, когда вообще пропала, Люба пожалела сполна.
Успокаивала себя. А может и не при чем тут то заявление, просто, наконец, хватились, что ребенок не оформленный. Как знать?
Но Сергей вернулся из приюта разъяренный. Говорили долго – всю ночь. Объяснения, слезы, непонимание и примирение.
Сергей уже спал, а Люба все стояла на крыльце, думала о бабе Нюре. Да... Совсем не старая она, нет. Это она больше похожа на старуху. От обиды своей стареет. А баба Нюра живёт будущим. Столько сил в ней!
***
Нюра сняла квартиру неподалеку. Начала просто ходить в детдом каждый день. А потом примелькалась, и директор, обойдя какие-то препоны, разрешила ей помогать няням и обещала минимальную оплату. Теперь баба Нюра дежурила ночами, и была рядом с Алешенькой часто.
– Не волнуйся, Галь, – мысленно разговаривала с подругой, – Вот и в детдоме он, а чего страшного-то? Кормят вкусно, занимаются. Завтра они в цирк поедут... А ты говоришь – детдом, – она вздыхала, – Правда, кого из их не спроси, все о доме мечтают, да о мамке.
Она спала дома после смены, когда к ней прибежала детдомовская девочка, забарабанила в окно.
– Анна Михайловна! Анна Михайловна! Там по вашего Алешку приехали. Усыновлять!
Не помня себя собралась баба Нюра. Запыхалась. Вопросов в голове – море. Как же сразу усыновлять – ведь с ним и не знакомились никакие усыновители! А может и хорошо это? А вдруг ироды какие? Ох...
В коридоре творилось что-то необычное. Знакомо пахло рисовой кашей, но в столовую никто не спешил. Ребятня толкалась в коридоре у высокой двери с табличкой "Директор". В столовой дежурные звенели кружками, раскладывали хлеб с кубиками масла на каждом, но тоже готовы были сорваться – не часто усыновляли таких больших.
Баба Нюра, стараясь быть спокойной, раздвигала детей. Но дверь открыла рывком: женщина и мужчина сидели к ней спиной – без шапок, но в верхней одежде. Но она смотрела не на них, а на Алешу – он стоял у стола директрисы и улыбался.
"Надо же, рад!" – мелькнуло в голове.
И тут мужчина резко обернулся.
Сережа... внук ...
"Что он тут делает?" – первая мысль. Обернулась и Люба.
Бабу Нюру повело. Она хваталась за что-то невидимое, никак не могла ухватиться... И тут в объятия поймал и усадил на стул ее Сережа.
– Бабуль. Бабуля... Ну-ну! Ты держись. Мы Алешку забрать хотим, и надеемся, что ты – с нами, – он присел перед ней на корточки и улыбался.
Рядом стояла Люба, держала ладошки сложенными – как будто умоляла.
А чего ее было умолять? От того и голова – кругом...
Большего счастья ведь и не представить ...
К близкому человеку всегда можно вернуться, на то он и близкий ...
Автор: Рассеянный хореограф.
Пишите свое мнение об этом рассказе в комментариях 👍
И ожидайте новый рассказ совсем скоро ☺