Александр Пушкин вдохновлялся произведениями Шекспира и Вальтера Скотта, у которого позаимствовал сюжет; отдавал должное Байрону — хотя и язвил насчёт его популярности; критиковал современных для себя французских классиков за излишнюю салонность и аристократизм; воспевал своих друзей-литераторов — Жуковского, Крылова, Карамзина, Шаховского, Дельвига, Батюшкова, Баратынского, Вяземского — и костерил на чём свет стоит нелюбимых Дмитриева и Булгарина.
Лев Толстой ругал всех, начиная с Шекспира.
Иван Бунин ругал всех, кроме Толстого и Чехова, но и о них отзывался сдержанно. А остальным от него доставалось направо и налево — кому больше, кому меньше.
Владимир Набоков ругал не всех, но прошёлся по каждому писателю, попавшему в поле его зрения... ...и так далее.
Когда один профессионал высокого класса высказывает профессиональное мнение о другом профессионале высокого класса — с ним можно соглашаться или не соглашаться, но всегда интересны его доводы и критерии оценки.
"Тургеневу платят 800 рублей за лист, а мне 200. Я понимаю, что пишу хуже Тургенева, но Миша, но не в четыре же раза хуже!" — возмущался Фёдор Достоевский в письме к брату. Это претензия не литературного, а маркетингового свойства, но впрямую касается литературы. К слову, Достоевский как-то сказал, что если бы ему платили, как Тургеневу, — он и писал бы так же хорошо, как Тургенев. То есть ценил коллегу во всех смыслах.
Западногерманский писатель Генрих Бёлль (1917-1985) на мой вкус — продолжатель литературных и гуманных идей Ремарка, автор достойных книг "Где ты был, Адам?", "И не сказал ни единого слова", "Хлеб ранних лет", "Бильярд в половине десятого", "Глазами клоуна", "Самовольная отлучка", "Групповой портрет с дамой", "Потерянная честь Катарины Блюм". В 1972 году ему присудили литературную Нобелевскую премию. Бёлль бывал в Ленинграде, исследовал творчество Достоевского и даже сделал о нём фильм, сотрудничал с Даниилом Граниным, вывозил на Запад рукописи Солженицына и Копелева, за что лет десять его не печатали в СССР...
Я помню, как в подростковом возрасте был впечатлён повестями Бёлля "Поезд приходит по расписанию" и "Долина Грохочущих Копыт". А его интересные рассуждения о Чехове интересны вдвойне, ведь это мнение одного выдающегося писателя о другом: Как-то в юности, лет семнадцати-восемнадцати, через каталог всякого старья — на покупку книг в магазине денег у меня не было — я приобрел за пару грошей несколько томиков рассказов Чехова. Они увлекли меня чрезвычайно, но остались для меня тогда непонятными. Тот Чехов показался мне слишком «сухим», холодным и каким-то рутинным. «Открытые» концовки от меня ускользали, казались какими-то размытыми. Но при более позднем прочтении именно в этой размытости я обнаружил силу чеховской прозы. Именно эти размытые концовки навели меня на сравнение: Чехов — великий акварелист среди авторов XIX века. И не случайно в его обширнейшем наследии (пожалуй, одном из самых обширных, известных мне) особое, серьёзное место отведено сборнику очерков «Остров Сахалин» (здесь у меня возникает музыкальная ассоциация: я сравнил бы Чехова с Шопеном, которого слишком легко причисляют к «несерьёзным» композиторам). Когда в более поздние годы я перечитывал Чехова, мне стало ясно, что бесчисленные очерки, наброски, образы, описания провинциальных городов, деревенской жизни, как в рассказах «Ионыч», «Скрипка Ротшильда», «Мужики», «На дороге», «Дачники», «Кулачье гнездо», ближе всего к «истинной России», нежели описания великих проблем, образов, идей, которые везде одинаково свойственны человеку, что на Западе, что на Востоке, что у славян, что у антиславян, — везде они тенденциозны, идеологически насыщенны и догматичны, как и положено великим идеям. Вот в связи с этим я воспринимаю Чехова бо́льшим реалистом, нежели, скажем, Горького (исходим из того, что о понятии «реализм» мы представление имеем и нам нет надобности неделями спорить о нем). Горький же мне кажется скорее «натуралистом». Ну а пьесы Чехова я больше люблю читать, чем смотреть. При чтении я способен лучше постичь, ухватить это размытое, едва обозначенное, выраженное намёками, сказанное шёпотом. Что же до постановок, то всегда приходится опасаться, что режиссёр инсценирует самого себя, а не Чехова. У Чехова на всём налет почти метафизической меланхолии, отчего преходящее становится вечным. Что меня восхищает ещё — это его невероятное усердие, самосознание медика и хрониста, когда он пишет о Сахалине. «Остров Сахалин» обязательно следует прочитать тем, кто где-либо когда-либо сталкивался или имеет дело с так называемым исполнением наказаний. <...> Помимо прочих интересных и местами неожиданных замечаний о русской литературе, Бёлль снова подтвердил мысль, на полвека раньше высказанную великим живописцем Исааком Левитаном: Чехов — изумительный художник.
Лауреат Нобелевской премии, писатель Генрих Бёлль умер 40 лет назад — 16 июля 1985 года.
Калейдоскоп истории. Обо всём понемногу.
О ПРИСТРАСТНОМ ВЗГЛЯДЕ
...и так далее.
Когда один профессионал высокого класса высказывает профессиональное мнение о другом профессионале высокого класса — с ним можно соглашаться или не соглашаться, но всегда интересны его доводы и критерии оценки.
— возмущался Фёдор Достоевский в письме к брату. Это претензия не литературного, а маркетингового свойства, но впрямую касается литературы. К слову, Достоевский как-то сказал, что если бы ему платили, как Тургеневу, — он и писал бы так же хорошо, как Тургенев. То есть ценил коллегу во всех смыслах.
Я помню, как в подростковом возрасте был впечатлён повестями Бёлля "Поезд приходит по расписанию" и "Долина Грохочущих Копыт". А его интересные рассуждения о Чехове интересны вдвойне, ведь это мнение одного выдающегося писателя о другом:
Как-то в юности, лет семнадцати-восемнадцати, через каталог всякого старья — на покупку книг в магазине денег у меня не было — я приобрел за пару грошей несколько томиков рассказов Чехова. Они увлекли меня чрезвычайно, но остались для меня тогда непонятными. Тот Чехов показался мне слишком «сухим», холодным и каким-то рутинным. «Открытые» концовки от меня ускользали, казались какими-то размытыми. Но при более позднем прочтении именно в этой размытости я обнаружил силу чеховской прозы. Именно эти размытые концовки навели меня на сравнение: Чехов — великий акварелист среди авторов XIX века. И не случайно в его обширнейшем наследии (пожалуй, одном из самых обширных, известных мне) особое, серьёзное место отведено сборнику очерков «Остров Сахалин» (здесь у меня возникает музыкальная ассоциация: я сравнил бы Чехова с Шопеном, которого слишком легко причисляют к «несерьёзным» композиторам).
Когда в более поздние годы я перечитывал Чехова, мне стало ясно, что бесчисленные очерки, наброски, образы, описания провинциальных городов, деревенской жизни, как в рассказах «Ионыч», «Скрипка Ротшильда», «Мужики», «На дороге», «Дачники», «Кулачье гнездо», ближе всего к «истинной России», нежели описания великих проблем, образов, идей, которые везде одинаково свойственны человеку, что на Западе, что на Востоке, что у славян, что у антиславян, — везде они тенденциозны, идеологически насыщенны и догматичны, как и положено великим идеям. Вот в связи с этим я воспринимаю Чехова бо́льшим реалистом, нежели, скажем, Горького (исходим из того, что о понятии «реализм» мы представление имеем и нам нет надобности неделями спорить о нем). Горький же мне кажется скорее «натуралистом».
Ну а пьесы Чехова я больше люблю читать, чем смотреть. При чтении я способен лучше постичь, ухватить это размытое, едва обозначенное, выраженное намёками, сказанное шёпотом. Что же до постановок, то всегда приходится опасаться, что режиссёр инсценирует самого себя, а не Чехова.
У Чехова на всём налет почти метафизической меланхолии, отчего преходящее становится вечным. Что меня восхищает ещё — это его невероятное усердие, самосознание медика и хрониста, когда он пишет о Сахалине. «Остров Сахалин» обязательно следует прочитать тем, кто где-либо когда-либо сталкивался или имеет дело с так называемым исполнением наказаний. <...>
Помимо прочих интересных и местами неожиданных замечаний о русской литературе, Бёлль снова подтвердил мысль, на полвека раньше высказанную великим живописцем Исааком Левитаном: Чехов — изумительный художник.
Мощный был автор. Очень рекомендую.
Д. Миропольский