УВЛЕКАТЕЛЬНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ ДЛИНОЮ В ЖИЗНЬ ГЕНРИХА ШЛИМАНА.
Часть первая. Русская семья Генриха Шлимана. Семейство лавочников Шлиманов известно в Любеке с конца XV века. Около 1600 года представители семьи перебрались в Росток, где повысили социальный статус, и даже заимели собственный герб. Они преимущественно получали духовное образование, хотя в роду, кроме священников, были аптекари и купцы. Иоганн Людвиг Генрих Юлий Шлиман родился 6 января 1822 года в Нойбукове и был зарегистрирован в приходской книге пастором Эрнстом Шлиманом— собственным отцом, служившим в местной церкви.
Эрнест Шлиман (1780—1870), отец Генриха.
В семье, где рос будущий археолог, было трое сыновей и четыре дочери. Когда главного блюстителя фамильной морали перевели в церковный приход коммуны Анкерсхаген, жена и дети отправились вслед за ним. В 1831 году в возрасте всего 38 лет кормилица и хранительница домашнего очага Луиза Шлиман скончалась после рождения последнего сына Пауля, и 9-летний Генрих лишился материнской заботы и остался один в обществе братьев и сестер.
Пастор был не в силах обеспечить мальчиков и девочек полноценным питанием и одеждой, поэтому сирот отправили к родственникам, жившим в немецких городах. Первый сын Эрнста и Луизы попал в дом дяди-священника в Калькхорсте. Фридрих Шлиман постарался, чтобы 10-летний ребенок, знавший латынь и обладавший феноменальной памятью, получил начальное образование под присмотром опытных педагогов.
В гимназии Калькхорста Генрих проявил тягу к сочинительству и овладел французским и английским языками. Несмотря на это, родственники, осознавшие, что воспитывают иждивенца, не посчитали нужным развивать таланты и не отдали племянника ни в один из университетов страны.
В подростковом возрасте Шлиману пришлось начать трудовую биографию и пойти работать в лавку Т. Хюкштедта. С 5 утра до 11 часов ночи Генрих рубил дрова, топил печи, таскал воду, убирал помещение, колол сахарные головы, следил за самогонным аппаратом - Хюкштедт торговал шнапсом. Так он проработал в лавке 5 лет. Тяжёлая работа плохо отразились на здоровье мальчика. Генрих часто кашлял кровью, простужался и подолгу болел.
Дом в Фюрстенберге, в котором Шлиман жил и работал в 1836—1841 годах. Фото 2011 года
К моменту достижения совершеннолетия юноша получил материнское наследство- 29 талеров и покинул дом дяди. Глубокой осенью он перебрался в Гамбург, причём часть пути проделал пешком. В Гамбурге Генрих по рекомендации Хюкштедта поступил работать на рыбный рынок, но не выдержал тяжёлой физической работы. Потенциальные наниматели мало интересовались низкорослым юношей — рост Генриха был 156 см — с непропорционально короткими ногами. Путешествуя по Германии, он как мог добывал себе средства на жизнь. Наконец, ему удалось получить работу в порту. Совсем без жалованья, только за еду. Но вновь подвело здоровье, открылось кровохарканье — отчасти этому способствовала привычка Шлимана купаться в море в любую погоду, даже зимой, и он вновь потерял работу. На Рождество дядя прислал ему 10 талеров в долг, но пожаловался сёстрам на наглость, после чего мальчик дал клятву никогда ничего не просить у родственников. К счастью школьный друг матери Генриха, Луизы, порекомендовал его в фирму Деклизура и Бевинга, которым требовался переводчик с немецкого на французский и английский языки. В результате было решено нанять его в венесуэльский филиал фирмы в Ла-Гуайре. Рассчитывая обосноваться в Венесуэле, Шлиман принялся за самостоятельное изучение испанского языка. Описывая дальнейшие события в письмах к сёстрам и автобиографии, Шлиман приукрасил события. 11 декабря 1841 года судно «Доротея» потерпело кораблекрушение у берегов Нидерландов, причём Генрих якобы был среди девятерых выживших, чудом уцелел и его сундук с вещами и рекомендательными письмами. В списках пассажиров судна Шлиман не значился и скорее всего он отправился в Нидерланды по суше, а о крушении узнал из газет.
Прибыв в Амстердам, Шлиман направился к мекленбургскому консулу Эдварду Кваку, который выдал юноше 10 талеров и снял меблированную комнату. Под Рождество, к несчастью, юноша заболел лихорадкой, но консул устроил его в госпиталь и заплатил за лечение. Вскоре Вендт, тот самый школьный друг матери, кто помог ему в трудную минуту, прислал из Гамбурга 240 гульденов, которые собрали его друзья в пользу неимущего Шлимана. Он же дал рекомендацию в фирму «Хойяк и К°», в которой Генрих получил ещё 100 гульденов кредита на обзаведение после того, как продемонстрировал владение четырьмя языками и бухгалтерским учётом.
Амстердам в 1845 году. Рисунок Геррита Ламбертса
Получив постоянную работу, Шлиман ревностно взялся за самообразование. В течение 1842 года Шлиман освоил голландский язык, а также довёл до совершенства познания в английском и французском. В 1843 году он изучил итальянский и португальский языки, по собственным словам, за 6 недель каждый. За короткий период времени, используя собственный метод запоминания слов и грамматических конструкций, он научился говорить по-русски и по-голландски и получил место счетовода в торговой компании «Шрёдер и К», занимавшейся в основном красителями, особенно индиго. Фирма имела связи с Россией, располагала филиалом в Петербурге и нуждалась в образованном сотруднике, способном вести финансы и осуществлять устный и письменный перевод. Таким сотрудником и был Шлиман, получивший жалованье в 1000 гульденов.
За два года Генрих проделал путь от рассыльного до начальника бюро, который имел право принимать самостоятельные решения и имел под своим началом 15 сотрудников. Получая большое жалованье, он оставался непритязательным в быту, хотя старался производить благоприятное впечатление своим внешним видом. Значительную часть зарабатываемых денег он отправлял родственникам. Послания родственникам подчас полны навязчивого морализирования и призывов к экономии, которые на всю жизнь стали главными чертами характера Шлимана.
Сочтя себя способным к самостоятельной деятельности, Шлиман прибыл в Петербург 11 февраля (30 января по старому стилю) 1846 года. Карьера в Петербурге развивалась быстро: уже в феврале он заключил крупные контракты на поставку олова и красителей. А ещё это время Шлиман успешно занимался игрой на бирже. Важнейшим из знакомств стала связь с московским купцом В. А. Перловым, который первым в России стал торговать чаем в розницу.
Санкт Петербург. Церковь святого Исаакия Далматского. Литография по рис.W.Schreiber. 1845г
Продвинувшись по карьерной лестнице и сколотив внушительное состояние, молодой немец объездил полмира. Он посетил Германию, Голландию, Англию и Францию. В Нидерландах его начальник — Б. Шрёдер — официально сделал его полноправным партнёром в фирме. В Лондоне и Париже Шлиман тратил много времени на посещение музеев. Вполне вероятно, что именно визит в Британский музей впервые заронил в нём интерес к истории. В декабре 1846 года он вернулся в Петербург, оттуда в Одессу. 15 февраля 1947 он официально вступил в российское подданство, а через четыре дня — 19 февраля — он был записан во вторую купеческую гильдию.
В 1847 году Шлиман познакомился с Софи Хеккер, но в ноябре помолвка расстроилась. Сразу после этого Шлиман отправил письмо в Нойштрелиц, в котором просил руки подруги детства Минны Майнке, но двадцатишестилетняя Минна за несколько дней до этого вышла замуж. Дела Шлимана шли успешно: его доход составил 6000 гульденов в 1847 году и 10 000 — в следующем. А личные..
Холерная эпидемия не тронула Г. Шлимана и его сотрудников, но в декабре 1848 года, возвращаясь из Москвы, он простудился на 36-градусном морозе и четыре месяца провёл в постели. Свободное время стимулировало изучение языков.
В личном плане Шлиман оставался одиноким, но всё более и более брал на себя роль главы семьи; Эрнст Шлиман, полностью зависимый от сына в финансовом положении и к тому времени спившийся, не возражал. В 1848 году Генрих вызвал в Петербург 16-летнего брата Пауля, чтобы дать ему образование, а брату Людвигу одолжил 200 гульденов и оплатил переезд до Калифорнии, где начиналась «Золотая лихорадка». Летом 1850 года в Россию приехала сестра Шлимана — Вильгельмина, которую он поселил в доме знакомого московского купца Сергея Афанасьевича Живаго, чтобы она получила там воспитание и образование.
Вскоре, обеспокоенный судьбой брата, он засобирался в Соединённые Штаты — последнее письмо от брата Людвига было датировано 5 января 1849 года. А 20 июля 1850 года пришло письмо из Нью-Йорка с вырезкой из газеты: «21 мая в Сакраменто умер от тифозной лихорадки господин Льюис Шлиман. Шлиман — родом из Германии, зарегистрированный в Нью-Йорке, — умер в возрасте двадцати пяти лет».
Золотая лихорадка. Калифорния. 1850 год
В декабре 1850 года Генрих Шлиман, взяв с собой 30 000 долларов наличными (50 000 талеров), через Амстердам и Ливерпуль отправился в США. 6 января 1851 года пароход «Атлантик» попал в шторм, было разбито рулевое управление, и в течение двух недель судно дрейфовало в восточном направлении. 22 января его прибило к берегам Ирландии, на следующий день Шлиман сошёл на берег, получив от судовой компании 35 фунтов стерлингов компенсации. Посетив Шрёдера в Амстердаме, Шлиман вновь отплыл на пароходе «Африка» и прибыл в Нью-Йорк. Помимо Нью-Йорка, он побывал в Филадельфии и Вашингтоне. В поездке Шлимана вёл дневник, но как и ранее, события сильно приукрашены. Полностью был вымышлен визит в Белый дом и общение с президентом США Миллардом Филлмором — Шлиман не был ни настолько известен, ни настолько богат, чтобы президент Соединённых Штатов Америки мог заинтересоваться им. Много лет спустя Шлиман заявил, что его дневники были своего рода упражнениями в письме на иностранном языке.
Вид Сакраменто в 1849 году.
Попав с пересадкой в Панаме в Калифорнию в 1851 году и обосновавшись Сакраменто, Шлиман привёл в порядок могилу брата, а посетив рудники и ознакомившись с условиями, основал банк для операций с золотом. На самом деле это был пункт скупки золота и одновременно меняльная лавка. «Банк» занимал одну комнату, снятую в каменном доме — одном из немногих в Сакраменто, а его хозяин был заодно клерком и переводчиком, способным изъясняться на большинстве языков, на которых говорили старатели. В штат входили также кассир-американец А. К. Грим и испанец-телохранитель Мигель де Сатрустиги. Шлиман открывал контору в 6 часов утра и закрывал не раньше 10 ночи, работая без выходных и праздников, даже в Рождество. Дела шли успешно: с октября 1851 по апрель 1852 года он отправил в банк Ротшильдов в Сан-Франциско золотого песка на сумму 1 350 000 долларов. Доход в наиболее удачные дни составлял 30 000 долларов, то есть около 100 кг шлихового золота. Высокие обороты достигались тем, что Шлиман платил по самому высокому курсу - по 17 долларов за унцию. Тяжёлый труд привёл к болезни — в марте 1852 года Шлимана сразила лихорадка, а затем и тиф, но он продолжал принимать клиентов, лёжа в постели в единственной комнате своей конторы и глотая хинин.
Несмотря на сверхприбыли, Шлиман уже через год отказался от всего. Главными причинами были, вероятно, разногласия с его главным партнёром Дэвидсоном из банка Ротшильдов; из писем следует, что он обвинил Шлимана в манипуляциях со взвешиванием золота. Однако были и причины другого рода:
«Если бы в прежние годы я мог себе представить, что однажды заработаю хотя бы четверть моего теперешнего состояния, то посчитал бы себя счастливейшим из людей. Но теперь я чувствую себя самым несчастным, отделённый шестнадцатью тысячами километров от Петербурга, где все мои надежды и желания слились воедино в одном месте. <…> Если здесь, в Сакраменто, я могу в любой момент быть ограбленным или убитым, в России я могу спокойно спать в моей кровати, не боясь за свою жизнь и имущество, так как там тысячеглазое правосудие бдит за своими миролюбивыми жителями, писал он.
9 апреля 1852 года Шлиман дал объявление о передаче всех своих дел Дэвидсону и в тот же день отплыл в Панаму, имея при себе 60 000 долларов золотом. Особую опасность представляла переправа денег через Панамский перешеек. Из-за сильных ливней путники были вынуждены простоять посреди болота с 26 апреля по 8 мая, пока не были спасены моряками. Шлиман при этом получил гнойное воспаление на ноге. Наконец, через Кингстон на Ямайке он добрался до Нью-Йорка, но уже на следующий день отплыл в Ливерпуль. Проведя 10 дней в Лондоне, Шлиман приехал в Париж, а оттуда отправился в Росток и впервые за долгое время посетил родные места — Нойбуков и Анкерсхаген, а 22 июля 1852 года Шлиман прибыл в Петербург на пароходе «Эрбгроссгерцог Фридрих-Франц».
Удвоив состояние, Шлиман решился на женитьбу, хотя не пользовался успехом у женщин и не любил светской жизни. Ещё в 1849 году он познакомился с Екатериной Петровной Лыжиной — дочерью преуспевающего адвоката, племянницей купца С. Живаго.12 сентября 1852 года в Исаакиевском соборе состоялось венчание.
А летом 1853 года началась Крымская война, которая стала источником обогащения для многих представителей купечества, в том числе и Шлимана. Он торговал серой, селитрой, свинцом, оловом, железом и порохом. Только в один день — 3 июня 1854 года — он поставил Военному министерству 1527 слитков свинца; во время войны его месячный оборот достиг миллиона рублей.
3 октября 1854 года на складах Мемеля произошёл сильный пожар, уничтоживший практически все грузы, складированные в порту. Там должны были быть и грузы Шлимана, купленные на аукционе в Амстердаме, — несколько сотен ящиков индиго, сандала и 225 ящиков кофе, общей стоимостью 150 000 талеров — это было практически всё состояние Генриха. Прибыв из Кёнигсберга, Шлиман узнал, что произошло чудо — его грузы прибыли с опозданием, и для их размещения был построен дополнительный склад в стороне, который оказался не затронут пожаром. Казус привёл к дополнительному обогащению Шлимана, поскольку немедленно наступил товарный голод.
16 ноября 1855 года в семье Генриха и Екатерины родился первенец — сын Сергей, названный в честь С. А. Живаго. В метрике же сам Шлиман именуется «Андреем Аристовичем», так же называли его в переписке родные. К окончанию войны в 1856 году Шлиман сделался миллионером. Помимо прочего, за годы войны в коммерческих целях Шлиман освоил новогреческий, датский, шведский, польский и словенский языки. А вскоре заинтересовался и древнегреческим, который стал для него 13-м по счёту.
На рубеже 1855—1856 годов Шлиман, достигнув возраста 33 лет, стал задумываться о выходе за пределы круга интересов обыкновенного коммерсанта. В дневнике содержатся записи, в которых Шлиман мечтал о туристической поездке в Италию, Грецию, Египет, Испанию, Португалию и Индию.
В семейной жизни сгущались тучи. Уже на следующий год после свадьбы супруги Шлиман осознали, что далеки друг от друга. Требовательный к себе Шлиман страдал от того, что его интересы жена не разделяла, хотя внешне старался показать, что в их отношениях всё безоблачно. Екатерина Шлиман категорически не соглашалась покинуть Петербург и отправиться в путешествие, хотя Генрих был готов ликвидировать дело, купить поместье в Мекленбурге и жить на доходы от капитала - годовой процент составлял на 1856 год 33 000 талеров.
Вероятно, в этот же период он впервые стал думать о разводе, который не дозволялся законами Российской империи.
В 1857 году разразился Биржевой и торговый кризис, который погрузил Шлимана в уныние, не слишком удачной оказалась поездка на Ростокскую ярмарку, некоторую прибыль принесла только сделка с яванским и бенгальским индиго. В результате кризиса Шлиман потерял от 300 до 400 тысяч рублей и совершенно поседел.
В ноябре 1858 года, оставив в Петербурге беременную жену, Шлиман отправился в путешествие по Европе один. Он уехал в Италию через Стокгольм, Копенгаген, Берлин, Франкфурт и Баден-Баден. Останавливался в Риме и Неаполе, провёл Рождество 1858 года в Сицилии. Далее он отправился в Египет. В Александрии принялся за арабский язык, а в Каире подружился с двумя итальянскими авантюристами — братьями Джулио и Карло Басси из Болоньи. Вместе они отправились в Иерусалим, причём караван состоял из трёх скаковых лошадей, 12 верблюдов для перевозки багажа и десяти африканских рабов. Переход через пустыню длился 19 дней, в Иерусалим путешественники прибыли на Пасху.
Иерусалим, 1860 год
В мае он посетил Петру и Баальбек, а затем добрался до Дамаска, где заболел лихорадкой и тогда вынужден был пароходом отправиться в Измир и Афины. В Афинах, где лихорадка Шлимана стала критической, он получил письмо из Петербурга — 12 января 1859 года родилась его дочь Наталья. Из-за плохого самочувствия Шлиман в тот раз так и не увидел Греции.
Получив известия, Генрих Шлиман в начале июля вернулся в Петербург (из Стамбула по Дунаю через Будапешт и Прагу), где, в частности, объяснился с женой, но уже 3 августа уехал в Копенгаген. Семья Шлимана переехала на новую квартиру в 1-й линии Васильевского острова в доме № 30 (ныне № 28), а сам Шлиман отбыл во Францию и Испанию.
В декабре 1859 года он вернулся в Петербург. С женой он никогда не появлялся в свете, вёл исключительно размеренный образ жизни. В семь часов утра он покидал дом и отправлялся в спортивный клуб, где занимался гимнастикой. Рабочий день начинался в половину девятого, два часа занимал разбор внутренней и зарубежной почты, до 14:00 планировались деловые визиты. До 17:00 Шлиман работал на бирже. Вечера были заняты изучением языков или писанием писем. Жена по-прежнему не разделяла интересов мужа (в одном из писем с дачи она просила «не привозить Гомера»). В выходные, когда конторы и биржа не работали, Шлиман занимался верховой ездой, летом плавал в Финском заливе, а зимой катался на коньках и был членом «Конькобежного общества». Дела шли превосходно — в одном из писем сестре Вильгельмине Шлиман упоминал, что со времени возвращения из Европы ещё раз удвоил своё состояние. Его личный капитал к началу 1860-х годов составил около 2 700 000 рублей или 10 млн марок.
В мае 1860 года Екатерина Петровна уехала в Мариенбад после неудачных родов, взяв с собой и детей. Шлиман продолжал лихорадочно работать: только за сезон навигации (май — октябрь) он доставил в Петербург товаров на 2 400 000 рублей серебром — свинец, олово, ртуть, бумагу и огромные партии индиго. Отношения с женой после её возвращения в сентябре сводились почти исключительно к денежным расчётам, но вскоре в их отношениях наступило потепление и 21 июля 1861 года родилась дочка Надежда. Тогда же Шлиман стал изучать персидский язык.
Первая сохранившаяся фотография Шлимана, отправленная родственникам в Мекленбург. Около 1861 года. В надписи на обороте Шлиман назвал себя «директором Императорского банка» — ещё одна мистификация.
В сезон 1862—1863 годов он занимался торговлей хлопком, доставляемым из США, а в январе 1863 года известил жену, что намерен оставить занятия коммерцией. Тем не менее, 15 января 1864 года был удостоен почётного потомственного гражданства, но уже 10 января он отплыл в Лондон, объявив, что навсегда покидает Россию.
Кругосветное путешествие.
Маршруты поездок Шлимана в 1864—1866 годах
В апреле 1864 года Шлиман отправился на минеральные воды в Ахен — набираться сил перед большим путешествием. Шрёдерам он писал, что для начала собирается в Тунис — изучать экономическую конъюнктуру, оттуда — в Египет, Индию, Китай, Японию, Калифорнию и Мексику, потом — на Кубу и в Южную Америку. Он тогда ещё вынашивал идею вновь заняться коммерцией после окончания турне, может быть, даже вернуться в Петербург.
В июне Шлиман действительно побывал в Тунисе, совмещая визит на руины Карфагена с оценкой политических и экономических перспектив, — в тунисские акции он вложил 250 000 франков. В июле Шлиман перебрался в Каир, где подхватил какую-то инфекцию, тело покрылось нарывами и его мучили боли в ушах. Пришлось возвращаться в Европу и лечиться в Болонье. В одном из писем он поинтересовался мнением жены насчёт того, чтобы приобрести имение в Италии. Екатерина Петровна была категорически против, мотивируя тем, что дети должны расти и получать образование только в России. Лечение в Италии принесло лишь частичное облегчение, для консультаций Генрих отправился в Париж и в конечном счёте оказался в Вюрцбурге. Там профессор фон Трёльш впервые выявил у него экзостоз( шпору на кости ) и запретил купаться в холодной воде, что Шлиман проигнорировал.
Он хотел прервать путешествие и вернуться в Петербург, но полученное письмо от жены было по тону таким, что Генрих отправился в Индию и на Цейлон — страны, с которыми долгие годы был связан по торговым делам. 5 декабря 1864 года пароход «Нубия» прибыл на Цейлон, а 13 декабря — в Калькутту. Из Калькутты Шлиман поездом отправился в Дели — британские колонизаторы уже проложили железную дорогу, и путь занимал всего двое суток. Прибыв в Дели, Шлиман нанял слугу и провожатого, который показал ему мечети и дворцы; побывал он и в Агре. Посетив предгорья Гималаев, Шлиман провёл два дня в Варанаси на Ганге.
Варанаси, Индия 1860 год
Дальнейший путь пролегал через Сингапур и Яву. В Сингапуре он активно переписывался с русскими адресатами, прощупывая почву для дальнейших сделок с колониальными товарами, и отправил в Петербург 10 ящиков бенгальского индиго. В Батавии (современная Джакарта, Индонезия) его поразил острый отит, поражены оказались оба уха. Местный врач рекомендовал операцию на правую сторону, которая прошла успешно, но боли и тугоухость остались на всю жизнь. Восстанавливаясь, Шлиман увлёкся ботаникой и составил большой тропический гербарий и коллекцию насекомых, которую в 1875 году передал сыну Сергею. На Яве же он впервые увидел, как растёт индигофера — сырьё для краски, которой он торговал уже 20 лет.
Индигофера красильная
1 апреля Шлиман прибыл в Гонконг. Дальнейший его маршрут пролегал через Сямэнь и Гуанчжоу на север — через Фучжоу, Шанхай, Тяньцзинь до Пекина. В Шанхае его поразил китайский театр. Тем не менее, Китай произвёл на него отталкивающее впечатление: «В Тяньцзине больше 400 тысяч обитателей, большинство из них живёт в предместьях. Из всех грязнейших городов, которые я видел в жизни — а видел я их достаточно во всех частях земного шара, но больше всего в Китае, — Тяньцзинь, несомненно, самый грязный и отталкивающий; все органы чувств прохожего там непрерывно подвергают оскорблению.»
Шлиман вёл себя как турист и коммерсант — отчаянно торговался из-за мелочей, а в Пекине — не зная языка — снизил в два раза стоимость ночлега в монастыре, где остановился. Круг интересов его мало выходил за пределы купеческого: в Шанхае он сделал большой заказ на чай. Однако впервые в ходе этого путешествия Шлиман стал описывать и обмеривать памятники древности, его дневник подчас напоминал студенческий конспект. Более всего в Китае его поразили природа и Великая китайская стена: «Я видел величественные панорамы, открывающиеся с высоты вулканов — острова Явы, с вершин Сьерра-Невады в Калифорнии, с Гималаев в Индии, с высокогорных плато Кордильеров в Южной Америке. Но никогда нигде не видел я ничего, что можно было бы сравнить с великолепной картиной, которая развернулась здесь перед моими глазами. Изумлённый и поражённый, полный восхищения и восторга, я не мог свыкнуться с этим чудесным зрелищем; Великая китайская стена, о которой с самого нежного детства я не мог слышать без чувства живейшего интереса, была сейчас передо мной, в сто раз более грандиозная, чем я себе представлял, и чем больше я глядел на это бесконечное сооружение… тем больше оно казалось мне сказочным созданием племени допотопных гигантов»
Великая китайская стена в окрестностях Пекина. Фото Сансихиро Ямамото, 1890-е годы
Из Шанхая пароход «Пекин» доставил его в Иокогаму. Столица тогдашней Японии — Эдо — ещё была запретным для иностранцев городом, поэтому Шлиман употребил все силы, чтобы туда попасть. При посредничестве американского консула он сумел выправить себе разрешение на пребывание в Эдо в течение трёх дней, но, как всякий иностранец, находился в столице на положении пленника: его постоянно сопровождали пять конных полицейских и шесть коноводов. Несмотря на ограничения, Шлиман обозрел столицу, побывал в чайном домике, в школе икебаны, в питомнике для разведения шелковичных червей и в театре. Всего пребывание в Японии продлилось три недели.
Панорама Эдо в 1865 или 1866 году. Фото Феликса Беато
4 июля 1865 года Шлиман сел на английский пароход и 22 августа высадился в Сан-Франциско; переход через Тихий океан продлился 50 дней. Он имел отдельную «каюту» площадью 2 × 1,3 м, но не жаловался на отсутствие комфорта. Во время плавания он обрабатывал свои китайские и японские дневники и в итоге написал на французском языке свою первую книгу — «La Chine et le Japon au temps présent» («Китай и Япония дня сегодняшнего»).
В Калифорнии Шлиман вновь побывал на золотых рудниках, но сильнее всего интересовался природой: побывал в Йосемитской долине, а в сентябре посетил рощи секвой. Обозрев дерево под названием «Мать леса», Шлиман подсчитал в дневнике, что оно содержит 573 000 кубических футов древесины (16 225 м³), следовательно, свой петербургский дом он мог отапливать в течение 107 лет и 5 месяцев.
В парке секвой. 1860-е годы. Фото для иллюстрации, Г. Шлимана на них нет.
Спустя неделю Шлиман совершил плавание в Никарагуа, оттуда перебрался в Нью-Йорк. Поездка на Кубу оказалась удачной в коммерческом отношении — там он выгодно вложил деньги в акции железнодорожной компании. Побывал он и в Мексике.
28 января 1866 года, посетив по пути Лондон, Шлиман переехал в Париж и немедленно купил несколько домов. Общая сумма сделки составила 1 736 400 франков. Это были доходные дома, в которых было 270 отдельных квартир — надёжный и прибыльный источник дохода. Тогда же Шлиман занялся поиском издателя и редактора для своей книги о Китае и Японии. Ему даже предложили обратиться к Александру Дюма (неизвестно, отцу или сыну), но знакомство по какой-то причине не состоялось.
1 февраля Шлиман записался в Парижский университет, где оплатил следующие курсы лекций: «Французская поэзия XVI столетия»; «Арабский язык и поэзия» «Греческая философия» «Греческая литература» с коллоквиумом по «Аяксу» Софокла «Петрарка и его странствия» «Сравнительное языковедение» «Египетская филология и археология» «Современный французский язык и литература
Шлиман очень серьёзно отнёсся к своему новому статусу студента, ибо ещё с середины 1850-х годов писал родственникам, что чувствует нехватку систематического образования, которого не получил в юности. Он аккуратно посещал лекции и семинары, но в университете проучился недолго. Много времени у него отняло издание книги «Китай и Япония дня сегодняшнего», которая вышла на французском языке столь малым тиражом, что мгновенно стала библиографической редкостью. Он замыслил перевести её на немецкий язык и предложил эту работу своему старому учителю Карлу Андерсу, с которым изредка переписывался на греческом и латинском языках. Тот к тому времени обеднел и опустился, так что гонорар от Шлимана пришёлся весьма кстати.
Проведя месяц в Парижском университете, 7 марта 1866 года Шлиман возвратился в Петербург, пробыв в отсутствии 2 года. Главной его задачей было уговорить жену переехать с ним во Францию или Германию. Не сумев восстановить отношений с семьёй, Шлиман из Одессы отплыл во Францию. Он продолжал бомбардировать жену письмами, призывая её приехать в Париж и суля радости богатой жизни в столице Франции и хотел оформить свою недвижимость в Париже на 11-летнего сына Сергея, для которого присмотрел пансион Краузе в Дрездене. Е. П. Лыжина-Шлиман и её родные неизменно отвечали отказом. Отчаявшись вернуть семью, Шлиман прибег к угрозам и выставлял свою жену в переписке с третьими лицами в неприглядном виде. Наконец, 10 июля 1867 года Шлиман написал Екатерине Петровне письмо, в котором прямо заявил о разводе.
Одна из немногих сохранившихся фотографий Е. П. Лыжиной
Калейдоскоп истории. Обо всём понемногу.
УВЛЕКАТЕЛЬНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ ДЛИНОЮ В ЖИЗНЬ ГЕНРИХА ШЛИМАНА.
Часть первая. Русская семья Генриха Шлимана.
Семейство лавочников Шлиманов известно в Любеке с конца XV века. Около 1600 года представители семьи перебрались в Росток, где повысили социальный статус, и даже заимели собственный герб. Они преимущественно получали духовное образование, хотя в роду, кроме священников, были аптекари и купцы.
Иоганн Людвиг Генрих Юлий Шлиман родился 6 января 1822 года в Нойбукове и был зарегистрирован в приходской книге пастором Эрнстом Шлиманом— собственным отцом, служившим в местной церкви.
Пастор был не в силах обеспечить мальчиков и девочек полноценным питанием и одеждой, поэтому сирот отправили к родственникам, жившим в немецких городах. Первый сын Эрнста и Луизы попал в дом дяди-священника в Калькхорсте. Фридрих Шлиман постарался, чтобы 10-летний ребенок, знавший латынь и обладавший феноменальной памятью, получил начальное образование под присмотром опытных педагогов.
В гимназии Калькхорста Генрих проявил тягу к сочинительству и овладел французским и английским языками. Несмотря на это, родственники, осознавшие, что воспитывают иждивенца, не посчитали нужным развивать таланты и не отдали племянника ни в один из университетов страны.
В подростковом возрасте Шлиману пришлось начать трудовую биографию и пойти работать в лавку Т. Хюкштедта. С 5 утра до 11 часов ночи Генрих рубил дрова, топил печи, таскал воду, убирал помещение, колол сахарные головы, следил за самогонным аппаратом - Хюкштедт торговал шнапсом. Так он проработал в лавке 5 лет. Тяжёлая работа плохо отразились на здоровье мальчика. Генрих часто кашлял кровью, простужался и подолгу болел.
На Рождество дядя прислал ему 10 талеров в долг, но пожаловался сёстрам на наглость, после чего мальчик дал клятву никогда ничего не просить у родственников.
К счастью школьный друг матери Генриха, Луизы, порекомендовал его в фирму Деклизура и Бевинга, которым требовался переводчик с немецкого на французский и английский языки. В результате было решено нанять его в венесуэльский филиал фирмы в Ла-Гуайре.
Рассчитывая обосноваться в Венесуэле, Шлиман принялся за самостоятельное изучение испанского языка. Описывая дальнейшие события в письмах к сёстрам и автобиографии, Шлиман приукрасил события. 11 декабря 1841 года судно «Доротея» потерпело кораблекрушение у берегов Нидерландов, причём Генрих якобы был среди девятерых выживших, чудом уцелел и его сундук с вещами и рекомендательными письмами. В списках пассажиров судна Шлиман не значился и скорее всего он отправился в Нидерланды по суше, а о крушении узнал из газет.
Прибыв в Амстердам, Шлиман направился к мекленбургскому консулу Эдварду Кваку, который выдал юноше 10 талеров и снял меблированную комнату. Под Рождество, к несчастью, юноша заболел лихорадкой, но консул устроил его в госпиталь и заплатил за лечение. Вскоре Вендт, тот самый школьный друг матери, кто помог ему в трудную минуту, прислал из Гамбурга 240 гульденов, которые собрали его друзья в пользу неимущего Шлимана. Он же дал рекомендацию в фирму «Хойяк и К°», в которой Генрих получил ещё 100 гульденов кредита на обзаведение после того, как продемонстрировал владение четырьмя языками и бухгалтерским учётом.
Фирма имела связи с Россией, располагала филиалом в Петербурге и нуждалась в образованном сотруднике, способном вести финансы и осуществлять устный и письменный перевод. Таким сотрудником и был Шлиман, получивший жалованье в 1000 гульденов.
За два года Генрих проделал путь от рассыльного до начальника бюро, который имел право принимать самостоятельные решения и имел под своим началом 15 сотрудников. Получая большое жалованье, он оставался непритязательным в быту, хотя старался производить благоприятное впечатление своим внешним видом. Значительную часть зарабатываемых денег он отправлял родственникам. Послания родственникам подчас полны навязчивого морализирования и призывов к экономии, которые на всю жизнь стали главными чертами характера Шлимана.
Сочтя себя способным к самостоятельной деятельности, Шлиман прибыл в Петербург 11 февраля (30 января по старому стилю) 1846 года. Карьера в Петербурге развивалась быстро: уже в феврале он заключил крупные контракты на поставку олова и красителей. А ещё это время Шлиман успешно занимался игрой на бирже. Важнейшим из знакомств стала связь с московским купцом В. А. Перловым, который первым в России стал торговать чаем в розницу.
В 1847 году Шлиман познакомился с Софи Хеккер, но в ноябре помолвка расстроилась. Сразу после этого Шлиман отправил письмо в Нойштрелиц, в котором просил руки подруги детства Минны Майнке, но двадцатишестилетняя Минна за несколько дней до этого вышла замуж. Дела Шлимана шли успешно: его доход составил 6000 гульденов в 1847 году и 10 000 — в следующем. А личные..
Холерная эпидемия не тронула Г. Шлимана и его сотрудников, но в декабре 1848 года, возвращаясь из Москвы, он простудился на 36-градусном морозе и четыре месяца провёл в постели. Свободное время стимулировало изучение языков.
В личном плане Шлиман оставался одиноким, но всё более и более брал на себя роль главы семьи; Эрнст Шлиман, полностью зависимый от сына в финансовом положении и к тому времени спившийся, не возражал. В 1848 году Генрих вызвал в Петербург 16-летнего брата Пауля, чтобы дать ему образование, а брату Людвигу одолжил 200 гульденов и оплатил переезд до Калифорнии, где начиналась «Золотая лихорадка». Летом 1850 года в Россию приехала сестра Шлимана — Вильгельмина, которую он поселил в доме знакомого московского купца Сергея Афанасьевича Живаго, чтобы она получила там воспитание и образование.
Вскоре, обеспокоенный судьбой брата, он засобирался в Соединённые Штаты — последнее письмо от брата Людвига было датировано 5 января 1849 года. А 20 июля 1850 года пришло письмо из Нью-Йорка с вырезкой из газеты: «21 мая в Сакраменто умер от тифозной лихорадки господин Льюис Шлиман. Шлиман — родом из Германии, зарегистрированный в Нью-Йорке, — умер в возрасте двадцати пяти лет».
6 января 1851 года пароход «Атлантик» попал в шторм, было разбито рулевое управление, и в течение двух недель судно дрейфовало в восточном направлении. 22 января его прибило к берегам Ирландии, на следующий день Шлиман сошёл на берег, получив от судовой компании 35 фунтов стерлингов компенсации.
Посетив Шрёдера в Амстердаме, Шлиман вновь отплыл на пароходе «Африка» и прибыл в Нью-Йорк. Помимо Нью-Йорка, он побывал в Филадельфии и Вашингтоне. В поездке Шлимана вёл дневник, но как и ранее, события сильно приукрашены. Полностью был вымышлен визит в Белый дом и общение с президентом США Миллардом Филлмором — Шлиман не был ни настолько известен, ни настолько богат, чтобы президент Соединённых Штатов Америки мог заинтересоваться им. Много лет спустя Шлиман заявил, что его дневники были своего рода упражнениями в письме на иностранном языке.
Несмотря на сверхприбыли, Шлиман уже через год отказался от всего. Главными причинами были, вероятно, разногласия с его главным партнёром Дэвидсоном из банка Ротшильдов; из писем следует, что он обвинил Шлимана в манипуляциях со взвешиванием золота. Однако были и причины другого рода:
«Если бы в прежние годы я мог себе представить, что однажды заработаю хотя бы четверть моего теперешнего состояния, то посчитал бы себя счастливейшим из людей. Но теперь я чувствую себя самым несчастным, отделённый шестнадцатью тысячами километров от Петербурга, где все мои надежды и желания слились воедино в одном месте. <…> Если здесь, в Сакраменто, я могу в любой момент быть ограбленным или убитым, в России я могу спокойно спать в моей кровати, не боясь за свою жизнь и имущество, так как там тысячеглазое правосудие бдит за своими миролюбивыми жителями, писал он.
9 апреля 1852 года Шлиман дал объявление о передаче всех своих дел Дэвидсону и в тот же день отплыл в Панаму, имея при себе 60 000 долларов золотом. Особую опасность представляла переправа денег через Панамский перешеек. Из-за сильных ливней путники были вынуждены простоять посреди болота с 26 апреля по 8 мая, пока не были спасены моряками. Шлиман при этом получил гнойное воспаление на ноге. Наконец, через Кингстон на Ямайке он добрался до Нью-Йорка, но уже на следующий день отплыл в Ливерпуль.
Проведя 10 дней в Лондоне, Шлиман приехал в Париж, а оттуда отправился в Росток и впервые за долгое время посетил родные места — Нойбуков и Анкерсхаген, а 22 июля 1852 года Шлиман прибыл в Петербург на пароходе «Эрбгроссгерцог Фридрих-Франц».
Удвоив состояние, Шлиман решился на женитьбу, хотя не пользовался успехом у женщин и не любил светской жизни. Ещё в 1849 году он познакомился с Екатериной Петровной Лыжиной — дочерью преуспевающего адвоката, племянницей купца С. Живаго.12 сентября 1852 года в Исаакиевском соборе состоялось венчание.
3 октября 1854 года на складах Мемеля произошёл сильный пожар, уничтоживший практически все грузы, складированные в порту. Там должны были быть и грузы Шлимана, купленные на аукционе в Амстердаме, — несколько сотен ящиков индиго, сандала и 225 ящиков кофе, общей стоимостью 150 000 талеров — это было практически всё состояние Генриха. Прибыв из Кёнигсберга, Шлиман узнал, что произошло чудо — его грузы прибыли с опозданием, и для их размещения был построен дополнительный склад в стороне, который оказался не затронут пожаром. Казус привёл к дополнительному обогащению Шлимана, поскольку немедленно наступил товарный голод.
16 ноября 1855 года в семье Генриха и Екатерины родился первенец — сын Сергей, названный в честь С. А. Живаго. В метрике же сам Шлиман именуется «Андреем Аристовичем», так же называли его в переписке родные.
К окончанию войны в 1856 году Шлиман сделался миллионером. Помимо прочего, за годы войны в коммерческих целях Шлиман освоил новогреческий, датский, шведский, польский и словенский языки. А вскоре заинтересовался и древнегреческим, который стал для него 13-м по счёту.
На рубеже 1855—1856 годов Шлиман, достигнув возраста 33 лет, стал задумываться о выходе за пределы круга интересов обыкновенного коммерсанта. В дневнике содержатся записи, в которых Шлиман мечтал о туристической поездке в Италию, Грецию, Египет, Испанию, Португалию и Индию.
В семейной жизни сгущались тучи. Уже на следующий год после свадьбы супруги Шлиман осознали, что далеки друг от друга. Требовательный к себе Шлиман страдал от того, что его интересы жена не разделяла, хотя внешне старался показать, что в их отношениях всё безоблачно. Екатерина Шлиман категорически не соглашалась покинуть Петербург и отправиться в путешествие, хотя Генрих был готов ликвидировать дело, купить поместье в Мекленбурге и жить на доходы от капитала - годовой процент составлял на 1856 год 33 000 талеров.
Вероятно, в этот же период он впервые стал думать о разводе, который не дозволялся законами Российской империи.
В 1857 году разразился Биржевой и торговый кризис, который погрузил Шлимана в уныние, не слишком удачной оказалась поездка на Ростокскую ярмарку, некоторую прибыль принесла только сделка с яванским и бенгальским индиго. В результате кризиса Шлиман потерял от 300 до 400 тысяч рублей и совершенно поседел.
В ноябре 1858 года, оставив в Петербурге беременную жену, Шлиман отправился в путешествие по Европе один.
Он уехал в Италию через Стокгольм, Копенгаген, Берлин, Франкфурт и Баден-Баден. Останавливался в Риме и Неаполе, провёл Рождество 1858 года в Сицилии. Далее он отправился в Египет. В Александрии принялся за арабский язык, а в Каире подружился с двумя итальянскими авантюристами — братьями Джулио и Карло Басси из Болоньи. Вместе они отправились в Иерусалим, причём караван состоял из трёх скаковых лошадей, 12 верблюдов для перевозки багажа и десяти африканских рабов. Переход через пустыню длился 19 дней, в Иерусалим путешественники прибыли на Пасху.
Получив известия, Генрих Шлиман в начале июля вернулся в Петербург (из Стамбула по Дунаю через Будапешт и Прагу), где, в частности, объяснился с женой, но уже 3 августа уехал в Копенгаген. Семья Шлимана переехала на новую квартиру в 1-й линии Васильевского острова в доме № 30 (ныне № 28), а сам Шлиман отбыл во Францию и Испанию.
В декабре 1859 года он вернулся в Петербург. С женой он никогда не появлялся в свете, вёл исключительно размеренный образ жизни. В семь часов утра он покидал дом и отправлялся в спортивный клуб, где занимался гимнастикой. Рабочий день начинался в половину девятого, два часа занимал разбор внутренней и зарубежной почты, до 14:00 планировались деловые визиты. До 17:00 Шлиман работал на бирже. Вечера были заняты изучением языков или писанием писем. Жена по-прежнему не разделяла интересов мужа (в одном из писем с дачи она просила «не привозить Гомера»). В выходные, когда конторы и биржа не работали, Шлиман занимался верховой ездой, летом плавал в Финском заливе, а зимой катался на коньках и был членом «Конькобежного общества». Дела шли превосходно — в одном из писем сестре Вильгельмине Шлиман упоминал, что со времени возвращения из Европы ещё раз удвоил своё состояние. Его личный капитал к началу 1860-х годов составил около 2 700 000 рублей или 10 млн марок.
Кругосветное путешествие.
В июне Шлиман действительно побывал в Тунисе, совмещая визит на руины Карфагена с оценкой политических и экономических перспектив, — в тунисские акции он вложил 250 000 франков. В июле Шлиман перебрался в Каир, где подхватил какую-то инфекцию, тело покрылось нарывами и его мучили боли в ушах. Пришлось возвращаться в Европу и лечиться в Болонье. В одном из писем он поинтересовался мнением жены насчёт того, чтобы приобрести имение в Италии. Екатерина Петровна была категорически против, мотивируя тем, что дети должны расти и получать образование только в России. Лечение в Италии принесло лишь частичное облегчение, для консультаций Генрих отправился в Париж и в конечном счёте оказался в Вюрцбурге. Там профессор фон Трёльш впервые выявил у него экзостоз( шпору на кости ) и запретил купаться в холодной воде, что Шлиман проигнорировал.
Он хотел прервать путешествие и вернуться в Петербург, но полученное письмо от жены было по тону таким, что Генрих отправился в Индию и на Цейлон — страны, с которыми долгие годы был связан по торговым делам. 5 декабря 1864 года пароход «Нубия» прибыл на Цейлон, а 13 декабря — в Калькутту. Из Калькутты Шлиман поездом отправился в Дели — британские колонизаторы уже проложили железную дорогу, и путь занимал всего двое суток. Прибыв в Дели, Шлиман нанял слугу и провожатого, который показал ему мечети и дворцы; побывал он и в Агре. Посетив предгорья Гималаев, Шлиман провёл два дня в Варанаси на Ганге.
В Батавии (современная Джакарта, Индонезия) его поразил острый отит, поражены оказались оба уха. Местный врач рекомендовал операцию на правую сторону, которая прошла успешно, но боли и тугоухость остались на всю жизнь. Восстанавливаясь, Шлиман увлёкся ботаникой и составил большой тропический гербарий и коллекцию насекомых, которую в 1875 году передал сыну Сергею. На Яве же он впервые увидел, как растёт индигофера — сырьё для краски, которой он торговал уже 20 лет.
«В Тяньцзине больше 400 тысяч обитателей, большинство из них живёт в предместьях. Из всех грязнейших городов, которые я видел в жизни — а видел я их достаточно во всех частях земного шара, но больше всего в Китае, — Тяньцзинь, несомненно, самый грязный и отталкивающий; все органы чувств прохожего там непрерывно подвергают оскорблению.»
Шлиман вёл себя как турист и коммерсант — отчаянно торговался из-за мелочей, а в Пекине — не зная языка — снизил в два раза стоимость ночлега в монастыре, где остановился. Круг интересов его мало выходил за пределы купеческого: в Шанхае он сделал большой заказ на чай. Однако впервые в ходе этого путешествия Шлиман стал описывать и обмеривать памятники древности, его дневник подчас напоминал студенческий конспект. Более всего в Китае его поразили природа и Великая китайская стена:
«Я видел величественные панорамы, открывающиеся с высоты вулканов — острова Явы, с вершин Сьерра-Невады в Калифорнии, с Гималаев в Индии, с высокогорных плато Кордильеров в Южной Америке. Но никогда нигде не видел я ничего, что можно было бы сравнить с великолепной картиной, которая развернулась здесь перед моими глазами. Изумлённый и поражённый, полный восхищения и восторга, я не мог свыкнуться с этим чудесным зрелищем; Великая китайская стена, о которой с самого нежного детства я не мог слышать без чувства живейшего интереса, была сейчас передо мной, в сто раз более грандиозная, чем я себе представлял, и чем больше я глядел на это бесконечное сооружение… тем больше оно казалось мне сказочным созданием племени допотопных гигантов»
В Калифорнии Шлиман вновь побывал на золотых рудниках, но сильнее всего интересовался природой: побывал в Йосемитской долине, а в сентябре посетил рощи секвой. Обозрев дерево под названием «Мать леса», Шлиман подсчитал в дневнике, что оно содержит 573 000 кубических футов древесины (16 225 м³), следовательно, свой петербургский дом он мог отапливать в течение 107 лет и 5 месяцев.
28 января 1866 года, посетив по пути Лондон, Шлиман переехал в Париж и немедленно купил несколько домов. Общая сумма сделки составила 1 736 400 франков. Это были доходные дома, в которых было 270 отдельных квартир — надёжный и прибыльный источник дохода. Тогда же Шлиман занялся поиском издателя и редактора для своей книги о Китае и Японии. Ему даже предложили обратиться к Александру Дюма (неизвестно, отцу или сыну), но знакомство по какой-то причине не состоялось.
1 февраля Шлиман записался в Парижский университет, где оплатил следующие курсы лекций:
«Французская поэзия XVI столетия»;
«Арабский язык и поэзия»
«Греческая философия»
«Греческая литература» с коллоквиумом по «Аяксу» Софокла
«Петрарка и его странствия»
«Сравнительное языковедение»
«Египетская филология и археология»
«Современный французский язык и литература
Шлиман очень серьёзно отнёсся к своему новому статусу студента, ибо ещё с середины 1850-х годов писал родственникам, что чувствует нехватку систематического образования, которого не получил в юности. Он аккуратно посещал лекции и семинары, но в университете проучился недолго. Много времени у него отняло издание книги «Китай и Япония дня сегодняшнего», которая вышла на французском языке столь малым тиражом, что мгновенно стала библиографической редкостью. Он замыслил перевести её на немецкий язык и предложил эту работу своему старому учителю Карлу Андерсу, с которым изредка переписывался на греческом и латинском языках. Тот к тому времени обеднел и опустился, так что гонорар от Шлимана пришёлся весьма кстати.
Проведя месяц в Парижском университете, 7 марта 1866 года Шлиман возвратился в Петербург, пробыв в отсутствии 2 года. Главной его задачей было уговорить жену переехать с ним во Францию или Германию. Не сумев восстановить отношений с семьёй, Шлиман из Одессы отплыл во Францию.
Он продолжал бомбардировать жену письмами, призывая её приехать в Париж и суля радости богатой жизни в столице Франции и хотел оформить свою недвижимость в Париже на 11-летнего сына Сергея, для которого присмотрел пансион Краузе в Дрездене. Е. П. Лыжина-Шлиман и её родные неизменно отвечали отказом. Отчаявшись вернуть семью, Шлиман прибег к угрозам и выставлял свою жену в переписке с третьими лицами в неприглядном виде. Наконец, 10 июля 1867 года Шлиман написал Екатерине Петровне письмо, в котором прямо заявил о разводе.