Галина схватила сына за ухо и потащила домой. Карты посыпались из кармана Сеньки, но не от боли вопил мальчишка, а от того, что любимая колода разлетелась в разные стороны. Сильный ветер поднялся – вот уже понёсся куда-то пиковый валет, а затем и остальные карты. Не спасти уже сокровенное… . - Ты где взял эту гадость? – кричала Галина и тащила подростка за собой, не обращая внимания на людей, что оглядывались им вслед.. Вот прямо так за ухо и вела, а он быстро-быстро перебирал ногами, чтобы не было ещё больнее.
- Нашёл! – закричал Сенька.
- Где? На дороге валялись? – продолжала кричать мать. – Вот я тебе задам, когда дома будем. Эх, видел бы тебя отец!
Упомянув об отце, Галина задела Арсения за живое. На войне погиб Сенькин отец, лишь потрет висел на стене в память о нём. И когда мать хотела пристыдить сына за шалости, подводила к фотографии и нравоучениями доводила до слёз.
Арсению правда становилось невыносимо стыдно, когда вглядывался он в знакомые черты. Мать бранила его, порой не стесняясь в выражениях. И подзатыльник отвесить могла, и по спине хлопнуть тяжёлой рукой. Отец же молча смотрел с портрета - то ли грустно, то ли с осуждением. И Сенька был готов пообещать что угодно, лишь бы образ отца его простил. И он прощал.
- Был бы отец жив, шкуру бы спустил за то, что ты шулерством промышляешь! – продолжала ругаться Галина и с силой втолкнула парнишку в дом.
- Не шулер я! – завизжал Сенька. – Честный игрок.
- Я тебе дам честный! Получишь у меня сейчас, честный игрок! – воскликнула мать и дала Арсению затрещину. – Вот, погляди, Лёшенька, чем наш сын занимается.
Обратившись к покойному мужу, что спокойно взирал на происходящее с портрета, Галина зарыдала. Она плюхнулась на табурет и закрыла лицо ладонями. Тело её сотрясалось от рыданий. Женщина то стонала, то причитала. Сенька же растерянно глядел на мать.
- Мам, ну ты чего, - тихо произнёс мальчишка, - не плачь, мам.
Арсений стоял и переводил взгляд с портрета на мать. Потом обнял родительницу за трясущиеся плечи, вздохнул и исподлобья посмотрел на отца.
- Прости, папка, из-за меня она плачет, - прошептал подросток, - не хотел я.
Всё плакала Галина, говорила что-то невнятное. И всё же Сенька понимал мать. Причитала она, обращаясь к портрету. И тоже прощения просила, но уже за то, что не уберегла сына от пагубной страсти.
- Простииии, Лёшенька, простииии супругу свою, - не унималась женщина, - что ж за мать я такая, раз не смогла чадушко наше уберечь? Кровь Бельковых проснулась, видать, в нём. Ох, был бы ты жив, вместе бы мы спасли сынка. А одной мне не под силу…
Сердце Арсения разрывалось на части. Очень ему было жаль матушку – она искренне горевала за то, что сынок-то её картёжник. А ещё жгучий стыд испытывал парень перед портретом отца. Ему всегда казалось, что выражение лица на портрете менялось в зависимости от того, что происходило дома.
Плакала Галина и глаза у Алексея на портрете будто бы становились печальными. Хулиганил Арсений , так словно отец хмурился, а когда раскаивался сын и обещал исправиться, папин взгляд становился мягким и снисходительным.
- Мамка, ну не надо, я… - шептал парнишка матери. Вот только язык у него не поворачивался пообещать перед портретом отца, что больше не возьмёт карты в руки. А ведь именно таких слов, наверняка, ждала Галина.
Мальчик понимал, почему мать так расстроилась, узнав, что он играет в карты с дворовыми ребятами. Глеб Бельков, родной брат Галины, дядька Арсения, был профессиональным шулером, известным картёжником. Он не был на войне, и даже в самые тяжёлые времена был с иголочки одет и имел доступ к хорошим продуктам. У него была какая-то бронь, что позволяла ему оставаться дома.
В годы, когда советский народ бился с немецкими захватчиками, Глеб захаживал к сестре и племяннику и всегда не с пустыми руками. Приносил консервы, печенье, колбасу и конфеты в коробках.
- Люди мрут как мухи, солдаты наши гибнут, а ты сытый, холёный, еще и франтишь! – возмущалась Галина, разглядывая подарки с деликатесами.
Эх, вернула бы всё это великолепие братцу, пусть знает, что честный народ и корочку хлеба почтёт за честь жевать, но рядом радостно скакал Сенька, предвкушая вкуснятину. Вот мамка сейчас откроет банку тушёного мяса и сунет сыну сухарь. С каким наслаждением слопает он тушёнку, вымажет сухим хлебом всё до капельки!
- Не показывался бы соседям, - ворчала Галя, усаживая брата за стол, - а то ведь у тебя морда лоснится, видно же, что хорошо питаешься.
- А людям легче что ль станет, коли у меня в животе пусто будет? – с усмешкой отвечал Глеб, хлебая чай, который налила ему сестра.
- Легче сообща в голод выживать, - отрезала Галина, всё еще сомневаясь, что делать с гостинцами от брата. Может, кинуть в сытую морду? Да не кинешь уже – вот Сенька схватил пряник и с наслаждением грызёт его, аж урчит от удовольствия.
- Ни то, ни другое не по мне, - отвечал Глеб, - а ты была б посговорчивее сестрёнка, увёз бы я тебя с Сенькой куда подальше. Там и сытнее, и безопаснее.
Сердито поглядела Галина на брата и головой покачала. Никогда не поймут они друг друга.
- У меня Алексей всё по окопам, да под бомбами, - с презрением произнесла женщина, - и для сына он настоящий герой. Как Арсению в глаза смотреть буду, коли за красивой жизнью поеду?
- Ну как знаешь, - пожал плечами Глеб, - мне мальчонку твоего жалко. Племянник же он мне. Сама в нужде живешь, и его туда же!
- Я сыну своему лучшего в жизни желаю, - посмотрев в упор на брата, произнесла Галина, - и ежели картёжником как ты будет, мне впору помереть сразу. Значит, не усмотрела я за ним, воспитала плохо. Не бывать этому! Не будет Сенька мой, как ты, по поездам, по кабакам да притонам на ворованные камушки и золото играть.
- Ну и зря, - фыркнул Глеб, - пальчики-то у Сеньки нежные, будто у барышни. Чую, талант пропадает у мальца.
Рассвирепела Галина, цыкнула на брата, чтоб не смел больше заикаться о том, что ее Арсений картёжником станет, Глеб вроде как и угомонился.
Как-то ушла она из дому, а вернувшись, увидела картину, которая её ужаснула: на полу расположились её брат и девятилетний сын. И учит Глеб Сеньку игре в карты, рассказывает про масти разные, и какую карту валет бьёт.
- Ты чего мне мальчонку делам своим дурным делам учишь? - рассвирипела женщина. - Убирайся подобру - поздорову.
- Ты чего, сестрёнка, не кипятись. Мальчишка, одарённый у тебя.
- А ну пошёл вон! И чтобы больше сюда носа своего не показывал!
- Ладно, ладно, ухожу. Как лучше ведь хотел! - он поднял руки, затем встал и ушел.
Карты же на полу остались лежать. В сердцах Галина взяла каждую карточку и разрезала на много мелких кусочков. При этом ругалась очень сильно.
Мам, пожалуйста, не надо, - прошептал Сеня, - не режь карточки, нравятся они мне.
Услышала мать эти слова и кинулась к сыну. То трясла его, то к себе прижимала и плакала, плакала.
- Сеня, сынок, забудь всё, чему тебя дядька учил! Плохо это…
- Мам, а разве дядя Глеб плохое что-то делает? Он говорил мне, что, если хорошо играть, всегда сыт буду. А еще часы у меня будут золотые и ты будешь одета в шелка!
- Не нужны мне шелка, сынок! Да я от стыда людям в глаза смотреть не смогу, коли играть начнешь. А дядя Глеб…неплохой он человек, добрый, но слабый! По дорожке плохой пошел. А ты умнее будь.
- Мам, не плачь ты, не стану я играть. Только ты скажи мне, почему дядя Глеб так мои пальцы разглядывал?
- Глупости какие, зачем ему твои пальцы?
- Ну говорил, что с такими пальцами я смогу ого-го как подняться…
Встряхнула Галина сына, когда поняла она, почему о пальцах дядька племяннику говорил. Глеб ведь и ей пел в уши про эти самые "пальчики". Постаралась она успокоиться, понимая, что заводит себя еще больше, затем села перед сыном на колени и взяла его руки в свои ладони.
- Слушай, сынок, узнаю, что карты в руки брал, я эти пальцы тебе по одному и повыдергаю.
Понял Сеня, что мать серьёзно говорит, поэтому задумался на мгновение и тут же кивнул. Знал он, что родительница на расправу скорая. Карты ведь днем с огнем не сыщешь, так, что может, и не случится ему в руках их держать.
****
Дядя Глеб больше к ним не приходил, хотя мальчик частенько вспоминал о нем. Веяло от молодого, красивого человека чем-то приятным и волнующим. Арсений частенько представлял, что, когда вырастет, будет он точь-в-точь таким же как его холёный, нарядный родственник.
А еще по ночам он мечтал о картах. Мальчик представлял, как берет в руки колоду, и она становится продолжением его пальцев. Он будто физически ощущал каждую карту под своими пальцами. Губы Арсения неслышно шептали значение каждой карточки, восстанавливая в памяти цифры, картинки и масти – бубновая дама, пиковый туз.
Мысленно мальчик тасовал колоду. Он представлял себе этот шелестящий звук. Карты пляшут в его руках, сливаются, переплетаются, слушаются.
Мечты о картах перестали занимать голову Арсения, когда на отца пришла похоронка. Перед лицом беды всё стало не важным. И хотя мальчику самому было невыносимо больно, тяжелее всего он переживал материнское горе. Мать плакала постоянно, и, казалось, совсем перестала спать ночами.
Порой Сеня просыпался среди ночи, и слышал тихий непрекращающийся вой из её спальни. Сын был готов вывернуть душу наизнанку, лишь бы избавить её от страданий. Он сам медленно умирал, каждый день слыша материнские стоны и плач.
Шли недели, месяцы, и Галина постепенно приходила в себя. У неё наладился сон, но она повесила на стену портрет, с которым иногда разговаривала.
Однажды парнишка шел домой по серым, неприветливым улицам. Во дворах было пусто, кое-где можно было увидеть людей – угрюмых, худых и молчаливых. На душе было тоскливо, домой идти не хотелось. Когда перед Арсением выросла высокая мужская фигура, ему на мгновение показалось, что это воображение играет с ним в странные игры.
- Сенька, племяш, - произнес мужчина в красивом пальто, абсолютно новом, богатом, без единой заплатки или дырки. Она раскрыл объятия и сгрёб в охапку мальчишку. . Арсений успел испугаться, так как не сразу признал Глеба. Своего дядьку он не видел с того самого дня, когда тот поругался с матерью. Тогда еще отец был жив – год, а может быть, два назад.
- Дядя Глеб! – воскликнул мальчик радостно, наконец признав его.
- Здорово, племяш, я тебя тут давно поджидаю, - сказал Глеб, - мамка-то твоя меня не жалует, не хочу я к ней заходить. А вот с тобой потолковать хочу.
Давно забытое ощущение вдруг проснулось у Сеньки внутри. Он, кажется, понимал, о чем толкует дядька. Разволновался парень, во рту у него пересохло.
Глеб взял в свои руки пальцы племянника и с восхищением покачал головой. Провёл он своими подушечками по его коже и кивнул.
- Послушай, племяш, ты должен играть, - произнёс он. - Я научу, всему научу, богато жить будешь.
Шепнул Глеб племяннику, что отведёт его к людям, с которыми играть можно. А пока надо бы парню поучиться, ведь кроме гибких чувствительных пальцев для игры в карты еще и умение нужно.
- С серьёзными людьми тебе рановато играть, да и не осталось их в нашем городе, - сказал Глеб, - я поведу тебя туда, где скромнее публика. Там никого не смутит, что ты малой совсем.
- Дядя Глеб, я всему научусь, - тихо произнёс Арсений, - ты мне дай только…
- Чего тебе дать, племяш?
- Колоду дай, рукам страсть, как охота, карты потрогать!
Глеб довольно усмехнулся и протянул заветную пачку племяннику. Шепнул он парню, чтобы не показывал запретное матери, да и вообще никому. А еще сказал, куда подходить следует каждый вечер, но так, чтобы никто не знал.
- Дядь, я играть там буду?
- Как научишься, так пожалуйста.
И началась у Сеньки совсем другая жизнь.
Глеб обучал Арсения правилам и приводил племянника посмотреть игру опытных людей. Пытливый ум мальчишки жадно впитывал малейшие нюансы. К тому моменту, когда Арсений впервые сел за стол, он знал игру в мельчайших деталях.
- Потрясающий парень, - кивнул один из игроков Глебу, - далеко пойдет.
Дядя Сеньки с удовлетворением кивнул. Он гордился племянником и был уверен, что вместе они "наворотя"таких дел, что нужды в деньгах у обоих не будет никогда.
У парня появились деньги, Глеб предупредил его, что показывать их матери нельзя. Дядя любезно предлагал забирать выигрыш себе и хранить в надежном месте. Мальчишке же он выдавал совсем немного – как раз столько, сколько мог заработать подросток на разгрузке вагонов или другой мелкой работе. Иногда вместо денег он давал племяннику продукты – тушёнку, галеты, масло и чай. Сенька радовался и этому – продуктовый "выигрыш" он спокойно мог принести домой, выдавая за честный заработок.
- Смотри, Лёшенька, - сияя от гордости, обращалась мать к отцовскому портрету, - сынок наш, кормилец. Двенадцать лет всего, а настоящий мужчина растет. Вагоны разгружает, на заводе работает. Его силами и кормимся!
Слушая похвалы, Сенька избегал встречаться взглядом с глазами на портрете. Он нехотя позволял матери себя обнять, поцеловать, и прятался от ее глаз.
Как же Арсению нравилась его новая жизнь. Раньше он жил в печали об отце и тревоге о матери, он думал о войне и о том, что скоро советские солдаты разобьют немцев. А еще мечтал вдоволь есть мяса и сахара.
Каждая выигранная партия приводила в восторг Глеба, а Сене приносила еще больше почёта и уважения. Парнишка немного сожалел о том, что нельзя на всю катушку пользоваться преимуществами своего нового положения. Он бы обязательно сводил маму в ресторан!
- Тебе в ресторан нельзя, - говорил племяннику Глеб, - если тебе что нужно, говори, я достану.
Арсений пожимал плечами. Даже новые ботинки вызвали бы подозрение у матери. Поэтому он соглашался с тем, чтобы деньги по-прежнему хранились у дяди, а сам довольствовался продуктами. Да и то, самыми простыми. Если бы мать увидела деликатесы, она тотчас заподозрила бы неладное.
****
В мае 1945 года пришла весть о Великой Победе. Конечно, Арсений радовался вместе со всеми, а на портрете, казалось, губы отца расплывались в улыбке. Но несмотря на всеобщую радость, настроение у парня было тревожное – куда-то исчез дядя Глеб.
Сеня ждал его каждый день, а как-то раз не выдержал и обошёл все те места, куда они ходили вместе. Но он натыкался либо на запертые двери, либо на вновь открывшиеся лавки и столовые. Война закончилась, и страна возвращалась к привычной жизни.
Арсений сосредоточился на учебе, хотя учиться парень не любил, но точные науки давались ему легко. А еще у него была отличная память – это позволяло ему успешно осваивать школьную программу без особых усилий.
Время шло, но Сеня не терял надежды на то, что Глеб однажды объявится. Однажды он набрался смелости и заговорил о дядьке с матерью.
- Мам, а помнишь, к нам приходил твой брат? – спросил Арсений, стараясь, чтобы это звучало как можно небрежнее.
- Глеб? – произнесла мать, чуть помедлив.
- Да. Вы еще ругались…
Галина вздохнула и села на табурет. Она убрала прядь с лица и покачала головой.
- Ох, что же вспомнил-то ты дядьку своего… К добру ли?
- А почему не к добру-то?
- Да, говорят, связался он со бесчестными людьми. Прознали они, что имеет Глеб большие деньги. Вот и убили его.
Арсений почувствовал, как холодок побежал по коже. Вот, значит, почему дядька не приходил больше за ним! Неужели, те хорошо одетые, сытые люди, что сидели с ними за карточным столом, расправились с Глебом Бельковым?
- Мам, а как ты узнала об этом?
- Ты как-то в школе был, а к нам домой люди в форме приходили, спрашивали, знаю ли я что-то про деньги Глеба. А еще про сына его расспрашивали.
- Какого еще сына? У дяди были дети?
- То-то и оно, что не было! Но какие-то свидетели нашлись, которые, якобы утверждали, что выигрывать огромные деньги ему помогал сын.
Арсения кинуло в пот. Мать рассказывала ему о горькой судьбе своего брата, не подозревая, какую роль в этой истории сыграл её собственный сын. Боясь выдать себя, парень перевёл разговор на другую тему.
Нельзя сказать, чтоб Сеня так уж скучал по прежним временам. Скучать-то, собственно, было некогда. Но с колодой, что осталась у него от дяди Глеба, парень не расставался. Он тасовал её, когда переживал, злился или радовался. Карты давали ему успокоение, они словно были продолжением его собственных пальцев.
А, однажды, возвращаясь со школы домой, Арсений наткнулся на небольшую группу подростков. Они стояли, наклонившись к друг другу, явно являясь хранителями общего секрета. Чем-то отличались они от других ребят, которые ходили по улицам. Было в их лицах, движениях и голосах что-то, до дрожи знакомое Сене. И тут он услышал обрывки слов, что были ему понятны и дороги – колода, дама, король...
- Ребят, - поддавшись порыву, произнёс Арсений, - я тоже из ваших.
С этими словами он сделал шаг вперед и достал потёртую колоду дяди Глеба.
***
И снова жизнь Арсения заиграла яркими красками. В компании его новых друзей не было крупных ставок, но все игры были на интерес – одежда, сладости, мелкие деньги. Привычным делом стало играть на действие. Иногда это были безобидные задания, например, спросить имя у незнакомой девчонки. Но были действия и посерьёзнее – украсть пряник в магазине, измазать краской плащ прохожего.
Сенька играл легко. Он редко оказывался в числе проигравших – ему везло, да и голова работала хорошо. Но однажды ему случилось проиграть действие Брыксе – местному хулигану, самому старшему в компании. Арсений храбро встретился с ним взглядом, и тут же сердце его забилось от страха. Брыкся пыхтел папиросой и ухмылялся.
- Дом за школой знаешь? – спросил он, прищурив глаза.
- Знаю, - с трудом пряча волнение, произнес Сеня.
- Прыгнешь с него сегодня, - произнес Брыкся.
Ребята загалдели. Это было высокое здание, прыжок с которого означало верную гибель. И всё же в открытую противостоять Брыксе никто не решался.
- Да ты трусишь, - усмехнулся парень. . - И вовсе не трушу, - храбро заявил Арсений, у которого от страха зуб на зуб не попадал. Ему было невыносимо страшно в этот момент.
- Ну смотри, я ребят с северного квартала позову поглядеть на тебя, - с усмешкой произнес Брыкся, - не опозоришься?
Пока Сеня с Брыксей обсуждали, когда и как проигравший будет прыгать, никто не заметил, как Вася, самый младший в компании картёжников, отделился от толпы и куда-то ушёл. Ребята и подумать не могли, что кто-то из них может выдать их общий секрет.
Вася же, как оказалось, жутко испугался, что Сеня может прыгнуть с высоченного здания. К тому же, он знал тётю Галю, маму Арсения. Поэтому без колебаний он помчался к ней домой.
- Вась, ты откуда бежишь такой взмыленный? – с удивлением спросила Галина. . - Тёть Галь, идите за старую баню, там Сенька, - запыхавшись выпалил Вася.
- Что с ним? – ахнула Галина и схватилась за сердце.
- Ничего пока, - помотал головой парнишка, - но если не поторопитесь…
- Скажи толком, что стряслось?
- Тёть Галь, Сенька в карты играл…и проиграл! А теперь, знаете, что там будет? Беда случится!
Услышав про карты, Галина пошатнулась. Она чуть не потеряла сознание при одном упоминании о том, что её сын игрок. Как болело у нее в своё время сердце за брата, которого тяга к игре направила по кривой дорожке, да привела к погибели. А теперь Побежала со всех ног Галя туда, куда маленький Васька указал. Увидела она сына в тот момент, когда препирался он с Брыксей, да накинулась разъярённая мать на Арсения, схватила за ухо и давай трепать. Трясла она парнишку, как грушу, кричала что-то несвязное. Брыкся поспешил убраться подобру-поздорову. А других ребят Галина разогнала, пригрозив милицией.
Потащила мать сына к дому, да бранила его весь путь. А как силы у неё иссякли, села и заплакала. Все требовала она рассказать, откуда карты добыл Арсений. Те самые, что разлетелись, когда мать сына домой волокла.
- Не скажу, опять рыдать будешь!
- Да чего уж рыдать, все слёзы уж выплакала из-за тебя. А ну говори, где взял?
- Мам..это ж еще когда война была…
- И что тогда было? Карты-то откуда?
- Мам, только не плачь. Это дядя Глеб мне подарил. Он меня нашёл тогда, играть научил. Деньги-то я ему отдавал, а он мне консервы и галеты покупал.
Хотя обещала Галина не плакать, а всё ж не сдержалась, разревелась в голос. Вспомнила она о тех временах, когда сына кормильцем называла, глядя на портрет мужа. Думала ж на заводе или грузчиком где подрабатывал Арсений. А оно, оказывается, вон как всё было. Грязными деньгами, стало быть, кормились они, ведь на лёгкие деньги парнишка позарился.
****
С того дня глаз не спускала Галина с сына. Зорко следила за ним, еще и соседку просила присматривать.
- Мамка, чего позоришь меня? – угрюмо сказал как-то Арсений.
- Куда уж больше, чем ты сам себя опозорил и семью нашу, - буркнула мать. – Скажи, чего не жилось тебе без этой гадости?
Сеня пожал плечами. Он и сам не мог понять. Но поскольку мать, как коршун нависла над ним, попытался ей объяснить.
- Мне будто пальцы деть некуда, мешаются они мне, если нет колоды под рукой, - тихо произнёс парень.
- Так обрубить их, значит, надо, раз мешаются! – в сердцах крикнула Галина.
- Мам, оно ведь не нарочно так, - прошептал Сеня, умоляюще глядя на мать.
- Не нарочно, - проворчала женщина и покачала головой. Но сама задумалась, и видимо, размышляла над этим всю ночь. Потому что на следующий день появилась у матери идея.
Придя с работы, повела она сына к соседке-швее. Та, когда молодая была, больно ловко иголкой орудовала. А тут уж и руки не те, и глаза слепые.
- А чего тебе удумалось парня швейному делу обучать?
- Ты, тёть Глаш, обучи. На подмогу возьми. Он глазастый, и пальцы у него молодые, проворные.
Хотел Сенька возмутиться, да под суровым взглядом матери сжался весь. Решил подчиниться воле родительницы. Может, баба Глаша сама прогонит его.
Но старая швея не погнала парнишку. Напротив, удивлялась, какие руки у него – ловкие, умелые и быстрые. И глаза зоркие.
В благодарность за ученика соседка даже платье Галине сшила красивое. Очень ей помог парнишка, способным оказался. И всё ж шепнула она его матери, что не станет при себе держать.
- Парень одарённый, пальцы крепкие, тонкие, сильные, - покачала она головой, - с иголкой проворно управляется. Я тут Антоновым платье свадебное шила, нипочём бы к сроку не успела, коли не твой Сенька.
- Так пусть шьёт, при деле будет!
- Не надо, Галь, не по душе парнишке это дело. То, что научился – это ему на пользу будет. А лучше бы всё ж при его талантах призвание иметь.
Зыркнула мать на сына, хотела фыркнуть, что призвание у него шулером быть, да промолчала. В голову ей другая мысль пришла.
- Мам, да куда ты меня ведешь? – возмутился Сеня, когда на следующий день родительница вновь его куда-то поволокла. Парень он был уже взрослый, злило его, что мать с ним, как с дитём малым.
Нравилось это парню или нет, но пришлось ему заниматься музыкой. Знал он, что много огорчений принёс своей матушке, потому и не смел возражать. Вот и ходил он на музыку три раза в неделю после школы. А однажды даже признался самому себе, что рукам легче стало. Теперь по ночам он мысленно не колоду ими тасовал, а играл на фортепиано. Как оказалось, у него еще и слух музыкальный был.
Дело шло к окончанию школы, парню следовало определиться, каким будет его дальнейший жизненный путь. Он собирался идти на завод. Однако судьбу молодого человека решил один день в музыкальной школе.
Ребят собрали в аудитории без объяснения причин. В школу пришёл гость – интеллигентного вида мужчина с аккуратной бородкой. Каждый ученик должен был сыграть для него композицию. Ребята перешёптывались, говорили, что важная персона даже не прислушивается к звукам. Действительно, так оно и было – гость смотрел только на руки. По лицу его вряд ли можно было что-то понять, так как он был скуп на эмоции. Однако, когда за пианино сел Арсений, во взгляде гостя появилось удивление.
После этого странного показательного урока Сеню позвали в кабинет. Тот самый посетитель с бородкой представился преподавателем хирургического отделения медицинского института.
- Молодой человек, у вас талант, - произнёс важный гость, - но прелестные песенки помогут вам очаровывать дам и не более того. Я же предлагаю Вам спасать жизни.
***
Эту историю рассказала Наталья, младшая дочь Арсения, известного в Красноярске в семидесятых годах хирурга. Получив в шестнадцать лет предложение от преподавателя медицинского ВУЗа, молодой человек не принял его всерьёз. Скорее плыл по течению.
Мать так обрадовалась, что "проворные ручки" её сына могут спасать жизни, что Арсений просто не хотел её разочаровывать. Чтобы ей было спокойно, он пошел в медицинский институт по специальности хирургия.
О том, что в юные годы её отец был заядлым картёжником, Наталья не знала. Дочери он всегда казался безупречным интеллигентом, примером достойнейшего человека. Отец долгое время не рассказывал о своём прошлом, хотя и говорил, что чувствует сильную вину перед матерью.
Невероятную историю Арсений поведал почти что перед своей смертью. Взрослым детям биография отца показалась удивительной и интересной, и уж точно не достойной осуждения. Но сам Арсений так не считал. Он лишь однажды решился на этот разговор и больше к нему не возвращался.
Благодарю за прочтение и поддержку автора.
#ХельгаОгонёкДуши Чтобы прочитать рассказы Хельги — нажмите на хештег автора (красную строчку) или на картинку-ссылку в конце темы. Рассказ опубликован с личного разрешения автора для группы ,,Огонëк души".
ОГОНЁК ДУШИ
Хельга
Карты судьбы
10.09.2025 г.
Галина схватила сына за ухо и потащила домой. Карты посыпались из кармана Сеньки, но не от боли вопил мальчишка, а от того, что любимая колода разлетелась в разные стороны. Сильный ветер поднялся – вот уже понёсся куда-то пиковый валет, а затем и остальные карты. Не спасти уже сокровенное…
.
- Ты где взял эту гадость? – кричала Галина и тащила подростка за собой, не обращая внимания на людей, что оглядывались им вслед.. Вот прямо так за ухо и вела, а он быстро-быстро перебирал ногами, чтобы не было ещё больнее.
- Нашёл! – закричал Сенька.
- Где? На дороге валялись? – продолжала кричать мать. – Вот я тебе задам, когда дома будем. Эх, видел бы тебя отец!
Упомянув об отце, Галина задела Арсения за живое. На войне погиб Сенькин отец, лишь потрет висел на стене в память о нём. И когда мать хотела пристыдить сына за шалости, подводила к фотографии и нравоучениями доводила до слёз.
Арсению правда становилось невыносимо стыдно, когда вглядывался он в знакомые черты. Мать бранила его, порой не стесняясь в выражениях. И подзатыльник отвесить могла, и по спине хлопнуть тяжёлой рукой. Отец же молча смотрел с портрета - то ли грустно, то ли с осуждением. И Сенька был готов пообещать что угодно, лишь бы образ отца его простил. И он прощал.
- Был бы отец жив, шкуру бы спустил за то, что ты шулерством промышляешь! – продолжала ругаться Галина и с силой втолкнула парнишку в дом.
- Не шулер я! – завизжал Сенька. – Честный игрок.
- Я тебе дам честный! Получишь у меня сейчас, честный игрок! – воскликнула мать и дала Арсению затрещину. – Вот, погляди, Лёшенька, чем наш сын занимается.
Обратившись к покойному мужу, что спокойно взирал на происходящее с портрета, Галина зарыдала. Она плюхнулась на табурет и закрыла лицо ладонями. Тело её сотрясалось от рыданий. Женщина то стонала, то причитала. Сенька же растерянно глядел на мать.
- Мам, ну ты чего, - тихо произнёс мальчишка, - не плачь, мам.
Арсений стоял и переводил взгляд с портрета на мать. Потом обнял родительницу за трясущиеся плечи, вздохнул и исподлобья посмотрел на отца.
- Прости, папка, из-за меня она плачет, - прошептал подросток, - не хотел я.
Всё плакала Галина, говорила что-то невнятное. И всё же Сенька понимал мать. Причитала она, обращаясь к портрету. И тоже прощения просила, но уже за то, что не уберегла сына от пагубной страсти.
- Простииии, Лёшенька, простииии супругу свою, - не унималась женщина, - что ж за мать я такая, раз не смогла чадушко наше уберечь? Кровь Бельковых проснулась, видать, в нём. Ох, был бы ты жив, вместе бы мы спасли сынка. А одной мне не под силу…
Сердце Арсения разрывалось на части. Очень ему было жаль матушку – она искренне горевала за то, что сынок-то её картёжник. А ещё жгучий стыд испытывал парень перед портретом отца. Ему всегда казалось, что выражение лица на портрете менялось в зависимости от того, что происходило дома.
Плакала Галина и глаза у Алексея на портрете будто бы становились печальными. Хулиганил Арсений , так словно отец хмурился, а когда раскаивался сын и обещал исправиться, папин взгляд становился мягким и снисходительным.
- Мамка, ну не надо, я… - шептал парнишка матери. Вот только язык у него не поворачивался пообещать перед портретом отца, что больше не возьмёт карты в руки. А ведь именно таких слов, наверняка, ждала Галина.
Мальчик понимал, почему мать так расстроилась, узнав, что он играет в карты с дворовыми ребятами. Глеб Бельков, родной брат Галины, дядька Арсения, был профессиональным шулером, известным картёжником. Он не был на войне, и даже в самые тяжёлые времена был с иголочки одет и имел доступ к хорошим продуктам. У него была какая-то бронь, что позволяла ему оставаться дома.
В годы, когда советский народ бился с немецкими захватчиками, Глеб захаживал к сестре и племяннику и всегда не с пустыми руками. Приносил консервы, печенье, колбасу и конфеты в коробках.
- Люди мрут как мухи, солдаты наши гибнут, а ты сытый, холёный, еще и франтишь! – возмущалась Галина, разглядывая подарки с деликатесами.
Эх, вернула бы всё это великолепие братцу, пусть знает, что честный народ и корочку хлеба почтёт за честь жевать, но рядом радостно скакал Сенька, предвкушая вкуснятину. Вот мамка сейчас откроет банку тушёного мяса и сунет сыну сухарь. С каким наслаждением слопает он тушёнку, вымажет сухим хлебом всё до капельки!
- Не показывался бы соседям, - ворчала Галя, усаживая брата за стол, - а то ведь у тебя морда лоснится, видно же, что хорошо питаешься.
- А людям легче что ль станет, коли у меня в животе пусто будет? – с усмешкой отвечал Глеб, хлебая чай, который налила ему сестра.
- Легче сообща в голод выживать, - отрезала Галина, всё еще сомневаясь, что делать с гостинцами от брата. Может, кинуть в сытую морду? Да не кинешь уже – вот Сенька схватил пряник и с наслаждением грызёт его, аж урчит от удовольствия.
- Ни то, ни другое не по мне, - отвечал Глеб, - а ты была б посговорчивее сестрёнка, увёз бы я тебя с Сенькой куда подальше. Там и сытнее, и безопаснее.
Сердито поглядела Галина на брата и головой покачала. Никогда не поймут они друг друга.
- У меня Алексей всё по окопам, да под бомбами, - с презрением произнесла женщина, - и для сына он настоящий герой. Как Арсению в глаза смотреть буду, коли за красивой жизнью поеду?
- Ну как знаешь, - пожал плечами Глеб, - мне мальчонку твоего жалко. Племянник же он мне. Сама в нужде живешь, и его туда же!
- Я сыну своему лучшего в жизни желаю, - посмотрев в упор на брата, произнесла Галина, - и ежели картёжником как ты будет, мне впору помереть сразу. Значит, не усмотрела я за ним, воспитала плохо. Не бывать этому! Не будет Сенька мой, как ты, по поездам, по кабакам да притонам на ворованные камушки и золото играть.
- Ну и зря, - фыркнул Глеб, - пальчики-то у Сеньки нежные, будто у барышни. Чую, талант пропадает у мальца.
Рассвирепела Галина, цыкнула на брата, чтоб не смел больше заикаться о том, что ее Арсений картёжником станет, Глеб вроде как и угомонился.
Как-то ушла она из дому, а вернувшись, увидела картину, которая её ужаснула: на полу расположились её брат и девятилетний сын. И учит Глеб Сеньку игре в карты, рассказывает про масти разные, и какую карту валет бьёт.
- Ты чего мне мальчонку делам своим дурным делам учишь? - рассвирипела женщина. - Убирайся подобру - поздорову.
- Ты чего, сестрёнка, не кипятись. Мальчишка, одарённый у тебя.
- А ну пошёл вон! И чтобы больше сюда носа своего не показывал!
- Ладно, ладно, ухожу. Как лучше ведь хотел! - он поднял руки, затем встал и ушел.
Карты же на полу остались лежать. В сердцах Галина взяла каждую карточку и разрезала на много мелких кусочков. При этом ругалась очень сильно.
Мам, пожалуйста, не надо, - прошептал Сеня, - не режь карточки, нравятся они мне.
Услышала мать эти слова и кинулась к сыну. То трясла его, то к себе прижимала и плакала, плакала.
- Сеня, сынок, забудь всё, чему тебя дядька учил! Плохо это…
- Мам, а разве дядя Глеб плохое что-то делает? Он говорил мне, что, если хорошо играть, всегда сыт буду. А еще часы у меня будут золотые и ты будешь одета в шелка!
- Не нужны мне шелка, сынок! Да я от стыда людям в глаза смотреть не смогу, коли играть начнешь. А дядя Глеб…неплохой он человек, добрый, но слабый! По дорожке плохой пошел. А ты умнее будь.
- Мам, не плачь ты, не стану я играть. Только ты скажи мне, почему дядя Глеб так мои пальцы разглядывал?
- Глупости какие, зачем ему твои пальцы?
- Ну говорил, что с такими пальцами я смогу ого-го как подняться…
Встряхнула Галина сына, когда поняла она, почему о пальцах дядька племяннику говорил. Глеб ведь и ей пел в уши про эти самые "пальчики". Постаралась она успокоиться, понимая, что заводит себя еще больше, затем села перед сыном на колени и взяла его руки в свои ладони.
- Слушай, сынок, узнаю, что карты в руки брал, я эти пальцы тебе по одному и повыдергаю.
Понял Сеня, что мать серьёзно говорит, поэтому задумался на мгновение и тут же кивнул. Знал он, что родительница на расправу скорая. Карты ведь днем с огнем не сыщешь, так, что может, и не случится ему в руках их держать.
****
Дядя Глеб больше к ним не приходил, хотя мальчик частенько вспоминал о нем. Веяло от молодого, красивого человека чем-то приятным и волнующим. Арсений частенько представлял, что, когда вырастет, будет он точь-в-точь таким же как его холёный, нарядный родственник.
А еще по ночам он мечтал о картах. Мальчик представлял, как берет в руки колоду, и она становится продолжением его пальцев. Он будто физически ощущал каждую карту под своими пальцами. Губы Арсения неслышно шептали значение каждой карточки, восстанавливая в памяти цифры, картинки и масти – бубновая дама, пиковый туз.
Мысленно мальчик тасовал колоду. Он представлял себе этот шелестящий звук. Карты пляшут в его руках, сливаются, переплетаются, слушаются.
Мечты о картах перестали занимать голову Арсения, когда на отца пришла похоронка. Перед лицом беды всё стало не важным. И хотя мальчику самому было невыносимо больно, тяжелее всего он переживал материнское горе. Мать плакала постоянно, и, казалось, совсем перестала спать ночами.
Порой Сеня просыпался среди ночи, и слышал тихий непрекращающийся вой из её спальни. Сын был готов вывернуть душу наизнанку, лишь бы избавить её от страданий. Он сам медленно умирал, каждый день слыша материнские стоны и плач.
Шли недели, месяцы, и Галина постепенно приходила в себя. У неё наладился сон, но она повесила на стену портрет, с которым иногда разговаривала.
Однажды парнишка шел домой по серым, неприветливым улицам. Во дворах было пусто, кое-где можно было увидеть людей – угрюмых, худых и молчаливых. На душе было тоскливо, домой идти не хотелось. Когда перед Арсением выросла высокая мужская фигура, ему на мгновение показалось, что это воображение играет с ним в странные игры.
- Сенька, племяш, - произнес мужчина в красивом пальто, абсолютно новом, богатом, без единой заплатки или дырки. Она раскрыл объятия и сгрёб в охапку мальчишку.
.
Арсений успел испугаться, так как не сразу признал Глеба. Своего дядьку он не видел с того самого дня, когда тот поругался с матерью. Тогда еще отец был жив – год, а может быть, два назад.
- Дядя Глеб! – воскликнул мальчик радостно, наконец признав его.
- Здорово, племяш, я тебя тут давно поджидаю, - сказал Глеб, - мамка-то твоя меня не жалует, не хочу я к ней заходить. А вот с тобой потолковать хочу.
Давно забытое ощущение вдруг проснулось у Сеньки внутри. Он, кажется, понимал, о чем толкует дядька. Разволновался парень, во рту у него пересохло.
Глеб взял в свои руки пальцы племянника и с восхищением покачал головой. Провёл он своими подушечками по его коже и кивнул.
- Послушай, племяш, ты должен играть, - произнёс он. - Я научу, всему научу, богато жить будешь.
Шепнул Глеб племяннику, что отведёт его к людям, с которыми играть можно. А пока надо бы парню поучиться, ведь кроме гибких чувствительных пальцев для игры в карты еще и умение нужно.
- С серьёзными людьми тебе рановато играть, да и не осталось их в нашем городе, - сказал Глеб, - я поведу тебя туда, где скромнее публика. Там никого не смутит, что ты малой совсем.
- Дядя Глеб, я всему научусь, - тихо произнёс Арсений, - ты мне дай только…
- Чего тебе дать, племяш?
- Колоду дай, рукам страсть, как охота, карты потрогать!
Глеб довольно усмехнулся и протянул заветную пачку племяннику. Шепнул он парню, чтобы не показывал запретное матери, да и вообще никому. А еще сказал, куда подходить следует каждый вечер, но так, чтобы никто не знал.
- Дядь, я играть там буду?
- Как научишься, так пожалуйста.
И началась у Сеньки совсем другая жизнь.
Глеб обучал Арсения правилам и приводил племянника посмотреть игру опытных людей. Пытливый ум мальчишки жадно впитывал малейшие нюансы. К тому моменту, когда Арсений впервые сел за стол, он знал игру в мельчайших деталях.
- Потрясающий парень, - кивнул один из игроков Глебу, - далеко пойдет.
Дядя Сеньки с удовлетворением кивнул. Он гордился племянником и был уверен, что вместе они "наворотя"таких дел, что нужды в деньгах у обоих не будет никогда.
У парня появились деньги, Глеб предупредил его, что показывать их матери нельзя. Дядя любезно предлагал забирать выигрыш себе и хранить в надежном месте. Мальчишке же он выдавал совсем немного – как раз столько, сколько мог заработать подросток на разгрузке вагонов или другой мелкой работе. Иногда вместо денег он давал племяннику продукты – тушёнку, галеты, масло и чай. Сенька радовался и этому – продуктовый "выигрыш" он спокойно мог принести домой, выдавая за честный заработок.
- Смотри, Лёшенька, - сияя от гордости, обращалась мать к отцовскому портрету, - сынок наш, кормилец. Двенадцать лет всего, а настоящий мужчина растет. Вагоны разгружает, на заводе работает. Его силами и кормимся!
Слушая похвалы, Сенька избегал встречаться взглядом с глазами на портрете. Он нехотя позволял матери себя обнять, поцеловать, и прятался от ее глаз.
Как же Арсению нравилась его новая жизнь. Раньше он жил в печали об отце и тревоге о матери, он думал о войне и о том, что скоро советские солдаты разобьют немцев. А еще мечтал вдоволь есть мяса и сахара.
ПРОДОЛЖЕНИЕ под картинкой.
#ХельгаОгонëкДуши
Карты судьбы. Глава 2
Каждая выигранная партия приводила в восторг Глеба, а Сене приносила еще больше почёта и уважения. Парнишка немного сожалел о том, что нельзя на всю катушку пользоваться преимуществами своего нового положения. Он бы обязательно сводил маму в ресторан!
- Тебе в ресторан нельзя, - говорил племяннику Глеб, - если тебе что нужно, говори, я достану.
Арсений пожимал плечами. Даже новые ботинки вызвали бы подозрение у матери. Поэтому он соглашался с тем, чтобы деньги по-прежнему хранились у дяди, а сам довольствовался продуктами. Да и то, самыми простыми. Если бы мать увидела деликатесы, она тотчас заподозрила бы неладное.
****
В мае 1945 года пришла весть о Великой Победе. Конечно, Арсений радовался вместе со всеми, а на портрете, казалось, губы отца расплывались в улыбке. Но несмотря на всеобщую радость, настроение у парня было тревожное – куда-то исчез дядя Глеб.
Сеня ждал его каждый день, а как-то раз не выдержал и обошёл все те места, куда они ходили вместе. Но он натыкался либо на запертые двери, либо на вновь открывшиеся лавки и столовые. Война закончилась, и страна возвращалась к привычной жизни.
Арсений сосредоточился на учебе, хотя учиться парень не любил, но точные науки давались ему легко. А еще у него была отличная память – это позволяло ему успешно осваивать школьную программу без особых усилий.
Время шло, но Сеня не терял надежды на то, что Глеб однажды объявится. Однажды он набрался смелости и заговорил о дядьке с матерью.
- Мам, а помнишь, к нам приходил твой брат? – спросил Арсений, стараясь, чтобы это звучало как можно небрежнее.
- Глеб? – произнесла мать, чуть помедлив.
- Да. Вы еще ругались…
Галина вздохнула и села на табурет. Она убрала прядь с лица и покачала головой.
- Ох, что же вспомнил-то ты дядьку своего… К добру ли?
- А почему не к добру-то?
- Да, говорят, связался он со бесчестными людьми. Прознали они, что имеет Глеб большие деньги. Вот и убили его.
Арсений почувствовал, как холодок побежал по коже. Вот, значит, почему дядька не приходил больше за ним! Неужели, те хорошо одетые, сытые люди, что сидели с ними за карточным столом, расправились с Глебом Бельковым?
- Мам, а как ты узнала об этом?
- Ты как-то в школе был, а к нам домой люди в форме приходили, спрашивали, знаю ли я что-то про деньги Глеба. А еще про сына его расспрашивали.
- Какого еще сына? У дяди были дети?
- То-то и оно, что не было! Но какие-то свидетели нашлись, которые, якобы утверждали, что выигрывать огромные деньги ему помогал сын.
Арсения кинуло в пот. Мать рассказывала ему о горькой судьбе своего брата, не подозревая, какую роль в этой истории сыграл её собственный сын. Боясь выдать себя, парень перевёл разговор на другую тему.
Нельзя сказать, чтоб Сеня так уж скучал по прежним временам. Скучать-то, собственно, было некогда. Но с колодой, что осталась у него от дяди Глеба, парень не расставался. Он тасовал её, когда переживал, злился или радовался. Карты давали ему успокоение, они словно были продолжением его собственных пальцев.
А, однажды, возвращаясь со школы домой, Арсений наткнулся на небольшую группу подростков. Они стояли, наклонившись к друг другу, явно являясь хранителями общего секрета. Чем-то отличались они от других ребят, которые ходили по улицам. Было в их лицах, движениях и голосах что-то, до дрожи знакомое Сене. И тут он услышал обрывки слов, что были ему понятны и дороги – колода, дама, король...
- Ребят, - поддавшись порыву, произнёс Арсений, - я тоже из ваших.
С этими словами он сделал шаг вперед и достал потёртую колоду дяди Глеба.
***
И снова жизнь Арсения заиграла яркими красками. В компании его новых друзей не было крупных ставок, но все игры были на интерес – одежда, сладости, мелкие деньги. Привычным делом стало играть на действие. Иногда это были безобидные задания, например, спросить имя у незнакомой девчонки. Но были действия и посерьёзнее – украсть пряник в магазине, измазать краской плащ прохожего.
Сенька играл легко. Он редко оказывался в числе проигравших – ему везло, да и голова работала хорошо. Но однажды ему случилось проиграть действие Брыксе – местному хулигану, самому старшему в компании. Арсений храбро встретился с ним взглядом, и тут же сердце его забилось от страха. Брыкся пыхтел папиросой и ухмылялся.
- Дом за школой знаешь? – спросил он, прищурив глаза.
- Знаю, - с трудом пряча волнение, произнес Сеня.
- Прыгнешь с него сегодня, - произнес Брыкся.
Ребята загалдели. Это было высокое здание, прыжок с которого означало верную гибель. И всё же в открытую противостоять Брыксе никто не решался.
- Да ты трусишь, - усмехнулся парень.
.
- И вовсе не трушу, - храбро заявил Арсений, у которого от страха зуб на зуб не попадал. Ему было невыносимо страшно в этот момент.
- Ну смотри, я ребят с северного квартала позову поглядеть на тебя, - с усмешкой произнес Брыкся, - не опозоришься?
Пока Сеня с Брыксей обсуждали, когда и как проигравший будет прыгать, никто не заметил, как Вася, самый младший в компании картёжников, отделился от толпы и куда-то ушёл. Ребята и подумать не могли, что кто-то из них может выдать их общий секрет.
Вася же, как оказалось, жутко испугался, что Сеня может прыгнуть с высоченного здания. К тому же, он знал тётю Галю, маму Арсения. Поэтому без колебаний он помчался к ней домой.
- Вась, ты откуда бежишь такой взмыленный? – с удивлением спросила Галина.
.
- Тёть Галь, идите за старую баню, там Сенька, - запыхавшись выпалил Вася.
- Что с ним? – ахнула Галина и схватилась за сердце.
- Ничего пока, - помотал головой парнишка, - но если не поторопитесь…
- Скажи толком, что стряслось?
- Тёть Галь, Сенька в карты играл…и проиграл! А теперь, знаете, что там будет? Беда случится!
Услышав про карты, Галина пошатнулась. Она чуть не потеряла сознание при одном упоминании о том, что её сын игрок. Как болело у нее в своё время сердце за брата, которого тяга к игре направила по кривой дорожке, да привела к погибели. А теперь
Побежала со всех ног Галя туда, куда маленький Васька указал. Увидела она сына в тот момент, когда препирался он с Брыксей, да накинулась разъярённая мать на Арсения, схватила за ухо и давай трепать. Трясла она парнишку, как грушу, кричала что-то несвязное. Брыкся поспешил убраться подобру-поздорову. А других ребят Галина разогнала, пригрозив милицией.
Потащила мать сына к дому, да бранила его весь путь. А как силы у неё иссякли, села и заплакала. Все требовала она рассказать, откуда карты добыл Арсений. Те самые, что разлетелись, когда мать сына домой волокла.
- Не скажу, опять рыдать будешь!
- Да чего уж рыдать, все слёзы уж выплакала из-за тебя. А ну говори, где взял?
- Мам..это ж еще когда война была…
- И что тогда было? Карты-то откуда?
- Мам, только не плачь. Это дядя Глеб мне подарил. Он меня нашёл тогда, играть научил. Деньги-то я ему отдавал, а он мне консервы и галеты покупал.
Хотя обещала Галина не плакать, а всё ж не сдержалась, разревелась в голос. Вспомнила она о тех временах, когда сына кормильцем называла, глядя на портрет мужа. Думала ж на заводе или грузчиком где подрабатывал Арсений. А оно, оказывается, вон как всё было. Грязными деньгами, стало быть, кормились они, ведь на лёгкие деньги парнишка позарился.
****
С того дня глаз не спускала Галина с сына. Зорко следила за ним, еще и соседку просила присматривать.
- Мамка, чего позоришь меня? – угрюмо сказал как-то Арсений.
- Куда уж больше, чем ты сам себя опозорил и семью нашу, - буркнула мать. – Скажи, чего не жилось тебе без этой гадости?
Сеня пожал плечами. Он и сам не мог понять. Но поскольку мать, как коршун нависла над ним, попытался ей объяснить.
- Мне будто пальцы деть некуда, мешаются они мне, если нет колоды под рукой, - тихо произнёс парень.
- Так обрубить их, значит, надо, раз мешаются! – в сердцах крикнула Галина.
- Мам, оно ведь не нарочно так, - прошептал Сеня, умоляюще глядя на мать.
- Не нарочно, - проворчала женщина и покачала головой. Но сама задумалась, и видимо, размышляла над этим всю ночь. Потому что на следующий день появилась у матери идея.
Придя с работы, повела она сына к соседке-швее. Та, когда молодая была, больно ловко иголкой орудовала. А тут уж и руки не те, и глаза слепые.
- Возьми, тётя Глаша, моего оболтуса в ученики. Пусть шить учится.
- А чего тебе удумалось парня швейному делу обучать?
- Ты, тёть Глаш, обучи. На подмогу возьми. Он глазастый, и пальцы у него молодые, проворные.
Хотел Сенька возмутиться, да под суровым взглядом матери сжался весь. Решил подчиниться воле родительницы. Может, баба Глаша сама прогонит его.
Но старая швея не погнала парнишку. Напротив, удивлялась, какие руки у него – ловкие, умелые и быстрые. И глаза зоркие.
В благодарность за ученика соседка даже платье Галине сшила красивое. Очень ей помог парнишка, способным оказался. И всё ж шепнула она его матери, что не станет при себе держать.
- Парень одарённый, пальцы крепкие, тонкие, сильные, - покачала она головой, - с иголкой проворно управляется. Я тут Антоновым платье свадебное шила, нипочём бы к сроку не успела, коли не твой Сенька.
- Так пусть шьёт, при деле будет!
- Не надо, Галь, не по душе парнишке это дело. То, что научился – это ему на пользу будет. А лучше бы всё ж при его талантах призвание иметь.
Зыркнула мать на сына, хотела фыркнуть, что призвание у него шулером быть, да промолчала. В голову ей другая мысль пришла.
- Мам, да куда ты меня ведешь? – возмутился Сеня, когда на следующий день родительница вновь его куда-то поволокла. Парень он был уже взрослый, злило его, что мать с ним, как с дитём малым.
- Пальцы твои тонкие и проворные пристраивать будем! – усмехнулась мать.
Нравилось это парню или нет, но пришлось ему заниматься музыкой. Знал он, что много огорчений принёс своей матушке, потому и не смел возражать. Вот и ходил он на музыку три раза в неделю после школы. А однажды даже признался самому себе, что рукам легче стало. Теперь по ночам он мысленно не колоду ими тасовал, а играл на фортепиано. Как оказалось, у него еще и слух музыкальный был.
Дело шло к окончанию школы, парню следовало определиться, каким будет его дальнейший жизненный путь. Он собирался идти на завод. Однако судьбу молодого человека решил один день в музыкальной школе.
Ребят собрали в аудитории без объяснения причин. В школу пришёл гость – интеллигентного вида мужчина с аккуратной бородкой. Каждый ученик должен был сыграть для него композицию. Ребята перешёптывались, говорили, что важная персона даже не прислушивается к звукам. Действительно, так оно и было – гость смотрел только на руки. По лицу его вряд ли можно было что-то понять, так как он был скуп на эмоции. Однако, когда за пианино сел Арсений, во взгляде гостя появилось удивление.
После этого странного показательного урока Сеню позвали в кабинет. Тот самый посетитель с бородкой представился преподавателем хирургического отделения медицинского института.
- Молодой человек, у вас талант, - произнёс важный гость, - но прелестные песенки помогут вам очаровывать дам и не более того. Я же предлагаю Вам спасать жизни.
***
Эту историю рассказала Наталья, младшая дочь Арсения, известного в Красноярске в семидесятых годах хирурга. Получив в шестнадцать лет предложение от преподавателя медицинского ВУЗа, молодой человек не принял его всерьёз. Скорее плыл по течению.
Мать так обрадовалась, что "проворные ручки" её сына могут спасать жизни, что Арсений просто не хотел её разочаровывать. Чтобы ей было спокойно, он пошел в медицинский институт по специальности хирургия.
О том, что в юные годы её отец был заядлым картёжником, Наталья не знала. Дочери он всегда казался безупречным интеллигентом, примером достойнейшего человека. Отец долгое время не рассказывал о своём прошлом, хотя и говорил, что чувствует сильную вину перед матерью.
Невероятную историю Арсений поведал почти что перед своей смертью. Взрослым детям биография отца показалась удивительной и интересной, и уж точно не достойной осуждения. Но сам Арсений так не считал. Он лишь однажды решился на этот разговор и больше к нему не возвращался.
Благодарю за прочтение и поддержку автора.
#ХельгаОгонёкДуши
Чтобы прочитать рассказы Хельги — нажмите на хештег автора (красную строчку) или на картинку-ссылку в конце темы.
Рассказ опубликован с личного разрешения автора для группы ,,Огонëк души".