Комментарии
- 5 июн 19:13Извините, я ошибочно и совершенно нечаянно к Вам обратилась. Думала, что спрашиваю всех.
- 5 июн 19:13А разве мы виноваты? Если в нас это начинают "вкладывать, впихивать" еще до того, как мы научились говорить? У некоторых просто есть иммунитет и он начинает, с возрастом, думать. Правда, изменить ничего не может. Так.. "кухонные" размышления, ничего не меняющие.
- 5 июн 19:19... Мы не виноваты, нас так учили ... Всех учили, но почему то ты оказался первым учеником ... Фильм "Убить дракона".
- 5 июн 19:25Впихивать что ? Особенно до того как мы научились говорить ?
- 5 июн 19:30"денег нет, но вы держитесь" "Бог терпел и нам велел" "Наши бабушки в поле рожали.." Учат страдать и терпеть.
Может мы по разному статью поняли? - 5 июн 19:40Ну хорошо , учат страдать и терпеть . Причем тогда 37 год , так испокон веков было . Автор тоже свалил все в кучу ...
Кстати , крылатое выражение Медведева вырвано из контекста . - 5 июн 20:0237 ой для примера. Как и голод.
И, не из контекста вырвано, а "эффект Манделы". Медв. произнёс другой текст. Это наша память с нами шутку сыграла. - 6 июн 07:24Не только русская. Вся мировая литература. Не могу вспомнить произведение где нет страдания, преодоления.
Есть без смирения, у нас тоже не все смиряются в литературе. - 6 июн 09:15какая горькая ПРАВДА... об этом писал философ В. Шубарт :... " только русский смотрит на мир как на храм и жаждет "жертвы"... Только русский не пытается превратить ближнего в орудие... В этом суть русской идеи братства, составляющей Евангелие будущего... "
- 8 июн 10:28Решительно возражаю. По моему мнению, русские в массе такие же нормальные, как и все. Народы попадают в разные исторические обстоятельства, и в них даже две части одного народа, даже с разделёнными семьями, становятся разными, но это не от природы, не врождённое, преходящее. Доказательства - китайцы КНР, Сингапура и Тайваня, корейцы КНДР и Южной Кореи, немцы ГДР и ФРГ. До 1945 года в Китае был русский город Харбин, где основная масса народа была не интеллигенция и не офицерство, а обычный русский люд, и этот город был на уровне европейских городов и успешно развивался, успешно решал социальные проблемы до самого 1945 года. Описывать русский этнос с прирождённой депрессивностью, виктимностью ненаучно, в конце концов. И, кроме всего, русские за границей не образуют анклавов, не создают коренному населению проблем, адаптируются, делают большой вклад в культуру, экономику и науку стран проживания.
- 8 июн 10:51Вы правы. В принципе. Но речь о людях именно нашей страны. Выехав(?) за её пределы, человек, со временем, меняется. Вокруг другая культура, другие правила и свободы. Хочешь- не хочешь, а изменишься. Человек немного хамелеон. Приспосабливается к окружающей среде.(имхо)
- 8 июн 10:59Так я об этом - существование в разных исторических обстоятельствах - и писал.
- 8 июн 11:11Жил в советском Казахстане среди разных сосланных народов. Всё, описанное в статье, можно было сказать и о них. Потому, что они жили в тех же обстоятельствах, что и русские. Исключением до некоторой степени были только народы, находившиеся в стадии родо-племенного строя, например, чеченцы и ингуши. Только такие народы как-то в этом отличались. В областях Западной Сибири есть много чисто украинских и белорусских сёл со времени Столыпинской реформы. Ничем они от русских в том , что описывает статья, не отличались. И даже немцы и меннониты Алтайского края.
Для того чтобы оставить комментарий, войдите или зарегистрируйтесь
Калейдоскоп истории. Обо всём понемногу.
ЗАЧЕМ НАМ НУЖЕН КУЛЬТ СТРАДАНИЯ
"Когда ты не можешь изменить мир — ты объявляешь боль добродетелью".У нас герои — не те, кто изменил мир. А те, кого не смог изменить он.
Откуда это? Из голода. Из 37-го. Из “а вдруг подслушают”.
Но кому всё это нужно?
Мы не любим побеждать. Мы любим терпеть. И этим гордимся.
“Вы держитесь там. Всего вам доброго.”
Из всей постсоветской философии — это, пожалуй, самый честный афоризм.
Мы не спрашиваем: почему так. Мы спрашиваем: сколько ещё терпеть.
И это — не шутка. Это диагноз.
У нас герои — не те, кто изменил мир. А те, кого не смог изменить он.
В других странах герой — это тот, кто построил, преуспел, прорвался. У нас — тот, кто выжил. Кто вышел из лагеря и не сломался. Кто жил на 1200 рублей и “не просил ни у кого”. Кто работал на двух работах, мыл подъезд и “не жаловался”.
Мы гордимся не светом, который зажгли.
Мы гордимся, что дожили до утра, не сойдя с ума в темноте.
Вот в чём странность: даже наши праздники — это больше про боль, чем про радость. 9 мая — про смерть, про потери, про “мы всё равно выстояли”. А День Победы как будто прошёл мимо: парад есть, а победы нет. Только вечный траур в медном горле маршей.
Как будто страна победила, но осталась в психологии узника.
Мы не умеем жить иначе. Мы не умеем себя ценить без страдания.
Попробуй скажи: “Я счастлив”. На тебя посмотрят с подозрением.
Счастье у нас — это либо подозрительно, либо “временно, не радуйся раньше времени”.
Откуда это? Из голода. Из 37-го. Из “а вдруг подслушают”.
Культ страдания — это способ оправдать бессилие.
Когда ты не можешь изменить мир — ты объявляешь боль добродетелью.
Не потому, что так лучше. А потому, что иначе — сойти с ума.
Когда поколение за поколением живёт под кнутом, под подозрением, под страхом, у него исчезает язык свободы. Он заменяется суррогатом: “честь”, “выдержка”, “смирение”.
И всё это звучит красиво, пока не понимаешь, что за этими словами — просто непроработанная травма.
Я часто думаю о детях 80-х и 90-х. О тех, кто вырос уже без Сталина, но с его призраком.
Мы — между мирами. Мы не верим в утопии, но и в себя поверить не можем.
В нас живёт генетическая привычка терпеть. Жить “на авось”. Радоваться, что “не хуже”. Сравнивать не с лучшими, а с худшими.
Мы говорим: “Зато не война”.
Мы говорим: “Лишь бы не было хуже”.
И этим… как будто гордимся.
Слово “успех” у нас считается западным, почти пошлым.
Слово “богатство” — подозрительным.
Слово “победа” — слишком громким, если не прошло через мясорубку.
А вот “терпение” — вот это да. Вот это по-нашему. Вот это святое.
Но кому всё это нужно?
Это нужно тем, кто боится перемен.
Это нужно тем, кто привык держать народ в страхе, но подавать это как “мудрость”.
Это нужно тем, кто знает: человек, гордящийся своим страданием, не будет требовать лучшего. Он будет молиться. Он будет сжигать свечки, а не дворцы. Он будет ходить в “Бессмертный полк”, а не спрашивать, почему у него пенсия на уровне слёз.
Культ страдания — это замена реальной жизни.
Это как если вместо дома тебе вручили гвоздь и сказали: “Терпи, и будет тебе рай. Когда-нибудь.”
И вот ты сидишь в кухне с облупленными обоями, пьёшь чаёк в стакане с подстаканником и говоришь себе:
“Зато я не продался. Зато я не в Америке. Зато я — настоящий.”
А в это время кто-то другой живёт, дышит, меняет, строит.
Потому что он не боится быть счастливым без крестного пути.
Без “победы над болью”.
Просто потому что можно жить — и не страдать.
Можно не терпеть. Можно идти. Можно спорить. Можно мечтать не о куске хлеба, а о жизни со смыслом.
Но сначала — надо признать:
Мы слишком долго гордились болью, потому что нам не разрешали гордиться собой.